Легкий ветер разносит различные запахи меж домов и прилавков, пропитывая легкие каждого жителя, идущего мимо этим утром. На небольшой городской площади у фонтана ворковали маленькие птицы, щебечущие своими тонкими голосами короткие, но красивые песни. Маленькая девочка хочет подойти ближе, посмотреть на пернатых созданий, однако подбежавший мальчик распугал пташек, из-за чего та начала за ним погоню, хохоча.

Альфа идет в приподнятом настроении, тихонько насвистывая что-то, здоровается со знакомыми, приветливо поднимая руку и подходит к давно знакомому прилавку, где стоит ставшая родной женщина в красном выцветшем платье и переднике поверх юбки. Юноша важным взглядом проходится по товару, выставленном напоказ народу, пока омега беседует с другим парнем, покупающем что-то. Стоило тому уйти, альфа подошел к женщине и ниже голос сделав, спросил:

— По чем продаете, тетушка?

— А то ты не знаешь! — воскликнула Сонхи, хлопнув по бедрам руками. — Ей богу, Чонгук, каждый день одно и то же спрашиваешь, — смеется она, — не надоело?

— Нет, тетушка, — улыбается в ответ Чонгук. — Сегодня я по делу. Можете набрать мне мака на две серебряных?

— Мака? — омега начинает набирать семена в мешочек с помощью небольшой лопатки. — Будете снова делать булочки?

— Ага, я могу вам занести парочку.

— Не стоит, я больше с корицей люблю. Принесешь в следующий раз с корицей за мое терпение, Чонгук, — пальцем показала Сонхи, ухмыляясь.

— Значит-ли это, тетушка, что я в вашем вкусе? — протягивает альфа монеты, уцепившись за фразу про корицу.

— Ах ты маленький негодник! Я тебя люблю, но иногда хочется стукнуть корнем имбиря по твоей озорной голове!

— Опять ребенку угрожаешь? — слышится со стороны от альфы.

— Я уже не ребенок, господин Квон, — улыбается Чонгук, — да и сами видите, какая тетушка забавная, когда злится.

— Да эта скряга только и ищет момента, чтобы альф поизбивать своим имбирем, — продолжает Джесок.

— Ты первый попадешь под руку, старая перечница! — говорит женщина.

— Это я-то старая перечница?

— А кто, я?

— Ладно, я пойду, пожалуй, — неловко протянул Чонгук, забрав свой мак, — удачного дня, тетушка, — только тетушка продолжает спорить с соседом, не обратив на любимого Чони внимания. Время идет, а что-то остается прежним, как эти двое, например.

Чонгуку вошло в привычку посещать тетушку Ли, чтобы отдать хлеб или прикупить продуктов. Женщина все так же тепло ему улыбается, шутит и в последнее время часто упоминает в разговорах Тэхена, так даже папа Чона не делает. За десять лет дружбы альфа довольно сильно привязался к сыну лекаря. Для него так же стало обыденностью ходить за Кимом или помогать ему с чем-то. Тетушка Ли постоянно говорит, что Тэхен хороший омега, таких беречь надо и себе забирать, Чонгук лишь отмахивается, говоря, что некогда ему за омегами бегать, да и рановато еще (как ему кажется). Некоторые сверстники уже имели своих омег, некоторые даже детей завели в столь раннем возрасте, но то уже их дело. Ёнсу часто слышит от знакомых, что те хотят предложить своих детей-омег Чонгуку, как видному претенденту на сердца молодых людей. Чонгука знают практически все в городке, ну или хотя бы наслышаны о трудолюбивом отзывчивом парне и о его необычайной красоте, редко присущей альфам. В свои семнадцать лет Чонгука считают завидным женихом и одним из самых уважаемых альф Ихедо.

Девять лет назад утром Джинхо как-то подошел к сыну и сказал, что они должны кое к кому сходить. Как оказалось его привели на уроки боевого мастерства. Ёнсу и Джинхо за разговорами у кузнеца Мина упомянули о желании найти наставника для Чонгука, который научил бы его всему и помог сыну с приближением к его цели, но им не позволяло положение: денег было не так много. Тогда Лихен предложил своего сына — Юнги, который с малых лет обучался бою на мечах, метанию кинжалов и стрельбе из лука. Кузнец сказал, что сын может помочь пока живет здесь и при этом не взяв ни монеты, так сказать, по старой дружбе. Джинхо тогда долго благодарил друга, радуясь вместе с супругом. Чонгук в тот день получил свой первый урок боя на мечах с шестнадцатилетним Мин Юнги, который показывал мальчику азы — правильную стойку, хватку (естественно пока на деревянном мече) и несколько уклонов от врага. С тех самых пор альфа устраивает младшему занятия разного вида и постепенно усложняет их, как только видит, что Чон справляется в разы лучше.

