Итэр был в предвкушении предстоящего разговора. Он целый вечер размышлял, что же хочет ему при личной встрече сказать Сяо, чего он не может сообщить по СМС? Откажет ли? Или, наоборот, с радостью согласится?


      На самом деле, эту идею ему подкинул Аякс, когда они шли домой. Он тогда пошутил: «Глядишь, так скоро с этим, ну, с химиком своим, будете вместе сидеть», и Итэр подумал: а почему и нет? Если Сяо будет помогать с химией, а Итэр ему — с гуманитарными предметами, это ведь намного облегчит жизнь для обоих. Тем более что у Итэра нет постоянного соседа по парте: он слоняется от одного человека к другому каждый день, если не каждый урок.


      Собственно, дело оставалось за малым — найти соцсеть Сяо. Потому что, как выяснилось, Сяо нет в их классной беседе ВК, и его номера тоже у большинства не оказалось… Кроме Ху Тао. Само собой, у Ху Тао имелись контакты всей школы, включая и Сяо, поэтому она стала настоящим спасением для Итэра.


      Аякс еще попросил ни в коем случае не забыть отдать валентинку Люмин, и поэтому розовая, обсыпанная огромным количеством блесток открытка с какими-то (Итэр не читал) пожеланиями (или признанием) внутри стояла на подоконнике в кухне. Люмин сидела напротив окна и с задумчиво-хмурым видом смотрела на нее, пока Итэр заваривал чайник.


      Их квартира была маленькой, но жутко уютной: крошечная двушка, размеры жилых комнат в которой не превышали шести шагов в длину и четырех в ширину, с кухней, расположенной между этими комнатами, и ванной, совмещенной с туалетом; они снимали ее вот уже как полгода после переезда семьи на другой конец города, в двух часах езды от того места, где находилась их школа: поэтому было принято решение оставить Люмин и Итэра на съемной, пока те не закончат лицей (осталось-то всего полтора года, и учебное заведение-то хорошее, элитное, чего ж менять на новое, тем более в десятом классе?), с условием, что на выходные-праздники они будут дома; сами родители жили на новом месте. И так были все довольны: у одних школа в шаговой доступности, у других — работа.


      Быт держался в основном на Люмин, но не без поддержки Итэра, конечно; просто, в связи с забывчивостью последнего, грязная одежда могла пролежать в стиральной машинке несколько дней — и о ней бы никто не вспомнил, если бы Люмин не решила постирать; или сложить вещи к месту — обычное дело для Люмин и невероятно сложное для Итэра, для которого жизнь в беспорядке казалась прекрасной.


      Бюджет, распоряжаясь родительскими деньгами, тоже делила Люмин, откладывая на проезд и продукты, зато готовил только Итэр — и готовил вкусно, с душой, порой даже праздничные столы для всей семьи накрывал. Он также делал им подобие бенто в школу — Люмин однажды попросила, и спустя время это стало традицией.


      В общем, обязанности они распределяли относительно равномерно, да и в принципе с самого детства были дружны, а потому проживание отдельно от родителей не доставляло каких-либо особенных неудобств. Тем более — виделись с матерью каждую неделю; правда, с отцом — каждые два месяца, из-за того, что тот уезжал в командировки.


      — Я не понимаю, — протянула Люмин, повернувшись лицом к Итэру, — что у него с головой?


      — У кого? — Итэр прыснул. — У Аякса?


      — Ну а у кого еще?


      — Да ладно, — он налил кипяток в чашку, — тебе же понравилось.


      — Я не про это, — Люмин насупилась еще больше, — мы ведь совершенно не ладим. С чего бы он мне валентинки дарит? Смеется надо мной?


      — Я уверен, что он серьезен.


      — Он тебе что-то говорил?


      — Ну-у-у…


      Итэр загадочно улыбнулся и поставил чай перед Люмин, все еще ожидавшей ответа. Но он, не собираясь больше ничего рассказывать, молча зашел в свою комнату, закрыв дверь. Люмин что-то возмущенно прокричала ему, но на это он уже не обратил внимание.


