Альбедо хорошо помнит свою первую встречу с Моной. Как говорит Варка, то было в совсем седые времена, когда Алиса ещё покровительствовала над ним, а сэр Кэйа только что вступил на пост Капитана.

Времена были тяжёлые для него, хоть он и прошёл благодаря письму своей наставницы в Ордо, Альбедо должен был предоставить на стол в кратчайшие сроки конкурсный проект, дабы получить доступ к рыцарской лаборатории.

Это не должно было стать большой проблемой для него, если бы не два «но».

Алиса, кто, собственно, и устроила ему испытание, хочет, чтобы он показал свои способности, а не нажитый веками опыт Каэнри’аха.

Вторым требованием стало то, что он должен набрать себе команду из минимум двух человек для своих исследований.

Первые два претендента уже были выбраны. Пока он пользовался алхимическим столом в городе, Альбедо познакомился с сыном владельца установки, а так же с нечеловекоподобной девушкой в больших очках, что, кажется, даже ночевала у химического станка. Тогда ещё он не знал слов о дружбе, но смотря на это через призму опыта и времени, он бы мог сказать, что Сахароза и Тиммей стали его первыми друзьями.

Тем не менее проблема с проектом оставалась нерешённой, а отведённое ему время стремительно приближалось к своему концу.

Тогда он и встретил Мону.

Высокомерную и бестактную девушку, без монеты в кармане и ещё совсем инородным глазом бога в руках.

Но Альбедо увидел в ней потенциал. Он увидел ту самую искринку, остервенелую любопытность к изучению этого мира, толкающую её на безрассудные поступки, которая теплилась в её душе.

Алиса всегда говорила, что Мондштадт примет его только тогда, когда Альбедо захочет быть к нему причастным. Захочет за него бороться.

Его первым проектом стали большие часы на здании магазинчика Марджори, с лёгкой руки астролога которые показывали также цикл затмений, что так важен любому магу в Мондштадте.

Это было их общим детищем, результатом договорённости, что они заключили когда-то.

<i>— Что же я получу взамен за свою работу, великий алхимик мелового принцепса?</i>

<i>— Когда я встану на пост первого алхимика Ордо Фавониус, я возьму тебя в свои ученики.</i>

С того дня минуло несколько лет. Алиса уехала в дальнее путешествие, оставив своё наследие в виде Кли под опекой алхимика. На пост магистра временно вступила рыцарь Одуванчик, а он потерял все свои корни, ведущие под землю. Точнее, почти все.

— Это просто неслыханно! Владеть такими ценными знаниями потерянной нации и притворяться дураком! Да за кого он меня вообще принимает?!

Альбедо нравится думать, что это всё результат выбранных им решений.

Он плотно закрывает навес за взбалмошной девушкой, что уже умудрилась навести в его убежище настоящий хаос.

Наверное, хаос — это действительно самое верное описание того, что приносят в его жизнь мондштадцы.

— У всех людей есть свои секреты, ты же это сама прекрасно знаешь.

Девушка обречённо выдыхает, обиженно надувая губы. У неё всегда так бывало, когда она не могла дорваться до каких-нибудь книг в тайном уголке библиотеки Лизы.

— Нет, я уверена, что он просто не воспринял меня всерьёз. Я должна показать Дайнслейфу, что достойна этих знаний.

Альбедо с долей усмешки закатывает глаза. Уж у кого, но у этого парня просто не существует завышенных ожиданий. Он часто замечает, как гильдиец тренирует светловолосого мальчишку у самого подножия Хребта. Раньше этим занимался капитан Кавалерии, и, по правде говоря, даже у него не было такого железного терпения, как у Дайнслейфа.

— Мона, послушай, — Альбедо складывает руки на груди, переваливая на языке подходящие слова, — знания Каэнри’аха похоронены под человеческим пеплом, они слишком опасны для жителей Тейвата.

«Они слишком опасны для Селестии», — хотел он добавить, но вовремя осёкся.

— Я понимаю, — её лицо сейчас — тень ушедшей скорби. Её наставница погибла от того, что груз её знаний перевалил саму жизнь, — но если бы мы имели расшифровки древних каэнрийских рун ещё тогда, то просто представь, сколько бедствий я бы смогла предсказать! Сколько людей мы бы успели спасти.

