Mamihlapinatapei

Когда это всё началось никто из них не может сказать. Один — глава ордена Юнмэн Цзян, второй — всего лишь младший брат великолепного Цзэу-цзюня. Они не переносили друг друга ещё с самого начала гостевых лекций. Каждый тогда был глупым юнцом, который не понимает в этом огромном мире ничего. Их связывала только горячая любовь к неугомонному Вэй Усяню, что принёс в Облачные Глубины майскую весну.

Цзян Чэн позорно ревновал брата к Второму господину Лань, а Вэй Ин даже не скрывал того, что хочет подружиться с глыбой льда. Тогда же и полегла тропинка ненависти к белому ханьфу на теле такого идеального Лань Ванцзи. Он ходил аккуратно, но без гордой спеси, как всем известный павлин. Вот только зубы у будущего главы Юнмэна скрипели от бессильной злости, когда радость в голосе Усяня слышалась за километры. Они ведь и без алкоголя могли потерпеть несколько месяцев, вести себя образцово и не позорить родителей, но внимание холодного нефрита для брата в один миг стало важнейшим фактором.

Лань Чжань же не понимал и пугался своих чувств. Кривил рот от обжигающего тепла, когда в лицо ему сунули красивый рисунок. Тихо сипел «бесстыдник» и принимал наказание вместе с ним забавным Вэй Ином. А сам смотрел и на будущего главу другого ордена, понимая, что внутри него самого поднимается горячая ненависть. Но это ведь так глупо, ведь Цзян Ваньинь и Вэй Ин были братьями, их нельзя ревновать. Это так же невозможно, как и ревновать его к собственному брату, который всегда поможет и подставит плечо. Оставалось только резко размахивать белым рукавом и быстрым шагом уходить от шумной компании, частью которой так хотелось стать. Стать верным другом, веселиться, плескаться в озере, а потом нарушать все правила разом. Стать хоть капельку человечнее.

Может быть, они поладили на войне. Тогда их связала острая необходимость защитить глупого Вэй Усяня от других. Они становились за спиной Тёмного заклинателя тенью, быстро перебегая с места на место и общаясь исключительно взглядами. На их руках куча чужой крови, которую они пролили, чтоб защитить самоуверенного Вэй Ина. А тот, тварь такая, взял и оттолкнул их. Сначала собственного шиди, который готов был до последнего быть с ним, положить свою голову за безопасность родного человека, готов был выйти из тени и громко крикнуть, показать:

— Смотри! Мы пролили реки крови, лишь бы ты не пострадал. Не покидай нас!

А потом последовал и Лань Чжань. Тот сражался до последнего, рискнул своей репутацией, не ушёл, когда на него подняли мечи собственные люди. Цзян Ваньинь вновь почувствовал себя слабаком, который сдался без попыток что-то изменить. Главе ордена Юнмэн Цзян только приходилось слушать отвратительные россказни о предателе клана Лань, который теперь приговорён к наказанию, и сжимать кулаки в бессильной ярости. Он не уберёг ни дом, ни родителей, ни брат с сестрой, и даже другом оказался отвратительным. Убогий лотос любви к Лань Чжаню уже пророс сквозь ил ненависти и детской зависти.

Через три года Цзян Чэн смотрит на Хангуан-цзюня, которому больно поднимать меч, и понимает, что чужие золотистые глаза смотрят на него с той же одинокой нежностью. И с гордостью. Они не говорят, все думают, что они презирают друг друга. Пусть думают. Хоть кому-то в этом дрянном мире надо уметь это делать. В глазах заклинателя из Гусу вечная боль, его руки трясутся, когда он отворачивается от остальных людей, а спина кажется кукольной. Цзян Ваньинь хочет подойти, но ждёт первого шага. Его не поступает. И Лань Ванцзи тоже ждёт, давая возможность увидеть тряску рук и нахмуренные брови от судороги.