      На самом деле, Аякс ему касательно валентинки ничего не рассказывал, но, Итэр предполагал, учитывая, как тот активно старается сблизиться с Люмин последнее время, все-таки смеяться над ней он не планировал. Аякс просто… Ну… Сам по себе — чудаковатый.


      Почти как Сяо.


      Только чудаковатость у них разная. Сяо более закрытый и грубый, а Аякс смеется в лицо, но тоже грубо.


      Себя бы Итэр чудаковатым не назвал. Он скорее среднестатистический подросток: уставший, но еще не потерявший надежду на лучшее будущее. И слишком, слишком эмпатичный. Ему однажды сказали: «Твоя доброта тебя же и погубит, если так продолжишь», а Итэр решил, что пусть он лучше умрет добрым, чем будет жить с камнем вместо сердца. Он любит людей — он хотел помогать людям, но те, в свою очередь, не оценивали его искренних порывов.


      Но Итэр не переставал сдаваться.


      Он никогда не перестанет.


      Итэр только лег на диван, как дверь приоткрылась.


      — Слушай, братец, — Люмин стояла на пороге, опираясь на дверной косяк, и на ее лица сияла ухмылка, которую та и не пыталась скрыть, — а ты сам-то никому ничего дарить не будешь?


      — Вы сговорились? — Итэр несдержанно закатил глаза. — Видишь, вы с Аяксом отлично ладите. Даже спрашиваете одно и то же.


      — Просто все тебя жалеют, — она прошла в комнату и уселась на диван, в ногах приподнявшегося Итэра. — Ну, колись. Я же вижу, ты последнее время сам не свой.


      — Это учеба, — отрезал Итэр. — Тем более… С кем я вообще могу встречаться?


      — М-м-м… — Люмин задумалась на несколько секунд. — Ху Тао?


      — Она лесбиянка, — категорично заявил он.


      — Поэтому вы не встречаетесь?


      — Люмин!


      Она рассмеялась.


      — Хорошо, хорошо, я поняла тебя, — и поднялась с дивана. — Передай Аяксу, что я через валентинки признания не воспринимаю.


      Да уж, не повезло ему со своей влюбленностью в суровую и надменную Люмин. Не хотел бы Итэр быть на его месте. Он бы не смог сойтись с кем-то, кто, вопреки всему, отказывается принимать свои чувства и отталкивает другого человека от себя.


      Потому что Итэр однажды уже пробовал найти контакт с таким.


      У него ничего не получилось. Все, что смог Итэр, — это разбить себя самого в попытках починить другого.


***


      На следующий день Сяо в школу не пришел.


      Расстроился ли Итэр?


      Конечно, расстроился.


      Он даже написал Сяо, спрашивая, что случилось, но ответа не дождался, и это опечалило его вдвойне. Нет, втройне — потому что Итэр успел выстроить в своей голове целый сценарий их утреннего разговора, и по дороге в школу размышлял, пройдет ли все как нужно, а в итоге ничего вообще не прошло.


      Еще и Сяо не ответил. Совсем беда.


      Учительница сказала, что, наверное, тот заболел, уточнит позже у родителей, и Итэр подумал, что, видимо, у Сяо слишком слабый иммунитет, потому как на больничном тот регулярно — несколько раз за четверть точно. Может, поэтому у него все так плохо с учебой? Ведь не глупый же. Совершенно не глупый. Даже наоборот — вполне себе умный, мог бы и на четверки потянуть, считал Итэр, так, возможно, все дело просто в плохом усвоении материала в связи с частыми простудами?


      Или у него есть что-то хроническое?


      Или…


      На пятом уроке, прямо во время того, как учительница истории расписывала важные даты на доске, в дверь постучали. Итэр, увидев, кто именно зашел в кабинет, замер от удивления.


      … Сяо не болеет вовсе?


