В кабинете рисования было темно и тихо – на курсы давно никто не ходил, сессия забрала всех ребят, и Скуало изнывал от нехватки информации, но предвкушал её скорое появление. Он был впечатлён тем, что этот странный малый, Бельфегор Принц, нашёл информацию и раскусил капитана специального отряда для разведывания тёмных делишек семьи Джессо.

Занзас, Лусс и Леви прочесали уже пол-Европы в поисках зацепок касательно отца семейства, но пока единственной из них оставался его сын, Бьякуран. Ни бывшие жёны, ни любовницы, ни директора группы компаний не слышали о нём уже больше года. Всё делалось через Бьякурана. Старшему Джессо было из-за чего прятаться. Его обвиняли в подкупе государственных служащих, шантаже, подпольных экспериментах. Стали подозревать, что его сын – яблочко от яблоньки, но спугнуть ещё и Бьякурана было бы полным провалом. Поэтому Скуало здесь. Поэтому никто кроме него самого не должен был знать о миссии – обвинения и доказательства собирались максимально незаметно. Пока не объявился Принц с единственным ответом на вопрос: “Как тебе, блять, это удалось?”. “Я же гений”, – без доли скромности ответил тогда этот парень. Если бы не его брат в Мельфиоре, если бы не договор о неразглашении, нарушение которого карается тюрьмой, если бы не его близость с шайкой Мукуро – Бел бы ничего не стоил, и его заставили бы замолчать о капитане до завершения операции. Но этот пацан сумел удержать язык за зубами, и сегодня он должен принести что-то интересное.

Дверь кабинета скрипнула.

– Врой! Какого хрена так долго, Бел?

– В целях неразглашения информации, ши-ши, – парень прошёл внутрь, закинув руки за голову. – У меня же нет других дел до конца каникул, было бы странно свалить с важной репетиции без объяснений.

– Твоя манера общения и в жизни постоянно кирпича просит? – зыркнул на него мужчина.

– Се ля ви, – развёл руками Принц. – Эксцентричность – неизбежный спутник моей гениальности и королевских корней.

– Хватит уже! Показывай, что принёс.

Бел поставил на стол планшет и показал содержимое.

– Я распихал по папкам свидетелей и сопутствующие материалы по инцидентам с Мельфиоре. Нападение на Франа, изнасилование Мукуро, двойное покушение на Наги Докуро и Хибари Кёю. Я также описал все известные мне детали, чтобы вы могли сравнить их с показаниями свидетелей. Кстати, тот случай с магазином комиксов – я бы рекомендовал найти и расспросить хозяина, с какой это радости он так легко отдал своё добро. Ему могли просто заплатить, но могли ведь и запугать. Ши-ши-ши, ещё и драка эта, когда покушались на Докуро и выманили Хибари… Там тоже много неизвестных. Я правильно понимаю, что вы будете вскрывать детали и допрашивать, когда состоится акция протеста?

– После неё. Поведение ребят в процессе мероприятия и по его итогам поможет нам, – сурово кивнул Суперби.

Бельфегор с минуту смотрел на мужчину с такой улыбкой, будто не то любовался, ни то умилялся, а потом вдруг спросил:

– Ску, ну, почему рисование? Ты же такой серьёзный человек, ещё и на спецслужбе, ши-ши-ши.

– Врой! А почему бы и нет, если я самый тонко чувствующий человек в этой помойке?! – мужчина воскликнул это с такой искренней верой в свои слова, что Принц сначала залился смехом, а потом резко затих под его взглядом. – Тоньше будут только ломтики, на которые я нашинкую твой язык, если он сейчас же не выдаст мне что-то полезное, сопляк.

– Тише-тише, – Бел примирительно поднял руки, вытащил из стопки на столе лист бумаги, достал из кармана ручку и торжественно заявил, – я знаю план.

Никогда ещё Принц не выдавал кому-либо информацию с таким неутихающим энтузиазмом. Скуало не выглядел нормальным человеком, в нём было что-то близкое парню, какая-то особая безуминка, помешательство на чём-то сокрытом от других. А Бельфегор как никто другой знал, что с психами шутки плохи. Рисуя и расписывая план, обговаривая с капитаном специального отряда дальнейшие действия, он даже подумал, что неплохо было бы поработать с этими ребятами ещё. И решил после всех этих событий попробовать пробиться туда. Может, именно в таких отрядах психам самое место.

* * *

Фран пролежал полночи не сомкнув глаз. Он хотел отделаться от мысли, что влюблённость Гокудеры – какая-то дурная шутка. В конце концов, он сам не понимал, почему эта новость вызвала в нём такой протест. У парня до сих пор не было отношений, он понятия не имел, что значит в кого-то влюбиться, хотеть быть ближе и прочие вещи, сказанные Хроме. Он решил, что у него и здесь есть какое-то отклонение, ведь он даже не мог представить себе, как это – стремиться кого-то обнять, поцеловать, трахнуть, в конце концов. Зато он прекрасно представлял себе Гокудеру, на которого окружающие часто пялятся голодными глазами, и попытался встать на их место.

Фран представил некий сферический “свой дом” в вакууме, в котором поселился некий Хаято, тоже сферический в вакууме – красивый умный пацан, мечта девчонок. И не просто поселился, а уже расхаживает по нему в одних трусах и хозяйничает там. Этого сферического умника в вакууме придётся учитывать в своих планах на завтрак, в планах на день и на ближайший месяц, пока он не успел осточертеть до формата недели. Но с ним же можно будет обсуждать что угодно в любое время, он идёт на те же жертвы, что и хозяин дома, ещё и уживаясь на чужой территории.

