чонин стоит под фонарем рядом с главным корпусом своей школы, смотрит на потрескавшуюся на желтых стенах краску и поржавевшие перила, ведущие в подвал, лестница в который обросла корочкой белесых острых льдинок. снег идет слишком беспощадно для конца ноября; валит огромными хлопьями и крутится в воздухе, поддаваясь сильным ветряным порывам, от которых чонин ежится и с новой силой зарывается носом в нежно-оливковый шарф. он сжимает пальцы в кулаки, глубже пропихивая их в карманы, хотя кажется уже, что секунда и они просто порвутся от постоянных копошений яна. воздушные хлопья засыпают синие выцветшие волосы, падают на длинные ресницы и иногда, растаяв, скатываются за шиворот ледяными каплями.
чонина передергивает, когда он чувствует капельку на своей спине, не выдерживает и достает из кармана телефон. экран сразу же перестает функционировать, когда снежинки оккупируют его поверхность. ян цыкает, вытирает мокрый снег о сухую ткань своих черных джинс, — хотя в школе, на самом деле, форма обязательная, но чонин полностью игнорирует все замечания и по утрам из раза в раз натягивает вовсе не дурацкую неудобную форму, — и видит на экране блокировки сообщения от сынмина, который, кажется, опять решил проспонсировать его чем-то новеньким из его коллекции отстойных мемов про дни чего-то там и иногда волков. под кучей уведомлений от сынмина из разных социальных сетей высвечивается такое теплое: «пятнадцать минут и я на месте», пришедшее восемь минут назад.
чонин ждет, переминается с ноги на ногу, пихает телефон обратно в карман, чтобы не намочить его еще сильнее, и поворачивается к дороге, на которой с минуты на минуту должна припарковаться черная иномарка. ян считает падающие крупные снежинки, ломает влажные пальцы в теплых карманах и задумчиво начинает рисовать мыском ботинка причудливые узоры на снежном одеяле. получается совсем плохо, но на это абсолютно все равно, потому что чонину бы хоть как-то скоротать время своего томительного ожидания. вокруг, кажется, все покрылось рисунками, которые с каждой секундой засыпает снег, и ян, задумавшись, пропускает мимо ушей сигнал машины.
— нини, ты там совсем замерз? — шутливо, но обеспокоенно спрашивает чан, выходя из машины и хлопая дверью.
чонин осекается и идет в сторону к старшему, шмыгая носом.
бан перехватывает его рюкзак, внезапно оставляет поцелуй на розовой щеке, улыбаясь уголками губ на неловкий бубнеж яна, и открывает ему дверь пассажирского места.
— как на работе дела? — чонин переплетает пальцы и внимательно смотрит на дорогу (потому что он тоже хочет сдать на права и научиться водить машину, чан знает).
— джисон предложил наливать в кулер колу вместо воды, а чанбин, кажется, проспал абсолютно все, — чан смеется так мягко, как может только он. ян такой улыбки и такого смеха не встречал никогда: хенджин смеется слишком громко и его порой хочется заткнуть (спасибо за предоставленную возможность минхо и его салфеткам), феликс хихикает тихонько, а сынмин то ли на маньяка смахивает, когда улыбается, то ли еще на какого-нибудь персонажа фильма ужасов, а чан совсем другой. от его улыбки тепло разливается по всему телу, от смеха на лице младшего невзначай появляется улыбка, даже если настроения до этого не было вовсе. чан весь такой уютный и заботливый, целует приторно сладко, но от этой сладости не хочется отрываться, лишь получать с новой силой и чувствовать сахарный привкус чужих губ на своих.
чонин на слова старшего улыбается и спустя несколько секунд ощущает, как тот кладет свою руку на его левое колено и начинает медленно поглаживать выступающую косточку большим пальцем.
— все хорошо, йени? ты какой-то совсем тихий сегодня, — чан поворачивается в его сторону на мгновение, но после снова устремляет взгляд на лобовое стекло, уверенно поворачивая руль. руку с колена не убирает.
чонин разглядывает его профиль и не может собрать слова воедино, сформулировать предложение, которым он бы мог ответить на вопрос бана.
чан красивый до безумия: у него мужественные черты лица, острая линия подбородка, красивая бледная кожа (чонин не может отказать себе в том, чтобы оставлять собственные следы на ней). разум находится под какой-то дымкой, название которой горит ярким неоновым, переливается разными цветами и застает чонина врасплох.
