Намджун любит наблюдать за Чимином, когда тот не догадывается о его присутствии. Обожает исподтишка смотреть за тем, как парень слушает музыку в гостиной, прикрыв глаза. Как шевелятся его губы, как пальцы постукивают по коленям в такт музыке. Он словно не здесь, словно растворяется в мотиве, летает среди строчек в глубоком забытье.

Любит смотреть через кольцо из большого и указательного пальцев на Чимина, гуляющего босиком по траве на рассвете, когда утренняя роса растекается по ступням и дарит долгожданную прохладу после душной ночи. Желтый свет восходящего солнца ползет по стене дома, подбирается к ногам Намджуна, сидящего на крыльце и пока еще не обжигает. Ким сидит до тех пор, пока Чимин не подходит к ступеням и не обнаруживает, наконец, его присутствие.

Но самое завораживающее — Чимин, разгоряченный после ванной. Когда с его волос капает вода, стекая под ворот длинной футболки, надетой на голое тело, а сам он, чуть разморенный и уставший, потягивается, отставляя одну ногу назад, и даже не подозревает, что в эту секунду попадает под пристальный плотоядный взгляд Намджуна.

Обычно у мужчины не хватало терпения, чтобы просто наблюдать. Он подходил сзади, удерживал за талию и подводил послушного Чимина к стене. Не прижимаясь, оставаясь на расстоянии, касался подушечками пальцев задней части полных бедер и с нажимом вел вверх по гладкой, покрасневшей после горячей воды коже. Достигал складки между бедрами и ягодицами, и подцеплял пальцами футболку. Поднимался выше, чуть сгибал пальцы, чтобы расчертить ногтями полосы. И Чимин, повинуясь, будучи слишком чувствительным, наклонялся вперед и прислонялся лбом к прохладной стене. Приподнимался на носочках, прогибался в пояснице, чтобы толкнуться назад и потереться о пах Намджуна.

— Не торопись, милый, — осипшим голосом говорил мужчина, — дай мне тебя рассмотреть.

И делал то, от чего дыхание Чимина сбивалось, а поясница ныла от напряжения. Намджун впивался руками в кожу ягодиц, а большие пальцы скользили промеж них, чтобы раздвинуть сильно, до чувства натяжения и возбудить в себе голод, а в Чимине — сладкое тягучее томление внизу живота.

Парень поддавался, его ступни болели от того, как сильно он их напрягал, чтобы подтянуть себя выше, дать Намджуну рассмотреть лучше и довести его до точки кипения. Когда появляется нетерпение. Чимин ощущал его на себе: Намджун напирал, его дыхание сбивалось и пальцы давили сильнее. Мужчина терял самообладание, демонстрировал то, что обычно скрывал. Но Чимин умел играть. Чимин любил играть.

Согнувшись пополам, выставив на обозрение самое интимное, Пак не выглядел доступным, тем, кого Намджун мог получить в свое распоряжение и вот так запросто коснуться губами. Чимин оборачивался и удерживал мужчину рукой, не позволяя приблизиться, крутил бёдрами и громко дышал через рот, покусывал влажные покрасневшие губы, когда дыхание готово было сорваться в стон. И вид такого Чимина тащил из Намджуна нечто дикое и низкое. Удушающую жажду взять ему принадлежащее. И он играл по правилам, пока его рассудок не мутился, а с губ не срывался хрипящий стон. И прежде, чем Намджун давал себе волю и прокусывал кожу на его пояснице, Чимин разворачивался, падал на колени и позволял мужчине высвободить напряжение.

Иногда, после первого оргазма, Намджун сажал Чимина на подоконник, комкал низ его футболки и засовывал импровизированный кляп ему в рот. Вылизывал живот, напрягал язык и спускался между раздвинутых ног. Поглощал полностью, стонал и до синяков стискивал бедра Чимина, но следом сцеловывал боль с гладкой кожи.

Живот Чимина вздымался и подрагивал, а руки удерживали колени для лучшего доступа. Он весь подбирался, выставляя естество, так явно показывал желание, что у Намджуна с трудом хватало сил на нежности, но, в конце концов, мужчина втягивал воздух сквозь стиснутые зубы и растягивал Чимина сначала аккуратно, поступательно, пока не срывался на резкие толчки, не отнимая языка от его тела.

Чимин млел от того напора, с которым Намджун присваивал его. Каждый день они пробовали новые места, ещё не оскверненные их похотью. Каждый день они изучали друг друга, показывали нераскрытые доселе фантазии и становились ближе, хотя, казалось бы, что ближе уже невозможно.

— Шесть лет прошло, — сказал Намджун, когда готовил им кофе на кухне, — а ты меня не отпускаешь ни на секунду.

— Не отпускаю? — Чимин крутился на барном стуле, так и не одевшись после секса.

— Не могу не думать о тебе постоянно. Не хочется выходить в люди, а быть только вдвоем. Я понимаю, что ничего особенного в этом нет, просто переоценка ценностей. Но мне такое не свойственно.

— Когда мы познакомились, ты много пил и тусовался, — Чимин замолчал, когда мужчина остановил его на очередном круге и приблизился к его лицу.

— А теперь не хочется.

— Может, здесь есть всё, что тебе нужно, — Пак дотронулся губами до губ мужчины и тут же отстранился, — я могу дать тебе всё то, что давали алкоголь и сборища, где пьяные юристы обсуждают сексуальных клиенток. И даже больше.

