На телефон со звяканьем приходит СМС.

Отец: купи яблок для сестры.

Шан Цинхуа, просмотрев сообщение, невольно хмурит брови и поджимает губы. Он же только вернулся в Пекин и даже не успел отдохнуть, почему именно он должен ходить по магазинам? Включив музыку в наушниках, Цинхуа берёт корзину и ходит по большому залу со списком в руках: хлеб, соевый соус, рыбное филе, Няньгао* и многое другое.

{Няньгао — печенье из клейкого риса. В переводе с китайского «нянь» обозначает год, а «гао» — высокий. Другими словами, это пожелание достичь высоких вершин в новом году}

Он идёт неторопливо, совершенно не желая возвращаться в родительский дом, и на фоне остальных покупателей, бегающих туда-сюда из-за Нового Года, выглядит сонной мухой.

Шан Цинхуа поправляет наушник и заправляет прядь отросших волос за ухо, рассматривая куриную грудку. Брать или не брать? В списке уже была рыба, а про курицу ни слова, но он уже давно не ел ничего мясного (кроме добавок в быстрорастворимой лапше). Но если читатели так и будут прибывать, то он точно сможет побаловать себя чем-нибудь вкусненьким, а не хорошим стиральным порошком, как обычно.

Усмехнувшись своим мыслям, он возвращает курицу на прилавок и идёт к следующему ряду, как его хватают за предплечье.

Обернувшись, Шан Цинхуа чувствует, как у него сбивается дыхание. То был Мобэй, его бывший однокурсник, которого он не видел уже года два. Он выглядел взволнованно и удивлённо одновременно. И, кажется, с долей радости, которую Самолёт не мог разделить, ведь в последнюю встречу они сильно поссорились, и с тех пор Шан Цинхуа старался не вспоминать свой первый курс.

— Привет, — спустя неловкое молчание и разглядывание знакомого лица пробормотал писатель.

Цзюнь Мобэй* сильнее сжимает чужую руку и привычно хмурит свои угловатые брови. Это была единственная мимика, которую Шан Цинхуа видел за всё их знакомство.

{*В Китае сначала пишутся фамилии, а потом имя.}

— Надо поговорить, — выпрямившись, бросает Молодой господин, не отпуская его.

— Я сейчас занят, — расплывчато и неуверенно отказывается Шан Цинхуа, пытаясь освободиться из захвата.

— Надо поговорить! — не терпящим возражения тоном повторяет Мобэй и сильнее стискивает руку.

Шан Цинхуа недовольно хмурится. Вот вечно он так! Вместо слов и объяснений ведёт себя грубо и бесцеремонно, всё время хватая других за руки.

— Я же сказал, что занят! — вскрикивает писатель и пытается вывернуть кисть из захвата.

Вся эта суматоха привлекает внимание окружающих людей, и со всех сторон слышатся шепотки. Все решили, что они хотят устроить драку, и просили позвать охранника.

Это не входило в планы Шан Цинхуа, и он злобно-обиженно посмотрел на бывшего однокурсника.

Мобэй, столкнувшись с ярым сопротивлением, всё-таки отступил, отпустив чужую руку. Но попытку объясниться не оставил:

— В тот раз… — услышав его голос, Шан Цинхуа замер, перестав потирать ноющее запястье, — это не было шуткой или издевательством.

«В тот раз?» Не сразу поняв, про что говорит этот человек, Шан Цинхуа сдвинул брови к переносице, пытаясь вспомнить, о каком случае он говорит. К сожалению, воспоминаний о Мобэе было слишком много, и все они были слишком хороши, из-за чего писателя настигла короткая, но болезненная ностальгия.

— Ты про что? — бубнит Шан Цинхуа, совсем забыв про список и покупки.

— Признание.

Шан Цинхуа поднимает глаза и без зазрения совести всматривается в лицо Цзюнь Мобэя, точно такое же, как его помнил Самолёт. Кажется, он даже не изменился за эти долгие два года, оставаясь таким же недостижимым и величественно прекрасным. Пусть и эта красота постоянно граничила с холодностью и жестокостью.

Так несправедливо…

— Ты мне нравишься, — продолжает Цзюнь Мобэй, предприняв ещё одну попытку приблизиться.

И безжалостно.

Неужели Шан Цинхуа в его глазах до сих пор выглядит неудачником? Или простофилей, над которым можно издеваться? Разве это настолько весело? Они ведь уже давно не первокурсники. Хотя два года назад Шан Цинхуа чувствовал себя смущённым, может, немного запутанным или взволнованным, но… Сейчас он ощущал, что по его старой ране проехали ножом и присыпали солью.