«бан кристофер чан»
в мыслях все тем же неоновым уже давно сверкает нежное «люблю тебя».
чонин о чане думает всегда. думает, как чан заваривает ему какао с клубничным маршмэллоу, как позволяет самому выбирать фильмы, как приклеивает на длинные пальцы пластыри с рисунками маленьких слоников, когда чонин неаккуратно режет овощи. думать хочется обо всем: какой чан замечательный, какой умный и рассудительный, страстный, но терпеливый и нежный. думать о чане хочется всегда-всегда и ругать себя чонин за это совсем не собирается.
— я скучал, — тихо совсем, кажется, тише шепота и не громче звука крыльев летящей бабочки. чонин теребит свои пальцы, смотрит вдаль и слушает чужое дыхание, размеренное, спокойное и такое родное.
— я тоже, маленький, — чан вторит ему, голос не повышает и отпускает колено яна, накрывая его холодные пальцы, согревая их своим теплом. он чувствует чужую дрожь, улыбается, потому что чонин всегда такой: невинный безумно, ласковый и дающий в ответ эту самую ласку; целоваться любит, как подросток, всегда клюет своими губками в губы чана и улыбается так ярко, что бану неосознанно внутри становится так светло, только от знания, что его мальчик рядом. чонин на все реагирует незабываемо, наслаждается каждой эмоцией старшего, каждым его действием, и также обожает в ответ дарить всего себя.
потому что чан уже весь его, до кончиков своих теплых пальцев, греющих чужие дрожащие руки.
чонин скидывает обувь в прихожей, кладет на тумбу вязанный шарф и рюкзак (который он все же отобрал у чана, выходя из машины у подъезда и победно показывая ему язык). чан смотрит на него, поправляет оставленную в беспорядке обувь младшего и помогает ему снять куртку, вешая ее на крючок и наблюдая, как ян идет в сторону спальни, на ходу стягивая с себя белое худи.
пока чан копошится в коридоре, чонин успевает помыть руки и включить чайник. ян усаживается за стол и выжидающе смотрит на голубые фонарики, по-разному переливающиеся за стеклом. бан проходит в спальню, но по пути задерживает взгляд на младшем: наблюдает за тем, как свет от включенной гирлянды отражается в цветных волосах солнечными зайчиками и озаряет темную кухню, как чонин аккуратно забросил ноги на стул и перебирает свои длинные тонкие пальчики с серебристым колечком на мизинце, как белая (единственная в таком цвете в гардеробе бана) большая футболка сползает с бледного плеча. чонин родной безумно, смотрится тут, в кухне чана, до безобразия правильно, когда сидит вот так, смотрит на закипающую воду, кусает свои губы, блестящие при свете гирлянд, и смиренно ждет прихода старшего.
чан наспех переодевается и возвращается к младшему, кожей чувствуя чужую легкую улыбку. в их отношениях — спокойствие, уютное молчание наедине, когда можно просто тихонько перебирать губы друг друга, пробовать каждый раз вкус любимого тела до миллиметров, проходиться пальцами по заученным родинкам, отвечать на сладкий смех и нежиться в объятиях после разделенной ночи — одной на двоих. чонина хочется целовать всегда-всегда, чувствовать на языке привкус его персикового бальзама и наслаждаться тяжелыми вдохами, которые навсегда будут принадлежать чану.
они оба не замечают, как чонин перемещается на колени старшего и обнимает его за шею. его пальчики нежные и дарят такие же нежные прикосновения; он зарывается ими в светлую облачную копну, массирует у корней и улыбается, смотря в глаза. чувствует, как чан обнимает за талию, как сжимает хлопковую ткань и дарит улыбку в ответ. ян прижимается ближе, дышит немного сбивчиво, но чану так наоборот нравится больше: они словно ближе друг к другу, начинают дышать друг другом и отдаются друг другу до конца. чонин целует первый, льнет к нижней губе чана и касается совсем нежно, тихонько высовывая кончик языка и проходясь по чужим маленьким трещинкам. щурится как лисенок, прижимается своим животом к чужому и обнимает ногами за спиной, окольцовывая шею и сильнее путаясь в пушистых волосах. чан обнимает в ответ также крепко, гладит чужую поясницу под легкой тканью, кончиками пальцев водит по позвоночнику сверху вниз, касается совсем легко и ощущает подушечками мурашки по всему телу. ян зацеловывает губы старшего, переминает их в своем личном темпе и наслаждается тем, что чан позволяет вести и задавать собственный ритм.
