Дилюк помнит её как соседскую девчонку, которую приютил сварливый фермер. Он тогда буквально недавно остался без жены, смореной гулявшей в их краях хворью, поскольку целители не успели вовремя. Пусть и впавший в печаль, но он всё равно не мог позволить пропасть огромному хозяйству — потому дать крышу над головой оборванке без роду и имени было не так затратно, особенно в обмен на ответную помощь.
Впрочем, имени и роду у неё не было лишь по той причине, что она сама упрямо молчала об этом, а на все вопросы увиливала и выдавала бессмысленную чушь, представляясь то Царицей, то Барбатосом, путаясь в своей же лжи. Фермер на это лишь махал рукой и звал её просто девчонкой на побегушках.
Узнал об этом Дилюк уже после того, как состоялась первая встреча — совершенно случайная и нелепая.
Дилюк помнит её с охапкой ветреных астр — липкий сок из стеблей тогда заляпал невзрачную юбку, а руки были усеяны золотистой пыльцой, но сама девчонка казалась довольнее некуда. Она совершенно забыла о скоте, который пасла, и поддалась ребяческому желанию резвиться. Даже внезапное пересечение с маленьким господином, как порой называли сына влиятельного владельца винокурни, не заставило её пристыдить.
Пусть он и был тогда ребёнком, но сердце будущего рыцаря, с детства приученного выполнять свой долг с честью и полной отдачей, обливалось кровью, стоило только увидеть её беспечность и беззаботность. Даже Кэйя, в те времена любящий лишний раз вздремнуть в тени высоких деревьев или сбежать в поля, подальше от домашней работы, на фоне этой девчонки казался ответственным человеком.
Сам же Дилюк и назвал её Астрой, устав слушать бредни про Архонтов и дальние страны. В честь тех самых ветреных цветов, которые она так любила собирать — потому что у неё самой в голове и по сей день гуляет тот же ветер, что и меж оранжевых лепестков.
🌼🌼🌼
Тишину, нависнувшую над беззаботным полем, нарушает лишь короткий свист от резких взмахов меча. Совсем скоро придёт время посвящения в рыцари — Дилюк, движимый желанием оправдать все надежды отца, безустанно готовится к этому, лишь бы не упасть лицом в грязь.
Астра изредка бросает на него заинтересованный взгляд — намного чаще она провожает взглядом силуэты птиц в небе, после чего отвлекается на гадание по лепесткам ближайших цветков. У неё всё так же ответственности ни грамма, как и желания работать, если её не загоняют насильно — случается подобное редко, поскольку угрюмый фермер, за несколько лет сроднившись с этой взбалмошной девчонкой на побегушках, начал считать её своей приёмной дочерью и смягчился.
Дилюк не понимает Астру, но они всё равно, к удивлению других, поладили. Возможно, потому что по соседству больше не было ребят, с которыми можно было дружить, а детское сердце желало общения не только с лукавым братом.
И пусть Кэйя с Астрой единственные его ровесники, с которыми Дилюк общается, переносить их вместе он всё равно не способен.
Если Астра видится с Кэйей, то это почти в ста процентах случаев заканчивается маленькой трагедией для Дилюка, ставшего последним уцелевшим оплотом ответственности. Потому что эти сорванцы творят сплошные проказы даже повзрослев, а после смотрят на него так преданно и моляще, что у Дилюка не остаётся вариантов, кроме как прикрыть их, чтобы никому не влетело.
Так ведь и должны поступать настоящие рыцари, защитники народа?
Во всяком случае, именно это и было главным аргументом хитрого Кэйи. Астра лишь кивала на его слова, как забавный болванчик.
— Дилю-юк, — скучающе тянет Астра, сидя в траве и оглядываясь на друга через плечо, — тебе не надоело? Может, лучше сбежим на пекарню? Там сегодня пекут вкусные булочки!