Альбедо неосознанно косится на виноградный сбор на столе. Вот он, настоящий груз на плечах астролога. Их дар — это две стороны одной медали. Их благодать и проклятье.

Но проблема кроется намного глубже. Та мысль, что не уходит из его головы несколько лет.

Если они действительно имели при себе силу видеть будущее…

То почему Каэнри’ах пал?

Его пугает мысль о том, что судьба, приписанная богами, абсолютно необратима.

Может, поэтому они не передали древние шифры Тейвату?

Не хотели рушить их надежды?

Эта страшная догадка заставляет его поёжиться.

Но если судьба необратима, то как выжил Дайнслейф?

Что отличает его от остальных?

— Сначала я хотела узнать из его будущего хотя бы то, что способна расшифровать, — Альбедо поздновато включается в разговор, ловя лишь отрывки фраз, — и обнаружила одну занятную особенность. У Дайнслейфа нет своего созвездия.

Алхимик неудивлённо хмыкает, разминая затёкшие конечности.

— В этом нет ничего удивительного, каэнрийцы никогда не имели созвездий, они ведь рождались не под звёздным небом.

Мона даже бровью не ведёт, продолжая расхаживать по лаборатории.

— Я бы поверила в эту гипотезу, если бы не видела Павлинье Перо буквально этой ночью.

Альбедо неловко щелкает зубами. Мона права в какой-то степени. Но Кэйа Альберих, как ему известно, родился после бедствия, когда каэнрийская кровь уже бесчисленное количество раз смешивалась и с тейватской. Дайнслейф же чистокровный представитель. Но астролог об этом знать точно не должна.

— Так вот почему город из его прошлого под землёй.

Альбедо роняет кружку с уже остывшим кофе на пол, разливая его уродливым коричневым пятном по деревянной платформе.

Как засохшая кровь.

— Ты… видела его прошлое?

Мона смотрит на него со здоровым любопытством, на её лице нет ни единой искринки ужаса.

Будто то кровавое побоище её совсем не заботит.

— Ну да, я же говорила, что хочу доказать ему свои способности, а так как будущее его я не знаю, то оставалось только прошлое, — девушка с абсолютно будничным тоном хватает со стола румяную булочку с мясом, что была куплена для гуляющей сейчас с мальчиком-волком Кли.

Альбедо по какой-то неясной причине начинает тошнить.

— На самом деле, я собираюсь тебе это показать сейчас. Думаю, тебе понравится.

Ему не понравится. Он уже в этом уверен.

***

— В древнейшие времена, когда люди ещё не научились расшифровывать тайные послания созвездий, они использовали личные вещи человека, чтобы увидеть пройденный им путь.

Все столы были сдвинуты к стенам, а некоторые даже вынесены на улицу вместе с его спальником и шкафом.

Астролог сейчас заканчивала расчерчивать шестипалую звезду во весь пол, пока Альбедо доверили зажечь свечи на каждой её грани. Когда он был в Ли Юэ у одного своего знакомого, тот привел своего друга экзорциста, дабы тот на практике смог показать несколько трюков для нового произведения. И теперь алхимик точно уверен, что то, что он видит перед собой — печать духов, запрещённая ещё несколько сотен лет назад.

Как же хорошо, что Рейзор согласился присмотреть за Кли ещё немного, ему бы очень не хотелось, дабы в Ордо узнали об этом.

В середине круга лежит незнакомая ему брошь, что-то среднее между шестипалой звездой и неопознанным гербом знатной семьи.

Когда комната наполняется бесстихийными элементарными частицами иссиня-чёрного цвета, Альбедо понимает, что пути назад уже нет.

С другой стороны, если Магистус говорит, что он должен увидеть это, то он действительно должен.

Быть может, сейчас он противоречит самому себе, но что бы ни заставило королевского советника отречься от своего звания, Альбедо знает, что человеческой крови он пролил намного больше, чем крови чудовищ.

