Вечерняя духота предвещала дождливую ночь. В блоке пахло недавним ремонтом и макаронами с тушенкой, остатки которых можно было наблюдать на сковородке и на тарелках в раковине. Гудел загипсованный изолентой вентилятор и болтал телевизор.
На пыльном, продавленном неисчислимым количеством задниц диване сидел Крош и хрустел морковными палочками из Макдональса, уставившись отупевшим взглядом в мигающей экран телевизора. Выглядел и одевался он так, как выглядит и одевается каждый столичный модник: синие волосы в прическе помпадур, тоннели в оттопыренных ушах, пара элегантных браслетов, куча футболок в шкафу, несколько клетчатых рубашек, узкие джинсы и массивные дорогие кроссовки. Для завершения образа не хватало только бороды, которую Крош отчаянно пытался отрастить, но пока получались только пубертатные плешивые усики. Он казался на пару лет младше своего возраста, и это придавало ему некоторую женственность, отчего шутки про пидорство летели в его сторону чаще, чем в кого-либо еще. Но летели осторожно — умения, вбитые за десяток лет посещения школы карате, Крош ещё не забыл. Сейчас же он восседал в простой белой майке-алкашке и джинсовых шортах.
Положив на колени Кроша ноги, рядом с ним на диване полулежал Ёжик, читал объемную книгу в растрескавшейся обложке и со стёршимся названием, периодически проводя пальцем по носу, поправляя большие квадратные очки. Не отличающийся физическими данными, он носил мешковатую одежду, что делало его ещё более худощавым. Главными слабостями Ёжика были цветастые штаны, кактусы и старые книги, пахнущие сыростью. В отличие от Кроша, его можно было назвать самим воплощением элегантности — туфлей начищеннее, рубашек отглаженнее и носок белее вряд ли можно встретить даже у королевских особ, а потому и обязанность уборки в блоке досталась ему. Как и обязанность готовить еду, впрочем. Кроша можно было использовать лишь как тяговую силу — мусор вынести, сумки от магазина дотащить.
Университетская жизнь ещё не началась, и хотя уже практически всех расселили, в общежитии было тихо. По комнатам сидели только те, у кого совершенно не имелось знакомых в городе, а их насчитывалось крайне мало. Либо же те, чьи знакомые пока что ограничивались пределами университета.
Отвоевать комнату на двоих у Кроша и Ёжика не получилось, и с искренней надеждой, что к ним более никто не подселится, они заняли блок в две комнаты на последнем этаже в самом конце коридора. Лифты в общежитии постоянно ломались, а потому последние этажи никто не любил. Крош и Ёжик в свою очередь любили уединение, а потому приходилось чем-то жертвовать.
Отвлекшись от книжки и внимательно прицелившись, Ёжик пихнул соседа по дивану пяткой в пах, но не настолько сильно, чтобы тот согнулся от боли.
— Слыш, Гош, дай морковки, — прогундел он, вновь утыкаясь в книгу.
— А пососать не дать? — откликнулся Крош и, не отвлекаясь от экрана, привстал, рукой вдавил ноги Ёжика в диван и сел на них сверху.
— Хер тогда тебе в следующий раз, а не обед в Макдаке.
Крош уставился на сосредоточенно читающего Ёжика, который словно и не заметил того, что его ноги придавила приличного веса тушка. Аккуратно поставив пакетик с морковными палочками на спинку дивана и поправив его, чтобы он ненароком не свалился, столичный модник в майке-алкашке навис над ним. Руками Крош оперся о подлокотник дивана, лицом почти касаясь лица Ёжика.
— Ёлки-иголки, Валь, ну ты же знаешь, как я…
Договорить он не успел. Открылась дверь, и в блок залетела бойкая старушка-вахтерша Совунья. Её считали той ещё чудачкой: жила она в общежитии вместе со студентами, постоянно всех подкармливала своей домашней едой и всё время ходила в забавной полосатой шапочке с помпоном. Рано утром летом её можно было увидеть нарезающей круги вокруг корпусов университета на роликах, зимой — на лыжах. В её комнатке всегда бубнило радио, пахло пирожками и старой одеждой. Она помнила каждого студента по имени и кто в какой комнате живёт. Сами студенты благодарили Совунью за заботу как могли, и по праздникам старушку буквально заваливало подарками.
За вахтёршей вошли двое. Первым был длинный парень с прической под пажа и застывшим на лице выражением вселенской грусти. Чёрная рубашка навыпуск и свободные тёмные брюки только добавляли ему мрачности. Он тащил два объёмных розовых чемодана и спортивную сумку. Вторым пришельцем была девчушка с пухлыми губами, торчащей колом рыжей косой и в максимально короткой юбке. Запах её клубничных духов мгновенно перебил все остальные в округе. В руках она несла лишь до смешного маленький рюкзачок, в который и кошелек с трудом мог вместиться.
Крош резко отскочил от Ёжика в другой угол дивана. Уши парня запунцовели. Ёжик захлопнул книгу и встал, направившись к вошедшим. Крош уже набрал полную грудь воздуха, чтобы высказать всё, что он думает по поводу этого внезапного вторжения, но его опередила Совунья.
— Простите за внезапность, мальчики, хо-хо, но тут такой особенный случай! Анютке места в женском общежитии не хватило, ну её и решили к вам подселить! — затарахтела старушка, ущипнув девчушку за щёку. — Вы же мальчики хорошие, обижать её не будете, да тут с ней вместе и её молодой человек, хох. Сергей, вы тут располагайтесь, знакомьтесь, а меня ждут дела. Мальчики вам, если что, всё расскажут.