Дилюк вздыхает, в ответ оглядываясь на девчонку — подол её свободного, белого платья измазан в траве, из-за чего она обязательно потом будет ныть и жаловаться, а коса, в которую заплетены чёрные волосы, безнадёжно растрёпана. Само воплощение беззаботности.
— У тебя в голове всегда одни булочки, — Дилюк мотнул головой, напускно-строго хмурясь, — лучше бы делом занялась. Такую бездельницу как ты никто и никогда замуж не возьмёт.
Астра возмущённо-оскорблённо охает и подскакивает на ноги, выглядя как разозлённый хиличурл, готовый напасть на путешественника по ошибке забредшего вглубь леса.
Но она не способна на это: слабые ручёнки с россыпью хаотичных родинок, тощие ноги, обтянутые цветастыми чулками, растрёпаная коса на бок — вот и вся Астра. Далеко не боец — она это знает и упрямо хватается за лиру при удобной возможности. Остальные — хватаются исключительно за голову, потому что девчонка и не бард.
Она словно вообще ничего не умеет — ноет из-за онемевших рук после тяжёлого оружия, поёт совершенно криво и косо, а готовит так, что расплачутся даже хиличурлы от ужаса. Но признавать свою безнадёжность она не собирается.
И, видимо, в этот раз она готова отрицать даже то, что воин из неё никакущий — движимая всё тем же возмущением из-за задетой гордости, Астра бросается в шутливую драку с Дилюком, и не успокаивается, пока они не прокатились кубарём по полю. А после валятся в траву уже вместе, и потревоженные растения путаются в огненно-рыжем хвосте, но Дилюк не обращает на это внимания.
— Меня обязательно возьмут замуж! — со смехом выдаёт Астра, вытягивая поцарапанную ладонь к облакам, и Дилюк неосознанно переводит взгляд с неба на неё, обескураженно хмурясь, не понимая к чему девчонка ведёт. — Я упрошу Кэйю в шутку сыграть со мной свадьбу, а тебя не позову на неё!
Дилюк садится, оглядываясь на улыбку Астры, что вновь смеётся со своей же идеи, и мельком думает о том, что отсутствие приглашения в этом случае будет не самой большой трагедией.
🌼🌼🌼
Три года одиноких странствий проходят как один день, сливаясь в выжженное пятно, словно неаккуратный ребёнок уронил спичку на прекрасный гобелен, но успел вовремя потушить. Сделать вид, словно всё в порядке, можно — но от воспоминаний о былой картине становится тошно.
Возвращаясь в Мондштадт, Дилюк был готов принять самые разные новости о некогда близких людях, зная, что сердце в любом случае уже не дрогнет. Он бы даже не удивился разговору о том, что дурная девчонка Астра действительно вышла за Кэйю — те всегда были близки, а внезапный уход Дилюка мог окончательно их сблизить.
Но ни одна из мыслей не сбылась — предатель-братец остался одиноким капитаном кавалерии, а Астра сама отправилась в путь, покинув Мондштадт, так и не вернувшись.
Печали не было, вместо неё поселилось укоренившееся безразличие. Которое каждый раз неосознанно сменялось на ярость, стоило только чему-то вновь случиться в Мондштадте или пересечься с братом, что в последнее время улыбался всё хитрее и хитрее.
И, видит Барбатос, так бы продолжался до очередной трагедии, способной перевернуть мир Дилюка, но внезапно объявляется Астра.
Впрочем, она сама вполне может сойти за трагедию.
— Какая честь, господин Дилюк, встретиться с вами лично, — произносит уже-не-девчонка, опираясь на перилы, стоит ему зайти в свою таверну после закрытия, — я успела отчаяться переброситься и словом с самым завидным холостяком Мондштадта.
— Сама вежливость, — хмыкает Дилюк, мельком проходясь по Астре взглядом, едва узнавая её, — и где ты оставила всю свою дурость?
