Каковы шансы рискнуть и встретить легенду, которая казалась лишь страшноватой детской сказкой? Пожалуй, некоторым легендам лучше бы остаться лишь легендами, а их олицетворениям – никогда не сходить со страниц книг. В них можно не верить, а можно жить надеждами, но встреча с таковой – всегда шок.

Несколько медленно текущих мгновений Энма не знал, как реагировать на услышанное. Дэймон Спэйд перед ним, держит его за руку? Чушь собачья.

– Смеяться над слепыми невежливо, сэр, – проговорил парень и попытался высвободить ладонь, но цепкие пальцы крепко сжимали её.

– Ну-фу-фу… Чего же ты ищешь здесь, бедный слепой мальчик, если не веришь в демона, живущего в храме? – томным голосом проговорил он, ослабляя хватку на руке так, что юноша смог её высвободить.

– Я пришёл… помолиться, – неуверенно ответил тот, потирая свою ладонь.

Козато покраснел, он не любил врать. Но не может же он сказать незнакомцу, что пришёл просить у храма исцеления или смерти! И что он ожидал встретить здесь демона, призрака, да какую угодно напасть, но не живого человека.

– Здесь уже больше века никто не молится. И больше века отсюда нет дороги назад, – спокойно проговорил мужчина отходя чуть дальше.

Он улыбался, его забавляло происходящее. У парня не было бы сомнений, если бы он мог видеть своего собеседника, но он не мог. Он стоял и упорствовал с типичным для людей неумением верить в то, чего они не могут однозначно себе подтвердить. Руки сжимались в кулаки, и он был не в силах вымолвить ни слова. Юноша хотел бы дерзко попросить мужчину доказать слова о том, что тот и есть легендарный Дэймон, но он не хотел этого знать. Ему слишком страшно. Мгновение, и Спэйд оказался у него за спиной и обнял одной рукой за плечи. Энма вздрогнул и шумно выдохнул, сразу же вцепляясь пальцами в рукав синего камзола, но не стремясь убрать руку.

– Что Вы делаете? – выдохнул Козато, совершенно не понимая, что ему предпринять в такой ситуации.

Тело юноши оцепенело. Он понял, что не может пошевелиться, даже если бы захотел, – совсем как в его чёрных-чёрных ночных кошмарах, где он не мог ни двигаться, ни кричать. Лишь хрипло сипеть, когда эта пустота перед его глазами намеревалась убить его. Но это же не сон? Не сон ведь? Слепой ощутил дыхание на своём ухе, сменившееся вкрадчивым шёпотом:

– Помолись мне.

Энма шумно выдохнул. Вот таких слов он точно не ожидал. Они разозлили его даже несмотря на абсолютную неспособность что-то изменить в сложившейся ситуации.

– С какой стати? – тихо спросил он, робко потягивая за рукав камзола в жалкой попытке ослабить объятие на своих плечах.

– Всем плевать на тебя, – с усмешкой в голосе проговорил Спэйд, едва не касаясь губами скулы юноши. Тот отдёрнул голову, морщась. – Дьяволу, Богу. Людям вокруг. Ты не нужен им так, как нужен мне. И, в отличие от них, я могу исполнить то, о чём ты попросишь.

– А Вам-то я на кой сдался? – спросил Козато потерянным голосом.

– Ты – моё временное избавление от скуки. Интересно, надолго ли тебя хватит… ну-фу, – мужчина самодовольно улыбнулся и ослабил хватку на плечах парня, а потом и вовсе разомкнул объятие, начиная обходить того по кругу. – Ты можешь отказаться от моей помощи, но прислушайся к миру и к себе, – Дэймон шёл в направлении алтаря, с ядовитой улыбкой глядя в лицо высокой статуи девы Марии. – Слышишь пение ангелов вокруг? Или хотя бы в своей голове? Нет. Твоё сознание наполнено голосом демона, в которого ты даже не веришь. В такие моменты, – Спэйд шагнул на возвышение у подножия скульптуры и развернулся к парню, разводя руки в стороны, – я сам чувствую себя богом.

Смех Дэймона разнёсся по храму, эхом отскакивая от его стен, пока не стих низко звенящей тишиной где-то под самым куполом. Энма всё ещё стоял в оцепенении, но уже не от чар демона. Сейчас он был захвачен лишь собственными эмоциями и сомнениями. Слишком уж ему хотелось принять эту помощь, но, вместе с тем, перспектива увидеть мир пугала его.

– Дэймон… – тихо проговорил юноша и сам вздрогнул от звука собственного голоса. Так громко и страшно звучит это имя в пустом храме. – Что ты возьмёшь взамен?

Мужчина ухмыльнулся и спрыгнул с возвышения на пол, начиная вновь сокращать расстояние между ним и его юным гостем.

