1816 год. Январь.

Шел тревожный снег, предвещая метель, грузные тучи затмили ледяную луну. Никого, из-за начинающейся метели, не было на улице, все сидели по домам. Почти у всех окна горели желтым пламенем от свечей, некоторые легли спать. Среди маленьких деревянных домиков выделялся один трехэтажный особняк, в первом этаже уже потушили свечи, только на втором ярко горело, из-за раздернутых штор можно было посмотреть на происходящее внутри.

На подоконнике стояла свеча, люстра была большая и достаточно громоздкая, освещала всю комнату, да еще красивая, от нее тянулось несколько рожек, сделана сама люстра была из белого фарфора и вся была разукрашена. На кронштейне* и начале рожек красовались объемные нежно-розовые розочки с листочками и стебель, обвивающий их, такие же нежно-голубые полевые цветочки и гипсофилы красовались там же. Рожки опускались вниз и резко поднимались вверх, на каждом конце рожка было по подсвечнику, в форме лепестка, со свечой, а всего таких было 7 штук. Красивые узоры красовались преимущественно в начале и середине рожек, а также в некоторых местах на кронштейне, особенно ближе к полу. В некоторых местах можно было увидеть золотые полоски или даже, может, узоры. Люстра висела на позолоченной цепи, которая крепилась к такому же золотому кольцу у основания, конец ее был прикреплен к нему же только уже в чашечке, от которой шел кронштейн. Само основание тоже было расписано золотистыми узорами, как и чашечка. На конце того самого кронштейна висело подобие камушка с объемной травой и разного цвета цветочками.

Камин стоял около двери, но чуть поодаль, был он белого цвета и с еле видными узорами по бокам, скорее всего изображающие виноградные лозы, на каминной полке, стояли канделябры, она была накрыта кружевным платочком, под которым стояли часы, еще там стояли две чудные хрустальные вазы, которые пустовали. В самом камине, за черной решеткой, полыхало пламя, дрова были свежие, еще не успевшие как следует обгореть. Около него, на роскошном бархатном ковре красного цвета, любуясь игрой огня, сидели беловолосый мальчуган лет 15 и его сверстник, черноволосый мальчишка, волосы его отливали синим, и нельзя было сказать прямо, что они черные, скорее иссиня-черные. Немного позади, на диване обитом красным бархатом, в задумчивость погрузился молодой человек, которому было лет 30, тоже беловолосый и в рубашке. Около окна сидела, в легком кружевном платье, накинутом на плечи белоснежном платке, с умиротворенным выражением лица и с выделяющийся величавостью, несмотря на усталость, слегка покачиваясь на тихо скрипящей кресле-качалке и мельком смотря на белые пушинки, что хаотично неслись за окном, держа приоткрытую книгу, женщина, мать семейства — Ирина Сергеевна Гириканан.

К слову, Гириканан — род иностранных дворян, издавна, как их семейство переехало жить в Россию, служило военной службой. Отец семейства — Валентин Гириканан скончался в 1810 году от чахотки. Военный был человек, сразу скажу, служил, и дослужился чуть ли не до полковника. Ирина Сергеевна Гириканан — бывшая жена Валентина, вдова, мать Бернарда и Фроя, очень своенравная женщина, суровая и властная. Бернард Валентинович Гириканан — тоже военный человек, но пнули его в армию родители, мол, «все в роду твоем военные — так ты не позорься, тоже поступи в полк, радость родителям будет», да и выбора не было, все равно, упирайся, не упирайся, служить заставят, даже до истерики дойдет со стороны родных и упреков много будет. Сейчас служит в Семеновском полку штабс-капитаном, участвовал в Наполеоновских войнах и заслужил ордена св. кн. Владимира 4й степени, св. Анны 3й и 4й степени, ну и дали медаль на память об Отечественной войне 1812 года. Презабавнейший факт: до службы у него были длинные волосы из-за которых казался русской девицей с косой, которые он убирал в хвост, но после поступления ему надо было сбрить лишние волосы для соблюдения требований, после Бернард очень переживал, но потихоньку смирился. Сам по себе от чего-то был очень бледен, а еще у него была родинка под левым глазом. Фрой Валентинович Гириканан — самый младший в семействе. С детства родители пнули в Кадетский корпус, а сейчас готовится поступать на службу, матушка уже решила его определить в Семеновский лейб-гвардии полк, что поддержал и Бернард, так как ближе к брату будет находиться и вообще под его присмотром. Подцепил в саду сироту Хикару и упросил родителей взять его под опеку, на что те долго упирались, но в итоге сдались. Они с Фроем в итоге сдружились. Хикару Ичихоши — из разорившегося дворянского семейства, полный сирота, которого прибрала к себе знакомая его семье крестьяночка. Гулял как-то мальчик в саду, его увидел Фрой, они подружились и последний стал упрашивать родню взять Хикару. Крестьянка была даже рада, т.к. жила она, само собой, бедно и ее семейство само не могло нормально прокормиться, что уж тут о других думать, вот и взяли Ичихоши в семью Гирикананы. Сразу же его, по многочисленным просьбам Фроя и его нытью, что одному ему скучно будет, пнули в Кадетский корпус, другого выхода все равно не было, да и вместе с другом веселее. С Фроем они были сверстники и поступать в Семеновский полк будут вместе, несмотря на то, что Фрой был младше Хикару на 5 месяцев. В заключении скажу, что у семьи Гирикананов был какой-то особенный цвет волос и ледяной цвет глаз, передающийся из поколения в поколение, у всех были удивительно чистые белые волосы, при этом альбиносами они не являлись.