Эмералд почувствовал, что уплывает не туда. Сферический человек в вакууме выпадает из контекста, а контекст определяет всё. Какой это человек, как он к тебе относится, за какие особенности можно простить все недостатки. Парень никогда не смотрел на своего друга с такой стороны, не стремился узнать его лучше, подпустить ближе, просто-напросто понимая, что в этом случае, если что-то не заладится, его будет сложно отпустить. Их связывали какие-то внешние дела, но никто из них не заглядывал глубже. И здесь Франа осенило.

Хаято был у него в гостях, у них случился момент наедине, и если бы мысль, что это чисто дружеский обмен информацией, не была намертво впаяна в сознание Эмералда, кто знает, как бы его расшатала та ситуация. Все эти прикосновения в темноте. А ведь его друг ещё и жил в доме, в комнате, где всё кричит о внутреннем мире её хозяина.

“Что в тебе такого особенного, что тебя невозможно полюбить?” – эти слова голосом Хроме снова прозвучали в его голове. От них у парня разболелась голова, и он решил больше не думать об этом. Присмотреться к другу с недружеской стороны – да, но ничего больше. Он уже измучил себя терзаниями на пустом месте. Всё должно быть гораздо проще. Ему нужно услышать, что думает и чувствует Хаято, обдумать и сделать выводы. Главное – услышать.

Утром парень сходил в магазин за продуктами, заготовил имбирного печенья и теста для вафель в надежде, что сегодня к нему завалится несколько человек, сам позавтракал бутербродами и стал судорожно соображать, откуда взялись и куда делись украшения для кафе, которыми оно было увешано в прошлом году. Как это нередко бывает, ответ пришёл к нему сам: намывая полы, он случайно наткнулся на дверцу в полу под одним из столов. Она находилась в центре зала, прямо под лампой, чтобы можно было заглянуть внутрь, пользуясь её освещением, и скрывала под собой весьма просторный погреб. Отодвинув стол и спустившись, Фран тут же вспомнил опасения бабули по поводу апокалипсиса и прочих ядерных войн – это был не погреб, а целый бункер, где, помимо необходимых в кафе нескоропортящихся джемов, сиропов, компотов и прочих приблуд находились приличные запасы консервов, куча приспособлений для очистки воды и воздуха, высококлассная вентиляция и ещё одна, закрывающаяся изнутри, металлическая дверца, обеспечивающая полную герметичность. Парень не знал, жили они с бабулей бедно, потому что она вкладывалась в это всё, или это место осталось от родителей, но в груди у него предательски защемило – все эти мелочи из прошлого, о которых теперь можно только догадываться. Обнаружив на одной из стен фонарик, Фран начал рассматривать содержимое погреба более въедливо. Устаревшие средства связи перемежались банками и бутылками, пыльные инструменты – запасными комплектами посуды. Под одной из полок парень нашёл две коробки и обрадовался: внутри оказались гирлянды, увешанные игрушками искусственные еловые ветки, приятные новогодние мелочи из восточной и западной культуры, диски с рождественскими песнями. Обе коробки с большим трудом были вытащены наружу, игнорируя тремор и слабость. Эмералд, наконец, воодушевился.

Вывалив украшения на центральный стол, парень написал Хроме, что нашёл всё необходимое для подготовки кафе и ждёт её с девчонками, если они захотят присоединиться. Теперь, пока тусовка не нагрянула, нужно было попытаться трудоустроить Саваду обратно. Парень порылся в переданных бабулей бумагах и нашёл хитро замаскированный код для сейфа с документами под кассой – там обнаружились и контакты бывших работников кофейни. Фран позвонил Тсуне и сообщил, что тот может выходить на работу, если ещё не нашёл замену. Не нашёл – пришлось готовить бумаги. После этого нужно было позвонить в несколько инстанций и нескольким людям, упомянутым бабулей в документах.

Дела закрутились хороводом и вовлекли парня без остатка: официоз и документы, все эти гирлянды, ветки ели и ивы, шторки из огоньков на окна, переливающиеся тёплым золотистым светом, особенная музыка. Открыв дверь подошедшим девушкам, парень ощутил, как за ними в кафе зашло полностью новогоднее настроение.

– Ну, как ты тут? – улыбнулась Хроме, осмотрев частично украшенное помещение с мягкой улыбкой.

– Нормально: работа горит, сроки горят, огоньки горят – всё как и должно быть, – протянул Фран.

– Ой, а как нам к тебе обращаться, пока ты маскируешься? – смущённо спросила Киоко.

– Можете называть меня Мадам, – торжественно разрешил парень.

– Мадам, вы помяты, – посмеялась Хару, поправляя ему парик.

– Было бы слишком пафосно выглядеть соответствующе такому имени, – назидательно поднял палец Эмералд.

У него перед носом мгновенно возник пакет с отрезвляюще пахнущей сосной, папоротником и мандаринами. Оттуда же торчал бамбук и ещё какой-то хлам.

– Что это?

– Набор для изготовления Кадомацу, – радостно сообщила Киоко. – Мы хотим изготовить парочку и поставить на входе.

Парень не опознал традиционное японское украшение жилища в разобранном виде, но идея ему понравилась. Он уже хотел распорядиться начинать деятельность, когда дверь снова открылась, и туда пулей влетел Ламбо, а за ним зашёл виноватый Савада.

– Привет, ребята. Я не мог оставить его одного, – извиняясь, проговорил тот.

– А-ха-ха, Ламбо-сан сейчас всё украсит! Положитесь на меня, – мелкий подбоченился и осмотрелся. – Сколько украшений! А ты кто? – вдруг спросил он, удивлённо уставившись на Франа.

– Мадам. Хозяйка заведения. И лучше тебе ничего здесь не испортить, – парень картинно упёр руки в бока.

– Ламбо-сан всем поможет! – решил маленький Бовино и ринулся к горе украшений.