Сейчас младший Чон идет поскорей домой, где Ёнсу замешивает тесто для будущей выпечки. Отец юноши ушел недавно к Мину, посидеть, поговорить, да и просто отдохнуть от всей суеты. Чонгук на ходу развязывает мешочек с семенами, прежде чем увидеть папу с поставленными на талию руками.

— Снова мак?

— Снова мак, — подтверждает, сопровождая слова кивком Чонгук.

— Хорошо, дай тогда абрикосы и землянику, там в шкафу, — вздыхает Ёнсу, кивнув на тот самый шкаф, куда перекочевали ингредиенты для выпечки.

Дело в том, что Чонгук очень часто стал требовать печь булочки с маком, для чего — не понятно, ведь дома альфа их никогда не ел (зато ел Джинхо). Альфа подносит две небольшие коробочки, в одной — земляника, в другой — абрикосы. Сделав необходимой формы и размера булочки, омега отправляет их в печь, после чего присаживается за стол перед сыном.

— Чонгук, — зовет Ёнсу сына, — как успехи в тренировках с Юнги?

— Он говорит у меня хорошо получается. Я стал чаще побеждать его.

— Правда? Он мне сказал, что вчера ты не пришел, как и несколько дней назад, — усмехается омега, а Чонгук сразу глаза к потолку возводит. — Куда ты ходил?

— Я?.. Я...

— Отцу говори, что хочешь, но мне-то не надо лапшу на уши вешать, — улыбается Ёнсу. — У тебя появилась омега? — приглушенно спрашивает он, ухмыляясь.

— Что?! Нет, что ты! — встрепенувшись воскликнул альфа.

— Да ну не скрывай, куда еще ты мог бы уйти?

— Ну точно не на встречу с омегой.

— А почему? Есть же так много юношей и девушек, достойных твоего внимания, — вздохнул мужчина, — почему ты так бежишь от омег?

— Ах, папа, тебе нужно меньше общаться с такими людьми, которым нужно подложить под меня омегу.

— Чонгук! — в возмущении почти вскрикнул Ёнсу.

— А я разве не прав? Скажи мне обратное, — омега молчал, отведя взгляд к окну у печи. — Ну вот видишь. Им важно лишь то, что я известен по городу, а чего хочу я им уже не важно, хоть бы их омегу выбрали.

— Сынок, сам понимаешь, что ты претендент на место достойного мужа для многих. Омеги Ихедо буквально готовы глотки друг другу перегрызть...

— Мне нет до этого дела, папа, — отрезал альфа. — Сейчас я хочу лишь одно — поступить в элитный отряд королевской гвардии, — закончил он в унисон с Ёнсу. — Успею я с омегами нагуляться, — уже мягче говорит Чонгук, наблюдая, как папа опустил голову, руками перебирая плетеное полотенце на столе, — и внуков тебе подарю. Просто нужно подождать.

— Я понимаю, ты еще слишком юн для детей, но омега...

— С этим я сам разберусь, хорошо?

— Хорошо, — едва слышно ответил Ёнсу. На самом деле ему не важно с кем водится его сын, но к нему чуть ли не каждый день подходят люди с ближних кругов и как бы невзначай начинают разговор за свою омегу, которой пора бы уже замуж, да альфу поприличней. А что Ёнсу? Он молчит, огорчать людей не хочется, дети у них и впрямь прекрасны, и манеры и краше не сыщешь в округе. Да только у сына голова совсем не омегами забита.

Когда выпечка была готова, мужчина выставил ее остывать, пока Чонгук в очередной раз протирал кинжал до блеска, любуясь бликами, отражающимися на стене от игривых лучей солнца. Металл красиво переливался, ярко свеча, а поднеси чуть ближе к себе кинжал, можно было увидеть свое отражение. Юноша встает с насиженного места, собирает в небольшой сверток несколько булочек и поцеловав папу в русую макушку, вышел из дома.