Отвратительно…

— Эта шутка двухлетней давности, — сквозь зубы процедил Шан Цинхуа, отступая. — Уже не смешно.

Цзюнь Мобэй сжал кулаки, а его лицо потемнело:

— Я не шучу.

— Вот как… — совсем не убеждённо ответил писатель и вздохнул.

Без слов он развернулся и пошел дальше по магазину, толкая тяжёлую тележку. У него не было времени на разборки. Вот только он совершенно забыл про невероятно упрямый характер Цзюнь Мобэя, который и в прошлом добавлял немало проблем.

— Я не уйду, пока мы не поговорим.

Шан Цинхуа вздохнул, сдаваясь. От небольшого разговора хуже не станет, но будет очень неудобно, если Мобэй продолжит таскаться за ним. Даже интересно, о чём он хочет поговорить.

Через пятнадцать минут они сидели друг напротив друга в небольшом кафе.

— Что будете заказывать? — спросила улыбчивая официантка.

— Мне глясе*, — махнув рукой, ответил Мобэй, — ему горячий шоколад.

{*Глясе — холодный напиток на основе кофе с добавлением мороженого. В качестве посуды обычно используется стеклянный стакан или фужер.}

Шан Цинхуа от удивления открыл рот. Он и сам хотел заказать себе горячий шоколад, но после того, как это сделал Господин Цзюнь, он упрямо проворчал:

— Я буду капучино.

«Шан Цинхуа, прищурившись, разглядывает огромное меню, которое висело на стене.

— Чёрт, так много, я не знаю, что заказать! — он растирает замерзшие руки и облизывает потрескавшиеся губы.

— Попробуй горячий шоколад, — Цзюнь Мобэй показывает пальцем на меню, — тебе понравится.

— Хорошо, — усмехается Шан Цинхуа, — доверюсь твоему вкусу, господин Мобэй. Горячее зимой — самое то!»

Шан Цинхуа кашляет, смывая наваждение о прошлом.

— Хорошо, что-нибудь ещё? — записав в блокнот, предложила девушка. — Десерты или полноценный обед?

— Нет, спасибо, — перебив её, ответил Шан Цинхуа.

Настроение стремительно снижалось.

— О чём ты хотел поговорить? — спросил писатель, глядя на свои руки, теребящие жёсткие странички меню.

Мобэй посмотрел на собеседника и откинулся на спинку стула, сложив руки у груди.

— Почему ты мне не веришь?

— Во что? В то, что я могу тебе нравиться? — ощетинившись, уточнил Шан Цинхуа.

Мобэй промолчал, и Самолёт подумал, что тот, наконец, решил, что эта уловка не сработает. Лучше уйти.

— Что… — хрипло произнёс Цзюнь Мобэй, когда Цинхуа захотел встать, — что мне сделать, чтобы ты поверил?

Шан Цинхуа растерянно схватился за ручку кресла и сжал её. Он что, серьёзно? Как в такое можно поверить? После того, что он сделал… Но даже если это правда, в его словах и действиях была куча противоречий.

Да, Цзюнь Мобэй никогда не врал и говорил о том, что думает, не скрываясь.И он не терпит несправедливости и лжи. Но тогда зачем он вместе с той группой парней согласился подшутить над Шан Цинхуа, да ещё таким унизительным образом?

Далее то, что Цзюнь Мобэю, главному красавчику курса, он вдруг мог понравиться? Честно, Шан Цинхуа времён первого курса был просто отстойным. Только-только полностью вырвавшийся из-под крыла родителей, с кучей проблем и отсутствием денег. Да и внешностью он не мог похвастаться — лишний вес, вечный недосып, стресс, постоянные ссоры с родственниками — не самое лучшее сочетание.

— Ваш заказ, приятного аппетита, — на стол со звоном ставят две чашки, и это полностью отвлекает Шан Цинхуа от мыслей.

— А? С-спасибо! — голос сипит, и Шан Цинхуа делает глоток капучино.

…Всё таки горячий шоколад был бы лучше.

«— М-м… А мне нравится! — немного попробовав, заулыбался писатель. — У тебя неплохой вкус.

— Угу.»

От второго приступа ностальгии Шан Цинхуа спасает телефонный звонок.

— Я занят, скоро вернусь, — наскоро ответив в трубку, Мобэй кладёт телефон обратно в карман.

Но от Шан Цинхуа не скрывается дурацкий потрёпанный брелок жопы хомяка, висящий на чехле телефона, что совершенно не вписывалось в крутой образ Цзюнь Мобэя.

Самолёт подарил его в шутку, когда слишком поздно узнал о Дне Рождения Мобэя, и тогда они договорились, что на следующий год Шан Цинхуа подарит достойный подарок. Кто же знал, что этот парень действительно будет хранить его до сих пор?

