Утро встречает Чонгука легко и непринужденно, будя щебетом ранних птиц и сказочным запахом свежего хлеба, а возле стола в комнате ходил туда-сюда Ёнсу. Каждое утро омега, заботясь о своих любимых мужчинах, вставал раньше всех и готовил завтрак, после которого альфы долго еще боготворя его, хвалили приготовленную еду. Омега суетится, думая, что те еще спят, потому просто не заметил прошедшего в комнату сына. Чонгук, сонно потирая глаза, остановился возле печи почти высотой со стену, все еще находясь в легкой дреме.

— Ты рано сегодня, — сказал Ёнсу, нарезая мясо кусочками. Его щеки впадают с каждым днем только сильней, кожа становится, будто мукой осыпанная, сияя на солнце белесным мрамором. Но двигается он так же легко, как это бывало раньше, порхает по дому подобно бабочке, расправив свои невидимые крылышки.

Чонгук, ничего не ответив на слова родителя, продолжил наблюдать за движениями его рук. Веки были все еще тяжелыми от непродолжительного сна. Это один из редких случаев, когда альфу потревожила бессонница. Прокравшись поздно ночью, она будто укутав в свои объятия, не давала сна юноше, сидела рядом на мягком ложе и пальцы свои холодные в темные волосы запускала, думала, что убаюкает, но лишь нарушала его покой. Голову хочется пустить на пуховую подушку, тело расслабить и, освободившись от всех невзгод, уснуть, но не получится. Из-за этого альфа только может голову опустить, закрыв глаза на несколько секунд, чтобы отпустить ту сонную дымку, снять ее с темных радужек и встретить новый день бодрей.

Причиной беспокойства ночью был омега, с которым Чон встречу ждал, долгожданный поход к реке. Погода за окном располагала, солнце начинало лениво припекать, прогревая лесную воду. Почему-то перед каждой запланированной встречей с омегой юношу одолевает бессонница от предвкушения, он много думает о предстоящей встрече, представляет, как увидит Тэхена, его золотые кудри, его сияющую улыбку необычной формы, почувствует внутри тот трепет, что наступает при виде только на этого омегу. От трепета этого парню не скрыться, не заглушить его, не заменить ни чем, ни одним чувством. Кима можно было бы водить к страдающим людям, чтобы тот просто очаровательно им улыбнулся, обнажая ряды ровных зубов. Его улыбка исцеляет, помогает забыться, отвлекает от всех проблем насущных, ты не видишь ничего, стоит только заметить свет, исходящий от нее. Но альфа не позволит любоваться златовласым омегой, никому не покажет своего сокровища, от всех утаит и совесть ни разу не кольнет за свой эгоизм.

— Пап, — хрипловатым голосом начал Чонгук, отодвигая себе стул из-за стола, чтобы в дальнейшем сесть на него. Ёнсу, не отрываясь от резки, промычал вопросительно, слегка вздернув головой, чтобы отмахнуть лезущие на лицо волосы. — Мы с Тэхеном сегодня идем вниз к реке и...

— Я понял, я соберу вам еды, не волнуйся, Гуки, — улыбается, подняв свои небесно-голубые глаза на сына, в коих блики от утреннего солнца играли озорством.

— Папа, тебе... — вздыхает альфа, но его недосказанную мысль перебивает неосознанно повысивший голос с нотками строгости мужчина.

— Не нужно говорить об отдыхе, Чонгук. Я понимаю, что выгляжу не очень. Подумай лучше о своих тренировках. Юнги собирается усложнить ваши занятия, хотя я не понимаю, что еще там можно усложнять.

— Но ведь это не просто так говорится. Это же твое здоровье, — Ёнсу останавливается, резким движением воткнув нож в разделочную доску. Чонгук вздрагивает, опущенные до этого на свои ладони глаза сейчас во всю уставились на омегу. От этого стука все специи и принадлежности, дрожа, зазвенели, другая доска, прислоненная к стенке с глухим звуком упала на стол, подняв небольшой слой муки, оставшийся поле теста в воздух. Мужчина тяжело вздыхает, опустив голову к столу. Чонгук не должен был видеть этого. Не стило срываться перед сыном.

