– Вам нужно ещё дня три полежать у нас для надёжности, – заявила медсестра толком не проснувшемуся Франу, который с удивлением обнаружил на стуле поднос с едой, а в окне – бодро светящее, явно не утреннее солнце.

– Оя-оя, я бы возразил, – появился за её спиной Мукуро. – Если к этому нет особых показаний, я думаю, среди друзей он восстановится гораздо быстрее. У него есть какие-то проблемы?

– Н...нет, кроме тремора – ничего выдающегося, и тремор должен пройти, это не похоже на повреждение мозга.

– Вот и круто, а мы за ним присмотрим – это гораздо удобнее, чем ходить в больницу, – втиснулся в палату уже второй день как выписавшийся Гокудера.

Эмералд наблюдал за этой дискуссией с каким-то особым чувством: это всё так непривычно, и круто, и раздражающе. О нём заботятся, но говорят так, как будто его по-прежнему нет или он не в состоянии думать самостоятельно. Мириться с этим он не собирался.

– А меня никто не хочет спросить? – протянул он.

– Конечно, Эмералд-сан, – хлопнула глазами медсестра.

– Мне нужны какие-то особые упражнения? Процедуры?

– Базовая физическая и умеренная умственная нагрузка. Вам также противопоказаны затяжные стрессы хотя бы в течение месяца.

– Кто-то хоть раз сумел выполнить эту рекомендацию? Я хочу уйти отсюда. Иначе затянувшийся стресс мне обеспечен. И всему медперсоналу тоже, – Фран встал на пол и слегка пошатнулся; Мукуро и Хаято вздрогнули и едва не кинулись к нему. – Я в порядке, мне нужно походить.

– Раз в две недели вам нужно приходить на обследования, – строго сказала медсестра. – А вы, – она по очереди посмотрела на Мукуро и Хаято, – должны следить за его состоянием. Если появятся хоть малейшие отклонения от обычного, провалы в памяти – сразу в больницу! Поняли?

– Да, – оба парня поклонились женщине и выпустили её из палаты.

Тогда в дверном проёме появилась Хроме.

– Интересная у меня команда освободителей, – отметил Фран.

– Ку-фу-фу, и спасательная операция у нас тоже будет интересная.

– Это как-то связано с твоими планами на меня?

– Не совсем. Светить твоим пробуждением не хотелось бы.

– Ну, рассказывайте, что надо?

– Помнишь, ты переодевался девушкой, когда ходил на вечеринку Мельфиоре? – спросила Наги, доставая из сумки парик.

– А теперь ты мне предлагаешь сыграть девушку Гокудеры-куна?– Фран присел на край кровати со стороны входа.

– Можно мою, ку-фу, – улыбнулся Мукуро.

– Нет, в это никто не поверит, – покачал головой Эмералд.

– Вообще-то, это Гокудера-кун гей, и все это знают, – возмутился тот.

– А ты – недостижимый идеал, которого никогда не видели с девушкой, – вздохнул Фран. – У Гокудеры-куна хотя бы был прецедент, о котором тоже все знают.

Хроме хихикнула и подошла к постели, выкладывая на неё парик, лифчик, безразмерный свитер и брюки.

– А Гокудере-куну могла понравиться такая замарашка?

– Ничего более подходящего я у тебя не нашла, – ответила Наги, выкладывая поверх всего этого свою косметичку.

– Блин, прямо в сердце, – протянул Фран, выделив намёк на свой неблестящий стиль по жизни, и девушка виновато улыбнулась.

– Не так важно, замарашка она или нет, если у неё есть мозги и подписка на научные журналы, – хмыкнул Хаято и кивнул Хроме на дверь. – Ему надо переодеться. Ты сам справишься, Фран?

– Я в порядке, меня не откинуло на пятнадцать лет назад ни в умственном, ни в физическом плане, – в ответе Эмералда прозвучала какая-то непривычная твёрдость с нотками раздражения.

Гокудера кивнул, чувствуя укол вины от этих слов, и они втроём вышли на время.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила у друга Хроме.

– Да. Просто кажется, что что-то изменилось. Он как будто стал дальше.

– Нет, Гокудера-кун, – покачал головой Мукуро. – Между вами ничего не изменилось. Ты зашёл дальше и хочешь, чтобы он был ближе. Притязания изменились. Система отсчёта.

– Всё-то ты знаешь, – рыкнул пианист и скрестил руки на груди.

– Здесь не надо ничего знать, это видно со стороны.