Итак, как уже говорилось выше, все семейство собралось в гостиной. Вдруг Ирина встала, положила книгу на подоконник, взглянула на часы, показывало 21:30 (семья Гирикананов ложилась рано и вставала тоже рано). Она молча вышла из гостиной, поняв, следом потянулись остальные, а один из слуг спустил люстру, а позже погасил свечи после, как вышедшие начали разбредаться по своим спальным комнатам. Хочу сказать, что у Бернарда была своя комната, Ирина спала в своей комнате, когда-то она делила ее с покойником, Фрой и Хикару спали в одной.

Вскоре дом погрузился во мрак.

*

***

*

Забрезжил рассвет, ослепительные края яркого солнца появились за горизонтом, потихоньку озаряя спящую деревню. Вот уже загалдели на разные голоса проснувшиеся птицы, где-то прокричал петух. Как только края солнечного шара показались за горизонтом, встали и Гирикананы, в комнате было влажно и холодно, именно из-за холодных ночей приходилось укутываться в нескольких одеялах, какие находились, чтобы не замерзнуть и не простыть.

Первым встал Фрой, отбросив всю эту кучу одеял, так, что некоторые оказались на полу, тотчас же подошел к окну, чтобы посмотреть на всю эту красоту и налюбоваться рассветом. Тут же на подоконник заскочила рыжая белка, помахивая своим пушистым хвостом, скрежеща, ища что-то, переставляя свои лапки и упорно внюхиваясь так, что ее ноздри забавно раздувались. Заметив пушистую красавицу, белоснежный мальчик восхищенно воскликнул:

-Белка!

Чем и разбудил мирно спящего Хикару, тот перевернулся на бок и проворчал:

-Чего орешь в такую рань?

Самое удивительное, что белка не ускакала, она, наверное, настолько была поглощена поиском неизвестно чего, что даже не заметила крика.

-Хикару, смотри, белка села на подоконник! — ответил младший Гириканан, только чуть тише, чтобы не прогнать гостью, указывая пальцем на окно.

-Где? — ворча и приподымаясь на локтях в постели, спросил парень.

-Ну подойди, пока не ускакала.

-Ладно, иду, иду.

Хика отбросил кучу одеял в сторону, сел на кровати, проморгался, и, проигнорировав тапки, что стояли около кровати, босиком поперся к окну. Он встал возле Фроя и долго вглядывался в окно. Ичихоши пришлось приподняться на цыпочки, потому что он был на голову ниже Фроя, а окно было достаточно высоко, потому что парень был всего лишь чуть выше подоконника.

-И где же? — спросил разбуженный, чуть раздраженно, напрягая зрение и ноги.

-Да вот, прямо перед нами.

-Где?

-Посмотри вниз.

-Я не вижу.

Хикару уже начало раздражать. Он пытался вглядеться куда-то вдаль, только не туда, куда надо было обратить взгляд, поэтому он и не понимал, где белка сидит, хотя сидела она у него буквально перед носом.

Проследив за его взглядом, Фрой понял, что друг куда-то не туда смотрит.

-Да вот она, ты не туда смотришь, балда, — добродушно укорил парень, указывая пальцем на место, где сидела эта пушистохвостая искательница. Посмотрев туда, куда ему указывали, Хикару досадливо бросил:

-Тьфу ты, вот она сидит. Обычная белка, мало ли белок бегает.

С этим Хикару отвернулся и начал поднимать разбросанные одеяла, как он почувствовал значительное похолодание и морозный ветерок в спину, он обернулся и увидел эту картину: Фрой открыл створки нараспашку и пытался погладить белку на чуть припорошенном снегом снаружи подоконнике. Белка, почувствовав тепло, перескочила на подоконник, внутрь, тут же мальчишка ее подхватил и, усадив на одну ладонь, начал гладить другой, она забеспокоилась и ей не очень было приятно, поэтому она выпрыгнула из рук парня и куда-то убежала, это произошло так стремительно, что Фрой стоял ещё несколько секунд в изумлении, пока его не окликнул друг.