Сделав ещё один глоток, писатель окончательно проваливается в пучину воспоминаний.

***

— Всё, я устал! — жалуется Шан Цинхуа и ложится головой на стол.

От прочитанного в глазах всё стало перемешиваться, и он больше не мог прочитать ни строчки.

— Хочешь кофе? — оторвавшись от книги и наклонившись поближе, спрашивает Мобэй.

Писатель-первокурсник что-то промычал в ответ, он не был уверен. Но судя по тому, что Цзюнь Мобэй встал и направился к выходу, его поняли. Наверное, надо было уточнить, какой кофе, но сейчас было без разницы.

Прошлой ночью ему пришлось писать обещанные две экстры, да и парочку глав на завтра, чтобы выложить их и не отвлекаться от учёбы.

Но и тогда он не смог уснуть — чёртова бессонница не вовремя накатила.

Но он не жалуется, нет. Он знал, что будет сложно учиться в другом городе и самостоятельно оплачивать себе учёбу.

Очень сложно.

…Прям пиздец, если честно.

И было страшно поначалу, но Шан Цинхуа верил, что сможет закончить универ, назло родителям, и сможет найти себе работу с хорошей зарплатой, чтобы больше не пришлось питаться одним дошираком.

А для этого надо учиться. И кофе.

Почему Мобэй так долго, от библиотеки до автомата с кофе же пара минут?

— О, Шан Цинхуа, — к Самолёту подходит одногруппник Хэнь Кэи, — ты не занят?

О, этого «персонажа» Цинхуа особенно не любил. Точнее, он был слишком мутным, а его писательская чуйка, привыкшая к подозрительным общительным людям в манге и аниме, говорила, что тот не так прост.

Или это просто обычная беспричинная неприязнь…

— Привет, — писатель искусственно улыбнулся, — немного занят, ты что-то хотел?

— Да, слышал, ты хорош в математике, — Хэнь Кэи садится на место, где сидел Молодой господин, и из-за этого у Шан Цинхуа дёргается бровь.

— Ну… — действия и раздражающее лицо Хэнь Кэи на мгновение сбивают Самолёта с толку, и он пытается взять себя в руки, — у меня неплохие оценки.

— Вот как… — одногруппник приближается поближе, — ты сможешь дать мне пару уроков?

От удивления бровь чуть-ли не танцует сальсу на лице у Шан Цинхуа. С чего бы ему давать кому-либо уроки? Этот человек слишком высокого мнения о себе.

Сбоку появляется тень, в которой Шан Цинхуа сразу же узнаёт своё спасение, Молодого господина из семьи Цзюнь. Он с грохотом ставит кофе в стаканчиках на стол и злобно сверлит взглядом Хэнь Кэи.

— Так ты был тут не один? — бросив ответный взгляд на Мобэя, Хэнь встаёт.

Стоило угрозе исчезнуть, Шан Цинхуа выпрямляется и понимает, насколько Хэнь Кэи, этот говнюк, вжал его в сторону.

— Подумай о моём предложении, — Кэи подмигивает и направляется к выходу из библиотеки. — Естественно, не бесплатно.

…Вот же ебанутый!

От таких людей, как Хэнь Кэи, не жди ничего хорошего! В любом его действии будет подвох и скрытый смысл.

— О чём вы говорили? — спросил Мобэй, недовольно собирая учебники и тетради в сумку.

— Ну, он вроде как… — замялся Шан Цинхуа, — предложил мне заняться репетиторством. С ним. Зачем-то…

Мобэй закидывает сумку на плечо, складывая руки на груди. Он вскидывает нос и заявляет:

— Я заплачу больше.

Шан Цинхуа фыркнул.

— Разве тебе нужна помощь? У тебя баллы выше моих…

— Есть некоторые трудности, — Цзюнь Мобэй неопределенно качает головой и быстро вручает кофе Шан Цинхуа, вытягивая его из библиотеки.

Самолёт краем сознания понимает, что стаканчик не из дешёвого автомата за углом, а из настоящей кофейни! Конечно, Мобэй не может пить что-то дешевое.

Ах, этот вкус и аромат! Этот момент прочно засел в голове Шан Цинхуа, как день, когда он попробовал настоящий кофе! И даже этот придурок Хэнь Кэи не смог его испортить, потому что рядом был Мобэй.

— В следующий раз я угощаю, — предлагает Самолёт, полностью расплавившись от кофе и рядом находящегося человека.

Цзюнь Мобэй согласно кивает.

***

— Алло? — Шэнь Цинцю тихо встаёт с дивана и идёт на кухню, — да, привет мам. Нет, не занят. Нет, всё хорошо. Да, я хорошо питаюсь. Да, я тоже сильно скучаю, передавай другим привет.