— Чонгук, — с проблеском вины на себя Ёнсу поднимает взгляд на него. — Сейчас всем в Ихедо приходится нелегко. Налог повысили, со всех сдирают большую часть выручки, почти не оставляя ничего на еду. Работать приходится усердней, больше, чтобы мы с отцом могли прокормить не только себя, но и тебя. В городе говорят, что совсем не за горами война. Нас почти всегда задевает ее волна, люди в панике, они покупают столько продуктов, сколько могут удержать у себя в домах. Всюду на улицах орудуют воры, безработных бродяг становится больше с каждым днем, в столице творится черт знает что, еще хуже, чем у нас... Так о каком отдыхе идет речь, когда творится такое, скажи мне.

Чонгук сидит неподвижно, почти не дыша от услышанного. Отец, выходит, тоже знал о том, что творится в городе? И тетушка? И все они молчали, натягивали улыбки на лица, делая вид, что все хорошо и ничего не происходит. Альфа, не замечал того, что творится у всех на виду, у него на глазах город буквально начал гудеть, люди в нем суетились, стараясь прокормить себя и своих близких, оставляли свои лавки открытыми до позднего вечера, трудились, не покладая рук, но его это будто стороной обошло. Он продолжал свою размеренную жизнь, улыбаясь всем, кого знает и получал такую же улыбку в ответ. Все знают, но не говорят, не поднимают щепетильную для Ихедо тему. А ведь они не военный город, укрытия у них, считай, и нет, кроме моста, проходящего далеко через реку, но набежать могут с разных сторон, тогда эта слабая преграда точно никому не поможет.

А Тэхен? Он тоже знает? Знает и молчит? В любом случае, сегодня они идут на реку, альфа не упустит возможности спросить об этом.

***

Ближе к полудню Чон получает корзинку от папы, улыбка на устах которого снова появляется, но за ней все равно скрывается тревогой охваченное уставшее лицо родителя, беспокойно думающего, что сделать, чтобы защитить свое единственное чадо. За себя никто никогда не беспокоится, когда есть важные тебе люди, это чувство плавно перетекает к ним. Альфа волнуется за отца, за папу и его здоровье, на себя ему все равно, главное, чтобы они были в порядке. Это замкнутый круг, когда все понимают, что волнуются друг за друга, а о себе позаботиться забывают, не видят в этом никакой нужды.

Последний раз проводив папу взглядом в комнату, где он хотел вздремнуть, Чонгук выходит, закрыв за собой плотно дверь. Отец с утра ходил хмурый, точно грозовая туча, нависшая над их домом, говорил коротко, не распинаясь, так же принимаясь за дело и помогая супругу. От него Чон за это утро и слова в свою сторону не услышал, должно быть, во время утренней перепалки с Ёнсу он стал невольным слушателем. Он, скорее всего, злится на сына, что тот довел омегу, но и это будет глупо, тот ведь не знал. Однако даже если бы альфа хотел переговорить с Гуком о произошедшем утром и разложить все по полочкам, не смог бы из-за обилия работы, которую нужно закончить.

Идя как обычно через рынок, Чонгук снова задумывается. Но внезапно его бьет осознанием. Если начнется война и дойдет до Ихедо — Тэхен с Хуаном первыми попадут под пламенную завесу. От этого альфа, не заметив того, остановился посреди дороги, нечитаемым взглядом смотря вперед. Его толкает какой-то молодой альфа, задев плечом, это на момент отрезвило и дало немного прояснения перед глазами, вернув юношу на землю. Корзинка немного качнулась, когда он продолжил неторопливо свой путь.

