Чонгук, правда, любит Тэхëна. Он ни за что не хочет его потерять, он абсолютно счастлив быть с ним в отношениях, иногда даже думает, что в те семнадцать сумел найти соулмейта, предназначенного ему судьбой, хотя обычно у людей на поиски их человека уходит гораздо больше времени. Они вместе уже восемь лет, и это, конечно, большой срок, но не настолько, чтобы вот так, сразу, в один миг обзаводиться ребёнком.

Всё было идеально. Они жили вместе в квартире, которую купили самостоятельно на деньги, заработанные ими (Чонгук ещё и внёс те, что предназначались на оплату обучения в университете и с тех пор ни разу не были задействованы, ведь он учился на бюджете, да так и остались лежать на счëте). Родители Чонгука чуть-чуть добавили, но это лишь для того, чтобы они рассмотрели вариант в более престижном районе. Они ходили на свидания, устраивали свидания и дома, и в местах, совершенно для этого не предназначенных. Иногда ссорились, всегда мирились. Обсуждали проблемы и поддерживали друг друга во всём. Они пережили ту третью стадию отношений, которой многие боятся!

Чонгук даже начал задумываться о свадьбе. Восемь лет отношений и четыре года проживания вместе — времени точно было достаточно, чтобы узнать, подходят ли они друг другу. Тэхëн, правда, никак не намекал, наверное, думал, что для Чонгука в его двадцать пять слишком рано выходить замуж, так что он с покупкой кольца не торопился. Да, иногда просматривал каталоги в ювелирном магазине. Может быть, кинул несколько колец в избранное, точно зная, что именно они Тэхёну безумно понравятся. В принципе, ожидание подходящего момента не особо его напрягало, в Корее свадьбу всё равно не сыграть.

А сейчас мир Чонгука просто рушится.

Он не позиционирует себя как чайлдфри или, господи, чайлдхейт, он обожает проводить время с детьми, но не считает себя готовым к собственным. Попросту боится сделать что-то не так, навредить ребёнку или не суметь полюбить его. Точнее, её. Кажется, это девочка, но Чонгук не уверен, они мало обсуждали её пол. Тэхëну не составит труда установить опеку над годовалой сестрёнкой, существование которой выяснилось совершенно случайно, ведь с отцом он оборвал все связи, едва тот узнал о гомосексуальности сына. У Тэхëна квартира, перспективная работа и все условия для воспитания. Суд он с лёгкостью выиграет, если дело до него вообще дойдёт, но дойти не должно: и мать, и отец согласны на опеку Тэхёна.

Чонгук прекрасно понимает, что Тэхëн хочет сохранить психику девочке, подарить ей нормальную семью и позаботиться о сестрёнке. Это, определённо, прекрасно. Вот только, если он возьмёт её в свою семью, автоматически Чонгук станет вторым родителем, и мысли об этом вновь запускают все страхи. Чёрт, в их планах на ближайшие лет пять не было ни намёка на детей, они ни разу не обсуждали возможность удочерения или установления опеки!

Тэхëн сам-то о существовании сестрëнки узнал лишь недавно, вынашивал идею в течение двух недель и только потом осмелился поговорить с Чонгуком, когда тот навещал родителей в Пусане. По видео-чату. Приятно, спасибо, именно так нужно решать важные вопросы.

Конечно, они поссорились: Чонгук, лишëнный времени на раздумья, выдал первую же реакцию. Высказал претензию (стоит признать, немного грубо), потому что, чёрт возьми, о таком нужно хотя бы предупреждать и спрашивать, а не ставить перед фактом, мол, через два дня у нас появится дочка, живи с этим. И сбросил.

По крайней мере, так это выглядело в его глазах в момент ссоры.

Сейчас он, уже остывший, понимает, что и у самого Тэхëна не было времени на предварительные разговоры. Тэхëн не только боялся, как и он, но и не имел возможности подготовиться. Они оба никогда не были отцами. И если у Чонгука ещё наберётся какой-никакой опыт, то у Тэхëна, избегавшего общения с любыми детьми младше пятнадцати, навыки воспитания напрочь отсутствуют.