с чаном всегда хочется по-разному, потому что он может быть таким — мягким и покладистым, откликающимся на ласки и целующим каждую родинку на теле, а может в корне отличаться и брать грубо то, что ему захочется, но в перерывах все равно тихонько спрашивать, не больно ли.
в этом весь чан и именно такого чана чонин любит всей своей юношеской душой и влюбленным до боли сердцем.
чан ведет пальцами выше, трогает ребра, но не давит, лишь очерчивает их, касается все также невесомо и медленно, отчего чонин дышит сбивчиво и прикусывает губу бана. старший улыбается в поцелуй, высовывает язык и облизывает чужие губы, чувствуя привкус сладкого персика вперемешку со сладостью яна. младший тянет светлые локоны, правой рукой спускается по линии роста волос и недолго сжимает чужую шею, ведя рукой к подбородку. ян очерчивает большим пальцем чужую скулу, открывает свои глаза, пока старший посасывает его язык, и смотрит на подрагивающие ресницы бана и слегка нахмуренный лоб. чонин видит, как чан увлечен, поэтому скорее подносит свои свободные пальцы к его подбородку и тихонько надавливает на ямочку под нижней губой, заставляя того приоткрыть рот.
чан обожает, когда чонин целует его так.
под футболкой чувствуется легкая испарина от действий языка старшего, волосы спутываются у обоих и трение на коленях слегка увеличивается при попытках чонина оказаться еще ближе. чан отстраняется и прижимается своим лбом к чужому, переводя дыхание и насыщаясь кислородом. чонин ерзает, обнимает за плечи и немного давит пальчиками на мышцы, покорно ждет несколько секунд отклика чана, но не выдерживает и припадает поцелуями к линии челюсти, кусает мочку уха, перебирая языком серебряное колечко, шепчет что-то неразборчивое, но драгоценное, и примыкает к светлой шее, непонятыми узорами, как минутами ранее на снегу, оставляя свои бледно-розовые отметины.
— йени, у тебя завтра тест, давай чуточку позже, — чан сжимает чужую талию и отстраняет от себя младшего на несколько сантиметров, наслаждаясь теплым дыханием на своей щеке. чонин не поднимает голову, смотрит на краснеющую шею хена и дышит часто, пальчиками продолжая неспешно перебирать мягкий хлопок.
крис наблюдает за чониновыми губами, которые он то поджимает, то закусывает, и зацеловать их хочется безумно сильно, чтобы до звездочек перед глазами и покусанной розовой кожицы, приятной пухлоты и теплого дыхания вперемешку со своим. чонину шестнадцать и он совсем скоро закончит школу, поэтому ему следует стараться, думает чан, как минимум для того, чтобы бан ощущал на устах улыбку, а внутри — безмерную гордость за своего малыша.
чонин жмурится, тычется носиком в висок и оставляет невесомые поцелуи на бледной коже старшего, кончиком языка обводит то место, на котором появляется ямочка, когда чан улыбается. ян, не слушая, продолжает тереться и ерзать на чужих бедрах, пальчиками поочередно надавливает на плечи и игнорирует отодвигающие от себя руки старшего на собственной талии.
— нини, тебе…
— хен, — младший перебивает, жмется ближе и снова опускается губами на чужую шею, — у меня уже две недели тесты, пожалуйста, я же не так много прошу, чанни, — целует аккуратно, совсем робко, и обнимает, скрещивая руки за головой бана, прикрыв глаза.
— чонин, — чан сжимает чужие плечи и отодвигает яна, — нет.
младший смотрит обиженно, вновь кусает нижнюю губу и напоследок оставляет поцелуй в уголке губ старшего, без слов поднимаясь с его колен и, по пути в комнату, захватывая рюкзак с тумбочки.
чан чувствует себя виноватым перед чонином, но успокаивает себя мыслью, что его малыш безумно старательный и обязательно подготовится, сдав задания на хорошие баллы, после чего старший не будет выпускать его из своих объятий и восполнит все упущенное ими за время тестов яна.