И пока он живет в Мондштадте, пока стоит с ними на одной стороне от баррикад…

Пока продолжает смотреть на него, как на одного из детей Каэнри’аха.

Альбедо должен знать то, что если тот предаст их, позволит убить Дайнслейфа без зазрения «совести».

***

Вода буйным ручейком звенит прямо где-то под ним, пока алхимик привыкает к необъятному мраку над головой.

Стоит повернуть голову чуть левее, как перед ним расстилаются буйные волны полей.

Это… неужели это…

Он встает на ноги, но тут же его голова начинает кружиться и кружиться, будто он стоит на мачте корабля, а под густым пробором щекочущей его лодыжки травы пустота.

Если бы он не знал, ни за что бы не поверил, что так и есть.

Деревушки, совсем точь-в-точь как Спрингвейл, стоят на парящих островках земли, мосты через которые будто сделаны из гранёного хрусталя.

Некоторые участки этих островов достроены из того же материала, блестя металлическим отливом под светом уличных фонарей.

Каэнри’ах.

Это Каэнри’ах.

Магистус кладёт руку на его плечо, с меланхоличной тоской впитывая в себя перезвон уходящей нации.

Они с затаённой тревогой двигаются по мощёной дорожке к пригороду.

Механические повозки стучат по каменным плиткам, колокольчики на дверях зданий всё переливаются и трепещут на холодном, подземном ветру.

Люди, белые и хрупкие, как первые подснежники, ходят мимо них, таких непохожих и неуместных.

Лишних.

Кузнец вертит в руках корсак своего ученика с гордой улыбкой, прежде чем с громким лязгом дернуть им по точильне в последний раз перед закрытием. Альбедо подходит к этим двоим ближе, рассматривая младое лицо парня перед мастером.

У него могла бы быть ещё вся жизнь впереди, а руки уже в рабочих мозолях и ссадинах.

Лавка напротив кузнечной окружена возами, громкими рабочими и одной маленькой, ужасно взволнованной продавщицей внутри этого клубка. У неё могла бы быть ещё вся жизнь впереди и магазинчик с собственноручно вырезанными маленькими трубками и длинными деревянными ободками, на которых натянуты струны. И по какой-то причине Альбедо думает, что звучание этих инструментов он уже знает.

Они идут дальше, улавливая всё больше оттенков повседневной суеты.

Торговцы. Целая Гильдия, объединённая историческими фамилиями, за которыми стоят обычные люди, чьи-то отцы и мужья.

Альбедо видит, как за одним из них стоит щуплый мальчонка с игрушечной лейкой.

Его наставница говорила, что главным наследием каэнриийцев были их знания и потомки.

Он смотрит на лица перед собой, которые с каждым мгновением начинают выцветать и желтеть всё больше, словно старая замыленная фотография.

Кажется, теперь он понял.

— Это здесь.

Они поворачивают в большой переулок, когда Альбедо замечает кого-то в самой его отдалённой части.

— Эй, сказитель, кажется, ты должна нам кое-что.

— Да-да, за долги нужно рассчитываться!

Это не секрет, что даже в самых мирных или, по крайней мере, достаточно обелённых в истории нациях живут люди. А люди бывают совсем не похожими на те вырезки из восхваляющих эпосов. Они бывают жестокими.

Небольшая толпа вилась роем вокруг одной девушки, зажав её в углу. Альбедо, вспоминая своё положение, тут же подходит вплотную к толпе в попытке разглядеть в ней знакомые лица.

Зачем Мона вообще привела его сюда?

— Я же сказала, что ничего не знаю, — голос незаметно для других ломается от того, как сильно девушка дрожит и жмётся к стенке спиной, к большому удивлению, держится она действительно храбро, при том, что люди намного старше и больше неё самой.

Чужой кулак врезается в стену с такой силой, что мелкая пыль и грязь сыпется на лицо и волосы, отчего её глаза начинают гореть и слезиться.

— Послушай, детка, — мерзкий, прельстительный тон не сулит ничем хорошим, а когда алхимик улавливает запах алкоголя, он и вовсе брезгливо отворачивается. — Ты обманула меня, и я проиграл крупную сумму, понимаешь, о чём я?

