Готье не был алчным, о нет. Он презирал корысть и мелочность, и деньги никогда не имели на него большого влияния, и так всё детство заменявшие отцовскую любовь. У него было, пожалуй, всё, кроме внимания, которое, как известно, купить можно было лишь у измученных проституток в Запретных землях, и такая перспектива Хитклифа определённо не привлекала; он родился безнадёжным романтиком.
Готье не был алчным, но только дурак мог отрицать, что одним из преимуществ неожиданно появившейся компании друзей можно считать подарки. Дураком Готье тоже не был.
Они все случились как-то неожиданно, не по правилам, не по шаблонам. Дружба по-чистокровному про связи, взаимную пользу и тех, кого лучше держать под руку, потому что к ним себе дороже поворачиваться спиной. Готье от этого тошнило, как почти каждого подростка в своё время мутит от старых канонов изжившей себя эпохи. Но шрамы от ежовых рукавиц, в которых тебя растят, всё равно остаются — и предубеждения чистокровных горькой тревожностью поселились внутри ещё с детства.
Поэтому, когда рядом возникли эти неожиданные они, Готье совершенно не понимал, что делать. Дружба со Скэром — безбашенным, вечно воодушевленным — в привычные рамки не вписывалась, ведь он их просто сносил напролом. К Лоу Хитклиф привык, сам этого не заметив; он стал не другом, а чем-то большим — братомбратомбратом — хотелось кричать, зажав уши, чтоб не слышать назойливый внутренний голос. С другими так не вышло: таких, как Скэриэл, больше просто не существовало.
Они ему нравились, иначе бы Готье вообще их не подпустил, вечно окутанный страхом, что им воспользуются, над ним лишь рассмеются. Эти люди оказались теми, рядом с кем комфортно и тепло, кому можно довериться, и это рвало все грёбаные принципы. Такого ведь не бывает? Отец всегда говорил, что ближе семьи никого нет, но ведь его настоящих родных всё равно не было рядом.
***
Когда Оливер впервые обронил броское «друг», в шутку похлопав Готье по плечу, Хитклифа затрясло. Щёки тут же подёрнулись румянцем, и он робко закусил губу. Скэр насмешливо поднял брови и вопросительно склонил голову, но в его глазах мелькнуло беспокойство.
— Мы друзья? — от собственного вопроса Готье тут же смутился ещё больше, но не отвёл взгляд от Брума.
— Если ты не хочешь чего-то большего, тыковка, — ухмыльнулся Оливер, скорчив рожу, которая в его понимании, очевидно, кодировалась как нечто флиртующее.
— Скэриел отвратительно на тебя влияет, — тычком под рёбра одёрнула брата Оливия. — И да, Готье, что за дурацкий вопрос? Конечно же мы твои друзья.
Хитклиф потупился. Осознание, что он может быть нужным, интересным для кого-то, прошибло сильнее электричества; поверить было трудно, разве он достаточно хорош? Разве это хоть немного похоже на ту дружбу, про которую без устали твердил отец?
— Готье, — внезапно подал голос Леон. — Ничего не изменилось от одного слова. Ты, как бы это сказать… не должен выполнять какие-то обязательства или чему-то соответствовать. Нам просто хорошо рядом, и получается, что мы друзья.
Готье благодарно вскинул голову, он очень надеялся, что у него в глазах не стоят слёзы. Оливия, из-под длинных ресниц бросив на Леона одобрительный взгляд, прятала улыбку.
— Перевожу: это не что-то вроде предложения выйти замуж за каждого из них, Готи, — Скэриэл выглядел как довольный кот.
***
«Лучше бы всё же предложение сделали, — фыркнул про себя Хитклиф, задумчиво вертя карандаш между пальцами, — и обязательств точно было бы в сто раз меньше».
Проблема заключалась в Оливии.
— Если каждый из нас не получит четкое пожелание касательно твоего дня рождения, я подарю тебе чёртову пони, и тебе, Хитклиф, неимоверно повезёт, если её будут звать не Гедеон, — прошипела она на одном дыхании, когда он, замявшись, пролепетал, что вообще-то ничего ему не нужно. — И я не шучу.
— Она не шутит, — как эхо, одними губами повторил Оливер.
Фурия.
Готье опять хмыкнул. Перед ним на столе лежало четыре абсолютно чистых, если не считать каллиграфически выведенных имён, листочка для записей. Он несомненно любил получать подарки, но разве придумывание того, что ты хочешь получить и имеешь право попросить у конкретного человека, не является какой-то особенно мучительной пыткой? Наверное, Габриэлла бы взвизгнула от радости и на каждой бумажке поместила бы инструкцию о том, где взять очередную коллекционную куклу, но он не был Габриэллой, и Оливия это знала.