Your Power - Billie Eilish

Сейчас конец весны, начало теплых деньков дает о себе знать ненавязчивым ветерком, ярко-зеленой травой, началом цветения многих цветов, овощей и фруктов. Чонгуку нравится весна, в это время ему почему-то особенно хорошо и легко, нежели в другие времена года. Мимо него пролетает две белые маленькие бабочки, кружащие вокруг друг друга, что вызвало легкую улыбку у альфы, идущего возле поля по дороге с небольшой связкой в руке. Из-за ветра волосы сами по себе на глаза налетают, ограничивая обзор, поэтому парень спешит их убрать ладонью. Здесь все так же светло, свежо и легко, как и все десять лет, что Чон сюда ходит к своему другу.

У двери плющ немного срезан: все-таки перерос на дверь; все то же кольцо к дереву приделано, все то же предвкушение нарастает с каждым вдохом у этого дома. Чонгук заносит руку для стука, но дверь перед ним открывается, открывая взору золотоволосого омегу, что оперся боком об одну стенку прохода.

— Долго еще простоять собирался? — спрашивает он. — Ты пока тут с мыслями собирался, у меня весь дом корицей пропах.

— Тебе же нравится это, ведь так? — самодовольно ухмыляется альфа, на что Тэхен беззлобно закатывает глаза, улыбнувшись. Чонгук протягивает сверток, который омега сразу разворачивает, довольно нюхая.

— С маком, — довольно проговаривает он. — Зайди.

Чонгук заходит в такое привычное помещение, словно всю жизнь только здесь и пробыл (большую часть уж точно), пока Тэхен откладывает булочки и идет в другую комнату, альфа семенит за ним. Пока Ким пытался что-то найти, альфа осматривал стол, который обычно завален разными бумагами, исписанными или расписанными, Чонгуку больше нравится второй вариант, потому что рисует Тэхен красиво, превосходно сказал бы Чон. Всегда, когда омега что-то ищет или занят отварами в отсутствие папы, Чонгук проводит время наблюдая за золотоволосым или рассматривает непонятные ему записи. Он выучил почти каждую линию, каждый след уголька, оставленный на плотной бумаге, потому как чернила были слишком дорогими, а уголек в самый раз для быстрых пометок.

Повседневная жизнь альфы сильно изменилась с появлением в ней сына лекаря, ведь теперь он почти ничего не делал сам, за исключением разноса хлеба и тренировок. Каждый поход по городу сопровождался Тэхеном, обычно помалкивающим, но внимательно слушающим болтовню альфы, его необычный баритон и мелькающую изредка улыбку с забавными передними зубами. Чонгук мог помочь другу собрать необходимые травы поблизости или проследить за тем или иным отваром, пока омега отходит за другими растениями. Жители в Ихедо заметили эту связь между юношами, но все отказывались верить в то, что их связывает нечто большее, чем простая невинная дружба. Омеги косо смотрели в сторону Тэхена, стоило тому появиться на горизонте, а если еще и в сопровождении альфы, так слали страшные проклятия на светловолосого.

Чонгук же знал, что чувствует к Киму большую привязанность, даже думал на тему того, что будет, если у того вдруг появится альфа. Тогда юноша ушел в раздумья на несколько дней, не появляясь у друга, но более усердно сражаясь с Юнги во время тренировок. В итоге он ни к чему так и не пришел, озадачив омегу своей резкой пропажей, но после объяснил, что усердней начал заниматься с Мином. Тэхен даже обиделся на него тогда, почти весь день игнорируя альфу и на любой вопрос отвечал молчанием.

— Что ты делаешь? — вскрикнул Тэхен, когда Чонгук просто взял и подняв его как пушинку усадил на одну из толстых веток в лесу при сборе трав.

— Прекрати злиться на меня и начни хоть что-то отвечать, — ответил тогда обыденно юноша, — твое молчание, знаешь ли, похуже ударов об землю будут.

Разумеется, Тэхен простил его тогда, впредь никогда не игнорируя временами капризного друга. Омега любил слушать неугомонную речь Чонгука, ему нравилось шутить над ним, смеясь после его же историй и дополняя их своими репликами. С детства у альфы был заразительный звонкий смех, таким он остался и по сей день, и всякий раз, когда тот смеется, уголки тэхеновых губ сами ползут вверх, растекаясь в улыбке, на которую так не любили смотреть завистливые омеги.