Чонгук не хочет ставить Тэхëна перед выбором, однако понимает, что делает именно это, когда тот пишет: «Прости, я люблю тебя и хочу прожить с тобой и эту, и все следующие жизни, но, если оставлю Джимин с ним, не смогу смириться и никогда не перестану винить себя. Он её ненавидит. И я понимаю, что должен был обсудить всё при личном диалоге, и оправданий у меня нет. Я лишь знаю, что должен делать сейчас».

Чонгук собирается ответить, что он должен быть с ним, а не рушить их отношения ради ребёнка, которого даже не видел, но вовремя замечает агрессию внутри и останавливается. Желает удачи, блокирует телефон. Не стоит.

Высказаться по этому поводу Чонгук ещё успеет, проблема на данный момент заключается не в километрах между ними, а в ребёнке. И в необходимости экстренно принять решение, которая была бы и в Сеуле, только сейчас у Чонгука есть возможность хотя бы не пересекаться с Тэхëном и тщательно взвесить все «за» и «против». И поговорить с родителями.

Чонгук ведь тоже хочет прожить с Тэхëном и эту, и все возможные.

— Что бы ты ни решил, — через два дня, когда он, наконец, осмеливается спросить совета у мамы, взваливает на неё весь груз и едва сдерживает слёзы, — мы сможем принять тебя и одинокого, и с внучкой. Хотя, Гу, знаешь, если ты не справишься с ролью лучшего отца, я даже не представляю, кто сможет. Ты ведь обожаешь детей и всё, что с ними связано. Мы с твоих пяти только и слышим, как сильно ты хочешь братика или сестрëнку. Не спорю, Тэхëн-и повëл себя довольно…отталкивающе, что совсем не похоже на того Тэхëна, которого мы знаем. Не оправдываю его. Но, послушай, если ты не хочешь оборвать всё здесь и сейчас, а ты, я вижу, не хочешь, иначе бы оборвал, попробуй дать ему возможность объясниться, а себе — шанс привыкнуть к девочке и стать родителем.

И это, в целом, справедливое замечание.

Они пережили столько всего, и с тем годом, полным манипуляций, чувства вины и обмана, эта ситуация и рядом не стоит. Не зря же научились решать проблемы разговорами, пусть иногда и с криками, и со слезами, и с уходом в себя, чтобы позлиться, подумать, утихомирить чувства и позволить рациональности взять верх. Иногда таких перерывов требовалось больше одного. Всегда, абсолютно всегда всё заканчивалось компромиссом. Чем это отличается от того?

Он хочет попробовать. Всё равно ничего не потеряет, если осмелится рискнуть. Если и потеряет — потерял бы и вот так, сразу отказавшись ступить на новый уровень. Никто не помешает ему потом уйти.

Чонгук ещё день морально готовится ко всем ужасам, смотрит видео, читает про воспитание. Ничего нового не узнаёт. Тэхëну не пишет ничего, сообщение, что тот выезжает за девочкой, игнорирует. В квартиру возвращается на восьмой день отсутствия, уставший после долгой дороги и уже более спокойный, нежели четыре дня назад, в их последний разговор. Тихо заходит, ожидая услышать, ну, детские крики, лепет, сопение, хоть что-нибудь, а натыкается на оглушающую тишину. Разве Тэхëн не должен был уже вернуться от отца? Без единого звука он заглядывает на кухню, в гостиную, рабочий кабинет и, наконец, доходит до спальни.

Тэхëн спит. В иной ситуации Чонгук бы аккуратно залез к нему под одеяло и прижался со спины с мягким «я вернулся, соня», он и сейчас хочет так сделать, просто Тэхëн спит не один. Ну, спит-то один, малышка же лежит на правой, чонгуковой, стороне кровати и, заметив его, приветственно восклицает непонятный набор звуков. Тэхëн, не просыпаясь, бурчит «Гукки, будь потише» и отводит руку назад в ожидании, что её схватит именно Чонгук. Проходит минута, две, а после он подскакивает и оборачивается к малышке, всё ещё не замечая его присутствия.

Трогательно.

Что ж.

С этим можно жить.

— Хэй? — он понятия не имеет, как привлечь Тэхëна.