– Твои сны. Я сделаю их потрясающе реалистичными и заполненными болью. А потом, когда ты сломаешься, я заберу и твою жизнь. Большинство не выдерживает дольше недели, ну-фу-фу… Но у тебя будет несколько дней, в которые ты сможешь видеть всё вокруг так же, как все остальные. Это лучше, чем умереть прямо сейчас, не находишь?

– Я согласен, – громко проговорил Энма, опустив голову и сжав руки в кулаки.

– Оя, – протянул Спэйд, коварно улыбаясь и слегка прищуриваясь. – Согласен принять моё проклятие?

– Проклятие? – Козато печально улыбнулся и покачал головой. – Не важно, убьёшь ты меня сразу или дашь сначала взглянуть на мир, я восприму это как благодать. Сделав для меня то, чего не смог дать мне Господь, ты сам становишься моим богом, которому я готов молиться.

Говорить такое в стенах храма было страшно, юноша даже напрягся, ожидая, что стены задрожат или он просто провалится сквозь землю. Но ничего не случилось. Даже лики Иисусов на распятьях, висевших на стенах, не помрачнели. Была лишь пара безмолвных мгновений, в течение которых Спэйд внимательно изучал переливы разных цветов на лице мальчишки, а потом его пальцы коснулись прохладной щеки.

– Идём за мной, – спустя пару мгновений проговорил мужчина, снова беря парня за руку и уводя за собой.

Они остановились у кабинок для исповеди. По велению Спэйда Энма на ощупь вошёл в одну и, нащупав сидение, сел. Его слегка трясло, а дыхание было тяжёлым и сбивчивым.

– Перед тобой книга. Пощупай страницы, ты сможешь прочесть по рельефам? – спросил демон, усевшийся в кабинку напротив.

Парень нашёл ладонями выпирающую полочку перед собой, а на ней и книгу. Проведя по строчкам пальцами, юноша прочёл:

– Кустам синих роз мою жертву я волей своей принесу. Умру я во сне и в могилу эту тайну с собой унесу.

То, что было написано дальше, юноша понять не мог, и лишь когда Дэймон начал тихо читать заклинание, стало ясно, что это транскрипция. По одной из ладоней потекла тёплая жидкость, и в её запахе Козато узнал кровь. Кровь? Но откуда, он же ничего не почувствовал…То же самое случилось и со второй рукой. Однако лицо Спэйда отразило изумление, когда сквозь решётку, отделяющую священника от исповедующегося, он увидел, как Энма сцепил руки в замок и прижался к ним губами, тяжело дыша и мысленно повторяя прочитанные слова. Он не знал других молитв и повторял эту, пока мужчина не замолчал, а сам парень не потерял сознание.

* * *

– Энма, просыпайся! Энма! – раздался с кухни звучный голос тётушки Адельхейд, привычно вырвавший парня из забытья, которое для зрячих людей называется сном.

Он зевнул и, потянувшись, открыл глаза. Сузуки сразу же вбежала в комнату на раздавшийся оттуда вскрик.

– Что слу… – женщина не смогла договорить, потому что её буквально пригвоздил осмысленный взгляд севшего на кровати юноши.

– Адель… Я вижу, – потерянно проговорил он, озираясь вокруг и все равно возвращаясь взглядом к ней.

– Но.. как так? Энма…

На её глаза навернулись слёзы, а парень просто осматривался, пока не очень осознавая произошедшее. Адекватно реагировать на это было просто невозможно. Он не помнил, как оказался в своей постели, не знал, как справиться с обрушившимся на него буйством красок. Ещё пару часов он сидел в комнате, изучая свою тётушку, изучая себя, обстановку, и ему было страшно заходить дальше. Казалось, сердце и психика этого не выдержат. Он не привык… Этот мир такой яркий. И так отличается от того, что он себе представлял, что ощущение себя в этом мире просто пропало. Он не мог визуально оценивать внешность людей, красоту предметов, ценность и свойства окружающих его вещей. Он мыслил совсем другими материями. К вечеру он вышел из комнаты на кухню, по привычке касаясь мебели и стен руками. Просто чтобы понять, чего именно он касался всё это время. Как же это странно…

Добравшись до кухни, Козато уселся у окна и ждал, пока солнце скроется за горизонтом, а город спрячется в почти непроглядной темноте ночи. Лишь после этого он осмелился выйти наружу. В темноте привычнее, надо быть таким же осторожным. Только вот темнота и чернота – совершенно разные понятия, как оказалось. Энма долго ходил по улицам, постепенно отвыкая касаться всего вокруг. Он не мог осознать, что всегда гулял здесь, что вот так вот выглядит его любимая кондитерская, по ароматам которой он всегда определял, насколько близко дом. Лишь когда ноги начали нещадно гудеть, парень вернулся в дом и завалился в постель. Раньше не было разницы, закрыл он глаза или нет, но сейчас… Сейчас закрывать их было страшно, ведь так ему казалось, что он снова слеп. Однако усталость взяла своё.

