– А-ха-ха, смотрите, Энма опять себе нос разбил!

– Когда же ты уже научишься обходить те ставни, Энма?

– Энма-неудачник!

– Ха-ха, опять в пластырях будешь ходить, Козато?

И так каждый раз. Слепой юноша с красными волосами пропускал эти слова мимо ушей, хоть и в той сотрясаемой сердцем темноте где-то под рёбрами ему было больно. «Слепой Энма – урод, слепой Энма – урод!», – слышал он в этих возгласах. Он бы сказал, что уже привык, да разве к такому привыкнешь?

«Слепой Энма – урод, слепой Энма – урод!». Как будто он не человек. Как будто молится не тем же богам. У него же такие же руки-ноги-голова, как и у всех. Ведь так? Он надеялся на это. Тётушка Адельхейд говорила, что он весьма симпатичный юноша. Он старался ей верить.

– Опять нос разбил? Да когда же этот злодей Савада научится закрывать ставни?! – снова заволновалась Сузуки, за подбородок поднимая лицо парня, чтобы рассмотреть травму.

И вот, у него на носу снова красуется пластырь. Он носит пластырь почти всё время. От веток, ставней и природной неуклюжести на лице и теле Козато то и дело появлялись царапины. Не успеют зажить одни – уже краснеются другие. Юноша любил гулять, любил воздух, ветер, шелест листьев, хруст камешков под подошвой сапог. Он любил этот мир. Только вот мир отчего-то совершенно не желал любить его.

«Слепой Энма – урод, слепой Энма – урод!», – преследует его всю жизнь. Его царапают кошки, в него летят камни, брошенные детьми, стоит их родителям отвернуться. Сколько раз парень думал, что умереть было бы не так уж и плохо! Не счесть. Но каждый раз ветер приятно поглаживал по волосам и заставлял жить дальше. Дышать. Слушать. Осязать. Мерить шагами расстояния, а ударами сердца – убегающие секунды. Он понимал, что в любой момент, гуляя по большой дороге, может погибнуть под копытами лошади или в канализационном люке, сломать шею на лестнице, в конце концов. Но Смерть не благосклонна к нему. Сколько бы километров по городу ни прошагали его ноги, он всё так же жив. Болезненно, презренно, исцарапанно жив.

Блуждая по улицам, Энма иногда слышал историю о храме, что стоит неподалёку от городка. Здание заброшено уже больше века, ибо там загадочным образом пропадают или исцеляются люди. Кто-то не возвращается, кто-то избавляется от недуга, но вскоре умирает во сне. Рассказать о том, что там было, никто не может. Это место все стараются обходить стороной, кроме, разве что, тех, кому уже нечего терять. Говорят, там вершили суд над чернокнижником, известным как Пиковый Демон. Сам он представлялся как Дэймон Спэйд, бессмертный искуситель отчаявшихся душ. Никто не знает, что случилось в храме в тот роковой день, но соваться туда – истинное самоубийство. Самого чернокнижника изображали в книгах мужчиной с двойным зигзагообразным пробором, со значком пиковой масти в правом глазу вместо зрачка и косой, как у Смерти, в руке. Это всё юноша слышал на улицах, но не очень верил в описания и россказни. Выглядит обычной глупой выдумкой. И всё же… Надежда – слабость, которая помогает оставаться сильным ещё чуть-чуть. Надежда помогает рискнуть.

Какой-то мальчишка чуть не сбил Энму с ног, снова. Но на этот раз парню удалось каким-то чудом поймать его за плечи и притормозить, хотя палочка, которой он искал дорогу, выпала из рук.

– Эй, ты что делаешь?! Отпусти! Пусти, пусти! Противный Энма! – брыкался тот.

– А, Ламбо-сан, это ты. Поможешь мне? – с запинкой спросил слепой, пытаясь по выгравированному на монетах рисунку нащупать в кармане более-менее внушительную мелочь.

– Помочь? Тебе? Чем? – спросил мальчик.