А как бы поступил сам Чон? Стал бы скрывать правду, натягивая маску обыденности? Он не может винить родителей, потому что сам, вероятнее всего, поступил бы так же. Лучше жить в слепом беззаботном неведении, чем в окутанной горечью реальности, где у людей не все получается и приходится исключительно выживать. Она режет глаза, бьет тупым концом ножа в спину вместе с осознанием настоящей картины. Мимо пробегающие дети толком не догадываются, насколько тяжело приходится их родным, как сильно те держатся, чтобы не разреветься от безысходности и страха за жизни своих сынов и дочерей. Альфа восхищается стойкостью и волей этих людей. Они пытаются создать лучший мир для только появившихся на свет альф и омег и для чуть повзрослевших, даже от семнадцатилетнего Чонгука утаили правду, чтобы не обременять своими проблемами и сложностями. В голове голосом папы звучат слова, которые тот любит повторять, когда альфа возмущается и говорит, что ему не пять и не девять: «Для меня и отца ты навсегда останешься малышом Чонгуки». В такие моменты ямочки появлялись на его щеках при яркой улыбке, являя взору мимические морщины, отец с нежностью в глазах, которая редко присуща альфам, смотрел и посмеивался с лица сына, все еще доказывающего свою зрелость с хмурым видом. И ничего не нужно было более, в те моменты Чонгук по-настоящему был счастлив, рядом с семьей.

Погрузившись в себя, он не замечает как доходит до домика одиноко стоящего чуть дальше городка. Ветра сегодня почти нет, цветные бутончики изредка покачиваются на тонких стебельках, когда альфа проходит мимо. Становится немного грустно, что все эти запахи заглушают один конкретный, одного цветка, не растущего здесь, только в глубине леса, но дух которого обитает именно в заросшем плющом домике. Тэхена видно через окно с другой стороны дома в своей комнате, где он с Чоном проводит больше всего времени, если тот приходит. Он что-то задумчиво рассматривает, бровь сосредоточенно чешет, а после, взяв нечто маленькое начал водить этим по листу бумаги. Хочется посмотреть, должно быть, Ким рисует то, что так тщательно рассматривал секундой ранее, а альфа еще немного задержавшись, подходит к двери с другой стороны и уверенно стучит. Дверь ему открывает Хуан, приветливо улыбаясь. Омега ниже на целую голову и выглядит так миниатюрно в этом помещении, но так хорошо вписываясь, что Чонгук представить не может его где-то в другом месте с другим ремеслом.

— Тэ, Чонгук пришел! — кричит он, повернув голову к зарытой двери. — Проходи, знаешь же, как он вечно увлекается, — с улыбкой омега закатывает глаза, говоря о сыне. Он рад, что Тэхен занимается его делом, что оно ему нравится, но омега не знает меры, не может остановиться, все больше погружаясь в мир сушеных растений.

The Beach - The Neighbourhood

В комнате Кима всегда чем-то пахнет. Почти каждый запах отличается один от другого. Часто, когда альфа приходил, омега открывал окно, проветрить комнату, потому что от такого обилия ароматов начинала болеть голова. Но один, не уносимый никаким ветром, служил своим исцелением. Чуть ли не каждая вещь в комнате пропитана легким едва уловимым, с годами более красочно раскрывающимся запахом диких ландышей. Чонгук думает, что даже если найдет в лесу такие и поставит у себя дома, чтобы запах этот вдыхать постоянно, он не будет таким как у золотоволосого юноши.

Нависнув над листком бумаги, Тэхен пальцем немного размазывает след уголька, оставленный до этого. Он слегка хмурится, выискивая изъян в проделанной работе, как на его плечи опускаются горячие ладони, а сзади обдает теплом тело друга. Омега улавливает тонкую струйку запаха корицы, тянущуюся невидимой нитью, она обвивает легкие медленно и тягуче, наполняет собой и успокаивает. Но сердце начинает ускоренно стучать, будто ребра это его преграда к пряному аромату.

— Что это? — Чонгук внимательно смотрит на рисунок, немного сжимая ладони на хрупких плечах, чтобы нагнуться чуть ниже и более детально изучить. По тонкому стеблю вверх поднимается взглядом прямо туда, где ветки-ниточки расходятся, на кончиках нарисованы едва прорисованные темными густыми точками маленькие цветки, как на растении подле листа.

— Это душица, — отвечает омега, а сам к корице неосознанно тянется, словно неведомая сила его к себе манит. Нить та окутывает все больше, не оставляет просвета в легких, растекается приятным теплом, на верхнем слое будто цветы, схожие с душицей расцветают. Он не замечает, как с головой погружается в такой близкий аромат, которым дышал несколько лет. Дышал Чонгуком.