Энма открыл глаза и понял, что он снова в храме. Он не может пошевелить руками или ногами, но ему не сразу приходит в голову посмотреть, в чём дело – он ещё не привык искать ответы взглядом. Дёрнувшись чуть сильнее, юноша ощутил колющую боль в запястьях и щиколотках. Это таки заставило его осмотреться и замереть в смеси восхищения и недоумения. Его разведённые в сторону руки и прижатые друг к другу ноги были оплетены стеблями синих роз. Через одежду их шипы почти не ощущались, если сильно не дёргаться. Страшно парню стало лишь тогда, когда один из прекрасных бутонов повернулся в ответ на его взгляд, а его лепестки жутковато задрожали. Роза словно сама смотрела на него, и отчего-то этот взгляд казался хищным.

– Красиво, правда? – спросил Дэймон, не пойми откуда появившийся на скамье в самом первом ряду.

– Этот мир сам по себе красив, и эти цветы не исключение, – проговорил Козато, не сводя глаз с розы, которая начала до боли сжимать запястье.

Одежда перестала помогать – шипы проткнули кожу, и рукава начали пропитываться кровью. Однако часть крови втягивалась в стебель шипами, и на нём начали появляться новые ростки с распускающимися бутонами, которые тут же принялись оплетать всё тело юноши, медленно покрывая его прекрасной, но пугающей сетью, протыкающей кожу шипами снова и снова. Энма тихо стонал, но терпел. Он был убеждён, что это сон. К тому же, происходящее казалось ему не такой уж и большой платой за те эмоции, что он пережил днём.

– Так вот оно какое… проклятие, – прошептал юноша, ощущая, как холод заполняет его тело от потери крови, которая шла на создание новых и новых роз. Таких синих. Таких прекрасных. – Так будет каждую ночь?

– Н’фу-фу, – Спэйд самодовольно усмехнулся. – С каждой ночью будет всё хуже.

Парень прикрыл глаза и тихо простонал. Унизанные бутонами стебли почти похоронили под собой хрупкое тело и полностью истерзали его. Было невыносимо больно от их царапающих перемещений по коже, но ему отчего-то совсем не хотелось кричать.

– Дэймон… завтра научишь меня играть в шахматы? – прохрипел он, когда реальность поплыла перед глазами.

– Что? – мужчина нахмурился. Такого вопроса он никак не ожидал.

– Шахматы… Скучно каждую ночь… так медленно… умирать, – совсем тихо проговорил юноша и отпустил своё сознание, позволив убить себя в первый раз.

Козато всё же смог заинтересовать Спэйда. С этого дня тот каждый день садился на пол у подножия статуи девы Марии так, чтобы его пленник мог видеть фигуры, и играл с ним. Юноша говорил, на какую клеточку ставить фигуру, называя координаты, а Дэймон переставлял её и ходил сам. Энма выдерживал не менее одной партии, а потом розы начинали душить его. На третью ночь беспощадные стебли переломали ему руки и впервые вырвали вскрик из его груди, на четвёртую пострадали ещё и ноги. На пятую цветы и шипастые стебли начали вырастать из его тела, безропотно разрывая кожу. От кровожадных взглядов демона было лишь больнее, а крики становились сдавленными и не приносили облегчения. Но Спэйд лишь смеялся и улыбался.

Дни проходили в работе и познании нового, ранее невиданного мира. Козато работал в кондитерской официантом и каждый день был счастлив и радостен, хоть улыбка у него была едва различимой и немного печальной, а взгляд отражал боль. На него все смотрели, как на обречённого, ведь Ламбо не смог умолчать о визите в храм.

Парень не жалел о своём решении ни единой секунды, и всё же засыпать стало страшно. Ночью седьмого дня он боялся закрыть глаза. Дольше семи дней никто не выдерживал, а значит, этот день наверняка последний. Самый долгий и прекрасный день, которого невыносимо мало. Парень даже обнял тётушку Адельхейд особенно крепко, что всегда немного смущало из-за размера её бюста. И всё же, дальше откладывать некуда, а сон всё-таки нашёл свою жертву.