чонин старательно переписывает конспект в тетрадь, от заинтересованности высовывает кончик языка изо рта и подпевает слова тихонько играющей из динамиков телефона песни. он садится с ногами на стул, подпирает голову свободной рукой и старается быстрее закончить подготовку. завтра тест по истории, к которому он готовился с самого начала триместра, учитывая то, что с их преподавателем невозможно пропускать занятия или не сдавать приблизительно сто процентов работ. поэтому ян уверен в своих силах и сейчас заканчивает домашнее задание на завтра, на скорую руку пролистывая предыдущие темы, повторяя важные даты и имена, вошедшие в мировую историю. хочется закончить быстрее, потому что чан обещал.
а чан свои слова держит всегда.
старший лежит на кровати рядом со своим рабочим столом, за которым сейчас чонин старательно выписывает каждую буковку и изредка бегает глазками в его сторону, что не ускользает от внимания бана. он усмехается про себя, щелкает мышкой и пытается сконцентрировать все свое внимание на работе, которую, к слову, они с чанбином и джисоном не могут доделать довольно долгое для них время, но взгляд к себе приковывают переливающиеся при свете лампы синие волосы, которые блестят, словно гирлянда, отражают желтоватый свет и красиво мерцают под его лучами. чан цепляется взглядом за незначительные детали на теле яна: серебряные сережки-гвоздики, кольца на длинных пальчиках в цвет другим украшениям, бледно-голубой пластырь на коленке, наклеенный баном вчера вечером. чан смотрит на россыпь родинок на бледных ногах, наблюдает за тем, как младший хмурит брови и жмурится, вчитываясь в текст, покусывает колпачок ручки и ерзает на стуле.
на чонине серые домашние шорты, высокие носки с дельфинами и белая футболка старшего. чан ловит себя на этой мысли, чувствует, как при взгляде на любимого мальчика по всему телу разливается необъяснимое тепло, как осознание того, что его футболка с каждой секундой все больше пропитывается запахом младшего, бьет где-то глубоко внутри. чонином хочется дышать, хочется беспорядочно касаться его, осыпать поцелуями и окутывать нежностью, потому что он заслуживает этого, как никто другой. чан смотрит на огоньки на потолке, исходящие от включенной гирлянды, и принимается считать эти маленькие звездочки, бесконечность которых он бы подарил младшему.
чонин пахнет сладко, совсем также, как выглядит: его растрепанные синие волосы, сахарная улыбка, глаза-щелочки, которые с непередаваемой любовью смотрят на чана, нежный голос, которым он смеется громко и искренне, привычка кусать подушечки своих пальцев, любовь к цветным высоким носкам, спрятанные в куртке упаковки жвачек со вкусом бабл-гам и большие светлые толстовки. все это делает чонина невероятно сладким и любимым для чана. тем, кому хочется покупать блоки жвачек, чей голос и смех беспрерывно хочется слушать и улыбаться в ответ, кого хочется обнимать и прижимать к себе до миллиметров, одаривая своим теплом.
чан совсем не успевает заметить, как множество вещей младшего оказываются у него дома, как полки в шкафу начинают заполняться яновой одеждой, как в ванной вместо одной синей щетки появляется еще одна светло-сиреневая. чонин в его квартире смотрится идеально, словно главная завершающая деталь, предотвращающая весь хаос взрослой жизни бана. ян каждый день освещает своими яркими лучами, улыбается так искренне и целует шею старшего, шепча что-то о надоедливой школе и глупых одноклассниках.
бан наслаждается присутствием своего мальчика, с радостью помогает с заданиями и благодарен яну за понимание серьезности работы чана, так как чонин никогда не отвлекает, только заинтересованно наблюдает за процессом и слушает тихие недовольства, которые чан шепчет себе под нос.
— чанни-хен, — еле слышный шепот, заставляющий бана повернуться в сторону младшего, который неловко перебирает ткань хлопковой футболки, — я закончил.
чан улыбается на его слова, закрывает крышку ноутбука и отставляет его на тумбочку. чонин наблюдает за ним и улыбается уголками губ, когда старший приподнимает и откидывает край одеяла, тепло смотря в глаза яна. чонин думает, что очень-очень хочет поцеловать чана.
он в считанные секунды оказывает под боком бана, сильнее прижимаясь к нему и левой рукой обнимая поперек талии. младший оставляет легкий поцелуй в уголке пухлых губ и утыкается в чужую шею, вдыхая слабый аромат дорогого парфюма.