Слыша это, Шан Цинхуа дёргает бровями. Как давно он сам общался с семьёй? Не подумайте, что Шан Цинхуа завидует, просто уже как-то немного наплевать. Он сам со всем справится, без чьей-либо помощи.

— Эй! — Прижав руку к динамику шипит Шэнь Цинцю. — Иди сюда!

Печально проводив идущее кино взглядом, Самолёт отставляет тарелку с попкорном и плетётся на кухню. К счастью, соседи ставят его на паузу, но с явным любопытством наблюдают за происходящим на кухне.

Братец-огурец суёт Шан Цинхуа телефон в руки и что-то шепчет.

— Здравствуйте, тётушка. Да, всё хорошо, можете не волноваться.

Ло Бинхэ и Цзюнь Мобэй переглядываются, а Шэнь Цинцю скалывает руки у груди.

— А-эм, — Шан Цинхуа оборачивается на друга, — я не знаю… Хорошо.

Поймав полный непонимания взгляд, Самолёт передаёт телефон обратно и шепчет:

— Спрашивает, приедешь ли ты на Новый Год?

— Да, мам, думаю, я смогу приехать, — отвечает Шэнь Цинцю и, поговорив ещё немного, кладёт трубку.

— Мастер, вы уедете к родственникам? — печально спросил Ло Бинхэ, проходя на кухню. За ним пошёл и Цзюнь Мобэй.

— Ага, какие у вас планы на Новый Год? Не собираетесь возвращаться к семье? — наивно поинтересовался Огурец и получил совершенно не ту реакцию, которую ожидал.

Мобэй-Цзюнь нахмурился. Шан Цинхуа скривился, совершенно не желая видеться с родственниками. Ло Бинхэ поник ещё больше:

— Я останусь… Один…

Вот чёрт. Шэнь Цинцю спросил, не подумав, совсем не собираясь обижать Ло Бинхэ, этого сироту.

— Прости, Бинхэ, я не совсем это имел ввиду.

Ло Бинхэ покачал головой и упрямо произнёс:

— Вы не виноваты.

Пока Шэнь Цинцю успокаивал Ло Бинхэ, Цзюнь Мобэй наклонился к Шан Цинхуа.

— А ты что будешь делать?

— Не знаю, — пожал плечами Шан Цинхуа и пробубнил, — не очень хочется ехать к родственникам, я бы лучше здесь остался.

— Я тоже, — кивнул Мобэй.

На кухне воцарилась тишина.

— Ну и ну… — покачал головой Шэнь Цинцю.

Новые Год — это праздник, когда вся семья собирается вместе, чтобы отпраздновать. И не то чтобы Шан Цинхуа это сильно волновало — он и так среди родственников, как паршивая овца, особенно после развода родителей, когда его бабушки и дедушки с обеих сторон на ушах стояли. А то, как они друг о друге отзываются… Да и после того, как родители завели себе новые семьи, он всё равно чувствовал себя неуютно.

Уж лучше здесь, с другом, соседом и Мобэем.

Жаль, что это невыполнимо.

— Не хочешь встретиться после Нового года? — спрашивает Мобэй Шан Цинхуа.

— Конечно, было бы неплохо.

***

— Почему ты не пришёл? — грубо и очень злобно, судя по голосу, спросил Мобэй.

Услышав его, Шан Цинхуа на мгновение испугался и завершил вызов.

Ту-ту-ту…

Как он вообще может спрашивать «почему»? Зачем он вообще это сделал?

— Ну что? — спросил Шэнь Цинцю, и Самолёт покачал головой, возвращая тому телефон.

Шан Цинхуа не хотел говорить с Мобэем. Точнее, вообще не хотел говорить. Они ведь хотели встретиться в кафешке три часа назад, но Шан Цинхуа не смог прийти из-за… одного очень неприятного инцидента.

— Готово, — наконец, врач закончил накладывать гипс на руку и передал в здоровую руку несколько листок, — расплатитесь на ресепшене.

Шан Цинхуа оставалось только кивнуть и поблагодарить. Выходя из кабинета вместе с Шэнь Цинцю, он мельком взглянул на то, что дал ему врач. То были рекомендации по лечению, время будущих приёмов и чек за лечение.

Увидев эту цену, Шан Цинхуа опять хотел упасть в обморок. Да он никогда не восстановится после таких трат! Придётся сильно экономить, чтобы успеть докопить до второго курса.

Чёрт…

Ехать обратно на такси не хотелось хотя бы потому, что это дополнительные траты, но сейчас он был не один, да и пройти большое расстояние он не был способен. Пришлось заплатить пополам и обдумывать свои следующие действия.

