Артем конечно видел как-то отца в таком нервном состоянии, но обычно оно относилось к его матери. Что бы Артем в детстве не вытворил, на него реакция была спокойная и отстраненная. Гликин даже думал, может быть его обманывают, и звонит на самом деле не отец, в конце концов телефон чужой.

— Ты в своем уме?! — кричал старший Гликин. — Ты во что там поиграть решил? Тебе пять?! Матери «скорую» вызывать пришлось! И сейчас второй раз придется, когда ты нашелся!

— Я нормально, — раздалось на фоне. — Сейчас, посижу немного.

Артема кольнуло волнение, он впервые задумался о том, сколько беспокойства он принес маме, стало стыдно. Но увы, обратно все вернуть нельзя было.

— Зачем ты вообще прятался?! Это что за шпионский фильм?

— Он мог попытаться меня убить, — спокойно ответил Артем. — Я правда не могу сейчас… Со мной все хорошо.

— Пожалуйста, убери телефон… — попытался полицейский, который хотел осмотреть голову Артема.

— Это кто? Доктор? Кто-то из твоих коллег? Дай ему трубку! — потребовал отец. Артему это надоело. Да, он ощущал стыд, но не настолько, чтобы дальше терпеть, поэтому он просто скинул звонок и вернул телефон следователю из Москвы, который приехал на его поиски. Тому, что был старшим. Голос Артема был непривычно хриплым, но Гликин думал, что это он простыл, совсем не связывая с пережитым недавно. В носу ведь хлюпало что-то, а высморкаться было больно. Вообще теперь хотелось больничный и полежать. С ногой же явно непорядок, ему все еще было больно наступать на нее. Незнакомый полицейский наконец осмотрел его голову и шею, но ничего опасного для Артема не заметил и отошёл к другой машине, где приехавший фельдшер осматривал Польского.

— Вы бы хоть отца предупредили, — покачал головой полицейский. Кажется, ровесник его отца, возможно они и работали когда-то вместе.

— Он должен был поверить, что я пропал, — возразил Артем.

— И вы думаете, что вас бы так быстро хватились?

— Да, я написал, что кажется знаю, кто убийца. Если бы я пропал, отец проверил бы по моим конфликтам и прошлым посещениям, и по этому пути уже сам вышел на убийцу. Если бы к тому времени Леонид Польский убрал улики, то отец убрал бы его незаметно.

Полицейский очень внимательно посмотрел в лицо Артему, которое и с прошлого раза зажить не успело, потом хлопнул по плечу и доверительно произнес:

— На месте вашего отца, я бы вас пристрелил. Неужели оно того стоило?

— Для меня это было очень важно, — кивнул Артем.

— Боюсь, после этого дела вас запрут в архиве снова. Жаль. Я давно не видел такой самоотверженности.

Артем знал источник этой самоотверженности, но не стал спорить. Он верил, что у него получится, в целом не ждал, что Польский вернется в свой подвал именно в этот момент. И все же подстраховался от этого. Да и Польскому следовало напомнить, что за ним присматривают. Кто знает, может тогда он бы побоялся убивать Артема рядом со своим логовом. В любом случае — почти все получилось. В идеале, конечно, было прийти, убедиться в том, что улики есть, и тихо вызывать полицию.

Тут уже Артем сам виноват. Он добрался до дома ночью. Он попал в эту ситуацию именно потому, что Марк был ему не чужим человеком, и если бы Артем следовал правилам и не расследовал бы дело, напрямую связанное с его любимым человеком, то его не сломал бы так этот подвал. Артем не знал, где там включается свет, и обследовал его при помощи фонаря на телефоне. Он натыкался на вещи, которые в целом подходили под описание тех, в которых пропали некоторые жертвы. Артем старался особо их не трогать, не передвигать, использовал перчатки. Подвал был большой и осмотреть его весь заняло много времени. Артем собирался удостовериться и осторожно выйти из него и вызывать полицию снаружи. Даже если обнаружит вещи Марка. 

Артем нашел это под кроватью, завалившееся в щель или специально так оставленное: связка ключей с серым от пыли брелком в виде звезды-шейкера. На этой связке был ключ, похожий на ключ от квартиры, которую снимал Артем.