старший оглаживает тонкую талию, прижимает к себе ближе и подушечками пальцев касается миллиметров кожи, проглядывающих из-под приподнявшейся футболки. чонин в его руках слабо дрожит, обвивает своей ногой чужую и тычется носиком в бледную шею, изредка оставляя легкие касания потрескавшихся губ. чан кожей чувствует, как ян улыбается, как дышит немного сбивчиво, когда старший слегка двигает своей ногой, заточенной в его объятиях, задевая пах. чонин хнычет, ощущая пальцы бана, гуляющие по его талии, бессовестно приподнимая футболку и очерчивая выступающие ребра. второй рукой старший гладит тыльную сторону ладони яна, перемещает тканевые браслетики по тонкому запястью, мимолетно надавливает на костяшки и сплетает чужие длинные пальчики со своими. где-то внутри взрываются фейерверки, когда чонин сильнее сжимает чужую руку в своей, смелее ведет языком по выступающей венке и осыпает шею короткими поцелуями.
чонина можно было бы описать словом «смущение» приблизительно на шестьдесят процентов. те самые девочки из аниме, которые неловко прячут глаза за длинной челкой, сводят мыски лаковых туфелек или потертых кед и тыкают указательными пальчиками друг в друга, — что-то такое исходит от чонина и чану приятно, когда младший старается скрыть свое смущение, утыкаясь в его шею, но оставшиеся сорок процентов чонина — это то, от чего чан ежесекундно сходит с ума. чонину шестнадцать, у чонина на зубах брекеты, на коленях голубые пластыри, а в карманах — смятые розовые упаковки от жвачки. чонин невинный до безобразия, учится хорошо и всегда пишет маме о своем местонахождении. чану немного страшно. страшно входить в чужой мир сладкой газировки и пузырей со вкусом бабл-гам.
чониновы сорок процентов не дают чану покоя: чонин тычется носом в шею, смелеет и оставляет на ней свои следы, седлает бедра и ерзает. каждый раз просит чана, умоляет одним взглядом перейти черту еще сильнее, чем в каждую другую их неловкую близость. чан просто напросто боится, пугается чужой напористости и желания. сам хочет, но сдерживается, потому что у чонина высокие цветные носки, синие волосы и большие светлые худи.
— хен-а, — чонин тихий, как и всегда, целует за ухом и сжимает своими пальцами чановы чуточку сильнее, чем прежде, — ты не хочешь сегодня… попробовать что-то еще? — ян не поднимает голову, все также прерывисто дышит в чужую шею и крепче держится за руку.
— малыш, мы же обсуждали это, — чан глубоко вдыхает, поворачивает голову и утыкается носом в макушку чонина, вдыхая приторный персиковый аромат.
— я знаю, чанни-хен, но… — ян вновь кротко целует, — просто ведь однажды это все равно случится, рано или поздно, — чонин придвигается еще ближе, вжимается в чужие ребра, обнимает крепко-крепко и, зажмурившись, продолжает:
— я же не прошу о многом, просто зайти чуть-чуть дальше от… — его голос понижается, а по предплечьям пробегают мурашки, — от взаимной дрочки друг другу. ты ведь тоже хочешь, правда?
чан наслаждается запахом персика, хрупким телом в своих руках и дрожащим голосом. конечно, правда, иначе и быть не может. точно не с чонином.
— очень хочу, йена, — шепчет старший в его волосы, несколько секунд спустя поднимая их переплетенные пальцы и поднося чужую руку к своим губам. чан оставляет поцелуи на фалангах каждого пальчика, касается губами костяшек с какими-то глупыми рисунками синей шариковой ручкой и прикрывает глаза, когда вбирает в рот кончик указательного пальца, задевая подушечку языком.
чонин начинает дрожать еще больше.
чан аккуратно смыкает зубы, слегка царапая чужую кожу, вбирает немного глубже и обводит языком по кругу, удерживая запястье яна. чонин жмурится и старается унять дрожь в пальцах, ластится к чужой шее и сквозь сбившееся дыхание целует за ухом, вновь ведет носом ниже, опускается губами на выделяющиеся венки и распахивает глаза, когда старший неожиданно принимает два его пальца до основания. чонин слегка надавливает подушечками на язык бана, чувствует, как тот усмехается (с блядскими пальцами во рту) и всасывает щеки, издавая тихий, но уловимый стон.
