1816 год. Зима. Конец января.

***

Последнюю неделю выла вьюга, из-за которой семейство не выходило из дома, да и уехать по такой метели было невозможно, поэтому они оказались на достаточно долгое время заперты в четырех стенах. От скуки братья чуть ли не ползали по стенам, на чердаке Бернард нашел лото, в которое они играли целыми сутками, потому что другого занятия не было. Так вот и проводили братья дни и вечера. У Ирины, конечно же, были занятия куда поинтереснее и разнообразнее: вязание, чтение книг, разборки с имением.

Вот и сейчас скучающие лица сидели за столом в столовой и играли очередную партию, перед ними расположены были по две прямоугольные картонки с циферками, расположенными в разных местах, около Бернарда стоял красный мешочек, набитый бочонками наполовину, другая половина стояла на столе или на клетках у игроков, если кому деревянных бочонков с числами не доставалось, те брали пуговицы, хранящиеся в аккуратненькой коробочке, тайком стащенной из комнаты Ирины, которая в данный момент находилась где-то в особняке, и, наверное, отдавала очередные указания или разбиралась с до сих пор неоконченными делами. Вот бледная, как у вампира, рука потянулась к мешочку, не мешая, достала бочонок, и Бернард бесцветным голосом озвучил число на бочонке:

-27.

Рука Фроя так же медленно потянулась за бочонком, поставила на клетку на второй картонке с красивым числом 27. Хикару взглянул на число пуговиц и бочонков у Фроя, потом посмотрел на свое число, которое оказалось не так многочисленно и по-детски надулся:

-Фрой, ты опять выигрываешь!

Это восклицание разрушило на мгновение скучающую атмосферу. Лицо парня, сидевшего напротив, посветлело, и он с гордостью ответил на возмущение:

-Не зря Петр I мне удачу нашептал на сегодня.

Синеволосый закатил глаза, а брат Фроя покосился на него, как на сумасшедшего.

-Какой Петр I? Ты в своем уме? — спросил Бернард, искренне недоумевая.

-Фрой занимается гаданием. Вчера он меня выпер из комнаты, чтобы я ему не мешал разговаривать с царем, — пустился объяснять Ичихоши, крайне при этом возмущенный, походу, вчерашней выходкой своего друга.

-Гаданием? — изумился старший Гириканан, лицо его вытянулось и обратилось к младшему. — Получается, ты в гадалки метишь?

Фрой пустился защищать свое ремесло:

-Да, я занимаюсь гаданием. Со мной действительно разговаривал Петр I, и нечего смеяться. Я умею гадать многими разными способами, если вам вдруг понадобятся мои услуги, можете смело обращаться, гадаю я не хуже других теток-гадалок.

Бернард бы и прыснул со смеха, но сдержался, только смешинки в глазах выдавали его. Хикару внутренне знал, что странное увлечение друга до добра не доведет, поэтому осуждающе смотрел на Гириканана-младшего, сдвинув брови и скрестив руки на груди.

В эту минуту дверь распахнулась и шумно ударилась о стену так, что рядом стоящая фарфоровая ваза на тумбочке зашаталась и чуть не упала, вошла Ирина Сергеевна Гириканан, приблизилась к столу со стороны Бернарда, два ледяных глаза уставились на пуговицы, разбросанные по столу или лежащие на картонках, молча дала увесистую пощечину старшему сыну, собрала пуговицы, положила в белую коробочку с розовыми цветочками, бережно закрыла крышкой и поставила возле себя. После этого инцидента она объявила:

-Дела закончены, сейчас же мы едем домой в Петербург, собирайте вещи, карета скоро подъедет.

И прибавила небрежливо:

-Мне осточертело здесь сидеть.

Особняк пришел в движение, все одевались, упаковывали в чемоданы одежду и вещи. Когда все были готовы и ждали у порога: Ирина в лисьей шубе, варежках, меховой шапке, лиловом шерстяном шарфе, белых варежках, валенках, Бернард в мундире и офицерской шинели, на голове его сидела двууголка, Фрой и Хикару в шапках, туго затянутых шарфах, завязанные так, что закрывали рты, поэтому видно было только глаза, которые полускрывали большеватые для их голов шапки, варежках и увесистых шубах с валенками, стоит упомянуть, что на них были надеты рейтузы. Оба они напоминали медвежат, потому что одеты были, как будто до сих пор им было 7 лет, когда мать заботливо завязывала шарфы, что можно было легко удушиться, если бы они затянуты были покрепче, но материнская забота не ослабла, как и шарф на горле.