— Красиво, — альфа слабо улыбается уголком губ, боковым зрением смотря на Тэхена, он не уточняет, за что говорит, за рисунок, за само растение или за цветок его души, распускающий свои бутоны все красочней и пышней. — Мы идем на речку, ты же не забыл? — приглушенно говорит, а голос хрипотой растекается. Киму дышать становится проблематично, Чонгук очень близко, его дыхание ощущается рядом с щекой, теплом вея.

— Я помню, но я думал, ты придешь несколько... — запах корицы слишком дурманит... — позже.

— Не ждал меня? — хмыкает альфа, голову на бок склоняя, чтобы Киму в лицо заглянуть. Сердце золотоволосого словно еще быстрее биться начинает.

— Ты же знаешь, я рад тебе в любое время, — Тэхен взгляд не смеет в сторону кинуть, там глаза юноши в плен заберут его, закуют в свои оковы, и не отпустят. Он смотрит на свой рисунок, на душицу, на что угодно, но только не в бок. Рукой он скользит по подбородку и по щеке, пытаясь унять легкий зуд, но Чонгук, фыркнув, начинает тихо смеяться. — Что? По-почему ты смеёшься? — заикнулся омега, в недоумении все-таки повернувшись к другу.

— Как черт, ей богу, — продолжает темноволосый, а после касается подушечкой большого пальца там, где только что чесал Ким. — У тебя пальцы в саже, а ты полез к лицу, — объясняет он, проходя последний раз по нежной щеке чуть медленней. — Я теперь тебя чертенком называть буду.

— Чт... Чонгук! — чуть не давится в возмущении омега, поднимаясь с насиженного места. — Один раз испачкался, подумаешь.

— Ничего, сейчас отмоешься от всего. Собирайся, и пойдем. Там такая погода потрясающая, — в восхищении прикрывает глаза Чонгук, довольно мыча.

— Уберу, и можем идти, — пробормотал себе под нос золотоволосый, немного дуясь на Чона. Ему все нравилось в друге, начиная от внешности и заканчивая смехом, но когда он дает некие прозвища омеге, это начинает раздражать. Он не какой-то скот, у него есть свое имя, которое ему нравится, зачем придумывать какие-то новые? Возможно, Ким так и не сможет понять, для чего это делается, но видя, как сияет альфа, когда придумал что-то новое, хочется просто закрыть глаза на это, и лишь изредка открывать, чтобы посмотреть на довольного Чонгука.

***

На улице действительно хорошо. Солнце на своем пике озаряет все вокруг, делится теплом с миром, будто нежно улыбается, предвещая хороший день. В его лучи сразу окунается Тэхен, выходя из дома, он немного жмурится от яркости, ладонью над глазами препятствуя озорству звезды. Воздух сегодня особенно жарок, приближение лета чувствуется с каждым днем все сильнее, все больше признаков наблюдается, больше на себе ощущается. Самый подходящий момент, чтобы ходить к реке.

За легкие штаны цепляются сухие стебельки трав, когда юноши проходят мимо них, впереди поход через лес, приветственно показавшийся перед ними. В нем ощутимо прохладней, всюду тени ниспадающие на землю, полную еловых иголок, пройти чуть дальше — будет лиственный лес, а после — цветущие кусты сирени, за них нельзя, там Запретный лес, откуда мало людей находили выход, а если и выбирались, то строго настрого запрещали туда ходить. По словам вернувшихся, там много неизвестных растений, ягод, хотя сам он почти не отличается от их леса, там можно встретить удивительных животных, которых здесь, вблизи людей, не сыщешь. Однако, уже многие годы та часть леса оставалась запретной.

Немного покачивая корзинкой, альфа направляется точно за золотоволосым, тропа слишком узкая, чтобы принять сразу двоих, потому Чон идет сзади, будучи в случае чего всегда наготове. Взгляд его направлен в еловую почву, в легкие проникает свежесть хвойного леса, но не в силах он затмить дикий ландыш, который будто в крови уже течет, вместо кислорода насыщая ее собой. Тэхен ступает не торопясь, немного закатывает рукава своей белоснежной рубахи к локтям, и осматривается, в стороны поглядывает, пытаясь зацепиться на чем-то, может что-то для дома собрать, или в случае травм здесь использовать. Хотя и сам он понимает, что с альфой получить травму, даже самую маленькую царапину невозможно. Только если Ким будет лечить ссадины самого Чонгука, не увидевшего перед лицом ветку и, поцарапает ей лицо, как это уже было в походе за жимолостью.