чонин понимает, что совершенно не чувствует свое тело.
чан выпускает пальцы и скользит языком вниз, оставляет поцелуй на внутренней стороне запястья, немного сильнее смыкая губы, запечатляя на бледной коже маленький алый след. второй рукой прижимает ближе к себе, вновь сжимает талию и давит на ребра, заставляя несмело выгнуться и сильнее касаться банова тела. чан дышит ровно, целует предплечье, время от времени оставляя на своем пути розоватые пятнышки. чонин теряется, смотрит на чужой профиль, сохраняющееся спокойствие и пухлые губы, касающиеся его кожи. чан своими прикосновениями пускает множество мурашек, заставляет дышать чаще и прижиматься ближе, чтобы миллиметр к миллиметру и дыхание — одно на двоих.
— йена, — бан не отрывается, продолжает осыпать чониновы предплечья поцелуями и обжигает кожу горячим воздухом, — ты ведь знаешь, по какой причине я не хочу заходить далеко.
чонин чертыхается, опуская глаза, сдавливает челюсти и мысленно старается придать уверенности своему голосу, чтобы не звучать совсем по-детски. именно так, как перед старшим совсем не хочется выглядеть.
— я помню, что мне шестнадцать, что я могу пожалеть и не быть готовым полностью, но… — чонин приподнимается, опираясь на правую руку, поглаживает большим пальцем другой щеку бана и заглядывает в темноту чужих глаз. он оставляет поцелуй в уголке краснеющих губ (обожает делать это так невинно) и отстраняется, приподнимая уголки в улыбке, — но я хочу только с тобой, хен. я себя ни с кем другим не вижу. хочу целовать тебя, хочу всюду чувствовать твое тепло, хочу быть полностью твоим, — ян бегает взглядом по чужому лицу, осознавая, что желает оставить поцелуи на каждой клеточке любимого тела, — давай немного приблизимся к этому? совсем капельку, пожалуйста.
чан смотрит долго, выжидающе. рука на талии предательски замирает, чонин в глазах напротив видит сомнение и что-то еще, что сидит внутри чана, не позволяя ему дать положительный ответ. старший прикрывает глаза, откидывается на подушку и дышит, также спокойно, как и минутами ранее. пальцы скользят по коже под футболкой, ян чувствует, как они оглаживают его бока, кончиками забираясь на несколько миллиметров под резинку шорт.
чонину не то, чтобы страшно услышать отказ, просто внутри будет закрадываться нелепая обида. и вовсе не на чана, а на себя. он ведь такой маленький для бана, ребенок еще совсем, который не может подарить ему удовольствие. ян по пальцам двух рук может пересчитать, сколько раз они заходили дальше обычных поцелуев, еще большее количество раз он невольно слышал, как после их объятий и медленных касаний губ, чан закрывал дверь ванной и включал напор воды немного сильнее обычного.
чонину обидно. обидно за самого себя, что он не такой, каким мог бы быть.
— хорошо, я понял, — ян рушит образовавшееся молчание, кладет голову на плечо старшего и выпускает из объятия своих ног чужое бедро. он аккуратно устраивается рядом, прикрывает глаза и больно прикусывает губу изнутри, сдерживая просящиеся наружу слезы, — я больше не буду просить, пока ты не позволишь. извини за…
— малыш, — чан поднимает руку с талии и начинает перебирать синие волосы, нежными касаниями дотрагиваясь до чужой макушки, — я прямо сейчас думаю, что мы могли бы сделать без проникновения.
чонин замирает.
— не волнуйся, — чан опускается пальцами на затылок, массирует легкими движениями и второй рукой опускается на спину младшего, обратно плотнее придвигая его, — обхвати мою ногу снова, нини, — бан касается своим бедром чужих коленей, надавливает между и помещает его, как прежде, а чонин все также глупо смотрит на чужую черную футболку и аккуратно пальцами ног спускает высокие носки с щиколоток.
— умница, — чан поворачивается на левый бок и вытягивает вперед ногу, прижимая ее прямиком к чужому паху, заранее высвободив руку из-под головы чонина и поправив его подушку, — у меня есть два варианта дальнейшего развития событий.
ян гипнотизирует чужие губы, ловит каждое слово и сохраняет его в самой главной части своей черепной коробки. он просто не может поверить, что старший правда согласился.