Через ещё три года Лань Ванцзи смотрит с затаённой радостью на распустившиеся лотосы. Брат где-то разговаривает с Цзян Ваньинем. А в душе младшего Ланя неловко распускается болезненная горечавка, которую юноша так пытался задушить, закопать на самом начале её роста. Но теперь он с гордостью смотрит на такого же молодого юношу в фиолетовых одеждах, который смог восстановить орден из пепла и грязи. Лань Чжань же настолько никчёмный, что только и может играть по вечерам на гуцине, что уж говорить о создании ордена без поддержки или изобретения нового пути в заклинательстве. Его называют Нефритом, но камень уже давно сколот, покрылся трещинами, а глупое сердце любит двух людей одновременно. И к сожалению, подойти к живому глупый Ванцзи боится. Он и так порочен. Хоть что-то он должен сделать правильно.

Их взгляды становятся со временем только длиннее, жарче. Люди шепчут о горящей в их сердцах ненависти. Сами же Лань Чжань и Цзян Чэн танцуют вокруг да около. Никто не делает первый шаг. Оба считают себя недостойными. Один — просто нелюбимый сын и глава ордена, построенного на костях, другой — чёртов предатель собственной любви, напоминание о которой цветёт уродливыми бороздами на спине.

Цзян Чэн сгорает от низменного желания взять в свои ладони острый подбородок Хангуан-цзюня и впиться в чужие губы кусачим поцелуем. Цзян Ваньнин мечтает поговорить с заклинателем, который приходит «туда, где хаос». Саньду Шэншоу мечтает вызвать сильного противника на бой, чтоб после сражения Цзян Чэн обработал все раны и зацеловал союзника.

Лань Чжань мечтает обнять колючего Главу ордена Цзян и есть с ним сладкие семена лотоса. Лань Ванцзи строго одёргивает непослушного мальчишку и приказывает уважать мужчину, что имеет положение выше его. Хангуан-цзюнь же сражается с Саньду Шэншоу. У них ничья. Ни Лань Чжань, ни Цзян Чэн не выбираются из-под гнёта старших, оставаясь неловкими и слепыми котятами.

Вэй Ин вернулся и ничего не будет как прежде. Это понимают Саньду Шэншоу и Хангуан-цзюнь, и совсем не понимает их глупая, уютная, молчаливая влюблённость на расстоянии. Теперь у Главы клана Цзян нет и шанса на взаимные чувства, даже если они точно есть. Вэй Усянь же счастливо виснет на Лань Ванцзи, а тот обнимает, повязывая белоснежную ленту на руку. Этот кусок ткани уже давно принадлежал улыбчивому и изворотливому шисюну. В золотых глазах любовь и боль напополам.

Если бы не Мо Сюаньюй. Если бы не месть Не Хуайсана. Если бы не их общая никчёмность. Может тогда бы в объятиях Лань Чжаня нежился суровый Глава Цзян, а не его старший брат. Тот ведь даже не думал о любви этого потрясающего мужчины, а Цзян Чэн только и мечтал каждую ночь, как он залезет в кровать Второго Нефрита, как нависнет над сонным А-Чжанем (в мыслях он только так его и зовёт) и поцелует, сплетя их руки в крепкий замок. Не более…

Лань Чжань же думает, что целовать Вэй Усяня так странно. Все тринадцать лет он представлял только губы Цзян Ваньиня. Но разве Вэй Ин не заслужил счастья? Ванцзи болезненно понимает, что хочет путешествовать с угрюмым Ваньинем, рассуждать о глупых решениях политиков и молчать о чувствах. Вэй Ин, оказывается, не понимает молчаливой любви. И сначала это страшно. Цзян Чэн всё понимал по глазами и тихим словам горячки после алкоголя.

Став мужем Вэй Ина, Ванцзи продолжает искать взглядом статную фигуру Саньду Шэншоу и смотреть на него с обречённой любовью. В сердце горечавки распускаются ярче, играя с весёлыми лучиками солнца в прятки. На нежные бутоны не попадает свет улыбки Тёмного заклинателя, только робкие блики луны. И от этого Лань Чжань чувствует себя отвратно. Ещё более никчёмным, чем это было все прошедшие года.

Цзян Ваньинь видит чужой взгляд, сталкивается с ним и смотрит с вызовом. Его прекрасные лотосы требуют сердечного холода и тёплого аромата сандалового дерева. Его, такого неказистого и задиристого, любит самый прекрасный человек на свете. Они играют в гляделки, а такой забавный Вэй Усянь думает, что они ругаются.

Их бесконечные гляделки так и останутся, как и глупая любовь, родившаяся из ничего и ставшая ничем.