– Ты опекаешь его, хочешь проявлять заботу там, где раньше сказал бы ему просто: “Пошевеливайся и смотри не ушибись”, – Хроме мягко улыбнулась. – Он не знает о твоих чувствах, ему может казаться, что это от жалости к его состоянию.

Гокудера посмотрел на неё долгим хмурым взглядом и отвернулся, уставившись в коридор. Он злился больше всего на себя, ему не хватало чего-то важного, чтобы правильно оценивать дистанцию, стереть влияние недель ожидания и надежд. А Хроме, безусловно, права, и от этого было как-то горько. Как будто один он не понимал или не видел очевидные вещи. Рокудо же стоял довольный, гордый своей воспитанницей, и парню остро захотелось врезать ему по морде. Именно по этому желанию Гокудера понял, в каком расшатанном состоянии находится.

Фран переодевался с трудом, тремор давал о себе знать, а надевать брюки стоя стало почти невозможно: мышцам ног не хватало устойчивости после долгого лежания. Парень радовался, что никто не видит этого, потому что внутри он ощущал себя гораздо сильнее, чем снаружи. Он открыл дверь уже в одежде и парике, и Хаято немного опешил. Выглядело это всё вместе довольно стильно, как нарочитая мальчиковость у худых андрогинных девчонок. Ребята прошли обратно в палату, и Наги принялась за лёгкий макияж. Мукуро собирал документы в одну папку, по ходу дела показав Эмералду документы об оформленном академическом отпуске. Когда макияж был завершён, Гокудера снял с шеи самую длинную подвеску, которая хоть как-то могла сочетаться с бесформенной кофтой, и нацепил её на шею другу.

– Ну, – Хроме упёрла руки в бока, крайне довольная своей работой. – Ты готов выйти в свет.

– Угу. Спасибо, Хроме. И вам, ребята.

Парень сложил документы в портфель и закинул его за плечо. Ему было тревожно с того, как тяжело далось переодевание, но, решив не расстраиваться раньше времени, он просто старался не жалеть себя и помогать телу снова принять вертикальную реальность. Мукуро получил документы на выписку и подписал вместе с Гокудерой бумаги об ответственности за пациента – чтобы, в случае осложнений, больница не была виновата в этом.

На улице было холодно, но Эмералд даже не удосужился застегнуть куртку. Ему нравилось ощущение холода – наверное, впервые в жизни. Все признаки живого тела стали в радость. Даже голод, напомнивший, что в этой суматохе он не поел. По пути к дому Мукуро он купил себе коробку такояки и стал назойливо пытаться поделиться ими с Хаято.

– Гокудера-кун, хочешь осьминожку? Они вкусные, – пытаясь смягчить голос, предлагал Фран.

Гокудера героически уворачивался от шарика на палочке со словами: “Нет!”, “Нет, блять!” и “Отвали, это твой осьминог, женщина, сожри его уже!” – почувствовал себя, как в старые добрые времена, краснея, закипая и немного веселясь с ситуации.

В компании и на свежем воздухе Фран почувствовал себя гораздо лучше. Поделиться с Хаято завтраком не удалось, но это нисколько его не угнетало, скорее даже наоборот. А ещё он осознал, что боится идти домой, и на этом фоне поход в гости к Мукуро и Хроме казался весьма неплохой идеей.

– А почему мы идём к вам? – спохватился он уже на подходе к воротам.

– Нам нужно репетировать, а тебе нельзя оставаться одному, – ответил хозяин дома.

– Мы на тебя подписались, – усмехнулся Гокудера.

– Звучит логично, – протянул Фран, хотя это объяснение опять резануло по нему.

.

Бельфегор и Кен, встретившие их уже на пороге, сострили, кто как умел, насчёт внешнего вида Эмералда, а Ириэ искренне и широко улыбнулся:

– Я так боялся, что из-за клуба больше никогда тебя не увижу.

– Ты вроде и не горел особо.

– Надеялся, что хоть так тебя в это не втянут, – Шоичи опустил взгляд. – Но, что важнее, я никогда не был искренен в демонстрируемом холоде. Поэтому…

– Не нужно объяснять. Ты помог мне тогда.

– Оя-оя, вы знаете друг друга? – удивился Рокудо.

– Учились вместе, – ответил Ириэ.

– Давно, в школе, – на этот раз подчеркнул уже Фран.