Гликин забыл, что отдал Марку его. Не до того было. Польский, значит, мог в любой момент к нему нагрянуть. Артем особо не дарил Марку каких-то ценных подарков, но ключ был очень важен. Гликина это выбило из колеи, оторвало от мира и он забыл, сколько прошло времени. Он и представить не мог, как сильно это по нему ударит. Марк был в этом подвале. Именно тут его пытали, били. Артем словно до этого момента не верил в это. А теперь осознал. Это знание далось ему тяжело и отняло больше времени, чем Артем планировал потратить в подвале — он выронил телефон и в темноте шарил уже в его поисках. Нужно же было с чего-то вызывать полицию. Потом понял, что внутри его бесплатная симка плохо ловит связь, и нужно выбираться из подвала. И выбрался даже, но у двери услышал шум машины и, вспугнутый, забежал обратно и спрятался там же, сам загнав себя в ловушку находясь в расстроенных чувствах.

При этом на проверочные звонки Артем все равно отвечал. Думал, что ему нужно еще немного времени собраться с мыслями и силами, после чего он вызовет наряд.

Не спал и звонил ему все это время Бурнаев. Константин был из местных, значит его бы скорее послушали. В отделении знали, что его убрали с должности после того, как он избил гея, чей отец оказался генералом. То есть и списывать со счетов его не спешили. Более того, Артем и раньше был уверен, что сразу после того, как он вернется в Москву, а значит не сможет возбухать, Бурнаева вернут на службу. И Артем понимал, что Константин не замешан в этом вместе с Польским. Насчет Гальцева еще мог сомневаться, но Бурнаев очень сильно подставился, когда напал на него. И при этом был уверен, что по крайней мере Марка убил именно Гликин. А значит, не состоял в сговоре с маньяком. Бурнаев был не самой удобной кандидатурой, но Гликин выбрал именно его. В первую очередь потому, что никто бы не догадался, что они сговорились. Гальцев или кто-то из команды могли доложить начальнику. Польский для них был фигурой значимой, а Гликин — чужим, к тому же геем. Может быть позже они и задумались о том, что все же Польский подозрительный, но до этого Артем успел бы умереть, так и не увидев, как накажут виновного.

До второго раненного наконец добрался медик. Нонсенс, но сначала он осматривал Польского, потому что у того было огнестрельное, что казалось опаснее, а Гликин не жаловался. Первое, что спросил подошедший медик:

— Почему он без обуви на морозе? Никто не подумал, что надо дать ему ботинки?

Вокруг тут же засуетились, пошли искать какую-нибудь обувь.

— Нога правая, — подсказал Артем. — Кажется, сломал.

— Не похоже. Ты ею двигаешь, — возразил медик и наклонился проверить, повертев ее для этого в руках. Артем зашипел, вспомнил, что три дня не менял носки и не мылся, а спал прямо в обуви, так что у ног даже шанса проветриться не было. Очень неудобная ситуация.

Оказалось, что пока остальные искали ему обувь, Бурнаев остался рядом с машиной, он выдал себя смешком и снисходительным:

— Ты что, разулся, прежде чем в этот подвал идти?

— Долго объяснять, — повел плечом Артем и снова зашипел. С ним так не церемонились, словно это он был убийцей. Неприятно.

— Растяжение, — наконец сказал медик и перешел на проверку головы Гликина и горла.

— Ну как, жить будет? — спросил чуть ли не участливо Бурнаев.

— Об этом пока рано утверждать. Головой бились? — продолжал медик, заглядывая Артему в глаза. Гликин думал, что вот вроде молодой парень, не старше его, а уже такой уставший и злой. Конечно, рано утром отправили в какую-то деревню. Возможно, у него были планы. Например, поработать спокойно хотя бы сегодня.

Артем думал, что приехали уже все, но к ним с упорством ледокола, покачиваясь на нерасчищенной дороге, ехал черный аурус, которому казалось вот уж точно нечего делать в этой глуши. Уже взошло солнце и было светло. Деревенские пытались выйти из домов и посмотреть за тем, что у них случилось, но их загнали обратно и попросили не высовываться пока. Сказали, что авария газа. Вряд ли местные поверили, но поняли, что дома пока лучше не покидать и наблюдали из окон, иногда как бы между прочим выходили во двор, вроде покурить или в туалет, но задерживались, глядя на приехавших. Но ничего особенного не происходило, ни Гликина, ни преступника им не было видно.

Аурус наконец доехал и оттуда выбрался мужчина лет пятидесяти, но с первого взгляда можно было сказать, что и он из органов. Скорее всего тоже полиция, просто при должности. Но выглядел он при этом растерянно, поймал кого-то из полицейских, что-то уточнил и после этого отправился прямо к Гликину.

— Явился, — выплюнул Костя и потащил из пачки сигарету.