Сны всегда начинались одинаково. Стебли роз лозами перетягивали запястья и ноги, а Спэйд начинал довольно улыбаться. Потом они играли в шахматы, и розы убивали проклятого мальчишку, каждый раз всё более болезненно и жестоко. По задумке демона жертва должна начать сожалеть о своём решении, и тогда её смерть станет окончательной. Но с этим мальчишкой что-то явно было не так. Что-то, что делало его неубиваемым. Мужчина отказался играть с Энмой в шахматы в этот день. Он сидел и смотрел, как одежда парня рвётся в клочья от острых шипов, как капли крови отрываются от его ног и капают на пол. Вот юноша снова вскрикнул, когда стебель пробил его лёгкое. Во сне он всё воспринимает иначе и, несмотря на боль и ужас, не может ни отключиться, ни умереть раньше, чем пострадают жизненно важные органы, а уж их розы всегда берегут напоследок. Козато сплюнул кровь на пол. Его чёлка прилипла к влажному от испарины лбу, в глазах стояли слёзы, а губы алели от красной густоватой жидкости. Кровоподтёки и царапины на шее и бутоны роз, обрамляющие лицо и окутывающие тело вместе с шипастой лозой делали его прекрасным в глазах чернокнижника. У Дэймона дух захватывало от вида страданий этого мальчишки. Времени осталось так мало… И это их последний шанс. Мужчина медленно встал с пола и подошёл ближе, чтобы пройтись кончиками пальцев по щеке юноши. Тот дрожит. Неудивительно, у него ведь сломано столько костей.

– Как жаль, что наша история подходит к концу, – проговорил Спэйд.

Это его последняя возможность убить парня, а посему он сделает то, что добьёт его. То, что заставит сожалеть о смерти. Он мягко, почти с трепетом поцеловал окровавленные губы, увлекая парня в нежный поцелуй. Долгий, медленный, лишённый прикосновений рук и тел, он длился, пока один особо наглый синий цветок не оттеснил Дэймона в сторону. Когда тот отстранился, юноша не успел сжать губы. Две лозы ворвались в рот, царапая губы, язык, гортань, проникая всё глубже. Они остановились лишь на уровне грудной клетки. У парня из глаз брызнули слёзы, он задыхался и кашлял кровью, а у него внутри распускались синие бутоны. Нежные лепестки перекрыли дыхательные пути. Энма спросил себя, стоило ли оно таких мучений. В момент, когда розы порвали его изнутри, вырывая из груди сдавленный стон, он сказал себе, что да, пожалуй, он пошёл бы на это снова.

* * *

Козато вырвало на пол сразу при пробуждении. Его трясло, и он загнанно дышал, взмокший от ужаса. Он с недоумением осмотрелся, не понимая, что произошло. Почему он жив? Это же был его последний день… Сузуки уже суетилась рядом, пытаясь понять, что случилось с её мальчиком, а Энма ещё долго, долго приходил в себя после пережитого ужаса.

С этого дня он больше не видел снов с участием Спэйда. Его сны заполняла пустота либо какие-то бессмысленные глупости, которые он и вспомнить не мог. Парень был счастлив, неимоверно счастлив, но чувство пустоты не оставляло его. Его Бог покинул его. Идущий осилил свою дорогу, закалился, стал сильным и ещё более волевым, но он остался один. И он скучал. Он мог игнорировать боль и издёвки Дэймона потому, что тот мог развлечь его игрой, историей или просто своей идеальной ухмылкой. А самое ужасное – юноша понял, что просто не способен нести своё счастье без боли. Всё-таки быть счастливым искренне и легко, не имея негативного баланса – это привилегия для тех, кто всегда был лёгок и улыбчив. Быть может, даже немного глуп и слегка мечтателен. Энма таким не был. Поэтому спустя месяц спокойной и счастливой жизни он вернулся в храм на поляне.

– Смерти ищешь, Энма? – спросил его тихий голос, когда за спиной захлопнулись двери.

– А ты теперь так себя называешь? – ответил вопросом парень, не оборачиваясь и прижимая к груди коробку с шахматами.

– Зачем ты пришёл?

Спэйд положил ладони на предплечья юноши и провёл ими до плеч. Тот, похоже, не возражал.

– Я всё ещё мечтаю обыграть тебя в шахматы.

– Ну-фу-фу… Ты же понимаешь, что я должен убить тебя?

– Ага. Но давай всё же в другой раз?

Дэймон разразился громким смехом и обошёл юношу, направляясь к статуе девы Марии. На полпути, в разноцветном круге от витража, он развернулся и громко проговорил, перебиваемый эхом собственного смеха:

– Мария, ты это видела? Каков наглец! – мужчина с прищуром посмотрел на своего гостя и, хмыкнув, опустился на пол прямо там, где стоял. – У меня чёрные.

– Как всегда, – улыбнулся Энма и направился к нему.

Юноша не знал, что Дэймон ушёл из его снов, потому что исчерпал свой репертуар. Тот не мог победить силу воли этого упрямца никакими средствами, а не убивать его лично – дело принципа. Прочитавший молитву не умрёт от лезвия его косы, такова клятва самому себе. А посему, ему придётся играть с парнем, пока тому не надоест. Мучить его, отталкивать и возвращать вновь. Проклятие ли, благодать ли. Больше это не имеет значения.