Хару незаметно подобралась к Франу сзади и быстро нацепила ему ободок с оленьими рогами и красный нос на резинке. Девочки засмеялись, а парень в сердцах протянул:

– Сами вы олень.

– Мадам-олень! – начал весело выкрикивать Ламбо, рассекая пространство с шариком в одной руке и мишурой в другой. – Ламбо-сан хочет подарки. Подарки-подарки!

Эту картину уже несколько секунд наблюдал закипающий от суматохи Гокудера, появление которого никто не замечал. Кроме Франа, который тут же проговорил:

– А я-то что? Я не Санта, я олень. Санта только что пришёл, его донимай, – и указал большим пальцем себе через плечо, на стоявшего в дверях друга.

– А? – Бовино встал как вкопанный и уставился на Хаято. – Это Глуподера, а не Санта. Я, по-вашему, Санту не узнаю, что ли?

– Ты как меня назвал, идиот?! – заорал Гокудера, сжав руку в кулак.

– Это новая модель, – между дел заявил Фран. – Не может же Санта вечно быть старым, он уже морально устарел. Молодому поколению – молодого Санту. Красная рубашка, белые джинсы, чем тебе не Санта, ну?

– Слышь, Олень! – обратился Гокудера уже к другу, но тот остался невозмутим.

– У Санты должна быть шапка! – заявил Бовино. – Ламбо-сан найдёт его шапку!

– Отличная идея, ищи, – вздохнул Эмералд.

Девочки покивали, разбирая пакеты, и Ламбо стал носиться в поисках рождественской шапки по всему кафе, даже в духовку и холодильник заглянул.

– Рад тебя видеть, Глуподера, – поздоровался, наконец, Фран.

Хаято оттянул его нос на резинках и отпустил.

– И я тебя, Олень. Назовёшь меня так ещё раз, получишь собственный красный опухший нос.

– Методом кулака и матов?

– Да.

– Хорошо, воздержусь, – Эмералд примирительно поднял руки, поправил запасной нос и скомандовал Тсуне приготовить всем кофе.

Теперь народу пришло столько, что ему оставалось только руководить процессом и немного участвовать, пока девушки занимались изготовлением кадомацу. Ему стало гораздо легче от всей этой атмосферы – “как раньше”, всё происходящее казалось таким привычным. Гокудера, бегающий за Ламбо с целью заставить убрать осколки разбитого шарика; девушки, наводящие красоту собственными руками; скромная и улыбчивая Хроме; Тсуна за стойкой, стыдящийся своего подопечного и теряющийся от самых простых вопросов. Когда дела были сделаны и договор о трудоустройстве подписан, кафе наполнилось сладко-пряным запахом. Настало время второго круга кофе, с вафлями, печеньем и болтовнёй о сделанных делах и ни о чём. Фран понимал, что Хроме попросила девочек не слишком тискать их выздоровевшего друга и не сокрушаться о трагедии – у парня не было иных объяснений того, что темы его отсутствия и злодеяний Мельфиоре не поднималась весь вечер. Никаких напрягов и неловкостей не возникло, и за это он был им всем чрезвычайно благодарен. А ещё Хаято. Его друг, которого он всегда знал: шумный, вспыльчивый, не в меру умничающий по мелочам, постоянно одёргивающий Ламбо, бесящийся с него и быстро успокаивающийся – он был с ними всё это время. Это был тот самый день и вечер, ради которого стоило выбраться из комы, лечить тремор, выживать в новом мире.

Тем не менее, вечер перешагнул временную отметку, когда девушкам уже нужно было расходиться по домам. Хаято между дел установил Саваде приложение от Хроме и настроил сигнал на себя: мол, если что – сигналь так и так. Этому парню предстояло проводить Киоко и Хару, Наги уехала с Хибари. Гокудера и Фран снова остались одни.

Эмералд снял оленьи атрибуты и сидел на стойке, оценивая масштабы очередной предстоящей уборки. Завтра кафе официально откроется снова. Доставка всего необходимого заказана на раннее утро. У Хроме и Хаято остался последний экзамен, и завершение сессии они смогут отметить в любимом месте. Это всё подняло парню настроение, хоть он и волновался, как бы чего не вышло. Доставки эти, обстоятельства, Савада как пока единственный бариста. Парень нервно болтал ногами и слишком глубоко ушёл в свои переживания, пока друг не спросил:

– Нервничаешь?

– Ага, завтра важный день.

Гокудера подошёл к стойке со своей чашкой, встал рядом с Франом, но так спокойно и непритязательно, будто вчерашнего инцидента не было.

– Расслабься, никто не ожидает от тебя идеального открытия, а кофе никуда не делся. Остальное – херня. Мы же тоже собирались здесь не ради тортиков, нам нужна была только чашка с чем-то горячим и компания.

Этот парень отпустил всё. Ещё утром отписался Хроме, чтобы не поднимала вчерашнюю тему – мол, всё нормально, не злюсь. Сознательным усилием закатал губу на сближение с Франом и решил прожить этот день так, будто он идёт сразу после представления, и ничего не изменилось. Он знал, что это получилось только благодаря осознанию своей непричастности к дому Эмералдов, к их жизни. Возможно, брать на себя эту ответственность было ошибкой, но ни он, ни бабуля не могли этого знать. Чувства, появившиеся из-за неё, никуда не делись, но они больше не мешали. Хаято мысленно выселил себя со всех территорий Франа и ощутил себя здесь и сейчас, цельным, отдельным, самим собой. Магия непритязательности, которой Мукуро пытался его научить едкими высказываниями: не лезь, куда не звали, не присваивай чужое. Наверное, никого нельзя этому научить, пока человек сам не дойдёт до понимания.

– Что будешь делать, когда откроешь кафе?

– Я не заглядываю так далеко, – протянул Эмералд, глядя в стену. В чертовски красиво украшенную стену.