Но в итоге Шан Цинхуа проснулся из-за того, что его растолкал Шэнь Цинцю. Пора выходить из такси.

— Не хочешь мне ничего сказать? — поинтересовался Огурец, когда они зашли в лифт.

Вот же чертяка! Выбрал время, когда сбегать некуда.

— Да что тут сказать, ха-ха, — Шан Цинхуа неловко рассмеялся и щёку, на которой расцветал синяк, кольнуло.

— «Что сказать»?! Ты! Ввалился в квартиру весь в крови! Сказал, что «всё нормуль», и, не дойдя до комнаты, грохнулся в обморок!

Голова разболелась от таких криков, но Самолёт не мог признаться, что его подкараулил Хэнь Кэи с дружками, обвинил в том, что он гей и избил. Может, он расскажет, но в другой раз, через пару месяцев или даже лет, когда получится перевести всё это в шутку и посмеяться.

— Ладно-ладно. Я понял, — буркнул Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю вздохнул и перестал наседать. Не в его принципах.

Зашли и квартиру и разошлись по комнатам так же молча. Самолёт лёг на кровать, он чувствовал себя ужасно уставшим, но эти синяки и мелкие царапины мешали сну. Как и размышления о своём будущем.

С нынешним уровнем достатка, получаемого только с продажи книги, он всё равно не успеет заработать на второй курс университета. Надо что-то придумать. Если устроиться на подработку, например, в магазин, то времени на учёбу и универ не хватит. Проигрышно заниматься только книгой. На одну главу среднем тратится от трёх до пяти часов. Повышение цены на главу — глупо. Это отпугнёт читателей, да и не сильно поможет. К родителям обращаться не вариант — не помогут. Что же делать, что же делать…

Он уже не успеет накопить на второй курс.

Шан Цинхуа засыпает и еле просыпается вовремя на следующий день, чтобы поехать в университет. И тут возникает странная мысль.

А нужен ли ему вообще этот универ? Он поступил на экономический, потому что так сказали родители, и, чтобы заработать себе хоть какое-то одобрение, он послушался. И не то чтобы ему не нравилось или не получалось. Было интересно. И рядом были Шэнь Цинцю и Цзюнь Мобэй, что немного улучшало ситуацию.

Хотя было немного страшно от мысли, что хрупкая дружба между ним и Мобэем теперь развалилась в один миг.

— Сегодня сиди дома, — Шэнь Цинцю посмотрел на часы и сверил их со временем на телефоне.

Шан Цинхуа кивнул и с кухни перебрался на диван в гостиной, пока братец-огурец перебирался в коридор и выходил из квартиры. Теперь, в тишине у него было время обдумать всё происходящее и решить, что делать в этой ситуации.

Даже если экономить, у него всё равно есть регулярные траты, которые нельзя игнорировать. И в первую очередь это коммуналка за квартиру. Нельзя позволить Шэнь Цинцю платить за него.

Раздался звонок в дверь. Шан Цинхуа недовольно цыкнул и сквозь боль поплелся открывать дверь.

— Неужели ты умудрился что-то забыть? — с долей издёвки прокряхтел Самолёт. Шэнь Цинцю всегда был собранным на все сто процентов, будучи полной противоположностью Шан Цинхуа, который постоянно умудрялся забыть всё на свете и опоздать.

— Цинхуа! — за дверью оказался Цзюнь Мобэй, и от неожиданности писатель отшатнулся. — Кто это сделал?

…Что? Как он может это спрашивать?

— Что ты здесь делаешь? — спрятавшись за дверью, спросил Шан Цинхуа.

— Ты вчера не пришёл и не отвечал на звонки. А сегодня твой сосед сказал, что… Ты после больницы и сегодня не придёшь.

Стало дурно. Затошнило. Самолёту пришлось сжать дверную ручку, чтобы попытаться вернуть себя в стабильное состояние.

Почему? Почему? Почему? Что он такого сделал, что Мобэй так сильно его ненавидит? Разве они не были… друзьями? Это было притворство? Зачем? Зачем? Зачем?

«— Ты мне нравишься, — спокойно заявляет Цзюнь Мобэй, и Шан Цинхуа давится кофе.

— Ч-что? — спрашивает писатель, когда откашливается.

— Ты. Мне нравишься.

— О. О… — Шан Цинхуа слабо качает головой, раздумывая, — романтически?

Внимательно разглядывающий собеседника Мобэй кивает. Дважды.

И писатель может поклясться, что тот только притворяется спокойным, хотя на самом деле ещё больше смущён. Покрасневшие уши, взгляд, анализирующий любое изменение в лице Шан Цинхуа и руки, теребящие брелок на телефоне.