— но сначала ответь мне на один вопрос, пожалуйста, — чан опускает правую руку на щечку чонина и поддевает безымянным подбородок, чтобы младший все-таки поднял голову и посмотрел в его глаза, — ты когда-нибудь трогал себя внутри? это важно сейчас, малыш.
чонину стыдно думать о своих действиях, не то, что признаваться в этом, глядя в глаза любимого человека (о котором, между прочим, думал, пока занимался тем самым). он вновь опускает взгляд и кусает губы.
— ответь, йена, в этом совсем нет ничего такого, — чан приближается и оставляет поцелуй на кончике его носа, прижимаясь своим лбом к чужому и сладко-сладко улыбаясь, так тепло и только для чонина, — мы делаем это сейчас, чтобы стать еще ближе, правда? — младший несмело кивает, — не бойся сказать об этом. если ты не готов, я остановлюсь, обещаю, — старший прижимается еще ближе, говорит последние слова, касаясь чужих губ, и целует, совсем невинно, легко прижимаясь и медленно проводя кончиком языка по нижней губе.
— я… — чонин старается перебороть смущение, опускает взгляд на чужие губы и тычется носиком в мягкие щеки, — я несколько раз пробовал, но совсем немного, — старший за смелость награждает его еще одним поцелуем и перемещает руку на выделяющийся бок, медленно приспуская серую ткань шорт. чонин в поцелуе более уверенный, перенимает инициативу на себя и притягивает чана за затылок еще ближе, поочередно посасывая и облизывая чужие губы.
чан толкается бедром, прижимается к возбуждению младшего и целует настойчивее. наслаждается длинными пальцами в своих волосах и сцеловывает тяжелые выдохи чонина, который срывается на стоны через раз и радуется, что при свете настольной лампы его краснеющие уши практически незаметны.
старший осыпает поцелуями лицо, спускается на шею и метит бледную кожу, вспоминая о наличии тоналки в ванной, которую однажды случайно забыл хенджин, боязливо замазывая сынминовы следы. он давит пальцами на ямочки под резинкой шорт, прижимает ближе и замедляется, когда чонин самостоятельно подается бедрами. его член сквозь тонкий хлопок шорт ощущается чересчур отчетливо, и чан не сдерживается, кусает чуть выше ключицы.
пальцы глубже пробираются под ткань, чан подушечками касается следа на коже от плотной резинки и гладит, гладит, гладит. давит на выделяющиеся ямочки, отчего чонин прижимается до безобразия близко, подгоняет спереди бедром и слушает всхлипы над головой. чонин неумело стискивает между пальцами чановы кудри, жмурится до звездочек перед глазами и стонет, борется со смущением, подсознательно заставляет себя быть громче, потому что знает, что старшего до мурашек ведет от его голоса.
носки катастрофически мешаются, но эта мысль проскальзывает где-то на периферии сознания, когда чан поддевает резинку белья и ведет кончиками по нетронутой коже.
чонин моментально рассыпается на атомы.
— щекотно.
— извини.
старший водит пальцами совсем легко, боится. чонин извивается рядом, перебирает волосы и увеличивает трение. он не успевает сдержаться и от неожиданности вскрикивает, когда чан свободной рукой пробирается между их телами и двумя пальцами сжимает головку.
чонин пропускает момент, когда невесомые поглаживания сменяются крепкой хваткой руки чана на его ягодице. сердце то ли совсем перестает биться и выполнять свои физиологические функции, то ли разбивает грудную клетку метеором.
— ты хочешь зайти дальше? — шепот где-то в районе ключицы, чан после своих слов зацеловывает выделяющиеся косточки и зубами приспускает большую футболку, потому что руки предательски заняты (и нет, не потому что это пиздецки сексуально).
чонин не совсем понимает, что под «дальше» имеет в виду чан, но кивает, закрыв глаза, и ждет, когда же будет это самое «дальше».
«дальше» происходит, когда чан вынимает руку из-под шорт, шлепая по коже резинкой, и вбирает в рот два пальца, поднимаясь выше на подушке.
чонину глаза открывать совсем не хочется, он слышит причмокивания в нескольких сантиметрах от своего лица, все еще млеет от бездействующих пальцев старшего на головке и толкается инстинктивно.
чан хмыкает и на ушко просит приспустить шорты вместе с бельем. чонину хочется плакать, внутри все переворачивается, шепот эхом отдается внутри и руки как-то предательски трясутся, теряя способность функционировать. дышать после этих слов тяжелее примерно на тысячу из десяти.