Когда началась репетиция, парня кольнуло то же самое, уже знакомое чувство: этого всего могло больше не быть. Кена, бьющего по барабанам, свесив язык на бок, Бела, безумствующего со скрипкой, Мукуро и Хроме, неизменно артистичных в процессе пения, Хаято, всегда играющего на пианино с каким-то особым чувством. Этих эмоций, косяков и нелепостей, иногда неловкости, а иногда восторга от безупречно отлаженной игры, могло не повториться.

– Сенсей, – обратился Фран к Мукуро после перепевки по третьему кругу. – Когда ты хочешь показать меня Мельфиоре? Я же не могу прятаться вечно.

– Да, я думал показать тебя после этой песни. Нам все равно придётся повысить безопасность после выступления, мы сделаем всё возможное, чтобы ты не пострадал снова.

– А может, вот там, после медленной части? Там такой волнительный момент, как будто вы чего-то ждёте. Можно там выпрыгнуть из гроба. Или из шкафа, как скелет, который там давно прятался. Круто будет.

– Не помню за тобой такой разговорчивости и инициативности, ку-фу-фу.

– Берегись, у меня ещё больше месячного лимита невысказанного в запасе.

– А идея-то неплохая, – сказал Ириэ. – Особенно если Фран сможет поучаствовать во второй песне, насчёт которой мы ещё не определились.

– Вы уверены, что мы потянем две песни? У нас осталось пять дней, – нахмурился Мукуро.

– Можно взять что-то знакомое, может, так даже будет лучше, – пожал плечами Шоичи.

– Но идея не должна противоречить тематике выступления, – отметил Рокудо.

– Я вчера прокручивал разное в голове, – подал голос Фран. – И мне вспомнилась песня с очень похожим посылом. Благодаря ей я прям на ноги встал. It’s my life. О том, чтобы поступать по-своему, не надеяться на удачу, делать свои шаги, жить свою жизнь. По-моему, вдохновляющая вещь.

– Я знаю её, – кивнул Шоичи. – Как раз где-то в том возрасте, когда она была популярна, начал увлекаться гитарой, руки в кровь истёр, но научился играть её гитарное соло. Думал, это лучшая песня, чтобы изменить свою жизнь.

– Да кто ж её не знает. Простейший английский, въедливый мотив, – хмыкнул Гокудера.

– Я не умею такое петь, там нужно просто выкрикивать слова. И голос нужен схожий с оригиналом, иначе убого получится. Ты готов спеть её? – Мукуро всё ещё не верил, что это хорошая идея, но ребята явно загорелись, а Кен уже искал её в интернете, чтобы послушать барабанную партию.

– Гокудера-кун, попробуешь? – улыбнулся Ириэ. – Больше некому.

– Э-э-э… – парень растерялся и хотел уже соскочить, но, посмотрев на Франа, нашёл другую причину сделать это. – Да, попробовать можно. Но я никогда не пел нигде дальше своей спальни… и душа.

Он был очень смущён этой перспективой, но даже идея попробовать вклиниться в планы Рокудо казалась ему привлекательной. Всё-таки этот тип перебарщивал с контролем всего и вся.

– Мы все тут музыкальные инвалиды, но, может, что-то дельное выйдет, если душу вложить, – пожал плечами Ириэ.

– Пробуйте, – отмахнулся Рокудо и уселся на диван, закинув ногу на ногу.

Ириэ взялся за гитару и спросил Кена:

– Сможешь заменить толкбокс в начале и по ходу песни барабаном?

– В некотором роде, разве что. Чтобы мотив не терять.

Шоичи благодарно кивнул.

– Тогда ты начинаешь.

Хаято несколько раз просил начать с начала – он чувствовал, что лажает от волнения с первых же аккордов. В итоге, Фран предложил спеть песню под реально играющую композицию, чтобы его друг поймал более привычный поток. Сам Эмералд не мог сидеть на месте, вибрации живой музыки совершенно взбудоражили его, он хотел прыгать и подпевать, но опасался за своё тело и не понимал, как можно так разойтись под оценивающим взглядом Рокудо – “сейчас или никогда” наступит, когда они споют её на сцене. Круге на четвёртом Гокудера почти полностью раскрепостился. В этом месте Мукуро без предупреждения выключил фоновую музыку, но это уже никому не мешало. Ребята расслабились, даже Кен начал подпевать, и всё стало понемногу получаться. Хроме тоже едва не прыгала и явно хотела подпевать, но атмосфера не располагала – её останавливало то же, что и Франа. Глядя на всё это безобразие, этот бунт свободы и огонь в глазах тех, кто на него не решился, Мукуро не смог им отказать. Если у них получится выложиться на полную перед публикой, они увлекут за собой многих. Теперь они репетировали по кругу обе песни, и часы репетиции прошмыгнули мимо их веселья, так и не будучи замеченными. Когда по завершении Наги увидела, сколько времени, встрепенулась и сообщила, что ей надо бежать. Фран признался, что у него последние три повторения кружится голова от всего этого драйва, и единогласно было принято решение на сегодня разойтись.