– Здесь и сейчас? – усмехнулся Гокудера.

– Да. Здесь и сейчас я наконец чувствую себя человеком, а не пациентом. Мне здесь нравится.

– Тогда мне, наверное, пора, – Хаято оттолкнулся от стойки, но Фран попросил не спешить, и парень вернулся в прежнее положение с вопросом на лице. – Я не хочу портить этот вечер разговорами, а что-то мне подсказывает, что всё к ним идёт.

– Не думаю, что моё извинение испортит вечер. Я сожалею о том, как повёл себя вчера. Я боялся, что ты больше никогда не будешь общаться со мной, как с человеком, как с другом; что этого вечера никогда больше не случится, – парень дёрнул плечами. – И винил в этом тебя, а не себя. Вместо того, чтобы тебя услышать, я воевал со своими иллюзиями – и вчера, и тогда в больнице.

– Оба дураки. – усмехнулся Гокудера. – Ты всю ночь не спал, чтобы до этого дойти?

– Нет, у меня есть подруга-отрезвитель. Два слова сказала, я полночи думал, и всё, дело в шляпе. Полночи можно спать.

Хаято кивнул. Сейчас тот факт, что Хроме предупредила его, оказался очень кстати, иначе он бы непременно вышел из себя.

– Что бы ты себе ни надумал про мои чувства к тебе, это не меняет суть. Меняются только детали. Точнее, они либо меняются, либо не меняются.

– У меня никогда не было отношений, Гокудера-кун, я не знаю, как это, – Эмералд говорил ровно, не выдавая ни единой эмоции, а парик скрывал его лицо. – Поэтому я ничего не надумал.

– У меня тоже. Были интрижки, зажимания по пьяни в тайне от всего мира, унижения во имя непонятно чего. Отношений – не было, – Хаято резко посмотрел на друга, но тот не поворачивал голову и сильнее сжимал ладонями край барной стойки. – Ты хочешь определённости, Фран? Гарантий?! – парень почувствовал, как выходит из себя, как голос у него дрожит и норовит сорваться с хриплого рыка на крик. – Нет никаких гарантий! Никогда! Я знаю только, что если ради отношений нужно отказаться от дружбы или от себя, то это какая-то очередная хуйня, а не отношения. Я устал от хуйни! Я устал от пиздецов на каждом шагу! – ударив кулаком по стойке, он накрыл место удара ладонью и, стиснув зубы, оттолкнулся, начал ходить по комнате в попытке угомониться. – Каждый раз на грани срыва я вспоминал тебя. Ты всегда перехватываешь внимание, всё, что мы делали вместе, вовлекало меня целиком. Мне интересно с тобой – угадывать, что ты думаешь, что чувствуешь, почему. Пытаться посмотреть на вещи твоими глазами – грёбаный невыполнимый квест, и это даёт мне возможность отвлечься, отдохнуть от всего дерьма, которое постоянно рвёт меня на части. Для этого достаточно было дружбы. Но потом… хрен знает, что случилось потом. Твой дом рассказал мне многое о тебе и оставил ещё больше загадок. Я постоянно думал о тебе и больше всего на свете хотел, чтобы ты вернулся – узнать тебя лучше, вспомнить, каково это – привычно беситься и смеяться в твоей компании, отдыхать от себя, – Гокудера вздохнул и накрыл лицо руками, потёр глаза, оттянул волосы и сложил руки перед собой на стойке снова. – Наверное, всё обернулось такой жопой потому, что я сам ничего тебе не даю и не могу придумать, как тебе ответить, сделать твою жизнь лучше своим присутствием в ней. Я могу таскаться за тобой хвостом на все мероприятия и тусовки, и ты все равно дашь мне больше, чем я тебе. Не знаю, как выйти из этого тупика. Только ору на тебя за то, в чём ты не виноват. Прости.

Фран молчал. У него бешено заколотилось сердце и задрожала рука – он сжал край барной стойки до белизны в подушечках, чтобы скрыть тремор. Парень привык, что все люди рядом с ним постоянно либо смеются, либо бесятся, либо просто пока его не заметили. Его всегда осуждали за то, что он такой. Признание Хаято означало, что он принимает своего друга именно тем отшибленным ботаником, каким тот всегда себя осознавал. Но оно также показывало, что этот взрывной парень понятия не имеет, как много даёт сам. Эмералду нравилось общество Гокудеры просто за его вспыльчивость, периодические всплески искренности и за то, что за пределами этих состояний он так умён и любознателен. Полная противоположность в поведении, но глубокая общность интересов. Фран думал, им обоим хватит этого. А сейчас, задумавшись с другой стороны, понял, что с тех пор, как узнал о нетрадиционных увлечениях друга, надеялся на большее, пусть и в тайне от себя. Он боялся этой тайны, потому что, его же словами, “это выглядит, как дурацкая шутка. Ты его видела? И меня”. Он создал себе иллюзию-перевёртыш, закутался в белое пальто фирмы “я вижу в тебе только друга”, в котором запутался сам и запутал других. Но он не знал, как теперь сказать об этом правильно. В районе рёбер болталась подвеска от Хаято, как маятник, отсчитывая проходящие в напряжённой тишине секунды.

– Как бы близки мы ни были, я не смогу показать тебе того, что ты хочешь, Гокудера-кун. Как много значили эти слова. Как много ты для меня значишь. Это никогда не изменится. Моё лицо всегда будет таким же отмороженным, – Фран повернул голову к другу и нашёл его взгляд своим. – Я буду выглядеть так же спокойно, даже когда мой мир рухнет. Если ты однажды уйдёшь, устав от этого. Если кто-то из друзей умрёт. Если учёные однажды поймают Несси или мы вырвемся в путешествие на Марс. Тебе всегда будет казаться, что мне все равно.