— Начальство? — негромко спросил Гликин, глядя на подходившего.

— Оно, — подтвердил Бурнаев и отошел подальше, не собираясь встревать в разговор. И на всякий случай не собираясь его слушать. Фельдшер продолжал осмотр, и пришедший осторожно тронул его за плечо. Тот повернулся злой, кажется хотел ответить резко, но увидел, кто его тревожит, и без слов отодвинулся. Артем почему-то ждал, что его будут уговаривать не рассказывать про Польского, а убрать начальника по-тихому. Он даже не был против такого поворота.

— Здравствуйте, Артем, — негромко поздоровался подошедший. — Я приехал поговорить. Понимаете, ситуация щепетильная, тема неприятная, она изначально такой была. Я слышал, что вы из Москвы и туда вернетесь. Но у меня там тоже есть связи. Я мог бы помочь вам в продвижением. Потому что, если вы думаете, что это дело ему поможет — то не будьте наивны. Оно вашей карьере наоборот мешает. А, вижу вы ранены. Надеюсь, не смертельно. Так вот, вы же осознаете, какой это скандал и сколько будет недовольных. Поэтому, Гликин, я вас очень прошу, не общайтесь с репортерами. Я сделаю все, чтобы они про эту историю не узнали, но если все-таки: постарайтесь не общаться с ними об этом. А я помогу вам со службой в Москве, как смогу. Ну, мы ведь договорились? Договорились же?

— У меня нет никакого желания общаться с журналистами, — Артем кивнул, ощущая разочарование. И даже наоборот: подумал, не хотят ли дело замять. Но вряд ли. Даже если Польский был его другом, это слишком большое пятно на репутации. Его либо убирать сразу, либо по закону сажать. Выпустить его уже не смогли бы.

Помрачневший Гальцев с омерзением на лице принес ботинки Артема (хотя никто и не говорил) что они в подвале, и теперь терпеливо ждал чуть поодаль. Так и не представившийся Артему начальник кивнул и отошел к своей машине, около нее стал кому-то звонить и негромко переговариваться так, что не было слышно даже интонации — приказывал он или отчитывался. Артем подумал, что и этот человек вряд ли сильно винит Польского — ведь тот геев убивал. Единственное, что начальство волновало в этой истории, так это то, что убийцей оказался полицейский, к тому же начальник группы.

— Ты нахрена там раздевался? Вы вообще чего там затеяли, я едва эти ботинки нашел, — пожаловался Гальцев. Вернулся и фельдшер, продолжил осматривать шею и голову Артема, говорить стало невозможно, и он не ответил. Гальцев, поставив ботинки в снег перед Артемом, продолжил ворчать:

— Развелось как собак… Один педик, другой тоже педик. Хорошо хоть между собой разбирались и нормальных людей не трогали.

Артема словно в большом кулаке сжало. Бурнаев не стал за него заступаться, но в то же время вышел из-за дверцы и отодвинул Гальцева от машины подальше, шепнул: «До этого тут сейчас?»

Гальцеву, кажется, и так в тягость было тут стоять, поэтому он ушел найти себе другое занятие. Подальше что от подозреваемого, что от потерпевшего. Опять же, Артем думал, что Бурнаев так отреагировал из-за него, но Костя повернулся и разочаровал:

— Шлях же не из ваших. У него жена, дочери. Как он может быть…

— Я могу спать с девушками, — поправил Артем. — Просто… не интересно. Так же и он смог. Его очень сильно оскорбили в школе, он ничего не мог с этим сделать. Именно из-за такого вот отношения. Ему бы сказали, что он гей и бегал сам за этим парнем. Попытался бороться своими силами, но не помогло. Более того, до обидчика стало не добраться. Конечно, он старался, чтобы в тюрьме узнали, за что тот сидит. Ему мало было бы даже убить его. Он должен был страдать. Точнее, Польский думал, что тот должен страдать. На самом деле ему на терапию надо было.