Выудив одну медную монету на свет, Козато показал её своему случайному сногсшибателю.

– Отведи меня к храму Спэйда. Ты же знаешь, где он?

– Да кто ж не знает? – Ламбо скрестил руки на груди. – Но за эту некрасивую и невкусную штуковину я тебя никуда не поведу, глупый Энма.

– На неё можно купить много конфет, – спокойно проговорил парень, сжимая монету между пальцами так, чтобы её не смогли выхватить.

Он не знал, кто ещё есть рядом, но это уже очень давно не пугало. Он просто помнил, что нельзя забывать об осторожности.

– А ты не обманываешь меня? – подозрительно протянул мальчик.

– Хочешь, прямо сейчас пойдём и купим? – спросил Козато.

– Ай, ладно, поверю тебе так, – хитро улыбнулся Ламбо и попытался прыгнуть за монеткой, но слепой услышал звук прыжка и поднял руку с деньгами вверх.

– Не так быстро. Сначала отведи меня, – строго проговорил он.

Когда Ламбо пробурчал «ладно» и пошёл вперёд, Энма опустился на корточки, на ощупь нашёл на земле свою палку и поднялся с ней в руке, тут же начиная проверять ею свой путь и направляясь туда, откуда слышал голос мальчика.

– Ламбо, если ты возьмёшь меня за руку, мы дойдём быстрее, – проговорил парень, с надеждой протягивая руку вперёд.

Мальчишка схватил его за рукав и потащил за собой. «За рукав… Неужели перспектива взять меня за руку так отвратительна?» – печально подумал слепец, с трудом поспевая за младшим Бовино. Им пришлось преодолеть небольшую рощу, из которой слепому в принципе никогда не выбраться самому. Когда же заросли кончились, и взору Ламбо открылся храм, мальчик остановился. Ему вдруг стало очень страшно.

– Энма, я дальше не пойду. Я жить хочу, – заявил мальчишка, пятясь назад.

– Далеко ещё? – вздохнув, спросил слепой.

– Нет, вон храм, посреди поляны.

Энма кинул мальчишке монетку и напоследок попросил направить его лицом к храму. Есть шанс, что он всё же дойдёт. Ветер дует прямо в лицо, это может быть ориентиром. Страшно. Позади лес, впереди неизвестность, а Ламбо, судя по стихающему шороху травы, уже почти скрылся. Делать нечего, остаётся идти вперёд. Парень сделал шаг. И ещё, и ещё – осторожно, стараясь не потерять направление. Трава достаёт до колен, неровности земли затрудняют путь, а юный Козато даже не знает, чего ему ждать. Ветер треплет волосы, шелестит листьями, касается щёк. Ветру все равно, кого ласкать своими потоками. В этом есть своя прелесть.

Вот и сто шагов позади, а слепого одолел ужасный, всепоглощающий страх. Вдруг он уже свернул? Вдруг не дойдёт? Руки, выставленные вперёд, находят лишь пустоту. Пальцы хватают воздух. Никаких стен, никаких ориентиров. От волнения Энма пропустил какой-то камень и, споткнувшись, рухнул на землю. В этот момент глаза стали влажными от слёз. Он лежал на траве и спрашивал себя, зачем вообще сюда сунулся? Сидел бы мирно и гнил в своём маленьком городке среди ненавидящих его индивидуумов. Так нет же… Надо было пойти туда, неизвестно куда, чтобы найти что-то, что никто не мог объяснить.

Сбоку раздался шорох. Козато приподнялся и начал шарить по земле. Камни. Камни на поляне, их не должно быть. Парень начал искать другие – это, скорее всего, осколки храма. И действительно. Они становились всё крупнее, а потом юноша и вовсе нащупал что-то похожее на ступени. Он дышал часто и взволнованно, хоть отчаяние и покинуло его. Он просто не верил, что найдёт здесь кого-то, а значит, выбраться уже не сможет. Так странно было думать об этом только сейчас… Справа снова раздался шорох.