Мона сзади него сжимает кулаки, и Альбедо наконец понимает.

Сказитель. Эта девушка — астролог.

— Я же сказала вам, что не могу! Ну нельзя мне!

Бочка справа с грохотом летит на мощёную землю, отчего девушка вскрикивает и закрывает лицо руками.

Что же они творят?

— Кажется, куколка не совсем поняла, в каком она положении сейчас.

Прекратите это.

Во тьме заблестело лезвие, и алхимик бросается к мужчине.

…Но его рука лишь проходит сквозь него, и всё, что ему остается делать, это наблюдать.

Наблюдать, как ни в чем не повинную девушку хватают за горло и подставляют к её губам клинок.

Альбедо с надеждой оборачивается на свою спутницу, но та лишь опечаленно кивает головой.

Обратная сторона медали.

Остановитесь.

Он пытается закрыть уши, лишь бы не слышать крики и пьяный хохот, но он даже не может ощутить тяжесть своих рук в волосах.

Ужасно. Ужасно.

Ужасно.

— Эй, немедленно отпустите её!

Альбедо замирает с широко открытыми глазами. Голос отдаётся в голове эхом, отчего он начинает думать, что это просто плод его фантазии.

А потом он поднимает голову и видит Дайнслейфа.

Волосы пушистые, словно колосья пшеницы, даже на взгляд, собраны в сбившейся от бега маленький хвостик. На его лице нет маски, а на руках совсем молодые мозоли от меча. Но на них нет ни капельки чужой крови.

Юноша очень молод и, к удивлению, не высок. Когда Дайнслейф подходит и равняется с Альбедо, тот понимает, что они одного роста. Он стоит напротив и видит в нём лишь незнакомца.

— Я потребовал у вас отпустить девушку.

Мужчина с лезвием несколько секунд отупело смотрит на мальчика, что в два раза ниже и тоньше его самого.

— Какого чёрта он делает? — Альбедо думает, что Мона не заглядывала дальше того момента, когда они только зашли в переулок, так что она точно не знает, что тот…

— Рыцарь двенадцатого отряда Ордена под знаменем чёрного солнца Дейнслейф Голд, я последний раз требую вас отпустить девушку и разойтись.

...Какого хилличурла?

— Альбедо… — голос астролога приглушён от удивления, когда она смотрит на него. — разве это не фамилия твоей…

— Я знаю. Да.

Почему наставница никогда не говорила, что у неё есть сестра?

— Эй, малой, — мужчина медленно поворачивается к нему с ещё более зловещими искрами в глазах, и Альбедо с ужасом замечает, что ножны Дайнслейфа пусты, — а ты случайно не сыночек бывшей королевской советницы?

Он теперь начинает видеть взаимосвязь между тем, как быстро Хранитель поднялся по карьерной лестнице после падения. Надеялась ли династия, что тот будет таким же, как его мать?

— Это не имеет никакого отношения к тому, что от вас сейчас требуется, — в голосе слышится недовольное порыкивание где-то на равне со смятением, но Альбедо видел, в кого превратится этот мальчишка после, от этой живости в эмоциях останется лишь кучка пепла.

Почему-то от этой мысли у него высыхает во рту. <i>Был ли у них хоть крошечный шанс?</i>

<i>Хоть крошечный шанс просто жить?</i>

Мона неожиданно вскрикивает, когда всё происходит слишком быстро, и единственное, что успевает увидеть алхимик, это рану от лезвия на лице парня.

Которая в точности повторяет силуэт на его маске.

Голова дёргается в сторону, а волосы рассыпаются по всему лицу, пачкаясь в крови и поднявшейся пыли.

Альбедо не успевает испугаться, когда замечает что-то до ужаса знакомое. Потускневшие звёзды во взгляде. Как тогда, на тренировочной площадке.

Испытывал ли он такую же боль тогда?

— Какое же ты грязное животное.

И тут его кулак с размаху влетает в лицо пьяницы.

Мужчину дёргает в сторону, орудие с лязгом стукается об пол, создавая противное эхо.