— Эй, створки-то закрой, если мы вдруг заболеем, вся вина будет лежать на тебе, да и зачем ты за этой белкой полез, сидела себе, никого не трогала… — начал ворчать Хикару, дрожа всем телом от холода, обнимая себя обеими руками, чтобы хоть как-то согреться, и уже начав шмыгать носом.

Очнувшись от тупого изумления, Фрой молча закрыл створки и отошел от окна. Не успев ничего сделать и сказать вдруг отворилась дверь в комнату и показалась седая голова служанки с морщинистым лицом, сказавшей:

-Извольте кушать, барыня велела передать, чтоб шли.

И тотчас же захлопнула дверь.

Первым опомнился младший Гириканан, он быстро взвалил кучу одеял на кровать, второпях надел поверх ночной рубашки халат, и, оставив широко распахнутой дверь так, что она громко ударилась о стену, побежал по коридору, тем временем Хикару, вспомнив, что стоит босиком на холодном полу, надел тапки, халат, и припустил за другом. Они оба прекрасно знали, что мать ждать не будет.

Парень нагнал Фроя, который уже не бежал, а спокойно стоял, переводя дух, после чего спросил вполголоса:

-А где столовая находится?

-Не помню, — отдышавшись ответил Хикару.

Повисло неловкое молчание. Они стояли, каждый погрузившись в свои мысли. Вдруг дверь, перед которой они стояли, отворилась, из-за нее высунулась знакомая голова гувернантки, через образовавшуюся щель Хикару увидел сидевших за большим овальным столом, накрытым белоснежно чистой скатертью, Ирину и Бернарда. Старушка ушла, закрыв за собой дверь. Наступила тишина, которую разрушали удаляющиеся шаги служанки.

— Мы все это время стояли возле столовой, — прошептав, нарушил тишину синеволосый.

-Это разве дверь ведущая в столовую? — спросил Фрой так же тихо, нахмурившись.

— Да, — набравшись уверенности твердо подтвердил Ичихоши.

— Точно? — переспросил Гириканан, как бы не веря, что они все это время стояли перед столовой, как дураки.

— Я сам через щель видел.

Не желая спорить, младший Гириканан уверенно открыл дверь и парни вошли в комнату. За красиво сервированным столом неподвижно сидели мать и брат, перед ними лежали нетронутые тосты и дымились чашки с крепким черным чаем.

Изящные руки главы дома, Ирины Сергеевны Гириканан, лежали на скатерти. Женщина была бела, как отполированный мрамор, ключицы выпирали из-под кожи, что делало ее еще красивее, из-за густых белых ресниц глаза казались полуприкрытыми, от этого казалось, что хозяйка устала и вот-вот уснет, если бы глаза не обжигали холодным огнем, а стан не был так прям и изящен. Красивое белое платье, без единой небрежной складки, так и подчеркивало ее образ. Волосы были причесаны идеально, без единого петуха, слабо завитые волосы чуть касались щек. Вот тонкие губы женщины разомкнулись и она произнесла, без интонаций и совершенно безразличное:

-Bonjour. Entrez.

Парни, ожидавшие хоть какого-то упрека от матери, слегка расслабились, прокрались к столу и заняли свои места. Вскоре им принесли чай и тосты. Трапеза началась молча, но молчание становилось невыносимым и настолько угнетающим, что молодому человеку пришлось его нарушить:

-Maman, когда уже мы уедем в город? Меня не навечно отпустили в отпуск, а выхлопотать его было нелегко, вернуться надо, вдруг на службу позовут.

-Пока я не доделаю дела здесь, о городе можешь забыть, и мне плевать на твою службу, — резко и холодно ответила Ирина Сергеевна, слегка повернувшись и напрягшись, на руке показались вены.

Бернард вздохнул и опустил голову. Разговор они вели на французском, который Хикару понимал через раз, поэтому понял, практически, ничего.

После завтрака вся семья направилась в гостиную. Ирина уселась на свое прежнее место — кресло-качалку около окна, старший ее сын завалился на диван, на который сели Хикару и Фрой.

— Расскажи детям о взятии Парижа, им интересно будет послушать, — вдруг попросила мать скучающим тоном, раскачиваясь на кресле и положив обе руки на подлокотники.

Детям хоть и было по 15 лет, а скоро минет и 16й год, но они любили рассказы старшего брата про взятие Парижа.

Молодой человек вздохнул. Парни затаили дыхание.