Рокудо разрешил Ириэ оставаться у них дома до дня выступления. Кен отправился домой, а Бел – к Хаято. Все взяли листовки, подготовленные Мукуро, чтобы расклеить или раскидать их в районе университета и на его территории. Особенно внушительную пачку забрала с собой Наги, уже собиравшаяся на встречу с Хибари.

Гокудера посмотрел на замотавшегося в шарф Франа и застегнул молнию его куртки повыше.

– Ты что, решил идти со мной? – пробурчал тот.

– Конечно! Как минимум, я тебя провожу по секретной дороге, чтобы твоё возвращение не заметили сразу.

– Я переночую в кафе, – Эмералд не хотел признавать, что не готов вернуться домой. – Представлюсь новой владелицей, если спросят. Пора приводить заведение в порядок, кафе должно открыться к Новому году.

– Я пойду с тобой, – твёрдо заявил Гокудера.

– Только если от тебя будет польза.

Хаято не ответил, просто открыл дверь и вышел на посвежевшую от снега улицу. Тонкий слой, лёгкие снежинки – он растает за день, но эти мгновения зимнего настроения уже ничто не отнимет.

– Как-то никто не горит рассказать мне, что было, пока меня не было, – заметил Фран.

– Да, все охренительно заняты расхлёбыванием заварившейся каши. Ты же помнишь, как Мукуро тогда не пришёл на спектакль?

Фран кивнул. Конечно, он помнил. И слова свои помнил.

– Ты был прав. Война началась с этого хода чёрно-белых ублюдков, хотя мы об этом не знали – там же она и закончилась, потому что Мукуро так решил. Не хотел рисковать кем-то из своих близких. Это не помогло.

Хаято рассказал Франу всё: про Хроме и Хибари, про найденного полумёртвого Бела, про отдаление Кена и Чикусы, про отъезд М.М., про драку, ловушку и избиения, из-за которых они все оказались в больнице. Его друг слушал это всё, периодически едко комментируя и задавая каверзные вопросы, на которые Гокудера не мог ответить: он знал гораздо меньше, чем каждый из участников событий в отдельности.

– Ты как-то тактично умолчал ту часть, в которой вы с Хроме дежурили у моей койки и держали в порядке дом, – заметил Эмералд, открывая дверь в кафе оставленным бабулей ключом – он был в одной связке с ключами от дома, переданной Хаято.

Фран подумал, что никогда не спрашивал бабулю о том, куда она уходит по утрам и вечерам. “По делам”, “К соседке”, “За яблоками” – он никогда не задумывался, что регулярность и точное время неспроста. Он вообще мало чем интересовался из её жизни. Как в детстве не поладили, так и пошло: привет – пока, как дела – нормально, смотри не простудись – хорошо. Наверное, это одна из тех вещей, о которых задумываешься, когда тот, кто, казалось, всегда будет рядом, неожиданно уходит. Казалось, если припрёт, успеешь и пообщаться, и обнять, и рассказать секреты. Если захочешь.Если будет подходящий момент. А потом вдруг раз! И уже никогда не будет подходящего момента.

– Там не о чем рассказывать, – Гокудера пожал плечами. – Мы хотели, чтобы, если ты вернёшься, тут же понял, что тебя ждали.

Эмералд открыл дверь и включил свет. В кафе ничего не изменилось, только влажной уборки ему явно не хватало. Было душно и пыльно. И так непривычно видеть это помещение пустым.

– Если… – Проговорил новый владелец кафе и стал снимать верхнюю одежду. – Я думал, что не из тех, о чьём уходе переживают. Вы с Хроме удивили меня.

Хаято пожал плечами, вешая свою куртку и шарф на крючок.

– Всё меняется, когда речь заходит о “никогда”, настоящем и неисправимом.

– Тебя послушать, так я был тебе чуть ли не самым близким другом, хотя большую часть времени ты пытался послать меня подальше.