За огромной могучей елью, где граничат лиственный и хвойный леса, смешиваясь друг с другом, они видят открытый пустой берег с янтарным песком, куда легонько бьют мелкие волны, шумя. Ветер немного покачивает растущий по одной стороне камыш, и низкорослую зеленую траву на подходе к берегу. Темная водная гладь отражает небесный свод, на ней приветливо играют лучики жаркого солнца, поблескивая на поверхности. Оттуда доносится небольшой холодок, дышать становится в разы легче, чем возле дома, свежесть эта не сравнится и с лесом, она более открыта и легка, не держит в своих тисках, а только предлагает себя, легким взмахом своей руки поманив.

— Сколько хожу, а здесь все так же прекрасно, — улыбается Тэхен, выходя на полянку.

«Не прекрасней тебя» неосознанно приходит на ум Чонгуку, и эту мысль так не хочется отбрасывать, а просто принять и любоваться... омегой.

— Тогда, чего же мы ждем? — пожав плечами, Чон уверенно идет к небольшому возвышению на берегу, куда ставит корзину с едой, накрытой тонким полотном. Потянув за тонкий шнурок на воротнике рубахи, альфа развязывает его, после стягивает ее через голову, чтобы после отбросить на траву. — Что стоишь? Разве не хочешь поскорей искупаться?

Ким не замечает, что непроизвольно замер, разглядывая темноволосого, его стройное красивое тело, открывшееся после снятия ненужной ткани. Кожа под ней была чуть светлей смуглой шеи и лица, омега оторваться не может, разглядывая каждый открывшийся участок. Это не первый их поход с Чоном к реке, не первые посиделки, но сейчас, зацепившись взглядом, сложно остановиться, одернуть себя. Тело друга привлекает, и Тэхен, кажется, начинает понимать омег, которые так жаждут его. Он бы и сам хотел добиться внимания Чона, не будь они друзьями, но тут уж неизвестно, как поведет себя омежье сердце, если оно уже так реагирует.

Кивнув, наверное, самому себе, Тэхен повторяет действия альфы, снимая с себя рубаху и оставшись в одних портках, снова смотрит на него. Тот тем временем стягивает и их, вместе с короткими подштанниками, служащими примитивным бельем, обнажаясь полностью.

— А! — вскрикнув не своим голосом, омега торопливо отворачивается, вызывая неоднозначную реакцию друга. — Т-ты бы хоть белье оставил! — заикнувшись, он взмахнул руками. Щеки моментально вспыхнули румянцем, кажется, что уши тоже, Ким руками неосознанно трогает их, будто так поймет, верны ли его догадки.

— Да ну, так не интересно. Да и потом они неприятно прилипнут, и одежда тоже промокнет, — не смущаясь своего оголенного тела, альфа вскидывает бровь. Тэхен стоит к нему спиной, видно как его плечи поднимаются от глубокого дыхания, это немного смешит Чонгука, он не сдерживает смешок. — Ты что стесняешься меня?

— Что?! Нет, — глаза омеги становятся больше, бегают от дерева к дереву, лишь бы не поддаться желанию повернуться обратно и посмотреть. Черт.

Over The Love - Florence + The Machine

— Тогда я жду, — Ким слышит всплески воды, размеренно шагающего друга, но все еще стоит как вкопанный, мысленно вспоминая молитву. Между ними не было никаких утаек, как между друзьями, никаких секретов, но друг перед другом полностью обнаженными они не были. Каждый поход сюда был с теми же подштанниками, это не вызывало такого смущения, но Тэхен сейчас прибывал в состоянии оцепенения от мысли, что он будет в реке с голым Чонгуком. — Можешь повернуться, я уже по пояс в воде, — слышит омега позади, но выполнять сказанное Чоном не готов. — Чертенок, мне тебя ждать или я поплыл?