Чонгук чуть прыскает в кулак, наблюдая за тем, как Тэхен пытается дотянуться до небольшой коробочки на верхней полке, привлекая его внимание.

— Чего ты смеешься? — забавно расширяет омега глаза.

— Помочь? — с вызовом кидает Чонгук, брови вскидывая.

— Сам справлюсь, — цокает Ким, понимая причину насмешек альфы и снова пробует достать нужный ингредиент. Он встает на носочки, максимально руку вытягивает, но ему не хватает совсем немного до злосчастного корня пустырника, который, какого-то черта, папа поставил почти к самой стене. Тэхен даже пробует чуть подпрыгнуть, пока друг смотрит на него и подрагивает, заходясь в беззвучном смехе.

Чонгук взглядом скользит по тонкой, хрупкой фигуре, по выглядывающей из-под белой рубахи талии, чуть ниже и взгляд почему-то замирает. Альфа сглатывает тяжелый комок, что поперек горла встал, не позволяя спокойно дышать, и смотрит выше на тонкие запястья, длинные вытянутые пальцы, что все пытались достать коробку. За собой такое поведение Чонгук уже не впервые замечает.

Он мог мимолетно взглядом зацепиться за стан проходящего омеги, больше предпочитая парней, но по отношению к другу такого раньше не было. С годами юноша о многом начал задумываться, проскальзывали мысли и о личной жизни, стоило поговорить с папой или другими альфами, которые обсуждали «горячих» омег, их красивые тела и нередко обсуждали плотские утехи. Когда за предпочтения и подробности личной жизни спрашивали у самого Чонгука, он только пытался уйти от щепетильной темы, аргументируя своей незаинтересованностью и нежеланием обсуждать свою жизнь с кем-то кроме близких. Тэхена он относил к этим «близким», но никогда темы противоположного пола не заводил.

С Кимом нужно обсуждать другое: красоту заката, свежесть дневного ветра. Сюда никаким боком не вписывается беседа на тему деления ложе и обсуждение омег и альф. Тэхена нужно хранить за хрустальными стенами: за оболочкой, скрывающей его от этого грязного мира. Он буквально освещает жизнь Чонгука, появляясь в ней почти ежедневно. Он словно прекрасная роза в путах своих закутала, обвила все тело тонкой лозой, скрыв шипы в местах соприкосновения с кожей. Прекрасный цветок, который альфа пообещал защищать десять лет назад, зная о намерениях многих альф, ищущих быстрых связей, чтобы потом похвастать перед другими новым «трофеем».

Так было два года назад.

— Ты знаешь, что пугаешь, когда молчишь?.. Тэхе-е-е-ен? — Чонгук помахал ладонью у лица друга. В этот момент омегу пробило осознание, он пришел к выводу, к итогу своих долгих дум, в которые уходил в свободное время: он понял, что хочет альфу. — Ты чего это так смотришь? Словно впервые видишь меня, — Чон хмурит темные брови, обеспокоенно смотря на светловолосого, который так и застыл от осознания своего «недуга», которым захворал. Ему нужен альфа. Как потом и говорил ему папа, это был и есть этап взросления, становления взрослым омегой, а не хворь, коей сын это обозвал при разговоре. Киму хотелось тепла и родного близкого человека, который обнял бы, провел по волосам цвета золота.

Голову четырнадцатилетнего омеги не покидала эта мысль, паутиной вплетаясь глубже. Он никогда не завидовал отношениям других омег, не хотел чего-то схожего или то же сильное плечо для опоры, но сейчас в этом появилась острая необходимость. Проблемой был лишь друг, который на расстоянии двух шагов держал каждого альфу, стоило тому подойти поговорить или просто поздороваться.

— Ты ничего не понимаешь! — кричал, выходя из себя Чонгук, когда довел омегу в очередной раз до дома. Хуана дома не было, а нервы были на исходе, так что юноша позволил себе повысить голос. Слушать очередную байку друга на счет новых приятелей другого пола уже не хотелось.

— Что же я не понимаю?! — кричал в ответ Ким.

— Всё!

— Ты и на шаг не подпускаешь ко мне их, будто я скот, который хотят украсть. Он просто хотел поговорить.