— Там же, где и ты — свою приветливость, — Астра сходит с лестницы, пожимая плечами, — четыре года не виделись, а ты вот так встречаешь меня.
— Четыре года прошло, — хмыкает Дилюк, словно в напоминание самому себе, не веря в это, — а ты всё так же много болтаешь попусту.
Астра смеётся — уже не так заливисто, как в детстве, когда она запрокидывала голову и пересчитывала на ощупь лепестки огненно-рыжих цветов. Словно успела за четыре года позврослеть на четыре маленькие вечности и устать от того, что раньше наполняло её жизнь.
Коса теперь заплетена аккуратно, а на изящной юбке ни единого пятна от сока из тоненьких стеблей цветов или травы. Единственное, в чём она не изменилась — в мелком росте и совершенной бесполезности в бою.
Дилюк не прогоняет её, даже если она кажется чужой — позволяет устроиться за одним из столиков, пока сам он достаёт два стакана и виноградный сок. Терпеть алкоголь он не намерен даже в честь такого воссоединения.
— Зачем вернулась?
— Птичка нашептала мне, что ты снова в Мондштадте, — Астра улыбается непривычно хитро, — вот и решила заскочить на огонёк.
Астра не признаётся, но Дилюк понимает и без неё, что птичку зовут не иначе, как Кэйя. Они явно поддерживали общение даже после отъезда девушки — это отчётливо ощущается в её приобретенной — на смену беззаботности, — хитрости.
Но до сводного брата Дилюка ей всё равно далеко, потому в расплавленном золоте глаз не черти пляшут — пока что лишь бесы, которые раньше проявлялись исключительно в её дурости.
Раньше она могла болтать без умолку часами — рассуждать о том, в какой пекарне булочки вкуснее или на какой поляне самые красивые цветы. Но всё это осталось в тех же временах, где и теплота в их отношениях, что в своё время оседала жаром на сердце, грея ничуть не хуже, чем родной огонь.
— Ты планируешь снова уезжать? — тихо спрашивает Астра, непривычно-робко нарушая молчание. Словно с глухим отчаянием.
— У меня достаточно дел на винокурне, — Дилюк слабо мотнул головой, прикрывая глаза, пока рука сама машинально потянулась к поясу, где раньше висел Глаз бога. Словно ища в нём покой. Но пальцы нащупывают лишь одежду. — Что насчёт тебя? Стала бардом, как и хотела?
Астра глухо смеётся, а во взгляде отчётливо читается то, что она знает о его «делах» на винокурне. Особенное в полуночное время. Особенно — очень далеко от той самой винокурни.
— Я сломала три лютни, но так и не научилась играть, — Астра улыбается, уже не так сдержанно, словно тоже вспоминает детство и не в одном Дилюке эти воспоминания пробуждают тёплые, хоть и горькие чувства, — но, если хочешь, я могу сыграть специально для тебя.
Астра в детстве любила врать о себе и своём прошлом, так что удивительно, что она не наплела сказки про то, что пятьдесят шесть раз побеждала в конкурсе «лучший бард мира», даже если такой и не существует.
И пусть сейчас не произошло ничего подобного, но Дилюк всё равно помнит её самые идиотские россказни. Однажды она пыталась его уверить в том, что она была придворным шутом в Снежной. Дилюк тогда не сдержался и насмешливо цыкнул — Астра настолько мерзлявая, что, стоило только температуре упасть хоть на пару градусов ниже нормы, она начинает дрожать и забавно клацать зубами, а после — лезть к нему, упрашивая сжечь во славу Бога Войны ближайшее здание, возведя огромный костёр.
Никто и ничего, естественно, не сжигал — но Дилюк всё же позволял согреться в его огне.
Астра тогда шутливо говорила, что её бесам нравится его огонь — слишком уж часто её звали бесноватой девчонкой, чтобы это не прицепилось.
