Ночная прохлада непроглядным туманом спускалась на деревню. Фёдор и Николай сидели на ступеньках крыльца прижавшись друг к другу плечами и наблюдали за звёздами. Небо за городом ясное, чистое, будто не из мира сего. Усталость после прогулки свинцовыми плитами прижимала парней к земле и не давала пошевелиться. Ветерок задувал под рубашки и щекотал мокрую от дневной жары и плавания в речке кожу.

Сверчки и кузнечики стрекотали в траве, а над головами кружились комары, которых Николай отгонял веточкой ивы.

—Федь, а Федь.. — Николай тихо позвал друга не отрывая взгляда от неба — А оставайся со мной, Федь.. — он словно ребёнок аккуратно боднул головой плечо Федора и поджал губы.

—А что мне здесь делать, ты лучше со мной возвращайся.. — Фёдор задумался на секунду. Такой болезненный человек, как Достоевский долго в дали от цивилизации не протянет, но вот Яновский.. Ни за что в город не захочет, только вот отпускать его будет ещё тяжелее. Николай смотрел на Федора по-детски обиженно сжимая бледную холодную ладонь в своей, загорелой и тёплой.

—Ну что с тобой делать.. — Достоевский сжал руку Николая в ответ — Останусь, Коль, останусь.

Николай растянулся в довольной улыбке и оставил на щеке Федора звонкий поцелуй. Никто ещё не мог устоять под напором Яновского. Ни-кто.

***

Николай на следующий день поднялся рано-рано и пошёл к колодцу за водой. Ни газа, ни водопровода в деревне не было. Спасибо хоть пара столбов с проводами дают в дома электричество.

Яновский на солнце светился, будто сам им и был. Вспотевший от тяжелой ноши, он вернулся домой и распахнул занавески в общей комнате. На кровати зашевелился Фёдор, недовольно матерясь на друга. Ну кто будет вставать в пятом часу за просто так?!

—И тебе доброго утра! — пропел Николай, стягивая с Достоевского одеяло. Солнце уже давно красовалось в небе и заглядывало в низкие окна. Тёплые лучи добрались до Федора и осторожно грели узкие плечи.

—Я надеюсь, что до колющих и режущих предметов ты доберёшься быстрее меня.. — злобно произнёс Достоевский, садясь на край кровати и морща нос. В комнате будто были включены прожекторы, солнце светило ярко-ярко и резало глаза. Лето обещает быть жарким вплоть до самого сентября.

—Ну что ты, Федь, пора вставать, — Яновский сел на кровать чуть дальше от Федора и положил ему подбородок на плечо. Состояние Николая было не сильно лучше Достоевского, ведь за разговорами те провели почти всю ночь. Вот столько всего надо рассказать и узнать, что грех жаловаться.

На завтрак каша домашняя и стакан молока, которые Николай смёл будто месяц не кормили. Фёдор такой завтрак не оценил, но жалобный щенячий взгляд голубых глазёнок принудил Федора не жаловаться.

Парни завтракали молча. Николай блаженно наблюдал за Фёдором, а вот сам Фёдор просто ещё спал. Почти падая лицом в тарелку, Достоевский тихо посапывал.

Через пару часов Николай вытащил Фёдора на улицу. Жара набирала обороты, припекая Достоевскому макушку, на что Николай старчески причитал. Сам Яновский стоял в старенькой панаме и держал вторую такую же в руках. Вокруг резвились дети, несколько молодых пар работало на своих участках. Пара старушек, встретившихся по дороге, мило улыбались парням и расспрашивались о том, о сём.

Так Николай и Фёдор дошли до бескрайнего поля. Несколько деревьев создавали тень, куда сразу же пошли парни. Вокруг пахло сеном и цветами, а поодаль паслись овцы и пара коров. К ним, собственно, и пришёл Николай. Парень оставил Достоевского около раскидистой берёзы и подошёл к пожилому мужчине стоящему рядом со стадом. У них с Николаем завязался разговор, но Достоевского интересовало не это. Он смотрел в бескрайнее синее небо и наслаждался блаженной тишиной. Рядом покоилась книжка Чехова, так и не открытая с момента покупки. Фёдор крутил в руках белый клевер и погружался в сладкую дрёму.