      Учительница, не менее изумленная, чем каждый зашептавшийся сейчас ученик, уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Сяо тихо произнес:


      — У меня уважительная. Классный руководитель должен был сказать.


      И она не стала ничего спрашивать. Никто не стал ничего спрашивать, потому что Сяо выглядел… Отвратительно. И это еще мягко сказано. У Итэра в груди что-то ухнуло, когда он заметил синяк, выходящий за края белой, скрывавшей левый глаз повязки из плотно замотанных бинтов — они же виднелись из-под рукавов его обычной черной толстовки, — и небольшой, старательно, но тщетно приглушенный тональным кремом шрам от пореза, проходящий через уголок губы — тоже с левой стороны. Его взгляд, мутный, тяжелый, устремленный в пол, его плохо расчесанные волосы, его расшатанная походка — все так и кричало о том, что за последний день произошло нечто действительно ужасное.


      Сяо, игнорируя устремленные на него взгляды, молча двинулся к своей привычной последней парте.


      Учительница громко прокашлялась, привлекая к себе внимание, и, делая вид, что ничего не произошло, продолжила вести урок.


      И что, она ничего не скажет?


      Итэр закипал от гнева.


      Да что с ней не так? Почему ученик приходит на урок в полусознательном состоянии, а на это просто забивают, будто ничего критично страшного нет? Или это абсолютная норма теперь?


      Или они, учителя, знают о Сяо что-то, что с точки зрения морали запрещает им как-то поднимать эту тему во время урока?


      Его немного потряхивало. Итэр то и дело оборачивался через плечо: Сяо, сидевший наискосок от него, с ничего не выражающим лицом смотрел на слайды презентации о международных отношениях девятнадцатого века, при этом не открыв ни учебника, ни тетради — нет, даже не достав их. Итэр не был уверен в том, взял ли он сегодня школьные принадлежности.


      Сяо едва заметно дрожал — Итэр видел, как тот разминает трясущиеся руки. Ладонь на правой тоже забинтована.


      До конца урока оставалось несколько минут, и усидеть на месте становилось все сложнее и сложнее. Итэр считал секунды, параллельно максимально кратко списывая информацию с доски — только на случай внезапной проверки тетрадей. Его мысли были совершенно о другом.


      Что могло случиться?


      Его застали после школы и избили?


      Неудачно упал?


      Неудачно подрался?


      Интересно, насколько все серьезно?


      И, главное…


      — Что ты здесь забыл?


      Итэр стоял, опираясь руками о стол по обоим сторонам от Сяо, тем самым как бы нависая над ним, и Сяо скривился, поднимая голову:


      — Отойди.


      — Нет, черт возьми, зачем ты пришел в школу в таком состоянии?


      — Отойди.


      — Я не…


      — Ты привлекаешь много внимания, — грубо выплюнул Сяо, поднимаясь. Итэр огляделся: и правда, он, на самом деле, не подумал, что если вот так подойдет к Сяо, то это много кого заинтересует — потому что все желали узнать и обсудить, что произошло с их одноклассником.


      — Извини, — произнес он уже намного, намного тише. — Нет, правда, прости. Я погорячился, — Итэр извинялся искренне — действительно чувствовал себя виноватым. Он представил, как тяжело сейчас Сяо от такого внезапного интереса к своей персоне, и… Надо было действовать не так открыто. — Можно с тобой поговорить?


      Сяо ничего не ответил, но и не сдвинулся с места: он стоял, держась рукой за стол, и все еще не смотрел на Итэра. Тогда Итэр решил совсем немного надавить:


      — Я ждал тебя, — прошептал он — так, чтобы слышал один лишь Сяо, — ты обещал, что мы поговорим.


      — Я курить.


      Итэр опешил. Его секундного замешательства хватило, чтобы Сяо проскочил между ним и соседней партой и направился к выходу из кабинета.


      Он решил, что будет слишком подозрительно идти прямо сейчас за ним, поэтому вышел не следом, а прождав лишние две или три минуты.