— Я не чертенок! — в порыве возмущения золотоволосый все-таки поворачивается. Альфа правда стоит по пояс погруженным в воду и выжидающе ухмыляется, смотря на него. Сам себе Тэхен не признается, но это обращение вызвало бешенный трепет внутри, дыхание словно перехватило, отчего омега судорожно сделал глубокий вдох прежде чем повернуться. Забыв о своем возмущении, он смотрит издалека на представшую картину. Никогда друг не казался таким... невероятным. Чонгук стоит неподвижно, будто подражая Киму, стоит и смотрит в глаза, цвета нежно-голубого неба, он уверен, если увидит море, о котором говорил омега, оно не сравнится по красоте и чистоте с этими омутами.

Чонгук призывно хлопает ладонью по водной глади, чуть склоняя голову вбок. Тэхен, отмирая, снимает свои штаны и собирается уже идти, но...

— Да брось, Тэхен, — хмурится темноволосый, разочарованно опустив плечи. — Сними их, так же лучше будет. — Ким хочет было снова возмутиться, но его с воды перебивают. — Я отвернусь. Не буду смотреть, пока не разрешишь, — омега так и застыв с открытым ртом, смотрит как сразу же отворачивается Чон. Быть может это не такая плохая идея, как кажется на первый взгляд? Через воду все равно ничего не будет видно, так? Да и что Тэхен, собственно, не видел? Уж ничего нового точно не обнаружит для себя.

Вода приятно холодит ноги, когда золотоволосый несмело ступает по мокрому песку, его лодыжки омывают мелкие волны, прибывающие к берегу. Он идет вперед медленно, привыкая к воде, пока альфа опускает голову, смотря на темную гладь. Вода приятно обволакивает нежную кожу омеги с каждым шагом все больше, по коже мелкой рябью бегут мурашки от прохлады реки, после теплой суши это чувствуется особенно остро. Талию нежно обволакивает прозрачная на поверхности жидкость, а ладони плавно проводят по сторонам по ней. Чонгук, смотрящий вниз, медленно поворачивает голову когда до него доходит волнение воды с другой стороны, видит стоящего на расстоянии вытянутой руки друга, чье тело стоит погруженное наполовину. Стоит тому поднять ладонь, чтобы убрать прядь золотых волос за ухо, по руке в солнечном блеске бегут несколько капель с запястья. Это стоит того, чтобы запечатлеть на картине, но альфа не художник, и сейчас очень жалеет об этом.

— Нужно будет вернуться, пока не стемнеет, — обыденным тоном говорит Ким, хоть и взгляд смущенный отводит вперед, после опуская на воду перед собой.

— До заката еще полно времени, — пожав плечами, Чонгук с головой уходит под воду, выныривая чуть подальше и сразу зачесывая волосы назад, чтобы не мешали. Он стоит, почти полностью погрузившись, видно только голову и ключицы. Тэхен снова замер, будто потерялся и не знает что делать, его быстро приводит в себя гневный брызг со стороны друга.

— Эй!

— Хватит стоять на месте, — снова всплеск воды и прилетевшие капли в омегу.

— Вот же.! — Тэхен со всей силой, которую может вложить, зачерпывает рукой воду и выплескивает взмахом на Чонгука.

— Не начинай бой, в котором проиграешь, — предупреждает альфа, но сам начинает улыбаться, плохо увернувшись от очередной волны брызг. — Ну держись...

Тэхен шагает вперед с уклоном подальше от альфы, видит, как тот готов снова облить его. Быстро двигаться довольно сложно, но он успевает увернуться от первого удара со стороны Чона. Сразу же в ответ начинает его задаривать водой, но тому все равно он уже окунулся полностью, в отличие от Кима, который ежиться начинает, когда в него все же попадают. Он вскрикивает, когда получает снова и снова, из-за всплесков почти не слышно то, как смеется с этого альфа, надвигающийся на него. Омегу почти сносит от новой атаки, приходится отступить назад, и еще, и еще, пока он не цепляется на дне за что-то ногой и не падает целиком в реку. Всплыв, он сразу слышит звонкий смех, чуть склонившегося вперед Чонгука, видимо держащегося за живот от натуги. Тэхен жмурится от воды, пальцами убирает волосы назад и трет глаза, дыша через рот.