Хаято хмыкнул, глядя ему в глаза, накрыл подрагивающую от тремора руку ладонью и спросил:

– Ты злишься на себя за это? Или есть ещё что-то, что мне не помешало бы знать, прежде чем продолжить этот разговор?

– С чего ты взял, что я злюсь на себя?

– Сжатые плечи, зажатое дыхание, стиснутые зубы и бешеный сердечный ритм, как будто пытаешься избить себя собственным сердцем. Мне это хорошо знакомо.

– Что помогает?

– Наорать на кого-нибудь, можно даже на непричастного. Или на дверь. Или отпинать что-нибудь. Всё, что прочищает дыхалку или снимает зажим.

– Зная тебя, на шутку не похоже.

– Самые ходовые методы. Но… – Гокудера строго посмотрел на Франа, – не пытайся уйти от темы.

– Помнишь, ты рассказал, что ты гей, и спросил, изменило ли это что-то?

Хаято поморщился и кивнул:

– Этот вопрос мучил меня с тех пор, как я осознал свои чувства. Хроме ставила на то, что тебе всё равно.

– Мне действительно всё равно. Но это кое-что изменило: на мгновение у меня появилась надежда. Тогда же я её и похоронил. Мне было легче никогда больше не думать об этом, поэтому все твои намёки отлетали от меня, как горох от стены, – Эмералд посмотрел на ладонь друга поверх своей и вернул взгляд к его глазам. – Я всё ещё боюсь потерять друга. И мы уже выяснили, что с демонстрацией твоей значимости у меня полный зашквар. Почему ты всё ещё держишь мою руку, будто это ничего не меняет?

– Потому что это ничего не меняет. Я не знаю, как это объяснить, но… Чем дольше длится этот разговор, чем больше я наблюдаю то, к чему привык, за что в итоге влюбился в тебя, тем сильнее я хочу тебя поцеловать.

Хаято проговорил это, глядя парню в глаза, и чуть сжал его подрагивающую руку в своей. Впервые в жизни от таких лихих признаний ему не хотелось сбежать – он не ощущал себя нелепо или безрассудно. Чувствовал, что прав в каждом сказанном слове.

Фран молчал, но казалось, что он отпустил себя: взгляд мягкий, не предостерегающий, губы расслаблены, плечи открыты. Гокудера потянулся дрожащими пальцами к лицу друга, а когда тот не отстранился, подался вперёд, так близко, что ощутил на себе взволнованное дыхание. Замер на пару секунд, проведя большим пальцем по горячей щеке, и наконец коснулся губ, а когда они разомкнулись, осторожно углубил поцелуй. Медленный, осторожный, он был полной противоположностью ощущению падения в пропасть, накрывшему Хаято с головой. Всего несколько секунд, и он отстранился, глядя парню в глаза, эти блядские изумруды, в которых он по пьяни тонул незадолго до трагедии и которые так часто ему снились. Этот поцелуй мог случиться ещё тогда, а мог не случиться вообще.

– От тебя табаком разит, как из ада, – проговорил Эмералд и оставил на губах Гокудеры ещё один мягкий поцелуй, едва заметно улыбнувшись.

– Мои внутренние демоны за нас переживали и скурили все адские запасы кубинских сигар.

Хаято хотел поцеловать его снова, но открывшаяся дверь заставила обоих вздрогнуть и отстраниться друг от друга. Руки разжать они не успели. Вместе с хлопьями снега в дверной проём ввалился Джошима и в смятении уставился на эту картину.

– Кажется, я не вовремя, но у меня очень срочный вопрос.

– Валяй, раз уж пришёл, – Фран соскользнул со стойки, еле устояв на ногах и массируя своё дрожащее запястье.

– Мне нужно где-то спрятать наши запасы комиксов и манги. Я пока не знаю точно, просекли ли чёрно-белые, что мы опять заобщались с Мукуро, но я не рискну отвозить их к нему домой. У вас не найдётся подходящего укромного местечка? Боимся, взорвут всё к чертям собачьим, – Кен, как всегда, свесил на бок язык и воодушевлённо ожидал ответа.

– Отвозить… – прикинул Эмералд. – Насколько большие у вас запасы?

– Коробок восемь-десять, размеры примерно пятьдесят на пятьдесят на тридцать. Мы как раз в гору пошли, – развёл руками Кен.

Фран присвистнул и кивнул.

– Есть у меня такое место, завози. Если вас взорвут, а вы выживете – могу сдать ту комнату в аренду под магазин, – парень указал большим пальцем за спину, на комнату отдыха.

– Как ты нас выручил, – Джошима подпрыгнул на радостях и метнулся обратно на улицу, запустив внутрь ещё один вихрь снежных хлопьев.

– Ну, и метель, – протянул Фран.

– А ты с хрена ли такой щедрый с ними? – подозрительно посмотрел на него Гокудера.

– Настроение хорошее, – ответил тот и, взглянув на расплывшуюся в довольстве физиономию друга, добавил, – и за окупаемость заведения волнуюсь.

– С этого надо было начинать, – прыснул Хаято.

– Тогда эффект был бы не тот, – Фран назидательно поднял палец. – Он должен быть направлен на приструнение твоего самодовольства.

– Слышь!

– М-м-м?

– Бесишь.

– Конечно, с чего бы нет?

Гокудера улыбнулся на одну сторону, демонстрируя, что с его самодовольством всё в порядке, и начал собираться.

– Ты собираешься выйти в эту ужасную пургу? – Эмералд указал на дверь.

– Я вспомнил, что завтра экзамен. Последний. А послезавтра грёбаные выборы, – проворчал Гокудера, закутываясь в шарф и куртку.