Насколько отвратительным будет написать на листочке для Оливии просьбу подарить ему свободу от её идиотских идей? Кто бы мог подумать, что когда-то он был влюблен в эту бестию.
Готье ухмыльнулся собственным мыслям, но тут же спохватился, вспомнив про обещание Брум подарить ему пони. Так рисковать он, пожалуй, не мог.
Вспомнив, что Леон обожает пичкать всех сладким, как будто отыгрываясь из-за собственной спортивной диеты, Готье облегчённо написал на обратной стороне листочка с его именем что-то про огромный шоколадный торт. И пусть чек на траты выписывают Оливии — будет знать.
***
Через ещё полчаса пустой листок оставался только один.
«Скэриэл».
И хуже не придумаешь. Что вообще можно попросить у человека, который большую часть вещей уволок из твоего собственного дома? Вернуть старую футболку Готье или коллекционное издание «Идиота», зачитанное Скэром до дыр где-то за пределами владений Хитклифов? Глупость.
Внезапно Готье покраснел кончиками ушей.
Блять. Он ненавидит собственный мозг.
Хитклиф закусил губу; карандаш в руке завертелся быстрее. Оглядевшись, будто в его комнату внезапно мог прокрасться кто-то другой, он сгорбился над столом и импульсивно написал:
«На мой день рождения я хочу, чтоб ты меня трахнул».
Ебаныйжтыидиот. Сердце Готье заколотилось в груди, будто сумасшедшее. В ушах загудело. Даже думать об этом было не так стыдно, как видеть унизительные слова, выведенные своей рукой.
Готье никогда себя не любил, но в эту минуту он возненавидел себя ещё сильнее.
«Хочешь, чтоб он переспал с тобой в рамках этой сраной затеи Оливии? Дружеский подарок на день рождения? — пронеслось в голове. — Ты чёртов клоун, Готье».
Максимально скомкав записку так, чтобы позорные строчки остались внутри, он кинул бумажный шарик в стену. Агрессия поднималась внутри горячей волной.
Дойдя до кровати, он уткнулся носом в подушку. У него ещё было время, чтобы решить, что он хочет от Скэриэла больше: носки или галстук.
***
Готье проснулся от скрипа двери и поморщился. Подняв голову, он успел лишь заметить мелькнувшее в проёме новое цветочное платье Габриэллы.
У них были гости?
Поднявшись, Готье обвёл комнату взглядом и вдруг зацепился глазами за стол: он был пуст.
— Габи? Подожди! — Хитклиф выскочил в коридор, не удосужившись даже поглядеть в зеркало: он наверняка был чрезвычайно помятым после сна.
Габриэллы там уже не было. Щёлкнув зубами, Готье побежал дальше.
Перед входом в гостиную он ошеломлённо затормозил. Твоюжмать… Сколько он умудрился проспать?..
— Ух ты, а вот и виновник торжества, — саркастически протянула Оливия, первая заметив его.
Скэриэл помахал рукой из-за её спины.
— Я… забыл. Точнее проспал, — смущённо пролепетал Готье. — Точнее забыл. Всё вместе.
— Я им уже объяснила, — деловито посмотрела на него Габриэлла. — И они попросили меня поискать какие-то бумажки, — в этот момент сердце Готье рухнуло куда-то в пятки.
— …наверное, я разбудила тебя, когда заходила, — невозмутимо продолжала Габи.
— Подожди… Чего? Ты… — кажется, щёки у Хитклифа загорелись настолько сильно, что пошли пятнами, и он перевёл взгляд на Оливию, помахавшую в воздухе записками.
— Вот, она принесла все четыре. Ты же не против? Мы ещё даже не смотрели, что там.
— Четы… Я не…
— Ты не смог разложить их все нормально в одном месте, а помял и одну вообще потерял на полу? — прыснула Габриэлла. — Но я всё нашла, — она горделиво приосанилась.
Блятьблятьблятьблять…
Оливия, казалось, ничего не замечала, принявшись раздавать сложенные листочки, согласно написанным на них именам.
— Компьютерная игра? — Оливер закатил глаза. — Ты не мог придумать что-нибудь поинтереснее, Хитклиф?