Чемоданы уже были уложены в багажное отделение в карете, позади кресел, все вчетвером они вышли на недавно расчищенное крыльцо, дальше виднелись только аккуратно убранная дорожка и кучи снега по бокам, на дороге стояла темная карета с запряженными в ней двумя гнедыми лошадьми, кучер, завидя хозяев, прыгнул на козлы и взялся за вожжи, приведя себя в полную готовность. Ирина с выводком медленно спустилась по ступенькам и зашагала по тропинке, взади плелись ее сыновья и Хикару, причем Фрою и Хикару при всей их весьма тяжелой одежде, было тяжело передвигаться, и они были похожи на двух медвежат, как было сказано выше. Вдруг женщина поскользнулась и упала бы, если не вовремя подхвативший ее под руку Бернард, она посмотрела на него холодно, но с примесью благодарности, дальше они пошли под руку до самой кареты. Возле кареты они притормозили, старший Гириканан помог матери и братьям взобраться в экипаж, а после взобрался сам, закрыв за собой дверь.

-Тпру!

Послышалось восклицание кучера и взмах хлыстом. Карета двинулась и поехала по заснеженной дороге в Санкт-Петербург, город Петра Великого.

***

1816 год. Лето. Начало июля.

Квартиру они снимали в доме, стоявшем на другом берегу, прямо напротив Российско-Американской компании (сокр. РАК), на третьем этаже, балкон которой выходил на Неву, воды ее в тот день были спокойны и умиротворённо плескались, под домом шел тротуар, по которому сновали жители, проплывавшие мимо одинокого фонаря.

Солнце только плавно поднималось из-за горизонта, превращая небо из иссиня-черного в нежно-голубой оттенок с примесью розового и чуть фиолетового. На балконе задумчиво стоял Фрой, одетый в красный халат поверх ночной рубахи и в тапочках, стоял он перед мольбертом, на котором нанесен был эскиз открывавшегося вида. Еще в начале лета младший Гириканан вдруг обнаружил в себе талант к рисованию и с тех пор он пытался рисовать картины, из которых самые, по его мнению, удачные он вешал у себя в комнате, а остальные складировал в шкафу, под кроватью и Бог знает где еще. Теперь он сосредоточенно пытался нарисовать утро в городе, на балконе он находился аж с пяти утра, в попытках набросать хороший эскиз, стрелки древних часов в гостиной показывали 8 утра, наконец-то, решив, что набросок получился более-менее, парень принялся за кисть, как вдруг запертая дверь балкона отворилась и перед Фроем предстал его старший брат, сказав, что завтрак подан, он схватил младшего за руку и потащил в столовую, что было для этого весьма спокойного офицера неожиданно, кисть с шумом упала на пол, чуть не скатившись на улицу через прутья. Где-то в коридоре Фрой опомнился, легонько вырвал свою руку из руки Бернарда и пошел рядом. Старший Гириканан был, пока что, в халате.

Позавтракав, Фрой было устремился к своему неоконченному творению, но тут появился переодетый в мундир Бернард, приведший в гостиную Хикару, и стал объяснять важность события.

Мальчики уже закончили свое обучение в Кадетском корпусе и они должны уже в ближайшее время поступить в Семеновский полк, как планировали мать и старший брат.

Бернард тоже переменился за это время: стал водить дружбу со своим сослуживцем Сергеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом, начал задумываться над политикой и ситуации в стране, негодовал на императора, но об этом всем позже.

Вернемся к тому самому важному событию.

Он объявил:

-Парни, вы уже выпустились из Кадетского корпуса и следовало вам поступить в Семеновский полк. Сегодня мы идем туда вас зачислять. Одевайтесь, а как будете готовы, спуститесь на улицу, где я вас буду ждать.

Парни не заставили ждать и пошли переодеваться. Странно было то, наверное, обстоятельство, что свету они представлены еще не были, а уже их зачисляют в полк, но, скорее всего, вскоре их представят свету. Оделись они в черные фраки, больше не во что, следуя инструкциям брата, они спустились на улицу, где их уже поджидал сам Бернард с конвертом в руке. Тут к ним подъехала карета, на которой они возвращались в Петербург зимой. Уже немолодой кучер низкого роста, с черными волосами, чуть выбивающихся из-под фуражки, густыми бровями и усами, сидел на козлах и держал вожжи в руках в белых перчатках. Братья сели в экипаж и помчались, петляя по улицам, в казармы Семеновского полка.