– Тогда конечно, особенно учитывая, что здесь есть интернет, компьютер и кофе, – Фран скрестил руки на груди, и в парике стал вполне походить на изъявляющую недовольство девчонку.

– Ого, интернет тоже есть?

– Конечно, завтра же открытие.

– Тогда… – парень задумался и прислушался к рёву ветра за окном, – я, пожалуй, останусь.

Фран сделал кофе им обоим, переставил компьютер поудобнее и вовлёкся в возню над билетами вместе с Хаято, проверял его – неизменно бесил и подкалывал, но больше помогал, как обычно. В пять утра завезли пирожные и молоко для приготовления кофе, в шесть приехал Кен и загрузил коробки в подполье. Гокудера в это время уже спал лицом на столе, укутанный пледом, и видел сны, которые больше его не пугали, как и вся происходящая суматоха. К восьми Эмералд убрал помещение и был полностью готов к открытию. Ещё бы Савада не опаздывал.

* * *

У Хроме с Хибари на вечер были свои планы: первым делом раскидать листовки в университете и расклеить в окрестностях. Несколько кварталов: остановки, фонари, доски объявлений – потом ворота университета и коридоры, на всех этажах, у входной двери и в месте, где будет поставлена урна для голосования. Маскироваться не было необходимости – вместе они были слишком узнаваемы, и девушка не собиралась оставаться в одиночестве до самого выступления. Что будет после, ей было страшно представлять. Часть ДК во главе с Хибари сопроводит всю шайку Мукуро, в том числе и присоединившихся Ириэ и Спаннера, до дома, остальных развезёт оставшаяся часть ДК во главе с Кусакабе – таков был их план. Но он подразумевал, что Мельфиоре не проявят открытую агрессию и не станут нападать на дома, в чём у обоих были вполне обоснованные сомнения.

Ребята с трудом добрались до дома по начавшейся пурге, обоих изрядно замело. Отогревшись горячим чаем, они отправились на тренировку: сначала боевые искусства и защита, потом танцы. Хибари уже начал привыкать к такому подходу и всё меньше боялся обучать Наги бою. Вполсилы, но что-то у неё получалось. Она видела тренировку как быстрый танец, и он пытался сыграть на этом. Оба уже забыли, зачем это всё затевалось – им просто понравился процесс. Девушка перестала стесняться танцевать перед Кёей, и он смог сполна оценить её силу, скорость и пластику. Правда, он уже давно оценивал не только эти вещи и наотрез отказывался танцевать танго снова.

– Хибари-сан, – запыхавшаяся и раскрасневшаяся, Хроме опустилась на корточки рядом с матом, на котором развалился Кёя. – Всё в порядке?

– Почему ты спрашиваешь?

– Вы стали… отстранённее. И это… обычно происходит именно здесь, – девушка ещё сильнее покраснела. – Я бы не хотела, чтобы ваше одолжение для меня стало вашей обузой. Если вам нужно больше воздуха… вы же скажете мне, да?

Кёя улыбнулся уголками губ и накрыл ладонью её сложенные на коленях руки. Он хотел признаться, что у него в глазах темнеет, когда смотрит, как она танцует, но остановил себя. Будут ещё нормальные свидания и адекватные ситуации для таких слов.

– Да. Я бы не стал молчать на своей территории.

Хроме серьёзно кивнула:

– Тогда я в душ и немного повторю материалы на завтра.

Поцеловав его в щёку, она задержалась в этом состоянии слишком долго. Запах её тела, дыхание на ухо. Парень поймал её за руку, потянул на себя и, повалив на мат, вовлёк в жадный, страстный поцелуй, который сегодня некому было прервать. Кёя закипал внутри и надеялся, что она сама попросит его остановиться, если не готова. Умом он не хотел брать её здесь и сейчас, но каждая клетка его тела спорила с разумом, желая её, смелую, красивую, скромную – немедленно. У обоих сбилось дыхание, парень целовал её шею и ключицы, стягивая с них пропитанные потом лямки маек. Наги напряглась и испугалась, он чувствовал это. Хибари всегда чувствовал страх. Это остановило его вместе с её шёпотом:

– Кёя…

Парень отстранился и отпустил все свои захваты, но продолжил нависать над ней, тяжело и сбито дыша. Она не выворачивалась, не убегала, и он не мог понять, что выражает её взгляд.

– Прости, я напугал тебя.

– Нет, – Хроме смущённо улыбнулась и на мгновение зажмурилась – её разрывало от досады. – Просто это… мой первый раз, и я опасалась… что это случится здесь. Я не хотела останавливать тебя.

Хибари изумлённо смотрел на неё.

– Я у тебя первый?

– Да.

Парень встал с мата и помог девушке подняться. Она не старалась увеличить дистанцию – наоборот, подошла вплотную, взволнованная, но решительная. Хибари положил руки ей на талию и проговорил:

– Это не лучший момент для такого важного шага.

– Для этого шага нужен лучший человек, а не момент.

Кёя никогда не жаловал собственные слабости и очень уважал традиции. В его системе ценностей, он должен был сдержаться сегодня, снять красивый отель, в этом отеле снять со своей избранницы роскошное кимоно и сделать всё правильно. Но в его системе появилась ещё одна ценность, украшение его жизни, эта необычная девушка. Он хотел бы знать, что у неё в голове, но понимал, что не в силах это осмыслить. Она улыбнулась ему и, выскользнув из рук, отбежала к выходу из тренировочного зала. Парень прищурился, наблюдая, как она выглядывает из-за двери.

– Если я доберусь до спальни первая, мой приз – один танец, – сказала девушка и исчезла из виду.