Тэхëн вздрагивает, но на него даже не смотрит, поглощëнный Джимин. Значит, всё-таки заметил. Чонгук проходит дальше и присаживается рядом с ней, обхватывает чужую ладонь. Ответное сжатие служит приветствием и одновременно с этим знаком, что Тэхëну нужно время, чтобы подобрать слова.

Малышка вновь лепечет.

— Ты вернулся? — надломленным голосом. Плакал?

— Лучше попробовать и пожалеть, чем потерять сразу.

Он неуклюже тянется вперёд и тычется носом в чужую щеку, даёт понять, что сейчас не способен ни на какие диалоги, но у них всё в относительном порядке. Готово развалиться и обрушиться на голову, но это так, пустяки. Он соскучился. Тэхëн, не давая отстраниться, удерживает и целует всё тот же нос — Чонгук хнычет: неудобно, щекотно и, эй, перестань выглядеть побитым щенком.

— Прости, мне не стоило…

Нет-нет, куда?

— Да ладно, — усилием воли и сорванным голосом, — ты меня изначально предупреждал, что однажды не сдержишься и подберëшь на улице бездомного щенка. Она, конечно, не щенок, но, полагаю, у детёнышей человека и собаки в первое время суть одна.

— Обними меня, пока она спокойна, — и ложится обратно.

Чонгук, словно только этого и ждал, перелезает через Джимин и пролезает под свой плед, под которым всегда спит в жаркую погоду. Приятно знать, что его здесь ждали. Тэхëн всё такой же, каким и был, мягкий, огромный, горячий и родной. Едва он укладывается сверху — перекидывает через бëдра свободную ногу и целует в лоб. Ниже не дотягивается, Чонгук ведь лежит на его груди. Скучал.

— Как съездил?

— Отец сказал, что, цитирую, орущая тварь ему и даром не нужна и что я могу брать её и валить на все четыре стороны, не надеясь на помощь и алименты, — не повышая голоса и так спокойно, словно о погоде рассуждает. Чонгук в поддержку жмëтся ближе. — И бумажку из опеки подписал. Кажется, при этом меня трижды назвали заднеприводным пидором, хуесосцем и позором семьи. Кричит она, и правда, много. Ночью мы спали лишь четыре часа суммарно.

Джимин, словно по приказу, начинает кричать. Тэхëн морщится и сваливает Чонгука на кровать, переползает на то место, где до объятий он сидел. Они с обеих сторон наклоняются над малышкой, Чонгук молча, Тэхëн — с чересчур ласковыми «кто тут у нас не спит?», «малышка хочет, чтобы на неё обратили внимания?», «Джимин-и нравится Чонгук-и?» и ещё тысячей подобных вопросов, после третьего он перестаëт слушать. Главное, успокаивают, остальное не важно.

Девочка выдаёт «ам» и тянется ручками к Тэхëну.

— Хочешь кушать? — мягко спрашивает то ли у неё, то ли у Чонгука, встаёт с кровати и берёт Джимин на руки. — Гукки?

— А?

— Поможешь мне или?..

— Я возьму её и, знаешь, отвлеку.

Малышку осторожно передают уже вставшему ему, и сердце Чонгука, едва она оказывается у него, принимается биться так же сильно, как в день, когда Тэхëн предложил ему встречаться. Она ощущается приятно. Довольно тяжёлая, тяжелее куклы, однако Чонгук спокойно носит на руках и её старшего брата, чего уж говорить про годовалого ребёнка?

Маленькая, хрупкая и чересчур подвижная.

Чонгук сидит на кухне, держит её на коленях и рассказывает придуманную на ходу историю про принца, которого похитил прекрасный дракон, ведь они были влюблены в друг друга, а король с королевой препятствовали их любви. Он не думает, что ей важна суть, зато беспрерывная речь совершенно точно имеет нужный эффект: завлекает и успокаивает. Со временем он, наверное, устанет придумывать и приноровится нести бессвязный бред.

Тэхëн ставит перед ними какую-то кашу, которую Чонгук ни за что бы не согласился засунуть в рот, целует его в нос, не изменяя привычке, замирает, ожидая сопротивления, и, получив лишь скромную улыбку, порывается забрать сестрёнку. Та, едва её отрывают от Чонгука, кричит и успокаивается, стоит вернуть обратно. Да, кажется, у неё появился фаворит.