чан прижимается губами к чужим, целует подозрительно медленно, но между поцелуями шепчет что-то неразборчивое, хотя чонину абсолютно все равно на содержание, он готов использовать этот голос, вместо белого шума, кажется, вечность, лишь бы слышать и наслаждаться его бархатом.
между ягодиц проскальзывает средний палец, левая рука крепко обхватывает сочащийся член и чонин кусает чужую губу, потому что первая фаланга проникает достаточно плавно.
чан вскидывает брови, но не комментирует, лишь прокручивает палец и стимулирует чониново возбуждение, чтобы чуточку отвлечь от горящего ощущения. младший опускается поцелуями на шею, опрометчиво метит всюду и тихонько постанывает. чан замедляется, пропускает палец глубже на считанные миллиметры и сам дышит часто, потому что больно сделать — последнее, чего бы он хотел.
— все в порядке, — чонин между слов лижет ключицу кончиком языка и старший ощущает его улыбку, — мне не больно. я скажу, если.
чан кивает, скорее, больше себе, и вводит палец до костяшек, неспеша стимулируя внутренние стеночки, руководствуясь дыханием чонина на своей шее, словно главным ориентиром. второй рукой он старается двигать медленнее, периодически усиливая хватку у основания, потому что бедра чонина заметно подрагивают от более резких движений.
чонин ерзает, сжимается вокруг пальца старшего и приподнимается, целуя в уголок губ. он аккуратно самостоятельно двигается, смотрит в карие глаза сквозь блестящие слезы и улыбается счастливо. чан пальцем внутри начинает стимулировать более уверенно и ощущает губами чужую дрожь и тихий неуверенный стон.
— не думал, что ее так просто найти, — чонин дышит размеренно и стонет, утыкаясь носиком в шею, когда старший надавливает в том же направлении.
чтобы довести чонина требуется несколько движений внутри и касаний к головке. он не стонет громко, только поскуливает и сжимает пальчиками ткань на крепкой груди старшего. чан собирает с члена белые дорожки и стягивает с младшего измазанное белье вместе с шортами. старший смотрит, как тот прижимает к себе колени, наблюдает за чаном расфокусированным взглядом и дует зацелованные розовые губы.
чан отлучается в ванную минут на пять, если не меньше, снимает собственное напряжение, моет липкие руки и закидывает испачканную одежду чонина в корзину. он возвращается, когда младший, словно в забвении, водит подушечками пальцев по лицу и шее, про себя считая оставленные на бледной коже поцелуи. перед глазами чонина до сих пор звезды, руки немного потрясывает и раздражающие носки все еще мешаются.
чан улыбается, забирается в постель и взъерошивает синюю копну блестящих волос. чонин не обижается, слишком нежный сейчас, вновь целует шею сбоку и обнимает за талию крепко-крепко, делясь со старшим собой.
— спасибо, — дорожка поцелуев по линии челюсти, от которой у чана мурашки всюду и температура, кажется, до сих пор не падает, после сотни разделенных поцелуев.
— нини, по-моему, последнее, что ты должен делать, так это благодарить за секс.
— не говори это мерзкое слово, — чан смеется и сплетает пальцы с чониновыми на его животе, еле касаясь большим тыльной стороны ладони.
— я так рад, — спустя несколько секунд продолжает он, — я не был уверен, что…
— йена, — чан поворачивает голову и целует в лоб, — все замечательно.
и чонин не может возразить, как бы не пытался.
давящие носки летят на пол через пару минут, младший натягивает на них одеяло, потому что «хен, у меня зад мерзнет», чан все так же тихонько смеется и вовсе не над яном, а смехом дарит ему свою теплоту и понимает, что с таким вот чонином ему слишком правильно, что даже не верится. нежно-фиолетовая щетка в стаканчике вместе с синей, разбросанные на рабочем столе письменные принадлежности, на сушилке цветные носки, а на белой подушке — синие следы, потому что тоника красит все и всюду.
те самые сорок процентов чонина для чана что-то новое, неизведанное и совсем непривычное, в отличии от запаха бабл-гам от его губ, но изучить их хочется уж слишком сильно, ведь шестьдесят процентов чонина для чана уже галактика, а сто, кажется, станут бесконечностью.
бесконечностью со вкусом бабл-гам.