Все в этот момент затаили дыхание. Сказительница пользуется моментом, отлипает от стены, как тут окно дома прямо над ними распахивается и оттуда вываливается всем корпусом старуха.

— Вы что здесь устроили?! Я сейчас рыцарей позову! Кто-нибу-у-удь, убивают!

Все участники потасовки тут же встрепенулись, дёргаясь на того самого рыцаря, что всё это время отупело смотрел на корчащегося на земле человека, зажимающего свой разбитый нос двумя руками. Друзья того самого бедолаги вот-вот бы набросились на Дайнслейфа, пока кто-то не опередил их, с силой дёргая его за руку на себя.

— Ну же, уходим!

— Мона, за ними! — Альбедо тут же бросается прочь из переулка в погоне за двумя подростками.

Он едва успевает заметить крадущуюся с ними вдогонку тень, когда приходится резко завернуть к большому зданию.

Они с астрологом почти синхронно поднимают голову к большой башне, чей конец не видно даже на таком солидном расстоянии.

Академический центр. Сердце Кхемии.

Рыцарь со сказительницей стоят прямо напротив них. Оба загнанно дышат, опираясь на стену лестницы, руки подёргиваются от прилившего в крови адреналина.

— Ты что, совсем больной?! Он же чуть не убил тебя! — девушка сердито всплёскивает руками, ошарашенно глядя на рыцаря.

Дайнслейф же лишь виновато улыбается через прерывистые вздохи сквозь зубы. Алхимик уже знает, что так он делает, когда ему больно.

— Это мой долг — защищать граждан.

— Но не когда ты сам в опасности, что это за самоотверженность такая!?

— Рыцарская, какая же ещё, — Альбедо вскидывает брови вверх, когда это измазанный в своей же крови парень начинает с задорным оскалом шутить. И в этих шутках нет привычной доли чёрного юмора, нет той необъяснимой тяжести слов, будто они несут за собой двойной подтекст.

— Да ты точно больной, — девушка даже не спрашивает, она утверждает это, несмотря на то, что в её голосе прорезается непонятная алхимику неуверенность.

Они, уже считай вчетвером, стоят стройной линией у стены. Альбедо не перестаёт поглядывать на молодого рыцаря с каким-то иррациональным желанием получше запомнить его именно таким сейчас.

Его лицо непривычно расслабленно, оно не сквозит этой долгой до одури усталостью, какую знает Тейват. И ведь действительно, всё это только в каком-то далёком-далёком будущем, а здесь лето, запах свежескошенной травы и пыли.

— Так, — девушка звучит тихо, будто всё это время пыталась подобрать нужные слова. — Ты из двенадцатого отряда? Ну, тех, которых к службе королевской семье готовят, — Дейнслейф утвердительно мычит, стирая пальцем кровавый след на лице, — а почему именно туда?

— Фавориты и советники всегда сопровождают королей на поверхности. А ещё их семьи пожизненно содержит казна.

Девушка ничего не говорит в ответ, лишь бросает на него тяжелый жалостливый взгляд всего на секунду.

— А я из второго отряда. Это которых в ученики старейшин потом подсылают.

— Говоришь так, будто не гордишься этим, — рыцарь сщуривает уголки глаз, поднимая лицо к небу.

— А чего тут гордиться, всю жизнь только и будешь делать, как хрыщам ботинки начищать, да портки подавать, — есть что-то странное в том, насколько беззаботно звучит её голос, хотя руки непроизвольно сжимаются за спиной в кулаки. — Дейнслейф?

— М-м?

— А почему твоя мама ушла?

А в ответ молчание. Сказительница уже спешно открывает рот, дабы спросить ещё раз, пока её не перебивает голос с лестницы.

— Святые луны, Дейн! Я тебя по всему городу ищу.

Так вот что это была за тень.

Ещё один парень спрыгивает с лестницы прямо в сантиметрах от Моны, отчего та инстинктивно отклоняется ближе к алхимику.

Парень, на вид ровесник Дейнслейфа и «Сказительницы», как её уже давно прозвал Альбедо, но, что удивительно, выглядит он больше как какой-нибудь книжный червь, нежели воин.