— Да, Софья Алексеевна, расскажем, — с натянутой улыбкой подтвердил её слова Ёжик.
— Вот и прекрасно! — Совунья напоследок похлопала новоприбывших по плечам и выпорхнула из блока.
— Чо, бля?.. — тихо пробормотал Крош, переводя взгляд с новоприбывших на Ёжика и обратно.
— Мило тут у вас, — сказала девчушка, оглядывая больше не сам блок, а его жильцов, — Меня Нюшей звать.
— Валентин Ёжкин, — представился Ёжик, беря из рук новенького один из чемоданов.
— Это типа… как «ё-ё-ёжкин кот», что ли? — протягивая гласные звуки, ответил парень — Я Сергей Бара-анов.
— Гоша, — бросил подошедший к ним Крош и уставился на Нюшу. — Какого лешего с нами будет жить девчонка?
— Вроде такие уши большие, а не услышал, — хихикнула она. — В женском общежитии мест не хватило, глупый.
Крош снова вспыхнул и закрыл уши руками. Пока он не начал плеваться ядом, Ёжик всучил ему один из чемоданов.
Когда новоприбывшие малехонько обосновались, начался активный дележ территории. В основном им заправляли Крош и Нюша, Ёжик молча наблюдал с дивана, зорко следя за тем, чтобы под раздачу не попали его кактусы. Бараш на время куда-то испарился, а когда вернулся, от него несло сигаретами. Крош вел себя как кот, на территорию которого вторглись, и разве только не метил углы. Нюша визжала благим матом и лепила везде подписанные маркером стикеры. Дошло чуть ли не до того, что она начала размечать пунктиром пол, благо, вовремя вмешался Ёжик.
С прибытием Бараша и Нюши вся атмосфера в блоке как-то поменялась, и если Крош протестовал, то Ёжик не мог понять, нравится это ему или нет. Даже пахло теперь иначе. Но выбора у них всё равно не оставалось. Раз Бараша и Нюшу поселили в самую жопу общежития, значит, больше мест действительно нет.
Ближе к ночи все успокоились. Крош и Нюша уже не дрались, а вместе сидели на диване, ели чипсы из одной пачки и смотрели телевизор. Бараш в милом цветочном фартуке, завязав в хвостик свои пепельные волосы, возился с тестом для пирога на кухне. Ёжик плескался в ванной. За окном шумел дождь.
Было часов шесть утра, когда Крош вышел из комнаты, которую делил с Ёжиком, и наткнулся Бараша. Настежь открыв окно, расчистив себе место на подоконнике, он свесился наружу между кактусов, вдыхая свежий после ночного дождя воздух, и дымил.
— До-о-брое утро, — поприветствовал его Бараш.
— Доброе, рогатый, — ответил ему Крош, открывая холодильник. Ему почему-то не спалось, и он был не в настроении.
Бараш напрягся. «Рогатыми» парней просто так не называют.
— Почему это я рога-атый?
— Говоришь странно. Гласные тянешь. Как бара-а-ашек, — передразнил его Крош, доставая из закромов баночку йогурта и сосредоточенно её оглядывая в поисках срока годности. — Да и фамилия у тебя соответствующая.
— Я очень си-ильно заикался в детстве. И это последствия.
— Понятно, рогатый, — без какого-либо интереса откликнулся Крош.
Йогурт отправился в мусорку. Со вздохом «ёлки-иголки» парень продолжил копаться в холодильнике.
Повисло недолгое молчание. Бараш постучал пальцем по сигарете.
— Вы ведь с Валентином голубы-ые.
Крош вздрогнул. Найденный в холодильнике пудинг едва не полетел на пол.
— Т-ты это с чего решил, а, рогатый?
Бараш усмехнулся, затянувшись.
— Ну… Если бы я был не пра-ав, ты бы так не среаги-ировал. К тому же… Натуралы не спят в обнимку в одних труса-ах, сдвинув кровати.
— А нехер за нами подглядывать, извращенец! — воскликнул Крош, угрожающе тыча пудингом в сторону Бараша.
— Я и не подгля-ядывал. Просто дверь в комнату надо закрыва-ать.
Шлёпая босиком по полу, Крош подошёл к Барашу и резким, но точным ударом ноги выбил из его длинных пальцев сигарету. Мигнув красным угольком на прощанье, она скрылась в кроне растущего под окнами дерева.
Бараш взмахнул руками, безуспешно пытаясь поймать сигарету и чуть не свалив пару несчастных растений.
— Ты совсем ошале-е-евший?! — закричал он, нависнув над Крошем.
Тот шмыгнул носом.
— Расскажешь кому-нибудь обо мне с Ёжом — и полетишь следом за сигаретой.
То, как и с каким выражением лица сказал это Крош, не заставляло сомневаться в серьезности его слов. Захватив ложечку для пудинга, он вернулся в комнату, демонстративно хлопнув дверью, явно не заботясь о спокойствии спящих.
Бараш вздохнул. Это была его последняя сигарета, а магазины открывались ещё не скоро.
Разбуженная шумом, из комнаты вышла Нюша в тонком халатике, под которым совершенно не наблюдалось белья.
— Серёж?.. Что случилось? — хриплым ото сна голосом спросила она.
Бараш закрыл окно.
— Не ходи голая, дурёха! Мы, чёрт возьми, не дома! — завозмущался он, загоняя Нюшу обратно.