— Что именно? — Намджун раскрыл большим пальцем губы Пака и провел подушечкой по передним зубам.

— Общение, чувство опьянения, безумный секс, возможность созерцать прекрасное и общество человека, с которым твоё сердце чувствует себя, как дома. И всё, что только придет тебе на ум, — Чимин прикусил его палец и рассмеялся, когда мужчина застонал.

— Ты кофе будешь голым пить?

— Созерцай прекрасное, — расцвёл Чимин и принял из рук Намджуна кружку.

***

В августе они отметили шесть лет со дня знакомства. Отмечать маломальские даты — идея Пака.

— Джуни, праздники — это ведь хорошо, — как-то сказал Чимин и положил ладони на щёки мужчины. Ему необходимо касаться, чтобы «наблюдать» за мимикой Намджуна.

— Как скажешь, Чимини, — мужчина растянул губы так, чтобы проявились ямочки.

Поэтому каждый год, десятого августа, Намджун готовил праздничный ужин. Они пили вино, вспоминали первое знакомство и разные неловкие ситуации, много шутили, пока Чимин не заканчивал с трапезой и не пересаживался на колени Намджуна. Он не целовал и не сидел спокойно, а продолжал что-то рассказывать, проезжаясь задницей по паху мужчины. Облизывал губы, запрокидывал голову, когда смеялся и тянул Намджуна за волосы. Откровенно напрашивался, но ловко спрыгивал с колен, когда на его талии стягивалось кольцо из желанных рук. Сколько тарелок они разбили, пока Чимин сопротивлялся, уже не сосчитать.

И этот год не стал исключением. Только всё пошло по другому плану. Плану, который, как и всегда, выбрал для них Чимин.

— Мне кажется, наша встреча действительно была предрешена, — сказал Чимин, отрезая кусок от стейка.

За окном стоял душный августовский вечер. Обычно после заката столовая полнилась звуками насекомых из открытых настежь окон и шелестом деревьев. Вокруг них на километры не существовало других домов или построек, только небольшой лес, отделяющий их уединение от оживленной дороги, поэтому ветру негде было задержаться.

Но в тот день Чимин согласился отдохнуть в прохладе, поэтому столовую заполнял только шум напольной сплит-системы.

— Да, я должен был тогда напиться и решить прогуляться по узкому переулку, вместо того, чтобы идти на остановку, а ты — заблудиться в частном секторе, — согласился Намджун и отпил вина из бокала. — И в итоге попасть в тот же переулок.

— Я никогда раньше не был в том районе, — Чимин нашел рукой салатницу с выпуклым цветком сбоку, и Намджун немедленно положил ему в тарелку выбранный салат, — мама с папой тогда сильно волновались, когда отследили мой маршрут.

— Я удивился, когда увидел парня в темных очках. Да любой бы удивился. Ну, представь, поздний вечер, а перед тобой такой модник.

— Ты подумал, что я странный, — засмеялся Чимин.

— Конечно! Ты остановился посреди дороги, — всплеснул руками Намджун, — я даже не подумал о том, что ты заблудился и испугался незнакомца.

— У меня в руках была белая трость вообще-то.

— Твои очки сразили меня наповал, поэтому я её не заметил.

Чимин схватил с тарелки горошек и бросил в сторону Намджуна.

— Я попал? — с надеждой спросил Пак и широко улыбнулся.

— Одна до меня долетела.

— Неправда, — надулся Чимин, — я бы услышал.

— Кстати, — перевел тему Намджун, — что я тогда сказал? Помнишь? Когда, наконец, понял, что ты не видишь.

— Ты сказал «не думайте, что я воспитан неподобающим образом», — вспомнил Чимин и хохотнул, прикрывая рот кулаком. — Кто в нашем веке такое говорит.

Пак дотронулся до кувшина справа от себя. Мужчина сразу встал, налил сок и поставил перед Чимином полный стакан.

— Я был пьян и растерян. У меня есть привычка порой говорить странные вещи.

— Да. Я знаю еще одну твою привычку.

— Какую? — рука, в которой Намджун держал нож, так и зависла над тарелкой.

— Подглядывать за мной. Особенно, когда я выхожу из ванной, — Чимин положил в рот кусочек мяса и с наслаждением прожевал, — очень вкусно.

— Ты знал, — осенило мужчину, и он отложил нож в сторону.

— У меня хорошо развит слух. К тому же, ты очень громко дышишь, когда возбуждён.

— И ты специально…

— Не надеваю нижнего белья, — Чимин спрятал улыбку за стаканом сока.

— У меня ощущение, что меня обманули, — сказал Намджун и рассмеялся. — Ты такой порочный.

— Доедай, Джуни, — Чимин вытер губы салфеткой и встал, — я пойду в ванную. Затем оденусь и спущусь.

Намджун проследил за парнем, который не спеша поднялся на второй этаж. Дверь спальни совершенно точно останется открытой. Мужчина поджал губы, чтобы сдержать улыбку, оглядел накрытый стол, но понял, что аппетит был перебит предвкушением десерта, который вскоре будет ждать его наверху.

Намджун поставил грязную посуду в раковину, убрал оставшуюся еду в холодильник и, напевая себе под нос, подошёл к лестнице. Он слышал, как шумит вода в ванной на втором этаже, и нетерпеливое ожидание откликнулось приятным чувством в паху.

Как только шум воды прекратился, Намджун поднял голову, увидел освещенный дверной проём, ухмыльнулся уголком губ и, пропуская ступеньки, ринулся вверх по лестнице.