— Эндзё? Разве ты не должен был быть сейчас на тренир…

— Был бы там, если бы ты не создавал проблем, — «Эндзё» подходит к рыцарю почти вплотную, когда замечает глубокую рану на чужом лице и стирает большим пальцем кровавые разводы, — вот всегда ты так, попросишь одно, а натворишь с три короба.

Есть ли что-то более неловкое, чем это? Оказывается, есть, потому что в следующий момент книжный червь наклоняется к чужому лицу, и Мона в тот же момент разворачивает голову алхимика в другую сторону.

Оу. Неожиданное открытие.

Он даже не знает, что более несправедливое, что его заставили отвернуться или что сама Мона даже не закрыла глаза, хотя бы ради приличия.

— Звёзды, ребята, снимите комнату! Б-уэ.

Когда его щёку наконец отпускают, первое, что бросается ему в глаза, это даже не Дейнслейф, чьё лицо было сейчас соизмеримо только с кепкой Рыцаря Искорки, а то, как сильно напряглась Сказительница в этот момент.

— Я просил так больше не делать, Энд, — у Дейнслейфа не получается сделать грозного лица, потому что он тут же смягчается при виде съехавших в сторону очков и едва припухших губ, — а ещё мне нужно закончить патруль. И раз уж ты так вовремя оказался здесь, то соизволь проводить даму до лазарета, — ещё один острый взгляд разбивается об чересчур весёлую улыбку книжного червя, и на этот раз он всё-таки сдается, — не п-прощаюсь.

И Дайнслейф самым позорным образом убегает, что даже зазевавшиеся прохожие оборачиваются на его краснеющие щёки и шею.

— Итак, Мона, поздравляю тебя, вместо того, чтобы найти учителя Дайнслейфа, ты нарыла на него компромат. Теперь мы можем вернуться? Я достаточно увидел ещё на пять веков вперёд.

Но как только Алхимик делает шаг в сторону, ему приходится тут же замереть, потому что…

— Бездна, что это вообще было, Сигрун? — удивительно, как быстро с уходом Дайнслейфа Эндзё стал говорить в разы грубее и громче.

— Что было? Да это я вообще-то должна спросить! Почему ты никогда мне не рассказывал о том, что ты… что вы… — девушка делает неловкий жест руками в воздухе, смотря на рыцаря с надеждой на понимание, — я думала, мы друзья…

— Да потому что ты бы воспользовалась этим, чтобы подобраться к его матери! — последние слова были сказаны слишком громко, привлекая внимание прохожих, отчего он продолжил чуть ли не шёпотом. — И не смей мне врать, что не знала, чей сегодня черёд дежурить.

— Эндзё, ты не понимаешь, насколько могущественна старшая Голд. Она участвовала в создании астрологического круга, да любой астролог даже мечтать не может о том, чтобы стать её учеником! Я ещё никогда не была так близка к своей мечте.

Альбедо слышит восторженный вздох позади себя и понимает, что помешанность Магистус на этом будет проблемой не только Дайнслейфа, но и его.

— Сигрун, мать Дейна бросила свою должность и скрылась на несколько лет в самом бедном фермерском районе, это не из-за благих знаний делают, знаешь ли, — рациональное зерно в этом, на удивление, для Альбедо знакомо. Хотя, это и понятно, учитывая, что он живёт на отшибе Мондштадта в самой безлюдной точке континента. — Я не позволю тебе использовать моего возлюбленного, чтобы испортить самой себе жизнь.

«Моего возлюбленного». И Альбедо корёжит с этого не от того, что любовь между двумя парнями ему противна, отнюдь нет! В Мондштадте к любым предпочтениям и особенностям относятся очень лояльно, так что у них такие пары не являются чем-то из ряда вон выходящим.

Просто он до сих пор не может допустить мысль, что такой человек, как Дайнслейф, может быть… возлюбленным.

Конечно, тому не чужды слова о доверии или дружбе, и он явно питает тёплые чувства к детям из Гильдии, Сайрусу, да и кого они тут обманывают, явно не ровно дышит к Альбериху.

И, прислушиваясь к себе же, Альбедо понимает, что… услышал бы он эти слова от Кэйи, они не казались бы настолько… чуждыми.