— Это ты не видишь дальше носа! Они все просто хотят затащить тебя в постель вот и всё! Им плевать на тебя, им нужно только твое тело! — Чонгук смотрел немного безумными глазами, тяжело дыша после тирады с наивным омегой. В глазах, отражающих лишь боль, он увидел влагу, кристаллические слезы скатывались по покрасневшему лицу, пока темные угольки смотрели в ответ. — Нет, Тэхен, я имел ввиду, что... — омега закусил нижнюю губу, не шелохнувшись, продолжал прожигать взглядом. Чон делает вдох и продолжает. — Я знаю, о чем говорю, я слышал их разговоры... разговоры других альф. — поясняет он. — Они не думают о других, твоих чувствах, им важно лишь то, что ты — омега, только и всего. Ты для них не более чем... — он запинается, поднимая глаза на Кима: его губа почти до крови прокусана, белки глаз чуть покраснели, а черные ресницы подрагивали на не моргающих очах.

— Шлюха, — едва слышно закончил светловолосый, даже не дрогнув голосом.

— Но ты не шлюха, Тэхен, — Чон тут же подходит ближе, кладя ладони на хрупкие плечи, — с тобой просто так нельзя. Ты не как все эти омеги города, не как шлюха тем более или тот, кого можно использовать в своих целях. Ты просто не достоин такого отношения к себе. Ты... ты... ты как редкий цветок, — Ким отпускает покрасневшую ко всему прочему губу, возводя брови на подобии угловой крыши, — на тебя хочется смотреть и никому не позволять трогать тебя или также смотреть, потому что очернят. А ты чист, как небо в звездную ночь, как младенец, только появившийся на свет. Ты как дар, Тэхен. И я обещал тебя защищать, помнишь? И я буду защищать сейчас и дальше. Пожалуйста, не связывайся с альфами, они ничего хорошего тебе не сделают.

Вздохнув, Чонгук встает и почти всем телом прижавшись к омеге, потянулся рукой в направлении кимовой, как по лозе взбираясь, едва касаясь нежной кожи. Чонгук отдал коробочку, чуть отходя в сторону. Тэхен смотрел удивленно, потому что обычно альфа задавал вопрос лишь чтобы посмеяться, наблюдая со стороны за неудачными попытками омеги достать что-то с его ростом. Разница с другом была не столь велика, примерно с полголовы, но и этого не хватало, чтобы светловолосый мог дотянуться до некоторых вещей дома или в лесу, срывая с деревьев что-либо.

Ким меньше чем за миг меняется в лице, видя, как альфа улыбается, то ли насмехаясь, то ли просто пытаясь не рассмеяться в голос. Забрав заветную коробочку, омега открывает ее, отчего сразу комнату наполнил легкий аромат сушеных корней. Чонгук, наблюдая как друг достает пару мелких и кидает в небольшой чан с уже плавающими там травами, названия которых альфа все еще не может запомнить. Тонкие пальцы перебирали страницы в другой коробке, меж которыми сушились цветные бутончики других растений. Взяв один, Тэхен закинул в тот же чан и перемешав, накрыл такой же чугунной крышкой. Чон же стоял в сторонке, сложив руки на груди, и вдыхал почти полностью раскрывшийся аромат ранних ландышей в примеси с какофонией запахов дома.

Тэхен повернулся, оперевшись руками об стол сзади руками и уставился на Чонгука голубыми кристаллами, в которых блики от оконного стекла отражались. В комнате стояла тишина, нарушаемая только кипением в котелке и гулом весеннего ветра на улице.

И Чон и Ким могли много и долго молчать, такое бывает в последнее время часто, но эта тишина не напрягающая, а скорее нужная им обоим. Чонгуку, с его не перестающим болтать языком, и Тэхену, с наслаждением принимающего эту тишину. Альфа любил смотреть в эти периоды тишины как переливаются, отливая золотом пряди Кима, особенно, когда они находятся вне дома в степи или на опушке леса.

Не сказав и слова, омега взял одну из принесенных булочек и откусил кусок, в наслаждении чуть ли не закатив глаза. С тех пор, как Чонгук впервые принес ему булочку с маком, Ким буквально влюбился в эту выпечку. Один раз, придя к Чонам в городок за хлебом, он спросил за маковое лакомство, а Чонгук, услышавший это, будто выковал в голове фразу «а булочки с маком у вас есть?». В последствии, раз в неделю, а может и дважды приносил парочку своему другу. Эта традиция кочует уже из года в год, а омега все не устает от любимого лакомства.

