Исин поехал туда по контракту. Не то чтобы ему не было всё равно или его туда не запихнули, по сути, силой — Ифань сказал «деньги», Ифань сказал «надо» и Исин подчинился старшему по званию — и своему гэгэ заодно. Не сказать, что гэгэ всегда лучше него знает, что ему надо — но раз младшему плевать, то пусть хоть кто-то его пристроит? Военврач, в конце концов, не такая уж и плохая должность — особенно на таком удалении от горячей точки, где почти не чувствуешь запаха гнили, смерти и разложения, но где уже доплачивают за повышенную опасность.

Чанёлю было проще — он пошёл туда потому, что идти больше было некуда. Потому что убивать он умел лучше, чем отсиживаться в тылу. Потому что точно знал, чего хочет и что делать должен.

Поэтому Исина ему было не понять — то он властно отдаёт поручения медбратьям, хватается за каждого больного и хладнокровно проводит операции под крики умирающих снаружи, то теряется и не может ответить на вопрос о простейших физиологических потребностях. Чанёль, дослужившийся к тому моменту до сержанта, таскал ему еду сам и ставил перед носом — тогда Исин ел, и даже с аппетитом. И тогда Чанёль понял, что главное — не предлагать и не спрашивать.

В первый раз они делают это, когда младший видит, как розовеют щёки доктора, когда тот оглядывает лежащее перед ним почти обнажённое тело Чанёля. Рана у сержанта херовая, но не мешает завалить Исина на кушетку, целовать, лапать — и далее по списку. Доктор не против, послушно выгибается, даже, кажется, получает удовольствие — и на первый раз Чанёлю этого хватает. И на второй. И на третий.

— Что у нас за отношения, Исин? — спрашивает он в очередной раз, влезая в камуфляжные брюки.

— А не всё ли равно? — приподнимает бровь доктор. Ему действительно всё равно. С Чанёлем хорошо, с ним приятно, так что ещё нужно?

Чанёль исчезает через месяц. Говорят, перевёлся, на деле — чёрт его знает. И Исин не находит себе места, плохо спит, дёргается от выстрелов где-то вдалеке и понимает, что он точно знает как минимум одно: он хочет Чанёля.

И ему нужно его найти.