— Ты сам-то ел?

— Доедал за ней.

— Иди и съешь что-нибудь нормальное.

Тэхëн, наконец, принимает его временное нежелание поднимать болезненную тему и достаëт из холодильника суп, выглядящий довольно старым. Не испорченный — и на том спасибо. Они обсуждают не прошлое, а будущее. Возможные изменения и уступки, на которые придётся пойти. Планы на ближайшие дни, а после — на ближайший час. Сейчас необходимо её накормить, поменять ей подгузник (до чего же неприятный процесс, господи, его чуть не стошнило), украсть у Тэхëна объятия и быстрый поцелуй в губы со значением «поверь мне, мы будем в порядке» и сыграть с Джимин в те несколько игрушек, которые забрали у отца. И написать обеспокоенным родителям, успокоить их, скинуть фотографию новоиспечённой внучки.

Признаться честно, он ожидал худшего.

Через несколько часов они с Джимин направляются в ближайший детский магазин. На машине, покупок ведь будет много, потому что от отца к ним перешли исключительно мелкие развивашки, а для воспитания вещей нужно гораздо больше. И иного рода. Джимин они усаживают в старое автокресло, одолженное у кого-то с работы, за руль садится Тэхён, а Чонгук, впервые изменив привычке, лезет на заднее сиденье, чтобы быть ближе к девочке и отвлекать её всю дорогу до супермаркета.

Куча игрушек, названия которым он даже не знает, коляска, автокресло, слинг, шезлонг, подгузники, ходунки, горшок, стульчик для кормления — с каждым новым товаром Чонгук чувствует себя всё хуже и хуже. У них на это, по подсчётам в уме, уже зарплата за полгода уходит, а они только половину магазина прошли.

Ладно, может, он и утрирует, устный счёт — не его конëк.

Его можно понять. Они откладывали на отпуск! В Бразилию! Чëртов год!

В отделе с едой он отказывается смотреть на цены и лишь наблюдает, как Тэхëн сгребает с полок баночки с пюре, соки, каши и всякие вкусности. Его стремление дать сестрёнке всё лучшее пугает. Восхищало бы, не будь эти деньги их общими и не стой за ними года усилий.

Нет, серьёзно, быть родителем с такими ценами Чонгук не готов.

На кассе Чонгук даже не задерживается, хватает довольно активную Джимин и уходит подальше, не желая слышать окончательную сумму. Ради сохранности психики. И ведь это, чёрт, только самое нужное! Ещё и Тэхëн взял больничный на три недели, благо, у него, как и у всех, есть проблемы со здоровьем, которые можно использовать, пока не установят опеку и не позволят взять декретный отпуск. Чонгуку придётся устроиться на вторую работу. И на третью сразу.

Второго ребёнка у них никогда не будет.

— Выглядишь шокированным, — отмечает Тэхëн, пока помогает усадить Джимин в слинг, закреплëнный на груди Чонгука. Хорошая вещь, необходимая, хоть руки будут свободными.

— Я такой и есть.

Вечер они проводят за разбиранием покупок, когда Чонгук действительно разбирает, Тэхëн валяется на диване и смотрит второй сезон сверхъестественного (делает вид, что смотрит, на деле прожигает спину тяжëлым взглядом), Джимин лезет под руку и отбирает игрушки, не давая снять упаковку, а через несколько секунд откидывает в сторону и переключает внимание на что-то другое. Чонгук узнаёт, что она ещё не умеет ходить, только встаёт с опорой, Тэхëн тихо рассказывает, что день рождения у неё лишь через две недели, за месяц до дня рождения Чонгука, а не в конце июня, как они думали.

Закончив с игрушками, Чонгук переходит на большие упаковки, Джимин вновь не может остаться в стороне, однако успокаивается, когда ей отдают огромную коробку, в которую можно с головой залезть. Кажется, Тэхëн фотографирует их.

Так, серьёзно, когда они успели взять и детский велосипед?

— Я подумал, что ей будет скучно гулять в коляске… — поясняет Тэхëн в ответ на потерянное выражение лица Чонгука и широко зевает. — Ты отвлёкся на Минни.