      И они вновь встретились в злосчастном туалете.


      Только в этот раз Сяо сразу повернул голову, когда услышал шаги. Он выдохнул дым и криво усмехнулся:


      — Какой ты настойчивый.


      Итэр, плотно закрыв перед этим дверь, подошел ближе — и без лишних слов залез на подоконник, располагавшийся так низко, что они оба почти доставали до пола ногами, сидя на нем. Итэр поморщился от омерзительного запаха табачного дыма и прикрыл нос ладонью, что, собственно, его не спасло. Сяо не обратил на это внимания, продолжая скуривать сигарету. И молчать.


      Они так и сидели в тишине, пока Сяо не закончил. Только после того, как тот потушил сигарету, Итэр, все это время раздумывавший, как наиболее мягко и тактично начать разговор, решился:


      — Так что, я могу к тебе сесть?


      — Ты уже, — хмуро ответил Сяо.


      — Я про парту…


      — Я понял, — прервали его. — Все еще не представляю, зачем тебе это, — Сяо болтал одной ногой, опустив пустой взгляд в пол, и сжимал тонкими пальцами край подоконника, из-за чего Итэр не мог понять, нервничает тот или, наоборот, ему безразлично. — От меня теперь дымом воняет.


      — И что?


      — Тебе не нравится.


      Так он заметил.


      — Переживу, — Итэр улыбнулся.


      Повисла неловкая пауза. Итэр все еще не был уверен, стоит ли ему затрагивать тему состояния Сяо, а Сяо, судя по его отрешенному виду, не нуждался в общении вовсе — особенно сейчас. Поэтому Итэр решил молчать. Молчаливая поддержка — тоже поддержка. Не зная, что у него случилось, Итэр не мог судить или словесно подбадривать, но даже если он ничего не скажет, одного его присутствия должно быть достаточно, чтобы Сяо стало немного, но легче.


      — Странно, — вдруг начал Сяо, и говорил он так тихо, что Итэру приходилось вслушиваться в каждое слово, — здесь никого не бывает. На третьем этаже полно народу.


      — В туалете?


      Сяо кивнул.


      — Ну, из старших классов на втором этаже лишь мы, — Итэр пожал плечами. — Смелых среди параллели больше нет. Только ты куришь в школе.


      Наконец, Сяо поднял взгляд: он все еще ничего не выражал, но Итэр был рад тому, что на него, впервые за сегодня, хотя бы посмотрели. Значит, получалось наладить контакт.


      — Еще и рядом с членом совета.


      — Теперь ты обязан сесть со мной.


      — Нет, — после небольшой паузы ответил Сяо, — теперь мне плевать, если меня сдадут.


      Итэр не выдержал: он хотел дотронуться ладонью до чужого плеча, похлопав по нему, (Итэр, честно говоря, больше всего желал сейчас обнять Сяо — потому что так намного проще проявлять сочувствие, чем словами через рот, но они были еще не на том уровне дружбы, чтобы он мог позволить себе подобное), однако Сяо так резко вздрогнул, что Итэр испуганно отдернул руку.


      — Извини… Я… — он хотел продолжить, — извини, — но не смог составить предложение из слов, крутящихся у него в голове.


      Сяо на секунду посмотрел ему в глаза, но тут же вновь отвел взгляд и спрыгнул с подоконника, при этом (Итэру же не показалось?) зашипев и поморщившись так, будто он только что наступил на детальку конструктора. Итэр не стал это комментировать. Он боялся сказать лишнее. Но наблюдать за Сяо было чертовски больно.


      Возможно, из-за того, что Сяо не хотел выглядеть жалким, а, возможно, из-за того, что ему не нравилась повисшая между ними неловкость, он негромко бросил:


      — Идем. Иначе мы опоздаем на химию, — Сяо улыбнулся, однако его улыбка больше походила на вымученную усмешку, — я только ради нее и пришел.