Фран где-то откопал тряпки, намочил их, отдал одну другу и стал протирать все горизонтальные поверхности. Гокудера присоединился. Говорить так получалось даже проще. И молчать минутами, обдумывая ответ.

– Я сожалел не о прошлом, как это бывает с родными. Когда такое случается с друзьями, вспоминаешь всё крутое, что было, чего теперь не хватает и что может никогда больше не повториться.

– Ну, теперь, надеюсь, у нас будет много времени, чтобы наверстать упущенное. По-моему, мы уже в процессе, если я переодеваюсь твоей девушкой, чтобы не выдать своё возвращение.

Хаято так и не понял, соскочил Фран с темы или намекнул, что понимает чувства своего друга. Он подумал, предаст ли себя, если попросит уточнения? И понял, что да. Предаст. Он не должен спрашивать, пока парень так далеко обходит этот разговор. Но он может отшутиться и подвесить ситуацию ещё на какое-то время. Как это делает сам Эмералд. Как это иногда делал Мукуро.

– Хорошо, что не парнем. В девчонку я хотя бы не могу влюбиться.

Фран не рискнул заводить шутку дальше. Его ужасно раздражало, что Хаято стал немного похож на Рокудо, но уже совершенно точно не похож сам на себя, на того вспыльчивого, импульсивного, но честного в своих чувствах парня. Если обычно ты норм, а вот сейчас бесишь, он скажет: “Бесишь”, – а потом остынет и вернётся. Поэтому Эмералд решил вообще избегать разговоров и начал командовать уборкой. Его измотали недосказанности от друга, он почувствовал себя пустым и одиноким. Этот человек – непонятный, незнакомый.То ли близкий, то ли отстранённый. Непонятно, свой, или чужой, или сам не свой.

После уборки он поставил перед собой и другом свежесваренный кофе и спросил:

– Гокудера-кун, что с тобой творится в последнее время? Я не берусь спрашивать “сегодня” – давно это началось?

– О чём ты?! – парень скрестил руки на груди. – Я в полном порядке.

– Ты никогда не станешь Мукуро. Зачем ты идёшь по той же скользкой дорожке?

– Я…

Фран уже видел, что сейчас он опять соврёт. Неуклюже, но с верой в сказанное – так, как никогда не врал.

– Ты сам себя пытаешься перехитрить. И меня тоже. И твои попытки быть хитрым раздражают меня как друга, потому что я стал другом честного искреннего парня, который в любой стрессовый момент выдаст правду как она есть.

Хаято опешил и, вместе с тем, у него внутри что-то обвалилось. Или оборвалось – он не понял. Фран всё-таки в упор не видит во всём этом ничего кроме дружбы. Да, и не должен, если начистоту. Они оба отпили кофе и помолчали. Обоим стало непонятно, почему теперь так тяжело вместе. Они ссорились и общались, и никогда такого не было. И если Гокудера знал о своей, теперь уже страшной, правде, то Эмералд просто запутался.

– Я не могу сказать тебе, в чём дело.

– Гокудера-кун, иди домой.

– Но…

– И не нужно мне рассказывать про больницу. Со мной всё в порядке, я сам в состоянии за себя отвечать без ваших с Мукуро подписок.

Хаято и сам почувствовал неправильность всего, что делал. Но ещё неправильнее было бы признаться в чувствах сейчас. Он молча встал, обмотал шарф вокруг шеи, забрал куртку и ушёл в холодный ночной ветер. В конце концов, он так и не понял, что было бы правильно. И не поймёт – это осознание ещё больше выводило его из себя.

Франу стало страшно. Он чётко ощущал, что теряет друга и всё, что их связывало. Единственного, самого близкого человека, с которым всегда было комфортно рядом, даже когда тот слал ко всем чертям. У парня заболела и закружилась голова. Он допил свой кофе, взял уже зарядившийся телефон и написал Хроме: “Ты знаешь, что за херня с Гокудерой?”.

* * *

Сразу после репетиции Наги написала Хибари: “Ещё не поздно?”. Он ответил: “Нет, буду через полчаса”. Этого ей хватило, чтобы полностью привести себя в порядок. Хибари был у неё ровно через тридцать минут, а она в тот же момент вышла из дома, заведомо не сомневаясь в его пунктуальности. Действия стали уже привычными: взять шлем, надеть его, сесть позади Кёи и крепко обхватить его талию.

– Не боитесь ездить в такую погоду, Хибари-сан? – спросила девушка.

– А ты, Докуро?