***

Фёдор проснулся от быстрых поцелуев в щеки и задорного лая собак. Закатное солнце окрасило небо яркими красками и уже приближалось к горизонту. Рядом сидел Николай, прижимаясь к Фёдору и водя по его шее носом. Достоевский зевнул прикрыв рот рукой и нащупал так и нетронутую книгу. Всё на месте: и книга, и Николай, и сам Достоевский. Многочисленных овец увели ещё дальше, что невооруженным глазом не заметишь, только вот верный пёс остался рядом с парнями.

—Так и знал, что уснёшь — Николай прикусил мочку уха Достоевского и тихо посмеялся. Лицо Фёдора покрылось румянцем, но тот лишь списал это на дневную жару и стал возмущаться, мол, что увидит кто-нибудь. Да и щекотно, вообще-то, прекрати.

Яновский развалился на примятой траве и положил голову на колени Фёдора. Сквозь низкие ветви берёзы виднелось бескрайнее, темнеющее от середины небо. Вокруг скапливались комары, мошки и пчёлы. Николай заворожено смотрел в никуда и заметно дрогнул, стоило Фёдору вложить ему за ухо пушистый василёк. Яновский перевёл взгляд на Фёдора и тепло улыбнулся ему, протягивая руку к бледной щеке и поглаживая нежную кожу большим пальцем.

—Пойдём, — немного охрипшим от долгого молчания голосом произносит Фёдор и пытается привстать. Николай недовольно садится, придерживая василёк пальцами и встаёт на ноги, принимая протянутую холодную ладонь. На улице всего 23 градуса, а Фёдор уже так остыл..

Николай не спешит отпускать Достоевского и крепче сжимает его руку. Они идут так до самого дома, приводя верного и сонного Тузика хозяину.

Закрывая за собой старую железную дверь, парни наконец расцепляют руки. Комната в полумраке выглядит завораживающе уютно, но на глаза всё равно попадаются алые закатные блики. Фёдор невольно щурится и проходит к кровати, кладя на полку трельяжа книгу. От мебели пахнет старостью, пылью и приторным лаком по дереву. От сладкого запаха в комнате у Фёдора немного кружится голова. Он опирается ладонью о трельяж и глубоко вдыхает. Как славно, что мать научила его такой чудной технике дыхания, как "квадрат"*Вдох 4 секунды, держим 4 секунды, выдох 4 секунды, держим 4 секунды. Это знание не раз спасало Фёдора от внезапных обмороков.

Яновский подходит к Фёдору тихо, будто паря. Он прижимается горячей грудью к спине Достоевского и заключает его в крепкие объятия. Достоевский крупно дрожит, стоит Николаю начать целовать его шею. Дорожка поцелуев идёт всё выше, поднимаясь к затылку и заканчиваясь совсем невесомым поцелуем за ухом. Фёдор на секунду забывает как дышать. Его резко поворачивают лицом к себе и почти врезаются в губы горячим поцелуем. Всё как вчера - подкошенные ноги, круги перед глазами и неожиданно накатившая эйфория. Но парни не собираются останавливаться на этом. Фёдор прижимается к Яновскому не отрывая взгляда от его покрасневших щёк. Николай целует жадно, до боли в рёбрах сжимая худощавое тело и его совершенно не заботит ничего вокруг. Ни опрокинутая табуретка, ни оторванная пуговица рубашки. Это не важно. Фёдор запинается и падает на скрипучую кровать, утягивая с собой Николая. Наконец парни разрывают поцелуй и дают друг другу считанные секунды чтобы отдышаться. У Яновского перед глазами плывёт и с приоткрытых влажных губ слетают частые вздохи. Длинная коса повисла на шее, неприятно щекоча Фёдору щёку. Сам Достоевский смотрел в глаза Николаю немного недоверчиво. Они правда сделают это сейчас? Переспят друг с другом? А что дальше? А, главное, что будет сейчас?