Наконец карета притормозила около величественного здания, выйдя из экипажа, Фрой и Хикару удивленно начали оглядывать казармы: средняя часть фасада была толстая, с большим окном, будто большим глазом, смотревшим на мимо проходящих людей и проезжающих карет, само здание было скорее чуть желтоватое, с похожей на купол мрачно голубую крышу, слева стояла башня с точно такой же крышей и с часами, справа здание плавно принимало оборот и глазам их предстала часть с колоннами, между которыми виднелись окна.

Не смея больше разевать рты, парни засеменили за Бернардом, который уверенно вошел, и направлялся к кабинету полковника. Внутри отметить ничего особенного, просто пустой коридор с желтыми стенами и закрытыми окнами без штор и занавесок, в коридоре было настолько тихо, что отчетливо слышно было эхо их шагов.

Вот они остановились около массивной дубовой двери и Бернард учтиво постучался.

-Входите.

Послышался голос, после чего блондин взялся за ручку, открыл дверь, вошел в кабинет, пропустив вперёд Фроя и Хикару, а потом запер.

Парни восхищенно осматривали кабинет, который оказался не большим, но и не маленьким, убранство которого было довольно скромно: гладкие жёлтые стены, окно с завязанными шторами, из которого лились солнечные лучи, множество всяких разных шкафов, в которых хранилось непонятно что, но, скорее всего, там на ключ заперты были важные тайные бумаги, а может и еще что поинтересней, посреди всего этого массивный дубовый стол, почти стоявший вплотную к из такого же дерева двери, верно, на нем разбросаны были какие-то бумаги, стояли позолоченные часы и канделябры, за ним на кресле, обитом красным, сидел приятного вида человек, благоухающий духами, несколько старше Бернарда, но внешне выглядевший даже чуть младше: опрятен и ухожен, лицо приятное и с мягкими чертами, что сразу влюбляло в себя солдатов и офицеров, также выделялся его добродушный вид, карие глаза с пушистыми ресницами, плешь и черные чуть взъерошенные волосы, такие брови, чуточку пухлые губы, прямой нос, кончик которого сверкал, да и само лицо его было немного пухло, на нем сидел зеленый мундир с пышными, величественными эполетами, золотистые вязочками, делающую дугу на левой груди, разрисованный золотистыми полосками и узорами воротник, сверкавшие ордена. Мальчишки сразу же прониклись симпатией к своему будущему полковнику, который славился своим добрым отношением к нижним чинам особенно, что те выполняли все приказы, да и вообще все его преданно любили. Избитие бедных солдат при нем было строго запрещено и недопустимо.

И вот теперь Бернард стоял нос к носу со своим начальником, держа в руке запечатанный конверт.

-Здравия желаю, ваше высокоблагородие, полковник Яков Алексеевич Потёмкин. Я пришел просить, чтобы сии мальчишки, чьи имена Фрой Валентинович Гириканан и Хикару Ичихоши, были взяты на службу в лейб-гвардии Семеновский полк, — выпалил на одном дыхании офицер, заметно волнуясь.

-Здравствуй, штабс-капитан Бернард Валентинович Гириканан, — поздоровался Потёмкин своим таким же приятным голосом, как и он сам выглядел, он понимал важность события и говорил весьма официально.

Не успел Потемкин открыть рот для того, чтобы сказать следующие свои слова, как старший Гириканан нервно протянул ему конверт. Полковник Семеновского полка взял его, сломал печать и вынул письмо, в котором говорилось, что Фрой Валентинович Гириканан и Хикару Ичихоши закончили Кадетский корпус и готовы поступить в лейб-гвардии Семеновский полк.

-Как зовут отца Харитона? — осведомился Яков Алексеевич, обратя свой мягкий взгляд на самого меньшего.

-Ваше высокоблагородие, не смею вас поправлять, но, вы, верно, не очень внимательно читали, потому что Ичихоши зовут не Харитон, а Хикару, а отец его неизвестен, как и матушка, мы его, как бы, усыновили, но до этого его нянчила крестьянка, — все еще от чего-то нервничая, несмотря на доброжелательный и разглаженные черты лица начальника, доложил штабс-капитан.

-Надеюсь, тогда вы не будете против, чтобы не было неудомения, если в списках он будет значится под именем Харитон Валентинович Гириканан? — спросил Потёмкин, опять путая имена Хикару и Харитон.