Кёя тут же сорвался с места, но не лихачил, как это за ним водится, и Наги оценила это тоже. Она ничего не ответила, только обнимала парня крепче обычного, и он не знал, от страха или потому, что соскучилась. В доме девушка чувствовала себя увереннее, чем в прошлый раз. Она с грустью посмотрела на дверь, которую ещё не починили после того случая с Гло. Хибёрд явно чувствовал себя хорошо – как только они зашли в коридор на пути к тренировочной комнате, птичка прилетела и села на плечо Хибари. Хроме погладила пальцем его пёрышки, отчего тот совсем распушился, и она посмеялась. Кёя улыбнулся уголками губ и пропустил девушку в тренировочный зал.

– Ты будешь переодеваться?

– Нет, ведь на мне не будет тренировочной одежды, если что-то случится.

Наги была готова к действиям с той самой секунды, как ступила за порог. В этот раз она была на эмоциональном подъёме, не голодная и полная сил – поймать её сразу у парня не получилось. А когда получилось, он снова учил её уворачиваться из разных захватов и снова тренировал стрелять. На этот раз тренировка не была такой жёсткой. В какой-то момент девушка спросила:

– Хибари-сан, вы устали?

– Вымотался, – парень забрал у неё пистолет после очередной более-менее успешной серии выстрелов. – Стало тише, сумасшедшие недели закончились. Похоже, эти вшивые травоядные затаились до выборов. Я позволил себе и ДК немного отдохнуть. Может, это ошибка или ловушка, но…

Кёя обнял девушку за талию, а она закинула руки ему на плечи и проговорила:

– Это необходимо. Уверена, вы сможете собраться и сделать всё, что нужно, если потребуется.

Парень повёл её, как в медленном танце. Он казался действительно расслабленным в сравнении с обычным своим состоянием. Нет той резкости, тех холодных непроницаемых взглядов. Наги сочла это высшей степенью доверия и была благодарна за каждую такую минуту.

– Почему ты так в этом уверена? Ты не так хорошо меня знаешь, Докуро.

– Хибари-сан, но вы же самый дисциплинированный человек из всех, кого я знаю, – Хроме не растерялась и очень тепло улыбнулась.

Кёя поцеловал её снова, в этот раз – без той страсти, без напряжения. Всё в этот вечер было иначе. Девушка уткнулась носом в его шею и улыбнулась.

– У нас с вами есть ещё одно дело, которое нужно завершить, чтобы не быть в напряжении постоянно.

Парень насторожился и посмотрел на неё с непониманием. Ему показалось, что она раскусила его чувства, его желание сблизиться с ней и напряжение от сокрытия всех этих эмоций. Он начал думать о ней ещё после их первого танго, но до вечера на обрыве воспринимал её скорее как беззащитную хрупкую девчонку, отличающуюся от остальных разве что большей уязвимостью. Она необъяснимо привлекала его даже такой, а когда он увидел, какая она на самом деле, ему нечем стало обесценивать свои чувства. Только Мельфиоре, гоняющие ДК по городу и постоянно держащие в напряжении, были прекрасным блокатором эмоций. Сейчас, во время тишины, справляться стало тяжелее, даже с пониманием, что он слишком спешит. У них не было ни свиданий, ни какого-то совместного досуга, кроме того единственного раза в чайном доме – та встреча закончилась трагическим известием, и удачной её никак не назвать. То, что происходило у него в голове: все чувства, эмоции, желания, волнения – не имели никакого отношения к её реальности. Если смотреть со стороны, у них пока эпизодическая псевдоромантическая связь на базисе “ученица-преподаватель”. Было страшно спугнуть её не вписывающейся в эти рамки динамикой. А теперь он не знал, что и думать.

– Приложение, – Хроме подняла на него взгляд. – Я обещала установить его и настроить, не пересылая пароль в сообщениях.

– Да, – Кёя еле удержался, чтобы не выдохнуть с облегчением.

Ему очень не понравилась мысль, что, пытаясь обмануть всех вокруг, он начал обманывать себя и путать собственный разум, но нужно было переключиться на дело. Ребята сели на стопку матов у стены и установили сигнальное приложение на телефон Хибари. Он заучил пароль и предложил потестировать в масштабах дома. Функционал геолокации оказался достаточно точным, чтобы определить место в доме, но, конечно, не этаж. Решили подумать над этой проблемой позже. Закончив с погонями и поисками, после танцевальной тренировкои Наги, Кёя сделал чай, и они обосновались на кухне.