Хибари сорвался с места и удивился, как быстро она бегает. Впрочем, он не собирался выигрывать – если Хроме просит танец, это наверняка нужно ей. Что важнее, в погоне он и думать забыл о своих моральных терзаниях. На бегу он написал Кусакабе: “Если отвлечёшь в ближайшие три часа, забью до смерти”, – а когда вбежал в свою спальню, услышал музыку и увидел силуэт Наги в тусклом свете уличных фонарей – свет из коридора почти не коснулся её. Она покачивалась под музыку, потом стала делать шаги незнакомого ему танца. Кёя подошёл к ней сзади, положил руку на талию и, подстроившись под этот ритм, развернул её к себе лицом. Девушка двигалась заданными шагами, но умудрялась то прижиматься, то отстраняться, водить руками по его груди, бёдрам, выпустить из брюк его рубашку. Кёя не отставал, иногда крепко прижимая её к себе и отвечая на её движения. Когда она в очередной раз развернулась спиной и прижалась к паху, парень выдохнул ей в шею и забрался обеими руками под майку до самой груди, хрипло спрашивая:

– Что это за танец?

– Танец, в котором можно всё, – Наги повернула голову и дотянулась губами до щеки, мягкопоглаживая его бёдра.

Другого ответа он и не ждал. Потянул обе майки вверх, а девушка подняла руки, выскальзывая из одежды очередным танцевальным движением. Он накрыл её грудь ладонями и потёрся губами о щёку и шею. Она прижалась затылком к его плечу и закинула одну руку назад, слегка сжимая его волосы, другой рукой накрыла его ладонь, не переставая танцевать.

Никакой зажатости и смущения, она была так откровенна в своём сбитом дыхании, в развязных движениях, в наготе – это удивляло и завораживало Хибари. Он больше не хотел отобрать эту девушку у реальности – Наги открылась сама, им обоим оставалось наслаждаться каждым мгновением. Парень прошёлся кончиками пальцев по её животу и нащупал весьма ощутимые шрамы от многочисленных операций и от аварии, о которых Хроме забыла, а теперь слегка напряглась. Кёя тихо проговорил:

– Я буду обожать их так же, как всю тебя, – и начал целовать её шею и плечи.

От этих слов и поцелуев у девушки задрожали колени. Она распустила волосы и повернулась к парню лицом, закидывая руки ему на плечи. Ещё несколько чётко выверенных танцевальных шагов, пока его ладони скользили по её обнажённой спине до ягодиц – сжав их ладонями, он поднял девушку до уровня пояса, и она нависла над ним, целуя в губы, путаясь пальцами в жёстких прядях. Запах её тела и волос пьянил Кёю так же, как девушку пьянила музыка. Он сделал пару шагов и опустил её на кровать, практически не прерывая поцелуй. Девушка сразу принялась расстёгивать его рубашку и перенесла поцелуи на обнажающийся торс. Она ощущала губами и кончиками пальцев, как напрягаются его мышцы, как бьётся его сердце, и надеялась, что он больше не думает о том, что это неподходящий момент. Он так на неё смотрел, так касался её, что сама она уже вообще ничего не боялась. Наги и подумать не могла, что Кёя может быть таким, особенно после того случая на матах. Ей показалось, что он отстранился от своих страстей и подстроился под её эмоции. Может, потому, что это впервые, а может, потому, что он такой и есть. Хроме надеялась, что ей представится ещё не одна возможность узнать это. А пока она касалась пальцами его обнажившихся плеч, бицепсов, идеально прокачанного и высушенного пресса и не могла поверить, что это всё он прячет под своими классическими рубашками. Смотрела на него, как заворожённая, нарочито не скрывая ни единой эмоции. Хибари подтолкнул её лечь и начал покрывать поцелуями её грудь, живот со шрамами, прикусил выступающую косточку, заставив Наги выгнуться с удивлённым вздохом. Он без колебаний стянул с неё танцевальные леггинсы вместе с бельём и на несколько секунд замер, изучая её тело взглядом и проводя кончиками пальцев по внутренней стороне бедра. Она слегка вздрагивала от этих касаний, но ни в её взгляде, ни в позе не было ни капли смущения или зажатости.

– Ты прекрасно знаешь, как красива, да, Докуро? – Кёя мягко усмехнулся и навис над ней, расположившись между её ног.

Она снова прошлась руками по его торсу и запустила кончики пальцев под брюки, глядя ему в глаза из-под приопущенных ресниц и проговаривая:

– Я просто вижу, как вы смотрите на меня, Хибари-сан.

Парень приблизился к её лицу и, хищно прищурившись, строго спросил:

– Такая близость для тебя недостаточна, Докуро?

– Недостаточна, Хибари-сан, – извиняющимся тоном ответила девушка и улыбнулась в мгновенно последовавший жаркий поцелуй.

Стягивая волосы на затылке парня, она чувствовала, как подрагивают и насколько плохо слушаются её пальцы. Он снова стал спускаться поцелуями вниз, но на этот раз не остановился и внизу живота. Наги попыталась сжать ноги, испытав приступ смущения, но Кёя развёл её ноги сильнее и держал, пока она не расслабилась. Тогда парень начал поглаживать её бёдра и живот, не переставая дразнить её языком и губами, особенно когда её дыхание стало срываться на стоны, а тело – бесконтрольно изгибаться и вздрагивать. Для девушки такое состояние было впервой, и когда низ живота, а с ним и тело скрутил спазм оргазма, она испуганно вскрикнула, а на глаза навернулись слёзы. Хибари отстранился и навис над ней, обеспокоенно спрашивая:

– Я сделал тебе больно?

– Нет, я… я не понимаю, что со мной, – проговорила девушка и, ощутив только возросшее желание, притянула парня к себе за новым поцелуем.