Николай заметил отголоски беспокойства в глубине глаз Фёдора и немного проморгался. Мир перед глазами перестал плыть, но разрушать тишину не хотелось. Этот момент был чем-то большим, чем просто секс.

Яновский улыбнулся, щуря разноцветные глаза и вновь целуя Фёдора в губы. Николай не спешил, не давил на Фёдора и первые минуты давал одуматься. Оттолкнуть.

Николай постепенно углублял поцелуй, наконец проникая в горячий рот Фёдора языком. Достоевский шумно выдохнул, ощущая щекотку на нёбе и машинально приоткрыл рот чуть шире. Движения Яновского были, возможно, неправильными. Не такими приятными, как должны были быть, но уверенность в своих действиях полностью отбрасывала все сомнения. Фёдор и Николай прижались лбами друг к другу не разрывая поцелуй, но Яновский не дал этому моменту продлиться слишком долго. Он стал покрывать поцелуями тонкую кожу Фёдора, спускаясь к выпирающим ключицам и вздымающейся от глубоких вздохов груди. Николай целовал плечи Достоевского с особой нежностью, контрастом к которой послужили многочисленные укусы и парочка засосов на груди. Руки Николая оглаживали впалый живот и бока Фёдора, забирались под рубашку и щекотали горячую спину. Низ живота заметно напрягся, но свободные штаны не создавали в паху дискомфорта. Фёдор сжимал простынь в кулак и шумно дышал мечась на кровати будто в бреду. На лбу выступил пот, мокрые волосы липли к лицу и лезли в глаза. Достоевский вздрогнул, ощутив как штаны вместе с бельём были сняты с его ног. Фёдор приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на Николая. Парень сидел перед кроватью на коленях, сложив руки на постели и смотрел Фёдору в глаза. Яновский начал подниматься, ведя горячей ладонью по бедру Достоевского. Фёдор вновь откинулся на кровать и сделал глубокий вдох. Яновский согнул ногу Фёдора в колене и провёл носом от сгиба колена до самого паха, оставляя на нежной коже яркий засос. Фёдор несдержанно простонал и прикрыл глаза. Яновский накрыл ладонью член парня, немного сжимая пальцами головку и ведя рукой вверх-вниз. Не переставая покрывать поцелуями бёдра Достоевского, Николай надрачивал ему, помогая снять накопившееся напряжение. Фёдор бил ладонью по кровати и царапал пальцами простыни. Парень затыкал себя свободной рукой, но ощущения брали верх и с влажных губ срывались хриплые, протяжные стоны. Николай всё же соизволил подняться ближе к Фёдору, целуя его шею и щёки. Удовольствие накрывало Достоевского с головой и на глазах выступили слёзы.

В паху Яновского стало неприятно жечь, прося внимания. Николай уткнулся лбом в изгиб шеи Фёдора и освободившейся рукой стал надрачивать и себе, набирая скорость. Фёдор толкался бёдрами в руку Яновского, желая большего и с каждым движением его стоны всё больше были похожи на жалобный скулёж.

Николай вздыхал на ухо Фёдора, дрожащими руками сжимая их члены.

Фёдор кончил с протяжным стоном, выгибаясь в спине до хруста. Дыхание сбилось, по спине прошла дрожь.

Руки Николая были испачканы с сперме и тот лениво вытер ладони о простынь. Немного отдышится и сменит.

Яновский свалился рядом с Фёдором, стараясь лишний раз его не касаться. В комнате было до неприличия жарко.

Николай пересилил усталость и встал с кровати, за ним поднялся и Фёдор. Лицо Достоевского было красным, то ли от смущения, то ли он жары. Яновский стащил испачканную простынь и пообещал себе застирать её завтра. Достоевский на негнущихся ногах подошёл к окну и открыл скрипучую форточку.

Сзади подошёл Яновский и вручил мокрое полотенце. Сырые от пота, нагие. Как бы не заболеть наутро.

Парни уснули ближе к утру. Уставшие, но полностью удовлетворённые этим чудесным днём.