Поезд методично постукивает уже который час, нагоняя на Фёдора крепкий и долгий сон. За окном проносятся столбы и провода, деревья и редкие речушки. Из форточки над головой доносится шум ветра, гуляющего по всему вагону. 

Достоевский прислонился спиной в самый угол своего места и увлечённо перечитывал любимые книги, припасённые ещё до отъезда в случае проблем со связью. На столе позвякивала кружка с холодным несладким чаем, так и прося Фёдора наконец допить подкрашенную дешевым чаем водичку да с богом вернуть её бабушке за стенкой. Только нервы парня, пусть не железные, но давно притуплены усталостью. Фёдор клевал носом всю поездку, но уснуть себе не давал - мало ли, что с вещами произойдёт. 

Станция за станцией, каждые пару часов остановка на 10-15 минут. В вагоне оставалось не так много людей, а Достоевский всё сидел и сидел. Ждал, когда доберётся в самую глушь. 

Проводница недовольно похлопала Фёдора по плечу - конечная, пора собирать вещички и уходить. 

Парень выглядел, мягко говоря, не жильцом. После беспокойного сна побледнел пуще прежнего, а глаза после бессонной ночи всё ещё красные. Фёдор достал из под сиденья спортивную сумку и положил в неё упавшую на пол книгу. Он скорее покинул вагон, сразу же идя по направлению к пролеску. Только там из-за облаков выглянуло солнце, начиная неистово печь и так ничего не соображающую макушку. На спине и рёбрах рубашка прилипла от пота и неприятно щекотала кожу. Благо, стопроцентный хлопок. Бабушка подарила. 

Дорога до пункта назначения прошла почти в тишине - соловьи весело скакали над головой студента и щебетали что-то друг другу на своём птичьем. Дятел на дубе затих, стоило Фёдору подойти ближе, и улетел в чащу леса. 

На пол пути Фёдору наконец попался небольшой чистый ручеек. Он с многострадальным вздохом скинул с плеча тяжелую сумку и присел на одно колено, набирая холодную воду в ладони и умываясь. Казалось, парень заново ожил. Капли воды стекали под рубашку и быстро нагревались от разгоряченного тела, а с лица немного сошёл болезненный румянец. Достоевский вновь плеснул на себя водой и зачесал волосы назад. Сальные патлы будто покрытые лаком немного блестели на солнце и отлично держались. Надо бы голову помыть к вечеру.

Стрелки наручных часов только перевалили за полдень, солнцепёк набирал свои силы. Фёдор немного покачивался, идя по неровной дороге засыпанной камнями. Иногда по пути он встречал коз, куриц и даже корову нашёл. Те приветливо ему "улыбались", на что Фёдор отводил взгляд. От такой жары тошно было смотреть на что-либо. Даже на милого Тузика, прыгающего Достоевскому в ноги и желающему поиграть. 

Фёдор наконец вышел на знакомую ему с детства улицу и что-то кольнуло в районе сердца. Там, в конце безымянной улицы, стоял небольшой зелёный домик. Он выделялся среди других домов своей выцветшей краской и, казалось, там давно никто не живёт. 

Только вот наш неповторимый Николай доказывает обратное. Завидев за забором Фёдора, Николай выбегает к нему на встречу, спотыкаясь обо всё, что только можно. Достоевский выставляет руку перед собой и всем своим видом говорит - одно прикосновение и мне крышка. 

Николай замирает на секунду и растягивается в довольной улыбке.

—Феденька, как я скучал! — Николай забирает у друга сумку и проводит в дом. Каменные стены превосходно удерживают холод внутри помещения и Фёдор уже почти падает на пол, от блаженной прохлады 

—И тебе не хворать – в пол голоса отзывается Фёдор где-то снизу. Он сидит на лавочке прямо у входа, будто бедный родственник. Яновский ставит сумку на пол и берет Федора под руку, направляясь на кухню 

Блондин без умолку щебечет о чём-то Достоевскому прямо на ухо и тот поднимает на Николая тяжёлый, уставший взгляд. Яновский замолкает на секунду и уже хочет пошутить про «городских неженок», но молчит. Иногда, всё таки, можно пойти на уступки. Особенно если не хочешь, чтобы долгожданный гость уехал уже через день. 