Кёя ответил и скользнул ладонью ей между ног. Вошёл одним пальцем, словив сбитый стон с губ Наги, и начал ритмичные движения, не переставая поверхностно и хаотично касаться её губ. Ему было уже невыносимо тесно в брюках, но он контролировал каждое своё движение. Когда девушка изогнулась от оргазма снова, теряя способность даже отвечать на поцелуи и задыхаясь, парень отстранился, спустил брюки, надел презерватив и снова склонился над ней, невольно прошёлся членом у неё между ног и едва не зарычал от желания. Уткнулся в открытую шею, поцеловал её, поцеловал за ухом и прохрипел:

– Постарайся расслабиться.

Наги обняла его за плечи, слегка впившись в напряжённые лопатки короткими ногтями, но, как он и просил, расслабила тело ниже пояса полностью. Всё-таки она прекрасно им владеет. А теперь им завладеет и он. Приставив головку ко входу, немного толкнувшись вперёд, он начал медленно входить, дрожа от напряжения и целуя девушке шею, плечи, губы. Хибари не хотел срывать своё нетерпение на ней и смог это проконтролировать. Он никогда ещё не был так осторожен, а она ни разу не дала ему повода для беспокойства – обнимала, впивалась пальцами в спину и тихо, будто бы аккуратно, постанывала, иногда задерживая дыхание и жмурясь. “Я привычна к боли”, – сказала она ему во время их первой официальной тренировки, и сейчас он в этом убедился. Наги смотрела на него с обожанием, и когда он вошёл полностью, опустила ладони ему на ягодицы и потянула на себя. Он начал двигаться медленно, а потом всё быстрее, наслаждаясь каждым мгновением. Кёя ещё не испытывал такой близости, такой смеси страсти и нежности. Он действительно обожал эту девушку каждую секунду, готов был целовать каждый сантиметр её кожи, но ему бы ни за что не хватило терпения на одни только поцелуи.

Никаких изысков в этот раз не получилось – парень видел, что ей больно, и не менял позы, не увеличивал темп так сильно, как хотелось бы из-за её томных стонов и сбитого дыхания то на щеке, то на плече. Хибари слегка сжал зубами изгиб её шеи во время оргазма, а когда спазм отпустил, нежно поцеловал подрагивающие припухшие губы. Откинувшись на спину, он обнял Хроме и укрыл себя и её одеялом. Она казалась ему сейчас ещё более хрупкой и беззащитной, чем обычно.

– Кёя…

– М?

– Ты такой красивый, – девушка тихо улыбнулась, поглаживая кончиками пальцев его грудь. – А я до сих пор даже не задумывалась об этом. Ты не жалеешь, что мы не подождали?

Хибари накрыл её руку ладонью, и Хроме приподняла голову, чтобы посмотреть на него.

– Это я должен у тебя спрашивать.

Девушка положила голову ему на плечо.

– Я знала, что не пожалею. Даже не могу посчитать, как давно этого хотела. Я не знаю, как это описать… у меня не было идеи, чего конкретно и как я жду, потому что не было никакого опыта. Но мне хотелось с тобой чего-то ближе и жарче, чем танец, без стыда и лишних мыслей. Мне чудился твой запах на моей одежде, и я начинала тосковать о том, чего у меня никогда не было. Наверное, я превратилась бы в надоедливую влюблённую девчонку, если бы вокруг не творилась вся эта дичь и не забирала всё моё время и все силы.

Хибари едва заметно улыбнулся и обнял её покрепче.

– Ты поэтому не хотела откладывать? Чтобы не дождаться затишья?

– Нет, я не думаю, что всё это скоро закончится. Просто я знала и чувствовала всё, что нужно, чтобы принять это решение. А какого момента хотел дождаться ты?

– Хотел создать идеальную атмосферу, – Кёя пожал плечами. Он уже решил для себя, что компенсирует ей всё, чего у них не было.

– Для меня она и была идеальна. Было всё, что для меня желанно. Адреналин от нашей вылазки и предстоящего экзамена, заряд бодрости от тренировки, танец… ты, – Наги поцеловала его в щёку. – Если бы это не был мой первый раз, то я бы ни за что не остановила тебя там. В любом случае, у тебя ещё будет возможность показать мне свою идеальную атмосферу.

Парень кивнул и зарылся носом ей в волосы. Он знал, что, как только она уйдёт из этой комнаты, между ними снова появится дистанция, которую снова придётся ломать. Это тоже в ней нравилось.

– Наги, что между нами должно измениться, чтобы ты чувствовала себя комфортно после всего этого? Мы разные, я никогда не пойму этих вещей в отношении тебя.

– Ничего, – девушка приподнялась на локте и посмотрела Кёе в глаза. – Давай не будем ничего загадывать? Если будут проблемы, их лучше решать по мере поступления. Я начинаю чувствовать себя расшатанной, пытаясь учесть всё – мне хочется быть здесь и сейчас, с тобой, а не в каком-то потенциально возможном будущем.

Парень стиснул её в объятиях, заставив упасть на себя.

– Ты так и не подготовилась к экзамену, – задумчиво проговорил Хибари, не выпуская девушку из железной хватки.

Наги извернулась и по-кошачьи выскользнула из неё, немного вспомнив уроки самозащиты.

– Я и так готова к экзамену, – заявила она, хитро улыбаясь и натягивая на себя одеяло.

– Я тебя проверю, – Кёя прищурился и хотел снова поймать её, но девушка соскочила с кровати и потребовала сначала душ.

Парня в который раз удивила её способность переключаться: стоя с ним под струями воды, она с обожанием на него смотрела и казалась очень близкой и родной, но, стоило ей надеть одежду и взяться за дела, она превратилась в абсолютно отдельного человека. Границы их общения стали более гибкими: Хибари не был так же строг с ней, как раньше, а Хроме не была такой неуверенной – но, по большей части, ничего не изменилось. Так было комфортнее обоим. Встречи на границе двух абсолютно разных миров.