— Я лучше породнюсь с хиличурлами, чем буду слушать твои песни, — Дилюк хмыкает, чувствуя, как ладони обжигает эфемерным огнём в напоминание о прошлом.
Он не обращает внимание на её наигранное возмущение, воспринимая его как должное — без него она стала бы совершенно чужой.
Но Астра, словно в дань прошлому, вновь шутливо бросается в драку с ним, как часто бывало в том беззаботном детстве — Дилюк с тяжёлым вздохом пересекает все глупые попытки и, не без доли аккуратности, за пару мгновений заставляет её успокоиться, перехватив тощие запястья. Намного проще и быстрее, чем в детстве — тогда у Астры были всё такие же маленькие, немощные ручонки, которыми нельзя было повредить, но и сам Дилюк был далеко не возмужавшим рыцарем, привыкшим сражаться двуручным мечом.
Многое с тех пор поменялось.
Астра не отводит опечаленного взгляда, не скрывая своей давней тоски — и коротко смеётся, словно пытаясь отреагировать так же беззаботно, как всегда. Но смех быстро сходит до плача.
Дилюк отпускает её руки, позволяя отстраниться и успокоиться, но Астра не пользуется этим — действует, прямо как в детстве, импульсивно и бездумно, заставляя слушать всё, что она говорит, без упрёков в сторону пустой болтовни.
Говорит она непривычно-привычно много. Рассказывает, как отчаялась, когда узнала о том, что Дилюк покинул Мондштадт, а после решила и сама уехать, словно в том далёком детстве, в котором она не выдержала нищеты своей многодетной семьи и захотела найти лучшую жизнь. И действительно нашла — на той огромной ферме, где её гнали работать, но она настойчиво сбегала на поле собирать астры. Но всё это перестало стоить и гроша, когда Дилюк отдалился от неё. Потому она путешествовала по самым разным странам, пытаясь воплотить в жизнь свои детские бредни — едва не напросилась в Снежную быть придворным шутом, но сама же сбежала подальше от невыносимого холода, который так и не полюбила. Скиталась по трактирам, где училась быть бардом — но всё так же неудачно. Пыталась быть серьёзнее, хитрее — да так и осталась глупой девчонкой с привязанностью к не своему имени.
Потому что настоящее — не значило ничего, а Астрой её назвал дорогой сердцу человек.
Счастья за морем так и не нашлось — потому Астра, не думая, бросилась обратно, когда Кэйя написал ей о возвращении Дилюка. Надеялась, что встреча снимет тяжесть с души, что не давала покоя последние четыре года — но стало только сложнее от осознания, насколько всё изменилось.
Нет больше ни полей с ветряными астрами, ни шуток на троих, ни беззаботного детства.
— Но знаешь, что ещё глупее всего этого? — Астра смеётся сквозь слёзы, которые растирает по раскрасневшимся щекам, и трёт глаза. — То, что я тебя, придурка, люблю. Всегда любила. Даже тогда, когда ты решил сбежать от всех нас.
Дилюк не оборачивается на неё — сердце, ранее кажущееся окаменевшим и безнадёжно зачерствевшим, болезненно ноет в груди. Столь желанная им месть не принесла облегчения — наоборот, всё, кажется, стало ещё хуже.
«Жизнь человека может измениться в один миг» говорил ему отец, словно в предсказание.
Сейчас эти слова вновь настойчиво всплывают в памяти, вместе с осознанием, что судьбоносный миг, изменяющий жизнь, снова произошёл. Ещё тогда, когда Астра переступила порог таверны — Дилюк знал это, но не хотел признаваться самому себе.
Потому что неизвестно, в какую сторону жизнь вновь сделает поворот — ещё глубже в пучину желанного мщения, или ввысь, словно пух одуванчиков, который в детстве любила сдувать Астра?
Астра, до этого сохраняя молчание, как в старые времена хватает его за рукав, когда хотела привлечь внимание — и Дилюк вновь поддаётся ей.