— Минни?

— Гукки и Минни, две моих крошки.

Улыбку Чонгук прячет в следующей коробке из-под коляски, которую ещё надо собрать. Когда он заканчивает с автокреслом и разобранным стульчиком для кормления, оборачивается и замечает, что и Тэхëн, и Джимин — крошка Минни — спят, только первый на диване, в удобстве, а вторая в той же коробке, с кучей игрушек, в неестественной позе. Устали.

Его улыбка становится ещё шире.

Малышку он относит в спальню и укладывает на сторону Тэхëна, формирует из одеяла подобие бортика с двух сторон, чтобы не свалилась, берёт подушку с пледом и возвращается обратно, оставив дверь открытой. Он, наконец, может поваляться со своим мужчиной, и никто и ничего не посмеет помешать ему осуществить задуманное.

— Тэ, — тихо будит.

Тэхëн мычит, но глаз не открывает и на руку не реагирует, поэтому приходится самому поднять его и быстро подложить подушку под голову. Тот хнычет, вытягивает губы, обхватывает Чонгука и тащит к себе обниматься. Сонный Тэхëн — тактильный и нуждающийся Тэхён.

— Я люблю тебя, — неразборчиво бормочет в макушку Чонгука и обвивает бёдра ногами, прижимая к себе ещё ближе. Не совсем удобная поза. — Спасибо, что дал нам шанс.

— Будет тяжёло, хëн.

— Да я уж понял по первым суткам, что ребёнок — далеко не дар небес.

— Да ладно тебе, она просто чудо.

— О, поверь, ты просто с ней ещё не спал. Посмотрим, как ты заговоришь завтра. Я, кстати, встретился и с её матерью, чтобы обсудить всё. Представляешь, ей двадцать два! Она младше отца чуть ли не в три раза! Когда мы переписывались, я ожидал, что она будет молодой, моей ровесницей примерно, но не настолько же!

Чонгук осуждающе мычит Тэхëну в шею, но комментировать не спешит. Он много раз слышал про молодых любовниц отца Тэхёна, которых тот водил, даже когда сам Тэхён был ребёнком и подростком, когда они оба жили — выживали — в однокомнатной квартирке, когда спрятаться можно было лишь в старой ванной, где он и проводил ночи. Только любовницы его тоже и выпивали, и накуривались. Верить, что мать Джимин была такой, не хочется, занималась ведь с ней, иначе она была бы менее сообразительной и более нервной. А если не была, зачем сошлась с человеком настолько её старше, в памяти Чонгука оставшимся грязным, дурно пахнущим и совершенно омерзительным?

— Аборт она не сделала, потому что о беременности узнала слишком поздно. Да, знаю, звучит нелогично, потому что несколько месяцев задержки должны были насторожить, но у её организма такие фокусы в порядке вещей. После родов пыталась полюбить дочь и научиться жить с ней, в одиночку справляться слишком тяжело, ещë и отсутствие необходимых условий давит, её хватило на десять месяцев. В итоге отдала мелкую отцу, решив, что так всем будет лучше, и вернулась к прежней жизни. Её можно понять. Если бы оставила, пришлось бы отказаться от университета и планов на будущее. В общем, она сказала, что на ребёнка не претендует и что я могу смело забирать Минни. Она довольно милая, знаешь?

— Милая? — с удивлением Чонгук задирает голову и зарабатывает ещё один неудобный поцелуй. Тэхëн, не выдержав, тянет его выше на себя так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

И выглядит в тысячу раз неувереннее, чем обычно, когда вытворяет то же самое.

— Ага, вы могли бы подружиться.

— Что же её свело с ним?

— Не знаю, Гу. Когда я спросил, она едва не заплакала, но упорно заверяла, что никакого насилия и принуждения не было. А что я могу? Я ей никто, открываться мне она не обязана. Взял обещание, что, если он посмеет лезть к ней, она тут же напишет мне, и уехал.

— Жуткая ситуация.

— По крайней мере, у Минни хотя бы есть я, — и замолкает, прожигая виноватым взглядом.

Это не тот разговор, который им необходим.