– Кто здесь? – спросил Энма, а в ответ услышал лишь карканье ворона и звук рассекающих воздух крыльев.

Ворон, значит. Парень слышал о них, и появление этой птицы не предвещало ничего хорошего. Он осторожно поднимался по полуразрушенной лестнице, обеими руками держась за каменные перила – палочку он оставил прислонённой к ним, в самом низу. Ладони нащупали какую-то скульптуру. Когда юноша прошёлся по ней ладонями и получил перед внутренним взором расплывчатый образ, его руки отдёрнулись, как от горячего. Какая-то уродливая крылатая тварь. Козато смутно помнил, что их называют горгульями, однако это ничуть не помогло ему почувствовать себя в своей тарелке. Он медленно пошёл в противоположном направлении, надеясь найти там стену. И не прогадал – руки нащупали камень. Парень с облегчением выдохнул и начал искать дверь. Нашёл. Вместе с занозой в пальце. Чертыхнувшись, парень зубами извлёк крошечную щепку из своей кожи и осторожно открыл дверь. Её скрип тут же в клочки порвал царившую вокруг густую тишину, а с крыши вспорхнула стайка птиц. Тоже вороны? Энма вздрогнул и поспешил внутрь. Шаги по полу тут же эхом отдались в просторном, прохладном помещении. Юноша не видел, как красиво свет от разноцветных витражей падает на пол и на его лицо, окрашивая своими волшебными переплетениями красок. Не видел он и величественного высокого купола, раскинувшегося над головой, полностью выложенного фреской, изображающей ангелов в облаках. Энма все равно не верил в этих розовощёких пухленьких мальчишек, живущих в раю. Если быть совсем честным, он не верил в Бога уже очень давно, с тех пор, как первый камень полетел в его спину под выкрик «Урод!». Он лишь чувствовал величие этого места и, как ему казалось, пару раз ощущал какое-то шевеление рядом. Однако он лишь шумно вздыхал, понимая, что здесь просто не может никого быть. Его приход сюда – самоубийство, какое-то нелепое помешательство, ничего более. Козато кое-как нащупал ряды скамей и продолжал идти вперёд, касаясь их, чтобы не сбиться. Куда? К алтарю? Адельхейд рассказывала, что за рядами скамей должно быть возвышение, а справа от него кабинки, в одной из которых садится священник, в другой – исповедующийся грешник. Грешник… А что, если в данном случае он – праведный мученик?

Парень не предполагал, что он уже давно не один. Что на первой скамье в левом ряду сидит человек, который с интересом наблюдает через плечо за его неловкими перемещениями. Он улыбается. Ему так давно было скучно одному в этом храме, среди бездушных скульптур, колонн и витражей. А парень всё шёл вперёд – казалось, эти ряды бесконечны. Вдруг пальцы нащупали что-то неожиданное. Шероховатое, сухое, узкое. Парень поднял руки выше, всё ещё силясь понять, что перед ним. Похоже на…

– Это череп, – проговорил мягкий, глубокий мужской голос. – Это скелет, Энма.

Парень вскрикнул и попятился в противоположную сторону, но с перепугу запутался в собственных ногах и рухнул на пол.

– Кто Вы? – испуганно спросил он и отполз подальше от приближающегося, судя по звуку шагов, человека.

– Ну-фу-фу… не бойся, дай мне руку, – проговорил мужчина и протянул юноше свою.

«Руку?..»

Энма растерялся. Этот человек знает его имя и не испытывает отвращения к его прикосновениям. Но ведь таких в их городе просто нет… Во всяком случае, парень с ним точно не знаком. Он робко протянул руку куда-то перед собой, и за неё сразу же взялась прохладная ладонь, после чего незнакомец потянул его вверх, помогая встать.

– Моё имя Дэймон, – с улыбкой в голосе проговорил тот, не отпуская руку юноши и даже слегка сжимая её в своей. – Дэймон Спэйд.