Но Готье не слышал его и смотрел только на Скэриэла, разворачивавшего свою записку с заинтригованным видом. Хитклиф подумал, что, наверное, сейчас расплачется, когда глаза Лоу забегали по листку, становясь всё больше и больше, как будто он перечитывал написанное много раз, не веря тому, что видит.
В этих знакомых до боли руках Скэр держал просьбу Готье поздравительно его трахнуть. Блядский боже.
Хитклифу было страшно даже шелохнуться; все остальные смотрели на него, недоумевая из-за его молчания. Скэриэл не поднимал от листка глаз.
— Что у тебя, Лоу? — не выдержал Оливер.
Габриэлла согласно закивала.
— Ниче… Какая вообще разница? — вскинулся Готье, пытаясь унять дрожь в коленях.
— Там не может быть ничего, — Оливия посмотрела на него, как на полоумного. — Что там, Скэр, чёрт побери? Если у Готье наконец появилось чувство юмора или стержень нахальности, я должна об этом знать.
Готье не мог в это поверить, но, кажется, на щеках Скэриэла появился лёгкий румянец. Лоу наконец встрепенулся.
— Роман про Македонского, — произнёс он показушно ровным тоном. — Готье попросил у меня роман про Македонского, поэтому я немного опешил, — он повернулся к Хитклифу, столкнувшись с ужасом в его глазах, и ухмыльнулся. — Что же ты не говорил мне, насколько заинтересован в этой теме? Придётся придумать что-то новое, чтобы бесить тебя, на будущее.
— О нет, началось, — Леон нервно рассмеялся.
Готье даже не услышал Кагера; затаив дыхание, он пытался смотреть прямо на Скэриэла, потемневший взгляд которого оставался совершенно непроницаемым.
— Ты же правда хочешь этого, Готи? — протянул он. — Это то, что тебя интересует, не так ли? То, что написано здесь? — Лоу потряс запиской, почти развернув её ко всем, и сердце Готье застыло в ужасе.
Пока остальные поднимались, обсуждая точное время встречи на празднике, который договорились отметить дома у Скэриэла, сам Лоу подошёл к Готье, будто не замечая того, как Хитклиф отшатнулся, стремясь провалиться сквозь землю.
— Я постараюсь, Готи, — склонившись почти к его плечу, прошептал он, обжигая ухо горячим дыханием. — Ты получишь свой подарок.
У Готье были большие проблемы.
***
Оставшиеся два дня до дня рождения Готье Скэриэл не появлялся: он не отправлял сообщений и даже внезапно не возникал в оконном проёме. Сам Хитклиф, конечно, и не думал о том, чтобы написать ему первым теперь. Наверное, он предпочёл бы вообще исчезнуть из жизни Скэра, если бы не тот факт, что свой грёбаный день рождения он собрался отмечать у него дома. И уж там-то встречи с Лоу определённо не избежать.
Безупречный костюм не скрывал отрешённости в глазах: Готье выглядел совершенно разбитым. И он ненавидел то предвкушение, которое горько-сладкой надеждой разливалось у него в груди. Ему стоило надеяться только на то, что у Скэриэла хватит благородства не высмеять его перед всеми.
Но если он собирался это сделать, почему не сразу? Из-за Габи, которая была в комнате?
Отвратительно.
***
Оливер сжал его в объятиях ещё с порога, и Готье смущённо попятился, когда за его спиной мелькнул Скэриэл.
— С днём рождения, Готи, — как ни в чем не бывало ухмыльнулся Лоу. — Мой совсем большой мальчик.
— А совсем большим мальчикам по праздникам положено вино, — Оливия, выскользнувшая из комнаты, выглядела великолепно в почти совершенно открытом платье, и Готье мельком подумал, что раньше бы это заставило его закапать слюной, уронив челюсть на пол.
— Опять отцовское? — Леон добродушно усмехнулся.
— Снова, мой дорогой, снова, — Оливер казался уже изрядно подвыпившим.
— Если ты сейчас же не вернёшься помогать мне на кухне… — Оливия ткнула пальцем ему в грудь.
Готье смотрел на них ошарашенно. Глаза защипало. Они действительно стараются для него. Друзья — вспомнилось.
— Пошли, Дон Жуан, — раздалось вдруг над ухом. — Пока они кулинарят и устраивают бои без правил за право внести торт. Пошли-и.
— Куда? — голос дрожал, и Готье попытался отодвинуться, но Лоу крепко держал его за плечо.
— Раздавать пиздюли и… подарки, — Скэриэл наклонился, и его губы оказались достаточно близко, чтобы мимолётно коснуться щеки Готье, и Хитклиф вспыхнул.