Чонгук, подождав несколько минут, вдруг атмосфера сама изменится, вздыхает и сползает, выключает телевизор, чтобы не отвлекал, усаживается рядом и подгибает под себя ноги. Желания ворошить ещё не зажившую рану никакого нет, да и всё уже понятно. Забили бы, если бы горький опыт не подсказывал: так просто ни одна рана в отношениях не заживает, только разрастается и поглощает всё положительное.

Тэхëн садится следом.

Отлично, с чего начинать-то?

А можно просто пообниматься так, чтобы это стало отличной заменой разговору?

— Я облажался.

— Ты не контролировал ситуацию, — вырывается на автомате.

— Если ты будешь защищать меня передо мной же, мы никуда не придём.

— Серьёзно, что ты мог сделать?

Тэхëн раздражëнно цокает и отводит взгляд в сторону.

Чонгук не может не защищать, Тэхëн, он знает, делал бы то же самое.

— Отец не просто так написал мне о ней спустя несколько лет молчания. Он ждал, что я её заберу, не смогу пройти мимо из-за острого чувства справедливости. И я уже тогда знал, как поступлю, а время тянул, потому что не понимал, как начать разговор с тобой. И в итоге выбрал самый неудачный способ из всех неудачных, прости.

— Ты не собирался срываться в Тэгу, да?

— Не собирался, конечно. Мне казалось, у нас ещё будет время поговорить, обустроить детскую зону, вместе получить консультацию в опеке, вдвоём съездить за Минни. Как у всех нормальных пар. Да, я рассчитывал на твоё согласие. Единственное, в чём я не сомневался, — это ты. К сожалению, нельзя было пропустить пункт переговоров и сразу перейти к пункту про счастливую семью.

— Тебе почти удалось.

— Всё разрушить?

— Брось, так просто ты ничего не разрушишь, даже не надейся, — Чонгук подсаживается ближе, посчитав, что уже атмосфера подходящая. Извинения получены, объяснения приняты, Тэхëн за время его отсутствия сам успел обвинить себя во всех смертных грехах. Обнимает ноги Тэхëна и кладëт на колени подбородок. Так комфортнее. Тэхëн ощутимо расслабляется и принимается перебирать его волосы. — Почему сорвался?

— Отец написал, что собирается в загул. Либо её забираю я, либо она остаётся сама по себе. Выбора не было. Ну, выбор-то был, и я предпочëл внезапный разговор с тобой. Кстати, я перед звонком накидал фразы на каждую из твоих возможных реакций — ни одна не пригодилась.

— Меня тогда всю ночь трясло. Я не помню, когда в последний раз так.. язвил? Я не кричал? Помню, что кричал, но при тебе ли — не совсем уверен. — Тэхён точно собирается что-то сказать, но Чонгук не даёт возможности, сразу же продолжает. — Никогда так не делай, Тэ. Я и не представлял, что когда-нибудь могу… Может наступить момент, когда я пойму, что теряю тебя. Если мы когда-нибудь расстанемся, ты знаешь, единственная причина — угасание чувств. Остальные я не хочу принимать. И ты не смей. Если мы расстанемся, я хочу вспоминать тебя и чувствовать тепло в груди, а не желание разреветься.

— Гу…

— Я хотел сделать предложение, Тэ.

Чонгук бормочет последнюю фразу уже приглушённо, спрятав нос в чужих коленях. И не видит, как Тэхён вздрагивает, но отчётливо чувствует. Он не знает, почему говорит, он не хотел вываливать всё, только сказать несколько фраз, поделиться, чтобы в следующий раз Тэхён с меньшими сомнениями выбрал разговор. А сейчас, вот, ломает. Делает больно любимому человеку. После того, как принял извинения. Увлёкся, похоже, самообманом и решил, что так быстро мог принять.

Остановиться нужно, пока не зашло дальше.

— Ты купил?..

— Нет, только выбирал.

— Прости.

Он вскидывает голову и потому замечает, что взгляд тэхёнов направлен не на него — на люстру в комнате. Тэхён быстро моргает, кусает губу, выглядит таким потерянным и сломленным, каким Чонгук его до этого не видел. И мечтал не видеть, потому что слишком для его сердца, потому что чувствует всё то же, что и Тэхён.

— Пожалуйста, прости, — голос срывается.