— Здесь что-то на дне, — говорит омега, открыв все-таки глаза.

— Не смахивай свое поражение на это, — насмехается Чонгук.

— Ты выиграл бой, но не войну, Чон Чонгук, — поставив руки на талию, заявляет Ким, заставив альфу вскинуть неверяще бровь. Уголок губ юноши тянется вверх, он смотрит на золотоволосого с неким превосходством, зная, что проигрыш не заденет того сильно.

— Тогда как на счет повторного боя, Ким Тэхен? — Чон складывает руки на груди, с вызовом смотрит, видит, как в омеге пламя распаляться начинает, глаза поблескивают, и альфа знает, какой ответ получит.

Они снова начинают брызгаться, смеяться и отплывать подальше друг от друга вдоль берега, но не плыть на глубину, где безопасно бороться не получится. Тэхен уверенно отстреливается, посылая ответные удары альфе, пока тот рукой укрывшись, пытается ответить. Поддается омеге. Ким, будто во вкус входя только сильней обливает, наступает ближе, более точно попадая, пока слепой залп Чонгука не попадает по глазам, вынудив остановиться. Темноволосый убирает руку и взмахивает ей, пуская воду в уже не так активно топящего его омегу, зажмурившего крепко глаза, старающегося через пелену капель-снарядов открыть их.

— Чонгук, постой... — но альфа только ближе подходит, продолжая атаку. Ким закрывает ладонями глаза, чтобы как-то защитить их от очередного удара, и просто стоит на месте, чувствуя на себе точные попадания.

Чонгук не знает, что им движет, когда он просто подходит вплотную, и, толкнув друга, идет следом, полностью погружаясь в прохладную бездну. Руками он находит предплечья Тэхена, нежно коснувшись которых, всплывает вместе с их хозяином. Омега тонкими пальцами назад свои золотые волосы убирает, чувствует чужие ладони на руках и не торопится отстраняться. Как только он начинает видеть, то смех одолевает его, вырывается наружу от представшего перед ним юноши с прилипшими мокрыми волосами, темным полотном закрывающими половину лица. На самом же лице застыла легкая улыбка, с мелькающей под нижней губой темной родинкой. Тэхен ладонь к нему тянет, темные пряди вверх зачесывая, где обсидиановые глаза все еще закрыты, ждущие момента, чтобы узреть перед собой омегу, чей смех сейчас волну тепла по нему пустил, согревая в темных глубинах. Как только это происходит, золотоволосый теряется, утопая не в воде, а глубине темных омутов, внимательно смотрящими в ответ.

Альфа полностью замирает, кажется даже, что дышать перестает, скользя взглядом по капелькам, стекающим по нежным чертам лица. Он задерживается на разомкнутых алых губах, чей цвет стал ярче и блестел на солнце. В васильковых глазах играли мелкие блики, а руки вверх сами по чужим скользнули, скрываясь за спиной, пальцы по выпирающей лопатке под водой бегут, оставляя между телами все меньше пространства. Омега делает несмелый, маленький шаг, зрительный контакт не разрывает, боясь потерять эти глаза напротив. Губы напротив манят, хочется к ним потянуться, попробовать, и кажется, Чонгук думает о том же. Он, поддавшись порыву, немного наклоняется к ландышевому омеге, но тонкие пальцы, накрывшие губы, останавливают.

— Не надо, — почти шепотом сказал Тэхен. Думает, что если совершат ошибку сейчас, дальше будет только хуже.

Чонгук не напирает.

— До того берега? — переведя тему, предлагает он, отстраняясь на шаг от омеги.

***

Время близится к вечеру, игривое солнце начинает медленно уходить ближе к линии горизонта, когда юноши сидят на расстеленном небольшой покрывале, которым была накрыта еда, беседуя на различные темы. Чонгук полулежит на боку, согнув ногу, внимательно слушает Кима. Рубашка его лежит возле корзинки, он, оставшись в портках, чувствовал себя освеженным после реки, не хотел полностью одеваться, в отличие от омеги, сидящего рядом и в рубашке, чуть свисающей с плеча. В руке у того надкусанное яблоко, волосы, подобные чоновым, вьются от влажности, пуская мелкие капли с кончиков вниз. Они совсем недавно вылезли из воды, видя, как только-только начинало менять свой окрас небо. Но решив посидеть еще немного на берегу и полюбоваться закатывающимся огоньком вдали, они остались на холмике.

