Смерть — это всегда тяжело. Даже если умер кто-то незнакомый, в самом дальнем уголке души и сознания просыпается маленький червячок жалости. Хотя, казалось бы, с чего бы вдруг? Я не знаю этого человека, почему же я должен испытывать что-то такое к нему? И, в целом, будете правы. Но человеческая сущность такова, что мы, в большинстве своём, испытываем к умершим какую-никакую жалость.

Однако если дело доходит до смерти родных тебе людей…

То всё в корне меняется.

— Нет… Нет… Ну зачем… Придурок… — Шота уже не помнил, когда в последний раз у него так тряслись руки. Внутри всё обрывалось. Чёрт, а ведь они только-только…

— Очевидно же… — хмыкнул Шимоно. — Перестань. Не хочу видеть… как… ты плачешь…

Мужчина поднял руку и прижал ладонь к щеке Аоя. На пальцы тут же капнули пара капелек воды.

— Я не плачу. Я глаза промываю. — Голос дрожал, и от этого Шоте было ещё хуже. — Я ведь… Даже толком…

— Больно… да?

Аой кивнул, прижимая ладонь Хиро к своей щеке. Холодная. Как снег. Краем глаза певец заметил, как волосы на голове Шимоно стали потихоньку белеть. Это было странно, но мысль улетучилась так же быстро, как и появилась.

На бледнеющих губах мелькнула слабая улыбка. Веки медленно сомкнулись.

— Так глупо, — протянула Юно, когда приземлилась, — это ваше самопожертвование. Одному ведь жить проще. Тебя никто не забудет и не бросит.

Аой молчал, даже не слушая, о чём говорит девочка. Немые слёзы беспорядочно капали то на снег, то на щёки Шимоно. Певец даже не обращал внимания на то, что его слёзы тут же впитались в кожу любимого человека, напоследок сверкнув зелёной искрой.

— Ты и его забудешь, — продолжала шатенка. — Промелькнёт одним кадром и затеряется где-то в голове. И в чём тогда смысл этой вашей любви, если она всё равно потом пройдёт? И ещё… Может, ты умрёшь так же быстро, как это сделал этот дурак?

Взгляд Юно резко изменился, появились ещё две пары глаз. Кожа покрылась фиолетовой чешуёй, а ноги стали лохматыми и похожими на лапки паука. Тело тоже стало походить на паучье. Если бы Шота задумался, то вспомнил бы про йорогумо из своего видения.

Птицееды, что сражались с другими предвестниками, вмиг перестали идти в атаку и двинулись в сторону хозяйки.

— Э? Это ещё как понимать?! — воскликнула Сацуки.

Внезапно её пробила резкая слабость. Как и остальных. Создавалось ощущение, будто из женщины высасывали душу. И так было не только с ней. Остальные тоже внезапно упали на колени.

— Что происходит? — Хирано попыталась встать, но попытка успехом не увенчалась.

— Кто-то тянет из нас всех энергию, — выдохнул Томоказу.

— Спасибо, кэп, — фыркнула Юкино.

Морикубо, в попытке встать, поднял голову и на мгновение задержал дыхание. Увиденная картина была явно чем-то жутким: снег за секунду испарился, деревья пожухли и будто бы умерли, а главный враг вообще стал монстром из японских мифов. Что до птицеедов, то их йорогумо поглотила одного за другим.

И когда альбатрос посмотрел в сторону кохая, то был готов поклясться, что такое можно было увидеть разве что в книгах или снах.

Шота молча встал с земли, даже не пытаясь смотреть по сторонам. В его голове стучали молоточки, эхо которых отдавалось не самыми радужными мыслями. Забыть? Серьёзно? Столько лет любить и оставить? Что за бред несёт эта мелкая дура, которая даже не знает о страданиях по любимому человеку! Ей, прожившей в Портале столько лет, не понять этого! Как и того, что сейчас чувствует Шота.

«Эй».

Парень на секунду замер. В сознании мелькнула Кики в человеческом образе.

«Не пытайся меня остановить».

«Не собиралась. Я лишь хотела… А, впрочем, не суть».

«Договаривай, раз уж начала».

«Уверен?»

«Более чем».

Театральная пауза.

«Ладно».

Каким-то шестым чувством Аой ощутил, как Кики обняла его и шепнула:

«Не позволяй своим гневу и скорби одолеть тебя. Ты выше этого, и ты это знаешь. А всё, что говорит эта Юно — бред несостоявшегося человека. Ты сильный. Я в тебя верю. Твои друзья в тебя верят. Хиро тоже верил. До самого конца верил. Помни об этом. И… будь осторожен».

После этого она легко поцеловала певца в лоб и испарилась. Почему-то Шота ощутил такое облегчение, какого никогда не было. И именно в этот момент его вмиг окружили молодые дубы, словно пряча в некую «скорлупу».

— Не сбежишь, — хмыкнула Юно и выпустила заряд паутины, смазанной ядом, в виде шара. — Вы всё равно скоро все умрёте. И следующий на очереди — ты.