***
— Чёрт… Скэр, я не… — почти задыхаясь, прошипел Готье, когда Лоу уже мягко втолкнул его в ванную.
— Боюсь, другой подарок я уже не успею найти, — уголки губ Скэриэла слегка дёрнулись, но он изо всех сил пытался придать своему лицу серьёзное выражение.
Лоу отвёл рукой прядь светлых волос от его лица, и Готье взволнованно вздрогнул, невольно прильнув к руке. Ему было так хорошо, что почти физически больно. Казалось, что в следующее мгновение он просто взорвётся от напряжения и — обязательно, непременно — разочарования.
— Ты же не играешь со мной, Готи? — почти неслышно прошелестел Скэриэл, но его слова всё равно весомо осели у Хитклифа в груди, и дышать стало ещё тяжелее. — Ты же хороший мальчик, правда? Если бы я захотел связи на одну ночь, я бы был не здесь, Готи. Не с тобой. Ты понимаешь?
Словно очнувшись, Готье закивал, краска заливала его до самых кончиков ушей, перед глазами плыло от близости и от надеждынадеждынадежды, сочившейся в словах Лоу.
— Отвечай, Готи, чего ты хочешь.
В любой другой ситуации Хитклиф бы рассмеялся: он ведь просто не мог говорить. Горло спёрло, в солнечном сплетении щемило почти невыносимо. Кажется, если дело касается Скэриэла, бабочки в животе не порхают, а бьются в конвульсиях.
Кончиком пальца Лоу подцепил его подбородок, и ещё никогда — никогда — их разница в росте не ощущалась так. Попятившись, Готье окончательно оказался вдавлен в стену. Скэр, выглядя почти зачарованным, совсем легко провёл рукой по его скуле, будто пытаясь стянуть-стряхнуть морок.
— Чего ты хочешь, Готье? — повторил он.
— Всего.
Хитклиф выпалил это быстрее, чем успел подумать, и уже хотел оправдаться, но в следующую секунду он съезжал по стене, лишь чудом подхваченный сильной рукой. Слёзы облегчения застлали глаза, и зубы врезались в губы. Скэриэл обиженно зашипел от боли, и теперь Готье действительно готов был рассмеяться, но тяжесть чужого языка заткнула его быстрее.
Отчаянно. Быстро. Всего.
— Какой же ты, блять, красивый, — Хитклиф задохнулся от той невыносимой нежности, звучавшей в голосе Скэра. Лоу зарылся рукой в его волосы, влажными глазами жадно выхватывающий каждую деталь на лице Готье.
Скэриэл отстранился на мгновение, и Хитклиф бессознательно захныкал, теряясь от возбуждения. Взгляд Лоу, казалось, потемнел ещё больше.
— Мой, — прошептал он в самое ухо, вызывая у Готье табун мурашек и очередной неловкий стон.
Вжавшись в чужое бедро, Скэриэл вновь припал к его губам. Рука скользнула под ягодицами, поглаживая через дорогую костюмную ткань. Хитклиф вздрогнул, но не оттолкнул. Кончики его пальцев легко пробежались по груди Лоу.
Желание продолжало нарастать вспышками, ослепляя, бесконечно привораживая.
— Скэр, прошу…
Хитклифы не умоляют? Он приёмный, блять.— Что ты просишь, Готи? Скажи, — это прозвучало как приказ, и у Готье подкосились колени.
— Подарок… Ты обещал… — Хитклиф бормотал жалобно, почти строил глазки, требовательно вцепившись ими в лицо.
— Подарок? Разве все уже отдали тебе свои подарки, Готи-и? — Скэриэл протянул дразняще, будто сам не выглядел как ходячий беспорядок, такой разбитый и напряжённый.
— Мне нужен ты… — прошипел почти разъяренно, похожий на маленькую снежную фурию, взбешённый, измученный.
— Как мило, Готи, — Лоу ухмыльнулся, облизывая слегка припухшие губы и ловя устремлённый на них чужой взгляд. — Но хорошие мальчики сначала развлекают гостей, а подарки распаковывают потом.
Возмущением на лице Готье можно было пугать детей. Какого хера? Снизу раздавались крики.
— Кажется, гости как раз тебя ждут. Пойду скажу им, что ты сейчас будешь, малыш, — усмехнувшись, он наклонился и… целомудренно поцеловал Хитклифа в нос, прежде чем выйти из ванной.
Пытаясь одёрнуть и поправить топорщившиеся омерзительно узкие брюки, Готье подумал, что, наверное, влюблён.