Николай наливает в кружку холодное молоко и вручает её Фёдору. У того руки дрожат, но он принимает кружку стойко и напрочь отказывается от любой помощи. Перегрелся на солнце, бедняжка. 

***

Николая, сколько он себя помнит, всегда тянуло на природу. Он всей душой и телом стремился подальше от города - в деревню или хоть в лес, в тишину и спокойствие. Это и есть настоящая свобода. 

Всё лето он проводил у бабушки и дедушки в деревне, рвался туда с первыми днями каникул и так до самого августа. Даром такие поездки не прошли - к своим 15-ти Николай вымахал красивым, здоровым и сильным юношей. Мастер на все руки - дедушка научил его многому, что пригодилось в жизни. Так Яновскому и достался загородный домик, неповторимая душа и хмурый болезненный Федька.

Достоевский в деревне оказался почти что случайно. Приехал с родителями к родственнице, так и зависли они там на целое лето. Фёдор терпеть не мог деревню - жара, постоянные физические нагрузки, даже книжек нет. Дети верещат на улице не хуже городских, да собаки пристают вечно. Вот так Коля к нему и пристал - повадился собак гонять и нашёл загнанного Федора. Собак испугался, видно. А оно и правильно - укусит ещё, тут же не каждая собака чья-то. 

Так и сдружились, понемногу, но сдружились. Достоевский сначала бесился такой компании, шумный веник с шилом в одном месте. А потом привык. А потом привык и вот сколько лет отвыкнуть не может, всё таки Николай это вам не хухры-мухры. 

Только вот Федора всё равно деревня не держит - уехал учиться и с концами. Связи у них не было почти. Николай, будто старик какой-то, боялся что Фёдор забудет про него. А ведь не забыл.

***

—Ну, что ты молчишь? Расскажи хоть, как ты живёшь. Мне же интересно, столько времени от тебя ни слуху ни духу! — Николай присел на соседний табурет и подпер голову ладонью. Яновскому кажется, что перед ним сидит всё тот же четырнадцатилетний мальчишка. Сутулый, болезненно-бледный и худой-худой. Злобный маленький таракан, - как его Николай когда то прозвал - всё тот же Фёдор.

—Я поступил на программиста года три назад, писал тебе тогда, и бросил учебу недавно. Порыв такой, как у тебя бывает.. — Фёдор прислонился спиной к стене и стал разглядывать Николая. Румяный, патлатый мальчишка. Хулиганистый и вредный, а ещё тёплый, наверное.. От Николая пахло молоком и яблоками всегда, сколько Фёдор себя помнит. Вот и сейчас этот запах заставляет парня как-то недовольно чихнуть.

—Что-то совсем на тебя не похоже, — задумчиво произнёс Николай, и тут его осенило — А родителям ты рассказал? 

Фёдор закатил глаза, будто это был очень глупый вопрос, и ответил:

—Поставил их перед фактом. Они же скандал-то из-за чего устроили? Что я к тебе еду. Ну, ты помнишь. — Николай мечтательно улыбнулся и кивнул. Конечно помнит, сколько разговоров было про них — Думал, они меня на вокзале вылавливать будут. 

Николай слушал Достоевского как в последний раз, на годы вперед и ведь в будущем все равно не надоест. Времени у них полно

Николай опомнился хоть и не сразу, но предложил Фёдору поесть с дороги. Хотя, отказа бы и не принял. Любит этот Достоевский поголодать день другой. Николай быстро наложил тушёной картошки с овощами и вручил Федору, а у того глаза даже засветились на секунду. Всё таки Яновский превосходно готовит, с голоду не помрут. 