Чонгук снова засматривается на златовласого и пробегает глазами по лицу, что не так сильно изменилось с детства: те же большие васильковые глаза, обрамленные длинными ресницами; тот же нос с родинкой на самом кончике; те же необычной формы губы, с еле заметной родинкой на нижней. Лишь щеки чуть ушли, стягивая аккуратное лицо тонкой светлой кожей на скулах.

— Не хочешь на днях сходить к реке? — Чонгук отмирает, промаргиваясь. Отвести взгляд от омеги было труднее обычного, вернее просто трудно: он не засматривался на друга так раньше.

— А... ам... — Тэхен замялся, так и застыв с набитыми булкой щеками, — я не смогу, папе нужно помогать, сейчас сезон заболеваний из-за погоды, — неуверенно пробубнил омега. По нему можно было бы сказать, что он не хочет идти с другом и ищет отговорку, но Чон знает, как он дорожит каждым проведенным вместе моментом и отбрасывает эту мысль.

— Кстати, где господин Ким? — сев на диван-кровать, Чонгук закинул непринужденно ногу на ногу.

— В городе: встреча с одним лекарем с другого королевства, раньше друзьями были, — пожимает плечами Тэхен.

— М-м-м, а когда будет твоя встреча с другом?

— Чт... — омега не договаривает, вскинув бровь и складывает руки на груди, пока Чон ухмыляется, намекая сказанной фразой на себя, почти посмеиваясь, — ха-ха, Чонгук.

— Я серьезно, если работы много, я могу помочь, ты знаешь. Я уважаю господина Кима, но ты уже весь пропитался этими снадобьями.

— В этом нет ничего плохого, мне это полезно, я работаю в конце концов, а не балду гоняю, — спокойно ответил омега, выделив последнюю фразу.

— На что это ты намекаешь? — почти по слогам проговорил Чонгук, беззлобно щурясь.

— Ни на что, — в той же манере ответил Ким, — просто прими уже то, что я лекарь и помимо людей помогаю папе.

— Я просто предложил сходить к реке, — закатывает глаза парень.

— Я просто сказал, что не смогу, — снова пародирует Чона, закатив глаза, и открыв котелок, принялся помешивать содержимое деревянной ложкой.

Чонгук он... немного походит на ребенка. Немного капризный, требующий внимания, немно-о-ого ревнующий друга к его ремеслу. Уже были беседы с Кимом о его увлеченности в работе и невнимания к альфе. Их разговоры в целом складывались на нравоучениях Кима и капризах Чона, но обоих это устраивало.

— Потом сходим и к реке, и на другой конец леса, но сейчас не время.

— Почему я не могу помочь?

— Ты не знаешь, что я прошу, если дашь мне не тот ингредиент, то получится совсем другое снадобье — если не яд — которое уже не поможет при недуге.

— Ну я же не совсем идиот. Ромашку от лютика не отличу?

Тэхен со вздохом глянул на Чонгука, откладывая ложку на тряпицу на столе. Напористость друга всегда поражала и продолжает поражать, Ким знает, что тот добьется с ней многого, но сейчас хотелось это стремление помочь в нем как-то притупить или дать Чону усыпляющего настоя, чтобы не мешал. Под напором решительного взгляда альфы тяжело, в добавок ко всему у Чонгука очень выразительные темные глаза, большие, показывающие любую эмоцию в разы сильней. Такие глаза обычно зовут «говорящими», редко у людей такие можно увидеть, но омега знал, что у друга как раз такие глаза — потрясающе выразительные. Тэхен иногда смотря в темные омуты невольно задумывается, как же Чон смотрит на неприятелей. Не хотелось бы на себе испытать этот буквально убивающий взгляд.

— Я завтра освобожусь, — не в силах продолжать битву взглядов, Тэхен отводит глаза, хотя бывает чаще наоборот и под уверенностью омеги падает Чонгук. Если приходится спорить, то в таких поединках Чон едва не скулит от напористого взгляда друга, не стыдясь потом проигрыша омеге, как это делают некоторые альфы. Брюнет и не особо против, понимая, что споры не столь значительные и можно проиграть, но непонятно от чего — желания уступить или не в силах больше смотреть в небесные глаза. Альфы если видели такое тихо посмеивались над Чоном, пока омеги пускали слухи о связях по новому кругу.