Чонгук срывается тоже, резко отталкивается и прижимается. Кто его вообще просил упоминать предложение? Мог ведь промолчать! Не доводить ситуацию, не доводить их двоих до грани — неужели это так сложно?

— Тэхён.

Он сглатывает и прислушивается к себе, прежде чем продолжить. Если до сих пор хочет что-либо высказать, лучше подобрать более мягкие слова. Но, кажется, испуганный и обиженный ребёнок внутри, на чьих страхах эта ситуация поиграла, затихает и отходит в дальний угол. Да, придётся постараться, чтобы не потревожить его опять, но хоть продолжать можно, не рискуя вновь ударить по состоянию любимого.

— В следующий раз ты должен рассказать мне сразу, что бы ни случилось, если знаешь, что разговора не избежать. Я не говорю, что смогу всё принять, но я прошу довериться мне. Приди и расскажи. Хотя бы покажи, дай знак, и я сам усажу и начну, — Чонгук трётся щекой о чужую и быстро целует. Чуть солёно. — Я не против Джимин. Я напуган и понятия не имею, в какие дебри нас вся эта чертовщина занесёт, но, слушай сюда, с тобой и ради тебя я собираюсь вытащить нас из любого болота. Я закончил. Хочешь что-нибудь сказать?

— Много всего, если честно.

— Обними меня, — после нескольких секунд ожидания, когда Тэхён не продолжает говорить и не высказывает ничего. Фразой немного шокирует его. — Крепко, как только сможешь. Когда не знаешь, как сказать, передай объятиями. Если понадобится, потом скажешь.

Чонгука тут же прижимают ещё ближе, пересаживают на колени, ноги он скрещивает за спиной. Тэхён зарывается носом в футболку и дышит — успокаивается.

Из спальни доносится плач.

Хнычут оба и одновременно.

— Спи, я к ней.

— Пойдём вдвоём? — Тэхëн цепляется за плечи и не даёт подняться. Чонгук качает головой, Тэхëн спал четыре часа, вторую бессонную ночь подряд организм точно не оценит. — Тогда ты ко мне?

— Мы же уже спали на диване вместе, утром болело всё, что только могло.

— Я не отпущу тебя завтра на работу.

— Поговорим, когда научишься печатать деньги.

— Ты жесток.

— И я люблю тебя, солнце.

Едва Чонгук заходит в спальню, Джимин успокаивается и улыбается ехидно, будто, блин, знает, что делает. Чонгук закрывает дверь и валится рядом с ней, надеясь, что та уснëт без танцев с бубном и проспит до утра, ни разу не проснувшись. Маловероятно, конечно, но вдруг повезёт.

И через пять, и через десять, пятнадцать, двадцать минут девочка продолжает быть активной. Приходится развернуться лицом к ней, уложить на кровать и начать пересказывать сегодняшний день, потому что придумывать истории сил нет никаких.

А детей можно привязывать к постели?

Когда рассказ заканчивается, Чонгук проверяет подгузник и трижды спрашивает, хочет ли Джимин есть. Кажется, не хочет. Если бы хотела, сказала бы, верно? А когда она в последний раз пила? Тэхëн, вроде как, давал ей воду после возвращения домой, что было больше трёх часов назад. Значит, нужно напоить сейчас. Может, стоит начать вести дневник с записями?

Джимин крепко хватает бутылочку, выпивает и едва ли не сразу успокаивается. Через несколько минут засыпает. Чонгук чувствует себя героем-гением, но самым уставшим героем во вселенной, словно из него выжали все соки. Хорошо, надо составить график приёма воды.

Чонгук убавляет звук будильника, чтобы не разбудить случайно, если Джимин каким-то чудом проспит до семи утра. Скорее всего, она всё равно услышит, но лучше перестраховаться. Тэхëну и без того завтра предстоит трудный день, чем дольше малышка проспит, тем позже ему придётся вступить в роль отца.

Он не знает, чем руководствуется, но перед тем, как лечь спать, наклоняется и быстро целует малышку в лоб, заставляя её поморщиться и сквозь сон капризно захныкать. Память услужливо подкидывает моменты, когда Тэхён реагировал также.

Теперь у него сразу две причины для умиленной улыбки.