— Терапия как раз для педиков, — грустно усмехнулся Бурнаев. Артем отвернулся, потому что в этот момент фельдшер повернул его голову к себе, стал осматривать переносицу. Очень сложно было объяснить этим людям все, что Гликин понял в этом деле. Почти нереально, потому что вряд ли они смогли бы услышать. Они охотнее бы даже послушали про проблемы женщин, потому что женщины всюду, женщиной может быть мать, дочь, женщина это жена. А вот геи для них как какой-то другой вид, который не жалко. Артем с болью думал о том, что именно такое отношение и родило монстра. Именно осознание, что над тобой посмеются в полиции, не поймут дома, а то и выгонят. Интересно, был ли Кирилл первым? Тем, кто пошел до конца. Были ли другие несовершеннолетние, которых Польский подставил, но которые не пошли в полицию, как и он в школе. Сколько маньяков вырастет из них? Польский не мог пойти в терапию во-первых потому, что это не было бы уважаемо, во-вторых потому, что работал в полиции, и на работе могли узнать про любой из пунктов, который он рассказал бы психологу (так он считал). Возможно он и не хотел. Для него это было как алкоголизм — он забывался в насилии и его отпускало. Он не тот маленький и беззащитный, не жертва, он сам маньяк и агрессор. Вряд ли он о чем-то жалел, кроме того, что теперь об этом узнает семья. Эти парни были для него просто мясом. Даже Марк был просто мясом, за страданиями которого Польскому было интересно наблюдать. Как и за страданиями Артема. Не то чтобы Артем считал, что любому маньяку было бы стыдно за случившееся.

— Ты ведь уедешь? — продолжал Бурнаев. Он говорил это странно, непонятно: то ли расстраивался этому и вида не подавал, то ли правда торопил Артема валить обратно в Москву.

— Да, — кивнул Гликин, не особо разбираясь, какие именно чувства Константин вкладывал в вопрос. И по реакции тоже не понял — Бурнаев просто развернулся и отошел к Гальцеву, там встал что-то обсудить.

— Жить буду? — спросил Гликин, глядя на них.

— Если будете каждого преступника так ловить, то недолго. А так… не вижу причин не жить. Ничего смертельного.

— У Польского хуже?

— Тоже ничего страшного. Так, задело немного.

— Значит до суда доживет, — задумчиво произнес Артем, жалея об этом. Надеялся, что хотя бы ранил его серьезно. Фельдшер задумчиво произнес только:

— Кто знает. Тут всякое бывает.

Возможно, он тоже думал, что с Артемом говорили, как бы удавить Польского еще до суда и чтобы никто про это больше не говорил. Но Гликин знал, что это не так. И будет суд, и сядет Польский скорее всего даже не к своему обидчику. И что там его сожрет его же жажда крови, потому что там никак нельзя будет сублимировать свою обиду и ненависть. А с другой стороны, живут же как-то на пожизненном. И ничего.

Артем перевел взгляд на дорогу. Сюда никто больше не ехал, и не уезжал. Около подвала все скопились, как муравьи. Артем представил, как из подвала каким-то чудом выбрался Марк. Как стучался в дома вокруг, возможно просил помощи. И как в тот раз никто даже не подумал высунуться, а теперь все с интересом наблюдали, а что же там случилось. Невыносимо.

Артем снова отвернулся. Пошел легкий редкий снег, успевший опостылеть за первые же две недели зимы.

У кромки леса стоял Марк. Не в той одежде, в которой его нашли. Артем представлял его в теплой куртке с меховым капюшоном, в зимних ботинках. Хотя от холода нос и щеки у Марка были красными, он не замерзал по-настоящему. Ему было тепло. Некоторое время он смотрел на эту суету, на Артема на заднем сидении, на машину, в которой сидел арестованный Польский. Смотрел безучастно и без злобы или сожалений. Словно это его никак не касалось и он стал лишь случайным свидетелем этой трагедии. Насмотревшись, Марк развернулся и, утопая в сугробах почти по колено, пошел прочь. Ушел в лес, и Артема холодом продрало от этих фантазий, стало так же страшно, как когда он шел к этому дому через темный лес, хотя сейчас было светло, только чуть пасмурно. И следом стало невыносимо больно. Артем думал, что ему станет легче. Что он вцепится в след, вытащит убийцу на суд, опозорит его перед всеми, узнает, кто это, найдет улики, и Артема отпустит его боль. Он сейчас не мог понять, почему так думал. Он точно так же как и раньше не находил себе места. Но и смерть Польского это бы не изменила.

Артем сел в машину полностью и прикрыл дверь, отрезая себя от внешнего мира. Внутри было тихо, ворчало о чем-то радио. А главное - тепло. Наконец отогрелись замерзшие ноги. Артем чувствовал себя пустым и ненужным. Ему одновременно хотелось принять душ, поесть, поспать, отдохнуть и прорыдаться.

​

А когда надоест, 

возвращайся назад,

гулять по воде, 

гулять по воде, 

гулять по воде 

со мной. (с)