За обедом Николай так и не умолк, только задумался на секунду и выдал:

—Выпьем за встречу? — Яновский растянулся в улыбке будто Чеширский кот - довольный и наглый, ответ был ясен с самого начала.

Яновский достал из ящика небольшую бутыль самогонки и разлил по 50 грамм каждому. С водкой и разговор живее пошёл и в картошке больше смысла появилось.

***

Покончив с трапезой и выпив ещё немного, парни решили зря времени не терять. Фёдору вручили чистую рубашку в дорогу и Николай почти насильно пошёл выгуливать друга в березовую рощу. 

Парни вышли из дома ближе к четырём вечера - тогда и солнце не так печёт и людей на улице меньше. Николай придерживал Федора за плечо всю дорогу и, только отойдя от домов на приличное расстояние, отпустил. 

Птицы щебетали и капали на мозг Федора, но тот был увлечён разговором с Николаем. Яновский болтал о чем только можно, пытаться понять смысл его монолога - себе дороже. Фёдор просто наслаждался компанией человека впервые за столько времени. Парни медленно прогуливались всё дальше и дальше к лесу, даже не замечая этого. Где-то недалеко протекала речка, завтра искупаться бы, а то сил сегодня не хватит. Утопнут и поминай как звали. 

Фёдор резко вернулся из своих мыслей почувствовав жгучую боль в спине. Николай держал его за плечи и целовал жадно, мокро, немного покусывая бледные губы. 

—«Гляньте как соскучился» — подумал Фёдор и усмехнулся своим мыслям. Думать перехотелось, осталось лишь желание целовать этого наглого петуха. Долго и с чувством, чтобы синяки потом на губах и чтобы жаться друг к другу близко-близко. Хвататься за широкие яновские плечи от того что ноги сами собой сгибаются. 

Николай тихо фырчал в поцелуй, будто ему всё мало. Он водил горячими ладонями по ещё более горячей спине Достоевского и сжимал его талию в крепких объятиях. 

Парни прекратили поцелуй только когда губы уже стали неметь от неожиданного напора. Фёдор ещё держался за плечи Николая и томно смотрел ему в глаза. 

Яновский победно улыбался и пьяно посмеивался в губы Федора, не желая отстраняться дальше. Здесь их никто не видит. Только речка, березки и пара неугомонных соловьев. Романтика, одним словом. 

—Яновский, пусти. — Фёдор стал лениво отстраняться и пытался убрать с себя руки Николая. Тот лишь показал язык и отпустил Федора, тут же схватив его за руку. Руки у них обоих горячие, потные, как и они сами, а тут ещё Яновский лезет..

Не сказать, что Фёдор был недоволен. Просто имидж вредного таракана стоит поддерживать по возможности. Сейчас же эту возможность хотелось упустить, но вот поздно уже. 

Фёдор обречённо вздохнул и они с Николаем пошли дальше. Ближе к реке. У воды было прохладно, это чувствовалось уже на подходе. Со спадом жары купаться себе дороже, легко замерзнуть, но..

Но всплеск воды и вдруг пропавшая рука Николая говорит всё за себя. Яновский всегда был здоров, как бык и бояться за него не стоило. А вот Фёдор лишь сел ближе к воде и ноги обмочил, жарко всё таки. 

***

Время неумолимо близилось к вечеру. Николай, сырой и счастливый, валялся на траве и отдыхал. Рядом за ним наблюдал Фёдор, так и не зашедший в воду дальше, чем по колено. 

Яновский протянул к Фёдору руку и заставил того упасть на своё плечо. Достоевский недовольно поморщился, стоило его лицу коснуться потной и сырой кожи, но вставать не стал. Усталость медленно накатывала пеленой, укрывая парней и те изо всех сил старались не уснуть. На небе уже появлялись бледные звёзды, а солнце у самого горизонта всё алело и алело, будто наливалось кровью от собственной жары