— И как он что-то кладет туда, я не имею представления, — возбужденно рассказывает Тэхен. — Ты даже видишь, что я не могу дотянуться до многого на полках, а папа? Он же намного ниже, а забрасывает так далеко, что потом не достанешь.

— Ну, для таких случаев есть стулья, Тэхен, — пожимает плечами Чонгук, выуживая из корзинки булочку.

— Не лень же ему таскать их из комнаты в комнату, — принимает версию омега, шокировано помахав головой в стороны, и кусает яблоко с другой стороны.

Альфа жует свое лакомство, задумчиво уставившись на реку впереди. Его все еще мучает тема приближающейся войны, но завести ее он не торопится, сам не знает почему, хотя на языке аж чешется главный вопрос. Махнув мысленно на все рукой, он решается.

— Слышал, что в городе творится? — поднимает на золотоволосого он взгляд.

— Ты о налогах? — немного хмурится Ким, пережевывая фрукт.

— Не только, — хмуро наблюдает за ним альфа. — О войне, — Тэхен немного замедляется, глазами начиная траву возле покрывала изучать. Знает, конечно, он знает. Но от этого менее тревожно не становится. — Ты же понимаешь, что...

— Да, — отрезает приглушенно омега. — Наш дом не самое безопасное место в случае набега, я понимаю. Папа говорит, что возможно, мы на время уедем в Совер к моей тёте, если худшего будет не избежать и начнется война. В Ихедо тоже оставаться не безопасно, поэтому выбора просто не остается, — он немного вертит фрукт в руке, после смотрит на садящееся медленно солнце.

— Нужно надеяться на лучшее, — от былого настроения омеги и след простыл, за что Чонгук уже мысленно дал себе оплеуху. — Может ее и не будет, мы не знаем, — оттолкнувшись рукой, альфа принял сидячее положение, приблизившись к юноше.

— Но налог для армии уже собирают без малого две недели. — опускает голову Ким, откладывая огрызок, — Я не хочу уезжать отсюда. Бросать наш дом, город и тебя.

— Всегда есть выход. Если не хочешь ехать — не едь.

— Я не могу оставить папу одного, и сам понимаешь, он же изволнуется весь, если уедет без меня.

— Тогда давай сбежим, — ляпает с дуру альфа, ловя легкую улыбку друга, повернувшегося к нему.

— Сбежим? — уточняет он, а у самого внутри все замерло от предложения Чона.

— Да, куда-нибудь. Неважно, куда. Просто возьмем еды, воды и уйдем.

Тэхен начинает смеяться, что не может не радовать Чонгука. Да только и намека на шутку в словах альфы не было.

— Солнце уже скоро сядет, нам пора возвращаться, — спустя время говорит омега, поднимаясь на ноги.

Небо окрасилось в ярко рыжий оттенок, разбавленный местами нежно-розовыми полосами. Дневная жара прошла, к вечеру стало не так невыносимо передвигаться, когда прохлада легонько трогала не закрытые участки кожи. Чонгук провожает омегу до дома, обещая зайти через несколько дней погостить, на что тот закатывает глаза, утверждая, что темноволосый уже будто поселился у них, на что альфа неоднозначно пожал плечами.

Тэхен с улыбкой на устах попрощавшись, закрывает дверь, и стоит немного возле нее не желая отпускать теплый аромат корицы, разбавленный горькой ноткой имбиря. Два пальца ложатся на пухлые губы, унося назад в воспоминание, когда они с Чоном только зашли в воду. Они могли поцеловаться. Чонгук хотел его поцеловать, и омега был бы не против, лишь через силу оттолкнув его, потому что испугался. Такой резкой перемены между ними. Вчера ж еще все было хорошо, как и всегда, но этот день... что-то неописуемое. Омега много раз слышал фразу про запретный плод, но не знал, где можно применить его. Теперь знает. Сегодняшние объятия с альфой и их несостоявшийся поцелуй идеально подходят. Чонгук и есть тот запретный плод.