— Вот как… — смутившись, Самолёт прижимает руку ко рту, скрывая улыбку, — это было очень неожиданно.

— Если…

Мобэй замолкает, и Шан Цинхуа чуть наклоняет голову, показывая, что весь внимание.

— Если тебе нужно время подумать, не хочешь встретиться завтра после пар?

Думать не хотелось (и не надо говорить, что это его извечное состояние), хотелось зарыться лицом в подушку и поорать. А потом получить от Шэнь Цинцю за лишний шум. И обязательно проверить — сон это или нет.

Но Мобэй! Серьёзно! Признался Шан Цинхуа в любви? Красавчик всего факультета?

Если опустить детали, что это похоже на очень плохой фанфик, то в принципе нормально. Хотя в это всё равно с трудом верится.

— Да, давай завтра ближе к вечеру, идёт? — уточнил писатель, улыбнувшись.

— Идёт, — кивает Мобэй, но прекрасная идиллия заканчивается, стоит следующему дню наступить.

Когда Шан Цинхуа выходит из университета и несётся к той самой кафешке, путь преграждает Хэнь Кэи с другими малознакомыми людьми.

— О, однокурсник Шан, какая встреча. Знаешь, мне тут птичка напела, что ты у нас, оказывается, члены любишь.

— Что?

— А я ведь общаться с тобой хотел, фу.

— И как таких земля носит? — подхватил кто-то из толпы.

И как они об этом узнали? Подслушали? Или Мобэй…

— Я не понимаю о чём ты, — отвечает Шан Цинхуа, сжимая лямку портфеля.

Хэнь Кэи засмеялся. А за ним и вся толпа. Пока Самолёт напряжённо стоял и прикидывал, сможет ли сбежать, те смеялись.

— А я думаю, что знаешь, — Хэнь Кэи подходит и выдувает облако дыма от сигареты в лицо писателя.

И пока Шан Цинхуа откашливался, другие успели схватить его под руки и забрать портфель с телефоном.

Они знают, они знают, они знают. Почему они знают? Откуда? Они не могли подслушать, их там не было рядом. Цзюнь Мобэй не мог этого сделать, просто не мог! Не мог же, верно?..

Это просто невозможно…

Нет.»

Шан Цинхуа закрывает дверь прямо пред Мобэем, стараясь успокоить ощутимую боль в груди и отдышаться. От чего-то в глазах помутилось, а в горле появился ком.

Краем уха он слышал, что сосед ещё какое-то время звонил и стучался в дверь.

Невыносимо.

Хэнь Кэи точно молчать не будет, и, скорее всего, весь университет в курсе произошедшего. Значит, и Шэнь Цинцю тоже?.. Сможет ли Шан Цинхуа продолжать жить с ним в одной квартире после такого?

Не лучше ли уйти сейчас и по-тихому? Бросить университет или перевестись в другой, уехать в другой город, подальше, где не будет ни родителей с противными родственниками, ни одногруппников, никого, кто может его знать.

Пусть это и поспешно, но так будет лучше. Для всех.

***

— Я звонил тебе, — чёткий голос выводит Шан Цинхуа из транса, и тот замечает, что кофе успел остыть, — но ты не отвечал.

— Я… Я поменял номер, — честно признается писатель.

— В социальных сетях тоже писал.

— Соцсети я тоже поменял.

Наступает оглушительная тишина, и, чтобы избежать неловкости, Шан Цинхуа пьёт холодный капучино.

— Я узнал, что сделал Хэнь Кэи, — сложив руки на столе, Мобэй наклоняется вперёд. — Я не знал, что они планировали, и не участвовал в этом.

Уголок губ Шан Цинхуа дёргается, и он задаётся вопросом, имеет ли это сейчас смысл? Очевидно, что нет.

— И что дальше? — шепчет Самолёт, круча стаканчик с кофе. — Всё уже в прошлом.

На самом деле, после его ухода из университета было и много приятных моментов. Писатель усмехается. Пусть тех денег, которые он успел накопить, не хватало на оплату учёбы, этого с головой хватило на то, чтобы переехать в другой город и начать жить одному. Питаться лапшой, продолжать писать свою книгу. Редко ходить в магазин и смотреть кино на своём стареньком ноутбуке.

Было одиноко…

Впервые после того, как его родители развелись, Шан Цинхуа чувствовал себя одиноким. И на фоне этого постоянно продолжал думать, почему Мобэй так с ним поступил. Они же хорошо общались, казалось, что даже дружили. Или может любили? Почему же тогда всё дошло до такого?

Он скучал.

Сильно скучал.

Но всё это далеко в прошлом, теперь нужно было сосредоточиться на хрупком будущем.