– Хибари-сан, а вы хотели бы стать президентом студсовета? – вдруг спросила девушка.

Парень пожал плечами.

– Не думаю. Регуляторная деятельность даётся мне гораздо лучше. Мне нравится порядок, а не власть.

– Поэтому вы отказались от конкуренции в выборах?

Хроме никогда этого не понимала. У Кёи есть ДК, который пользуется уважением, но он пошёл на компромисс с Мукуро, чтобы тот смог претендовать на это место.

– Да. И ещё потому, что у нас не было шансов. Люди нас боятся, а изберут они тех, кто им нравится. Не имеет значения, насколько мы сильны и влиятельны.

У девушки завибрировал телефон. Она посмотрела СМС от Франа и нахмурилась. Хибари тут же собрался и напрягся.

– Что случилось?

– Детский сад, – девушка грустно улыбнулась. – Вы можете отвезти меня к Гокудере?

Парень тут же встал из-за стола. Через десять минут они уже ехали в сторону города. Проезжая мимо кафе Эмералдов, в котором горел свет, Наги вдруг попросила развернуться и остановиться рядом.

– Если Фран там, надо проверить, всё ли с ним в порядке.

Хибари она позвала с собой. Постучалась и приоткрыла дверь. Эмералд сидел там, разбитый, помятый, но ничего кроме эмоций с ним не случилось.

– Ого, у меня гости.

– У тебя здесь есть зелёный чай? – с порога спросила девушка.

Новоиспечённый хозяин кофейни порылся в шкафчиках и нашёл несколько видов. Наги заварила травяной и проводила Кёю в комнату, где раньше они с девочками меряли наряды. Там же когда-то бегал маленький Ламбо, по которому она уже успела соскучиться.

– Вы можете побыть здесь немного? Мне очень жаль, что приходится так много просить у вас, но…

– Я бы тоже многое сделал для своих ребят, попади они в беду, – проговорил Хибари и, осмотрев полку, которую Наги раньше даже не замечала, выбрал себе что-то почитать.

Девушка поставила чайник и чашку на столик, подошла к парню, обняла его, прошептав: “Я так благодарна вам за понимание”, – и побежала к своему замученному чувствами другу. Выглядела она строгой и совершенно не такой кроткой, как тот привык.

– Мне всё больше кажется, что я попал в альтернативную вселенную, – проговорил Фран, приготовивший ещё две чашки кофе. – Вы все на себя не похожи.

Хроме села за столик напротив него и спросила:

– Что у вас происходит?

– Если бы я знал. Гокудера-кун пытается стать Ананасом: говорит намёками, шутит намёками, даже смотрит намёками. И не колется. Я раньше знал другого Гокудеру-куна, а этот странный тип меня напрягает.

Хроме отпила из чашки, блаженно прикрыла глаза от того самого любимого кофе, который делали только в этом заведении. То ли зерно, то ли оборудование, то ли атмосфера, но она сразу немного оттаяла.

– Если он так ведёт себя, он не готов раскрыть правду. И его это ранит и изматывает не меньше, чем тебя. Что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Правду. Что случилось с моим импульсивным и взрывным другом, пока меня не было?

– Тебя не было. Ничего другого с ним не случилось. Неужели он не пытался тебе этого сказать?

– Он говорил, что я ему снился. В кошмарах.

– Но, наверное, не уточнил, что в этих кошмарах не мог достучаться до тебя, а ты страдал и мучился. Похоже, мы сейчас в нём находимся, – Хроме проговорила это очень строго, а когда замолчала, сжала губы в тонкую линию. Девушка очень переживала за них обоих.

– Ого, этот взрывной малый ещё и ясновидящий, – протянул Эмералд, судорожно пытаясь осмыслить происходящее.

– Я серьёзно, Фран. Что ещё он говорил?

– Мы болтали на тему потерь, сожалений о будущем, в котором ничего больше не сделать вместе. Ещё что-то про парней и девушек, какая-то дурацкая шутка, – парень потёр глаза пальцами.

– Мне кажется, ты не готов услышать правду. И ему тоже так кажется. И ему тоже тяжело с этого. В итоге, вам плохо при текущем раскладе и может быть ещё хуже, если правда откроется. Он хочет защитить тебя, на тебя и так многое свалилось.

– Почему мы не можем быть просто друзьями, как раньше? – вздохнул Фран и улёгся подбородком на скрещенные на столе руки.