В другой остаток дня Тэхен все же решает довериться другу, указывая что подать, при этом не говоря названия растения, а описывая его. Это, конечно, дольше, но Чон быстро находит нужную траву, что почти полностью шло в перевес его незнанию растений. Не обходилось и без «Чонгук, это одуванчик, я просил мать-и-мачеху», «цветы должны быть чуть крупнее, принеси пучок с другой комнаты», и Чонгук приносил другие растения почти верно, продолжая их запоминать хотя бы на вид и пытаясь отличить.

— Ну вот чем они отличаются? — негодовал он, держа в разных руках два похожих сухих цветка, с которых при небольшом движении осыпались мелкие лепестки, когда Тэхен сказал, что помощь больше не нужна, и Чон решил себя занять чем-нибудь. Когда же друг подошел, то незамедлительно ответил, что «У этого листы немного уже и длинней, а само растение крупней».

Как только солнце ушло за горизонт, Чон по обычаю покидает друга, напоминая, что он ему обещал завтра речку, на что тот закатывает глаза и улыбнувшись говорит «иди уже». Нет, он не утомился от внимания и присутствия Чонгука, просто иногда этот альфа становится слишком невыносимым.

Когда темные волосы отдаляются к дереву, стоящему на холме, лицо омеги медленно мрачнеет, уголки губ опускаются вместе с головой, пока ветер играет с плющом, ветви которого наклонились к светловолосому.

Тэхен, конечно, ходит в город, иногда общается с другими, но в большинстве случаев лишь становится невольным слушателем разговоров других людей. Слушает, как вздыхая омеги говорят о своих (или же не своих) альфах, как грезят об истинности, яро веря, что понравившиеся им альфы — их истинные. Но все это лишь заблуждения, мнимые фантазии, пеленой застилающие глаза в виде образа некого божества, коими они представляют юношей. Множество омег, как один говорят, что их истинный — Чонгук, говорят о невидимой связи, словно нить привязавшей их друг к другу, будто самой судьбой им уготовано быть вместе. Киму не было дела до беспочвенного говора народа, он прекрасно знает о статусе и желанности друга омегами. Он слышал и про себя, мол, у него с альфой тайные связи, а Чонгук не хочет терять титула местного жениха, потому и говорит, что они друзья. Все знают о походах к Киму, об их совместных похождениях, вот и завидуют, плетя все новые и новые сплетни. Был случай, что Тэхен услышал разговор омег о том, что Кима хотят «убрать», чтобы не было преград. Промолчав тогда, зная, что и ему может перепасть и папе, Ким вернулся домой. Да и что он мог сказать, лишь терпеть весь этот смард из чужих ртов. Но для надежности все-таки пересидел дома несколько дней.

Тэхен помнит, как вернулся в город, чтобы забрать заказанную рубаху для папы, а омеги, когда-то смотрящие на него с презрением, при одном виде золотой макушки замолкали и отводили взгляды. Встретившись с Чонгуком, Ким спросил у него, знает ли он что случилось, но тот лишь пожал плечами и сказал, что ничего не заметил и не стоит так заострять внимание на этих омегах.

Разумеется, Ким благодарен в какой-то степени ему: что не заводит разговоров о других, не указывает на сплетни, а отвлекает иной темой, никак не относящейся к городу или народу Ихедо.

С каждым днем омеге все интересней, о чем Чонгук снова заведет тему, что расскажет, ведь темы редко повторялись, а если их не находилось альфа говорил о своих мечтах, спрашивал о мечтах Кима, всячески дополняя их и делая красочней.

— Папа в детстве мне рассказывал о бескрайней реке, — начал как-то Тэхен, — она прекрасна, как летнее цветение и бесконечна, как небо, — улыбаясь вспоминал он слова Хуана, — ее лазуритовые воды отражают облака, а вода настолько прозрачна, что видны самые маленькие камни на ее дне... Он сказал это называют морем. После своего рассказа он сказал, что хочет мне его показать, но с тех пор почти не отвлекаясь на отдых занимался лекарствами и моим обучением.

— Я отвезу тебя к морю, — не задумавшись и на миг выпалил Чонгук, ловя взор Тэхена на себе и задумывается — так ли прекрасно описываемое море, как глаза напротив?

Завтра они идут к реке, что нового придумает альфа? Тэхен не знает, но ему так не терпится узнать.