— Что ж… Это всё? — писатель встаёт. — Если да, то мне пора идти.

Цзюнь Мобэй вскакивает, выглядя очень недовольно, и хватает Шан Цинхуа за предплечье.

— Тогда дай мне хотя бы свой номер телефона.

Чувствуя, что его бывший одногруппник достиг предела злобы, Шан Цинхуа приходится продиктовать цифры. В следующую секунду его телефон начинает звонить, и теперь у него есть и номер Мобэя.

Хватка на запястье меняется, и Цзюнь Мобэй, одной рукой взяв пакеты Шан Цинхуа, тянет его прочь из кофейни.

— Я тебя подвезу.

И Самолёт соглашается. Только по привычке. Да, только поэтому. Никаких других причин нет.

Сидеть на пассажирском месте рядом с Мобэем казалось таким правильным. Даже навевало воспоминания о том, как он скачал музыку ему в машину и постоянно включал какую-нибудь, когда они ездили вместе. Или когда он открывал окна в жару и наблюдал, как трепыхались иссиня-чёрные волосы Мобэя на ветру. Или шикарные руки, которые с такой лёгкостью управляли крутой насыщенно-синей машиной…

Смущённый этой мыслью, Шан Цинхуа отрывает взгляд от рук Мобэя, отворачиваясь к окну.

— О чём думаешь? — сквозь тишину спрашивает Цзюнь Мобэй.

— Ни о чём.

— Ты ещё злишься?

Вопрос утопает в тишине.

— Нет…

Если Шан Цинхуа и злился, то явно не на Мобэя. Скорее, на свою доверчивость или на судьбу, которая так с ним обошлась. Даже на протяжении всех двух лет он не переставал думать над… этим. И кто же знал, что они оба просто стали заложниками ситуации и недопонимания. Интересно, как бы сложилась их судьба, если бы этого не произошло?

Может быть, ему бы не пришлось бросать университет и уезжать в другой город. И все эти года они провели бы вместе, как пара. Может быть, Шан Цинхуа даже нашёл бы нормальную, приличную работу. И жили бы они вместе, в своей небольшой (или большой), но уютной, светлой квартире, где был бы большой телевизор для вечернего кино и ванная. И не душ, а прямо настоящая ванная, в которой можно будет понежиться после тяжёлого дня.

— Не хочешь встретиться после Нового года? — спросил Мобэй, знатно испугав Шан Цинхуа во время его размышления об идеальном будущем.

— Может быть, — неловко кашлянул писатель. — Теперь налево.

Машина останавливается прямо у дома.

— Спасибо, — Шан Цинхуа берёт пакеты и выходит из машины.

— Я напишу тебе, — Мобэй выходит за ним и помогает открыть входную дверь.

Самолёт сдерживает улыбку от уха до уха, предпочитая сдержанно кивнуть:

— Конечно. С наступающим тебя!

Рука Цзюнь Мобэя замирает. Взглянув на собеседника, он сначала опускает взгляд, а потом сдержанно кивает.

— И тебя тоже. С наступающим.

Улыбнувшись напоследок, Шан Цинхуа пропадает в недрах тёмного подъезда.

***

— Эй-эй, А-Хуа, я слышала, ты бросил университет, — начала одни из тётушек Шан Цинхуа, — ты сейчас работаешь?

— Работаю, — подтверждает Самолёт, стискивая кулаки. Не очень хорошее начало.

— И кем же?

— Писателем.

Лицо безымянной тётушки скривилось.

— Эх, такой ведь хороший университет был! И ведь поступил-то на экономический, а тут иш какой! Писа-атель! И на что твои родители деньги тратили?

«Они ни юаня не потратили, — подумал Шан Цинхуа, предпочитая скрыть отвращение за стаканом с алкоголем.»

— И зачем только идти в престижный университет, если не будешь потом работать по специальности?

— Да-да, — голоса дальних родственниц начали смешиваться, — а ведь такой многообещающий ребёнок был.

— Ну ничего, остаётся надеяться на Хун-эра. Он точно сможет достичь вершин.

— А-Хуа, ты с кем-нибудь встречаешься?

— Нет, тётушка, — быстро ответил Шан Цинхуа, почему-то представив лицо Мобэя.

— Ну неудивительно! Парень должен много зарабатывать, чтобы обеспечивать жену и своего ребёнка. С работой писа-ателя на тебя никто не взглянет.

— Это всё гены отца! Он такой же был… Безответственный!

— Да-да, я ведь говорила племяшке не выходить замуж за этого мужика! И ведь не прогадала. Они и трёх лет в браке не удержались. Не пойму, зачем ждали ещё два года, чтобы развестись…

— Да и она тоже хороша! Только развелась, как снова вышла замуж и родила второго ребёнка.