Однако шар рассыпался в прах, будучи в нескольких сантиметрах от «скорлупы». Вторая попытка навредить тоже успехом не увенчалась. Как и третья, четвёртая и так далее. И уже будучи на самом пике гнева, йорогумо выпустила в дубы фиолетовый шар с криком:

— Да будь ты проклят!

В эту же секунду дубы ярко засияли, отразив вновь атаку, и исчезли. А с земли встал Шота, под ногами которого выросли трава и лилии.

Вообще, он был с натяжкой похож на себя самого. Нет, это был всё тот же Аой, но совершенно изменившийся внешне. Всё его тело было соткано из тысячи травинок, веток и цветов, глаза блестели ярко-зелёным светом, по всему телу цвели камелии.

Человек-Лес.

Именно так про себя окрестил его Шотаро.

***

— Чёрт, да что там наверху твориться?! — возмущённо воскликнул Сузуки.

— Явно ничего хорошего, — покачал головой Сувабэ, открывая клетки.

— Не ожидал, что вы тоже тут окажетесь, Имай-сан, — протянул Танияма, вытаскивая колибри из клетки. Птица спрыгнула и обернулась женщиной с симпатичной стрижкой-каре и еле заметной сеткой морщинок. Имбина потянулась, а потом обняла Джуничи со словами:

— Я уж думала, ты не придёшь.

— Размечталась, — усмехнулся по-доброму Сувабэ. — Ты как в целом, Юка?

— Устала немного находиться в теле птицы. А так ничего сверх ужасного.

— Вот чего я точно не ожидал, так это то, что вы тут окажетесь, Хаями-сан.

Птица Рух выпорхнула из клетки и тоже стала человеком. Глава Боевого отряда, Хаями Сё, с некой горечью сказал:

— Я сам в этом виноват. Доигрался в разведчика, блин.

Пока шла беседа, Тацухиса и Кишо снимали замки с клеток. Когда осталась последняя, имбрина в теле сороки даже не двинулась с места. Это насторожило.

— Вы чего застыли на месте? Улетайте, пока есть возможность, — произнёс филин.

— Я отсюда не уйду, — отрезала сорока, чем немало шокировала.

— Женщина, тут опасно, как бы. Лучше вам уйти.

— Нет. То, что сейчас творится — моя вина.

— В смысле?

Сорока открыла глаза и посмотрела на певца:

— Потому что я — тот человек, который бросил её.

***

С каждым шагом, подобно Лесному Богу из аниме «Принцесса Мононоке», под ногами Аоя вырастали цветы и тут же увядали, когда делался следующий шаг. Что же касается предвестников и имбрин, из которых вытягивали силу, то их просто окружили молодые яблони, создавая некий купол. Как ни парадоксально, но под этим куполом все полученные увечья быстро регенерировались, а силы, хоть и медленно, но возвращались.

— Защищаешь их, да? — зло проговорила Юно, выпуская паутину с ядом. — Для чего? Они тебя ведь предадут. Сначала войдут в зону твоего доверия, а потом бросят. Как использованную салфетку. Неужели ты так сильно доверяешь людям, у которых даже понятия нет о твоих страданиях? Им ведь даже на это наплевать. Они все такие гордые, бездушные. Как ты можешь верить им?!

Последние слова девочка уже прокричала, находясь в истерике. Шота лишь склонил голову набок и вытянул вперёд руку. Под ногами йорогумо выросло несколько кустов с розами, шипы которых тут же вонзились в паучьи лапки. Юно фыркнула и выпустила фиолетовый дымок, от которого цветы тут же завяли. Но это не помогло. Розы стали расти ещё в большем количестве, и вместе с ними йорогумо медленно обвили лианы, плющи и даже папоротники. Поняв, что дым не помогает, Юно выпустила паутину на все растения.

— Молчи, сколько хочешь. — Юно направила заряд паутины в Аоя. — Ты всё равно умрёшь!

В то же мгновение из-под земли вырос дуб, который закрыл собой предвестинка-элементаля. Также дубы выросли вокруг девочки и стали раскачивать ветки, ударяя ими по лицу, по ногам и рукам врага. И чем больше йорогумо сопротивлялась, тем сильнее становились удары. Не было слышно ни крика, ни визга со стороны Юно. Словно у неё не осталось сил или же она просто терпела.

Шота приближался с каждым шагом. В тех местах, где ещё оставался снег, вырастали подснежники и тут же увядали, как и все остальные растения, что появлялись под ногами элементаля. Словно это был намёк на то, что всё в этом мире не вечно. Как и злоба маленькой девочки на всех людей. И даже этому чувству однажды придётся отступить.

***

— То есть… Как это так? — нахмурился Тацухиса.

— То, что происходит сейчас, и то, что стало с этим невинным ребёнком, — это целиком и полностью моя вина, — вновь сказала сорока-имбрина. — Это из-за меня она стала такой. И я должна это исправить.