-Хикару. Тогда уж Хикару Валентинович Гириканан, что ж, я согласен, чтобы он значился под именем покойного батюшки, — согласился Бернард, а чуть слышным шепотом добавил. — Не знаю, насколько это законно.

-Получается, все теперь в порядке, — подытожил Яков Алексеевич. — Я принимаю на должность прапорщиков лейб-гвардии Семеновского полка Хикару Валентиновича Ичихоши и Фед… Фроя Валентиновича Гириканана (какие необычные имена). Завтра явитесь в форме.

Офицер и новопринятые раскланялись, попрощались с генерал-майором и вышли в пустой и чистый коридор, закрыв за собой дверь.

***

Днем нагрянули портные, снимали мерки и суетились, наряд Семеновского полка должен быть готов к завтрашнему дню и хорошо сидеть на стройных фигурах юношей. Остаток дня они провели, как обычно, вдохновение Фроя пропало и он, после приезда, разочарованно сложил мольберт и поднял художественные принадлежности, до сих пор валявшиеся на каменном полу балкона и чудом не укатившиеся на тротуар, которые перенес в свою комнату, вся голова его была наполнена мечтами о грядущей службе и подвигах, бурнее всего фантазия работала у Хикару, поэтому они до конца дня болтали об этом, после, в районе 10 вечера разбрелись по спальням в попытках уснуть, но мальчишкам не спалось, до самой поздней ночи они трещали, как две трещотки, только шепотом, стараясь не разбудить мать или брата, затем зажгли свечу, вскоре Хикару перебрался под одеяло к Фрою и там, под ним и тускло горевшей свечой, младший Гириканан, подобравший откуда-то листок, возбужденно начал делать наброски их фигур в мундирах и как они проводят время то на балу, то на службе. Предела мечтаниям двух юных голов не было.

***

Вот взошло солнце, медленно всплывающее за горизонтом и озаряя дома своими первыми лучами, превращая, чего касались его нежные руки, в золото.

Хикару и Фрой так и заснули в одной кровати, а последний даже с карандашом в руке и с разрисованным листком бумаги где-то на кровати. Сладко сопя, спокойные черты лица Ичихоши и закрытые его глаза, покоившиеся на подушке и почти уткнувшиеся в грудь Гириканана, хрупкая рука спящего лежала на вздымавшемся боку своего компаньона. Беловласый же одну руку заложил под подушку, другая покоилась на плече Хики. Создавалось впечатление, что они спят в обнимку, но эту прекрасную идиллию нарушил звук удара двери о стену и крика уже одетого в мундир Бернарда:

-РОТА, ПОДЪЕМ!

Испугавшийся внезапного крика Ичихоши, вздрогнул и свалился кубарем с кровати на пол, постанывая и охая он, пролежав несколько минут так, с трудом и болью поднялся, надувшись из-за неожиданной выходки старшего брата своего друга. Фрой же до сих пор спал крепким сном, как младенец, тогда штабс-капитан, звякая шпорами, подошёл к мирно спящему юноше и потряс за плечо. Младший Гириканан захлопал глазами, соображая, чье лицо он видит. После что-то пробурчал и хотел было впасть снова в страну сновидений, но, сообразив, что к чему, поднялся и уселся на краю кровати, растерянно хлопая белоснежными ресницами и привыкая к утреннему свету. Затем последовал завтрак, а после него они явились в казармы, где парням наконец-то представили долгожданные мундиры, о которых они вчера грезили. Одевшись в эти прекрасные одежды, они любовались собой, поглаживая ткань. К слову, Фрой с удовольствием надел лосины и они ему очень понравились. Они осматривали себя, одетых в черно-красные мундиры с пуговицами на красном участке одежды, голубые воротники были разукрашены золотистыми узорами и линиями, на плечах вместо пышных эполетов торчали дощечки, на груди красовался серебряный горжет. В конце мундиров была разрезана ткань и представляла собой что-то похожее на хвост ласточки, такое же есть и во фраках. Белые лосины, ботфорты, звенящие застежками, а на голове кивера с черным пипидастром на голове и белой кисточкой. В общем, мальчишки были в полном восторге.

Вот и началась их служба, скоро их представят во всей красе свету, скоро они появятся на балах, скоро они заведут друзей в обществе и недругов, будут устраивать дуэли и привлекать дам. Обо всем этом они давно мечтали и наконец-то эта пора насыщенной юности настала.