— И ведь совершенно забыла про старшего сына!

— В наше время такого не было.

Шан Цинхуа пришлось сдавленно улыбнуться.

— А-Хуа, ты ведь не обижаешься? Мы всё это говорим ради тебя, потому что волнуемся за тебя и твоё будущее!

— Конечно, тётушка.

Вот так. Не обижайся, улыбайся, делай вид, что слушаешь, что они говорят, и всё будет хорошо. А то не отстанут или будут орать ещё больше. Просто не думай об этом. А потом забудь, как страшный сон, и вернись в свой закрытый мирок, в котором тебя никто не осудит и где всё хорошо.

Повертев телефон в руках от скуки, Шан Цинхуа вспоминает о том, что Мобэй сказал, что писал ему в соцсетях. Хуже не будет, так что писатель заходит на свой старый аккаунт вэйбо.

И чуть не роняет телефон, видя в личных сообщениях больше тысячи уведомлений. И ведь всё от Цзюнь Мобэя!

Мобэй: Ты где?

Мобэй: Я тебя жду в нашем кафе, ты помнишь?

Мобэй: Цинхуа?

Мобэй: Я еду к тебе.

Дата того дня, когда писатель попал в больницу, а телефон оказался сломан. Следующие сообщения, судя по датам, писались каждый день. И иногда по несколько штук за раз, в разное время.

«Почему ты уехал? Где ты?»

«Цинхуа, ответь!»

«Я узнал правду.»

«Я не знал, что задумал Хэнь Кэи.»

«Они уже отплатили за содеянное.»

«Я правда люблю тебя.»

Зачитавшись, Шан Цинхуа пугается, когда на телефон приходит уведомление. Вместо этого он нажимает на стрелочку и проматывает все сообщения.

Перед глазами появляется новое, с сегодняшней датой.

Мобэй: Цинхуа. [23:56]

Мобэй: Я у твоего дома. [23:56]

Дыхание Шан Цинхуа замирает. Особо не задумываясь, писатель вскакивает из-за стола и несётся на улицу, на бегу натягивая куртку и обувь.

Чёрт. Какой же он глупый! Тупица! Ну почему он не проверил во всё это раньше? Где же согрешил Шан Цинхуа, раз пришлось прожить два года в страданиях? Хотя это было не совсем верно. Он просто боялся, что та маленькая надежда, что всё это неправда, разобьётся о скалу разочарования, поэтому предпочёл сбежать, как трус.

Но особо далеко не убегает, врезаясь в кого-то и заваливая в сугроб.

— Простите, мне очень жаль! — кричит Самолёт, отодвигаясь.

— Осторожнее, Цинхуа, — Цзюнь Мобэй приподнимается, садясь на снег.

— Прости! — Цинхуа взволнованно сжимает его руку, неосознанно пытаясь согреть холодные ладони. — Я не должен был обвинять тебя, не разобравшись! Мне правда жаль, я такой дурак… Я виноват.

Цзюнь Мобэй освобождает свою руку из захвата, и писатель думает, что извиняться уже слишком поздно. Но в следующую секунду тот сильно сжимает Шан Цинхуа в своих объятиях.

— Стой-стой, чуть послабее, — свободной рукой писатель пару раз стучит по мобэевской спине.

Цзюнь Мобэй напряжённо молчит. Столько лет безуспешных поисков только из-за одной ошибки, которую он не смог предотвратить. И только сейчас у него будет шанс на искупление.

— Прости, — Мобэй утыкается лицом писателю в плечо. И Шан Цинхуа успокаивающе гладит его по волосам и спине.

Они оба имеют право на второй шанс. И использовать его сейчас — большая удача.

Две фигуры сидели в темноте, в сугробе, и успокаивали друг друга своим присутствием. Шёл снег, но они будто не чувствовали холода.

— Мобэй, на снегу сидеть нельзя...

Цзюнь Мобэй поднимает голову и, вздохнув, встаёт с сугроба. Шан Цинхуа же, заметив на темно-синем пальто остатки снега, помогает его стряхнуть.

Прерывая действия писателя, Мобэй берёт его за руку, переплетая пальцы. Часы на руке Молодого господина начинают пищать, показывая на циферблате ровно двенадцать ночи.

— С Новым Годом, Цинхуа…

Губы предательски задрожали. Пусть Шан Цинхуа и не так представлял себе праздник с Мобэем, но у них теперь точно будет много шансов провести всё, как следует.

— Да… Да, с Новым Годом, Мобэй, — поддавшись порыву, Шан Цинхуа поднимается на носочки и целует любимого в губы под звуки фейерверка.