Минсок облизывает пересохшие губы, почти до боли сжимая свой член у основания. Ему немного противно от себя, но безумно приятно. Приятно чувствовать, приятно слышать… и смотреть.

Он довольно давно подглядывает за своими братьями. Вернее, за одним из них. Чунмен красивый до безумия, ласковый, правильный — идеальный старший брат. А Минсок — чёртов малолетний грешник, который своего брата возжелал.

Минсок старается дышать как можно тише — его могут заметить, могут узнать, и это — всё, конец. Он больше не сможет, как сейчас, жадно смотреть в щель приоткрытой двери, ловить жадно каждый чужой стон и вскрик. Ему бы закрыть глаза, чтобы представить распаленного брата на своём члене, а не на члене этого… Неважно. Неважно. Он может просто смотреть, как его Чунмену хорошо.

Поначалу было стыдно. Сначала слушать через стенку и возбуждаться, потом — трогать себя под тихий скрип кровати и приглушенные стоны за стенкой. Минсок прошёл все стадии от отрицания до принятия — и после последнего стало проще. Он смирился с тем, что он — чёртов извращенец, который получает удовольствие от подглядывания за тем, как трахают его брата, он… Боже.

В щель видно, как спина Чунмёна дрожит от мощных толчков, прогибается под умелыми руками, заставляющими отставить задницу сильнее. Минсок закусывает губу, яростно водя по члену ладонью и нещадно проходясь подушечкой пальца по чувствительной влажной головке. Голос Чунмена срывается, и это верный знак того, что его хён скоро кончит — и Минсок должен кончить вместе с ним. Это стало для Минсока важным до безумия — будто они кончают вместе, рядом… Друг с другом.

Он несдержанно скулит — и тут же зажимает себе рот ладонью — когда Чунмён утыкается лицом в подушку и крупно дрожит. Минсок жадно ловит глазами то, что обычно скрыто хреновым ракурсом — бледные ягодицы и бёдра с синяками от чужих пальцев и то, как из чужого члена толчками брызгает густое и жемчужное. Минсок бы с радостью принял это в рот, или на лицо, или на тело — куда угодно, боже — но вместо этого только жмурится и тихо кончает в свой кулак. Ему нельзя обронить ни звука, нельзя упустить ни капли — иначе его заметят и всё закончится. А смотреть на Чунмена… Необходимо.

<center>***</center>

Он почти отчаялся ждать. Тосковал Чунмен, хотя и улыбался ему, ласково ероша волосы перед завтраком; сходил с ума сам Минсок, который почти чувствовал, как от воздержания яйца сводит. Он проводил почти целый день в течение нескольких недель в компании брата, от одного взгляда на которого сладко екало под диафрагмой и отдавало в пах. Только, чёрт возьми… Бесполезно.

Он не мог сам. Не мог без стонов Чунмена и невероятно возбуждающей картины в щели между дверью и косяком. Он не мог кончить без стонов своего брата, не мог кончить один, и это убивало.

Минсок почти ликует, когда снова приезжает Чонин. Чонина он ненавидит и дико завидует, потому что он имеет право прикасаться к его Чунмену, а Минсок — нет. Но терпит, потому что знает, как хорошо он делает его прекрасному Чунмёну, а если хорошо брату — хорошо и самому Минсоку.

Он снова тихо подходит к двери, за которой слышатся тихие стоны и шлепки. Минсок может даже представить, как сильные бедра Чонина бьются о ягодицы Чунмёна, и умирает от желания занять место Чонина.

Дверь снова приоткрыта, но Минсок даже не задумывается об этом, тихонько приспуская домашние шорты и касаясь уже почти твёрдого и влажного члена. Поводит по нему рукой почти с облегчением — и испуганно вздрагивает, когда слышит абсолютно не вписывающийся в ситуацию смешок.

— Я же говорил, что он снова придёт, Мённи.

— Чонин…

Минсок паникует и пытается тихо сбежать, но не получается. Чонин открывает дверь слишком резко и победно улыбается, а самому Минсоку хочется провалиться сквозь землю или просто умереть.

— Разве интересно смотреть вот так, в щель? Может, лучше поближе?

Минсока трясёт. Он облизывает пересохшие губы и кивает, после чего Чонин улыбается только шире.

— Заходи.

Минсок идёт за Чонином на ватных ногах, даже не представляя, чем это может закончиться. Впрочем… Сейчас он входит в ту дверь, около которой умирал раз за разом — и, к сожалению, тут же воскресал снова. Это можно назвать маленькой победой — по крайней мере, он тихо задыхается от того, что видит Чунмена так близко — обнаженного, распалённого и стыдливо прикрывающего лицо руками. Только лицо.

— Любишь смотреть, Минсоки? — почти насмешливо роняет Чонин и несильно толкает его к компьютерному креслу. - Так смотри. Только… Не трогай себя. Мы же не хотим, чтобы всё закончилось так быстро?

Минсок забирается на кресло с ногами, неловко прячет глаза — но поднимает, когда слышит какое-то движение на кровати и уже знакомый смешок.

— Смотри, Минсоки. Я научу тебя делать твоему хёну приятно.

И Минсок смотрит. Горит от стыда и смущения, как и сам Чунмен, который послушно раздвигает ноги перед Минсоком, пока Чонин плавно опускает его на член. Прерывисто выдыхает, когда видит, как дёргается член его брата, когда в податливую узость входит головка толстого члена, и как Чунмён прикрывает глаза, стараясь не стонать.

— Тебе нечего стесняться, Мённи, — громко шепчет Чонин, касаясь губами шеи Чунмёна, — Минсоки всё нравится. Он любит на тебя смотреть. И я, кстати, могу его понять.

Минсок краснеет ещё сильнее, и почти на автомате тянется хотя бы погладить свой член, который почти до боли упирается в плотную ткань спешно натянутых шорт.

— Не трогай, малыш, — хрипло просит Чунмён, и Минсок прерывисто вдыхает, отдёргивая руку и вцепляясь в подлокотники кресла. Он не может оторвать глаз от того, как плавно опускается Чунмён на чужой член, жадно слушает его прерывистые вздохи и просто умирает от того, что Чунмён сейчас обращается к нему.

— Вот так, Минсоки, — нараспев произносит Чонин, глядя на Минсока потемневшим и томным взглядом. Видно, что он просто тащится от этого — показывать себя и Чунмёна, упивается беспомощностью Минсока и его неприкрытым желанием.- Хороший мальчик. Хочешь, чтобы хён тебя порадовал?

— Хочу, — шепчет Минсок пересохшими губами и почти жалобно смотрит на творящийся прямо перед ним разврат.

— Иди сюда, — шепчет Чунмён и тянет к нему руки.

Минсок встаёт будто в замедленной съёмке, как во сне. Подходит к кровати тоже медленно, жадно разглядывая покрытое тонкой пленкой пота тело Чунмёна. Ткань шорт совсем не скрывает его возбуждение, и, скорее всего, это к лучшему. Потому что Чунмён смотрит на него мягко и оценивающе, и ему… нравится?

Господи.

— Разденься, — шепчет Чунмен и тихо скулит, когда Чонин ревностно опускает его на член сильнее и быстрее, чем раньше. Минсока топит ревностью и он непослушными руками стягивает с себя футболку, затем — шорты и бельё.

Ладонь Чунмена на его бедре обжигает, когда тот притягивает Минсока ближе, а потом происходит просто невероятное.

— Вот так, Мённи, молодец, — хрипло произносит Чонин, потихоньку замедляя темп и с удовольствием смотрит на то, как Чунмён забирает член его брата в рот.