— Засранец, — шипит Чонин, заталкивая скалящегося Юкхея в подсобку. Не хватало ему одной шпалы в группе — нет, добавили ещё одну! Наглую, оборзевшую и безумно привлекательную шпалу!

— Да брось, хён, тебе нравится, — скалится Юкхей. — Или что? Обиделся?

— Не дождёшься, — мрачно шипит Чонин и придавливает гаденыша к стенке. — Осмелел больно… Бесишь меня.

— Да ну? — посмеивается ему в лицо Юкхей, — Это теперь так называется?

Он бесцеремонно гладит бедро Чонина, поднимается выше и накрывает ладонью выразительный бугорок, не особо-то и скрытый натянувшимися брюками.

— Двину, ей-богу, двину, — шипит Чонин, хватая Юкхея за ворот рубашки и рывком притягивая к себе. Целует жадно и торопливо — сначала в губы, пока дёргает за полы рубашки, торопливо расстёгивая мелкие пуговицы, а потом переключается на шею.

Юкхей неожиданно податливый, тёплый и красивый до одури. Хрипло дышит и запускает пальцы Чонину в волосы. Позволяет целовать себя, где Чонин только захочет, выгибается под его губы послушно и явно получает удовольствие — и от этого Чонин просто дуреет.

— Снимай уже эту чёртову тряпку, — хрипит Юкхей, пытаясь сбросить с рук манжеты рубашки, но, кажется, делает только хуже — чем Чонин и пользуется, двумя рывками завязывая рубашку в неаккуратный узел, который этот поганец точно не распутает.

— Хён, — стонет Юкхей, а Чонин кусает его под ключицей.

— Цыц, — выдыхает Чонин и на большее его просто не хватает — Чонин трогает поцелуем кожу под соском, чуть прикусывает и спускается дорожкой поцелуев вниз, к периодически напрягающемуся животу, чтобы погладить губами над пупком и прихватить ими смутно пахнущую гелем для душа кожу.

— Зараза…

Пальцами Чонин неторопливо гладит чужой упоительно твердый член, сквозь ткань брюк, трогает, чуть сжимает у головки и очень смутно понимает, как вообще этот ребёнок может так быстро заводиться.

— Что ты там про меня говорил? — невозмутимо шепчет Чонин, чуть сильнее смыкая пальцы, а потом вовсе убирая руку с чужого члена. Впрочем, только для того, чтобы торопливо расстегнуть и приспустить чужие брюки, обхватить пальцами член под чужой довольный стон и намеренно провести большим пальцем по влажной головке.

Срывающееся «Чонин, пожалуйста» для него как музыка, и он хочет слышать это снова и снова — желательно — громко и непроизвольно, пока Юкхей под ним почти бьётся от удовольствия.

— Боже, хён, я сейчас сдохну, — почти скулит Юкхей и непроизвольно потирается членом о чужую голень. Становится после этого ему, видимо, ещё хуже и Юкхей просто поднимает повыше бедра.

Выглядит он при этом убийственно, но Чонину плевать — он спускается языком до чужой тазовой косточки, прикусывает её, тут же зализывает, будто извиняясь, и кусает ещё раз, сильнее — отпечаток его зубов на таком почти интимном месте кажется ему чем-то особенно сладким.

Он отпускает чужой член, проходясь кончиками пальцев по чужой мошонке. Юкхей громко дышит где-то над его макушкой, и Чонин смелеет — проходится языком по чуть шершавому лобку без малейшего стеснения, очерчивает полукруг вокруг основания члена, обдает влажный ствол горячим дыханием — и наконец касается кончиком языка солоноватой головки.

— Боже, прекрати, — шипит Юкхей и переступает с ноги на ногу, — Дай развернуться. Я нормально хочу.

— Чертёнок…

— Я подготовился, не бойся.

Чонин скользит пальцами между бедер Юкхея, выше, дальше — и нащупывает хвостик плага. Вот ведь!..

— Засранец, — почти рычит Чонин, отстраняясь и рывком разворачивая Юкхея к себе спиной.