Может быть, дело в том, что Эндзё для него просто незнакомец, или в том разе, когда он из своего убежища наблюдал, как Дайнслейф с Кэйей играют в снежки.

Почему-то, тогда эта картина показалась ему такой правильной. Ему редко удавалось увидеть у Капитана Кавалерии такую яркую улыбку, а уж у Гильдийца и подавно.

Но Альбедо быстро отмахивается от этих мыслей. Что за чушь, он даже никогда не слышал, чтобы они называли друг друга друзьями, а его уже совсем занесло.

— Сэр Эндз-зё!

Детский голос доносится откуда-то позади, когда Альбедо вновь видит Дайнслейфа с девочкой на руках.

Её волосы такие же пушистые-пушистые, вьются на концах, словно узоры мороза на стекле. А ресницы такие белые, что почти прозрачные.

Может ли это быть…

— Капелла, ты ж мой лучик! — рыцарь чересчур эмоционально всплескивает руками, сгребая в свои крепкие объятья девочку.

Книжник не выглядит достаточно крепко или хотя бы складно, тем не менее в его руках она кажется совсем уж крошечной и хрупкой.

— Наша соседка, что забирает Капеллу домой, сегодня припозднится, так что мне разрешили взять её с собой, — Дейнслейф наклоняется к торчащей светлой макушке, запечатывая на ней тихий поцелуй.

Капелла тут же смущённо хихикает и тянется ближе к своему брату, таща его за прядь волос.

К своему брату.

«— Ты бы хотел умереть с ними тогда?

— Да».

Альбедо берёт свои слова назад. Те вежливые ямочки, адресованные старшинам и тем, кому он помогает,

Те отцовские искринки, которыми он одаривает детей Мондштадта,

Те мягкие ухмылки, которые он адресовывает только Альбериху,

Не идут в сравнение с этой нежной широкой улыбкой сейчас.

Как же сильно они сломали тебя, Дейн?

— Братец Дейн, а ты же пойдёшь домой вместе со мной, да? Мама очень скучает по тебе, братики… Я тоже скучаю.

— Звёзды, Капелла, — Дайнслейф сжимает в своих руках малюсенькие плечики прежде, чем детский всхлип достигнет чьих-либо ушей, — я не могу пока уйти со службы, но я обещаю, что обязательно вернусь на свой день рождения, хорошо? Испечём черничный пирог вместе. Ну же, моя звёздочка, не плачь, эй… — Дейнслейф обхватывает большие щёки ладонями, привлекая к себе внимание, — я обязательно вернусь домой.

Не вернётся.

Альбедо зажмуривается и отворачивается, когда девочка восторженно вскрикивает, отчего Дайнслейф улыбается ещё шире, чем прежде.

Он не может смотреть на это, зная, как жестоко судьба отберёт это у него. Вырвет всё самое важное прямо из его рук.

Лучше бы Мона показала ему войну.

— Думаю, нам нужно возвращаться, — голос Магистус подозрительно охрипший, но он решает не спрашивать её об этом.

***

Возращение в реальность оказывается очень… головокружительным.

Когда картинка вокруг них полностью рассеивается, первое, что делает Магистус, это выбегает на улицу, дабы освободить свой желудок.

Похоже, даже для неё эта магия слишком сильна.

Альбедо тяжело трёт свои вески, подходя к столу и обнаруживая на нём… пару шипастых перчаток.

<i>Сколько сейчас времени?</i>

Но тут алхимик слышит скрип кресла прямо позади себя, и всё встает на свои места.

Он напряжённо выпрямляется у стола, сглатывая.

<i>Как же он мог забыть?</i>

— Архонты, я просто не могу поверить, что они все уже… Но сколько тогда вообще лет Дайнслей… ооу.

Кэйа смеется очень мелодично, слишком беззаботно. По звуку звякнувшего стекла Альбедо понимает, что у того, скорее всего, бокал в руках. В помещении становится непривычно холодно.

— Что ж, надеюсь, у вас есть хорошее оправдание тому, что я только что увидел.

И бокал стукается о горлышко бутылки.