Наги тоже вздохнула, выпила ещё кофе и, собравшись с духом, проговорила:

– Потому что он знает, что тебе нужен просто друг. А ты для него значишь больше. Он, как и ты сейчас, не признавал этого, пока не случилась беда. И сейчас он каждую секунду воюет с самим собой, чтобы не задеть тебя. Но он всегда был очень прямолинеен, конечно, у него не получается. Раньше мы знали, доволен он или зол, счастлив или в бешенстве, а сейчас с ним происходит то же, что и в случае с Белом, очередные запретные чувства. Такие ситуации превращают нашего друга в… – Наги закрыла лицо руками, глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы не расплакаться, – полного придурка. Но это не значит, что он не справится, получив отказ. Он станет прежним, когда появится определённость. Он просто пытается отсрочить этот момент.

– Ты хочешь сказать, что я ему нравлюсь? – привстал Фран.

– Да, – Хроме твёрдо посмотрела ему в глаза.

– Это всё стресс, – решил парень.

– А если нет?

Эмералд помолчал, уставившись в чашку. Наги пила свой кофе и ждала его реакцию.

– Это невозможно.

– Почему? Что в тебе такого особенного, что тебя невозможно полюбить?

– Не для него. Это выглядит, как дурацкая шутка. Ты его видела? И меня.

– Ты так и будешь отрицать прямо сказанную правду? В таком случае, Гокудера-кун был прав, увиливая от неё. Мне больно видеть, что мои умные взрослые друзья ведут себя, как упрямые несмышлёные мальчишки, – Хроме встала из-за стола. – Надеюсь, вы разберётесь. Спасибо за кофе.

– Придёшь с девчонками наряжать кафе? Я пока не знаю, чем, но…

– Да, конечно, – Наги уже шла в сторону комнаты за Хибари. – Ничего не изменилось, Фран. Мне просто тяжело за всем этим наблюдать, и я злюсь. Это пройдёт к утру, всё остальное никуда не денется.

Когда Хроме и Хибари ушли, Эмералд запер дверь, выключил свет и пошёл отлёживаться на диван. Ему не спалось. У него стоял блок на намёки Хаято до этого момента, а теперь он не знал, как быть. Он думал, что, при любом раскладе, у него больше нет друга.

Наги остановилась рядом с мотоциклом и попросила ещё минуту. Она должна была написать Хаято о том, что произошло. Сейчас, а не потом. И написала в мессенджер: “Гокудера-кун, Фран знает о твоих чувствах. Прости меня”. Едва не заплакав, она надела шлем и привычно села позади от Кёи. Тот молча довёз её до дома, но не отпустил сразу. Встал с мотоцикла, прижал к себе и спросил:

– Наги, я могу чем-то помочь?

– Вы уже очень сильно помогли мне, Хибари-сан. Я сама разберусь со своими друзьями, – на глаза девушки всё же навернулись слёзы, и она опустила взгляд в землю. – Простите меня за это. Всё у них наладится, и я смогу проводить с вами больше времени, если вам того захочется.

– А когда ты перестанешь обращаться ко мне на “Вы”? – парень строго на неё посмотрел и вытер большим пальцем скатившуюся по её щеке слезу.

– Никогда об этом не задумывалась, – девушка тихо улыбнулась и накрыла его руку своей. – Наверное, когда близость к вам станет выше, чем уважение и благодарность. И то, наверное, только наедине. Я готова принять ваши условия, если вас это не устроит.

– Устроит. Иди домой, не мёрзни.

Девушка тихо прокралась в свою комнату, чтобы никому ничего не объяснять, и, кое-как раздевшись и умывшись, рухнула в постель. Она была расстроена, и счастлива, и напугана ожидаемой реакцией Гокудеры.

Тот лежал в своей постели, так и не сумев уснуть. С час назад он закончил рвать душу на ноты вместе с Белом, и с тех пор не сомкнул глаз. Рядом на подушке валялся телефон с прочитанной СМС от Наги. Хаято смотрел пустым взглядом в потолок и ничего не чувствовал: ни страха, ни злости, ни досады. Он понимал, что подруга хотела помочь, и не собирался ничего менять. Если Фран до сих пор ничего не написал, нет смысла что-то загадывать и чего-либо ждать. Теперь он мог только отпустить ситуацию и перестать ходить вокруг да около своих чувств. Ему хотелось только снова стать собой, буйным и увлечённым, тем парнем, который был другом этим двоим. Хаято закрыл глаза с этой мыслью и ощутил внутри силу и решимость поступить именно так. Только бы проснуться утром, не помня снов.