День клонился к закату, но из-за зловонной удушливой хмари, висящей плотной пеленой над бесконечными болотами Эриша, об этом можно было только догадываться. Оссир, в очередной раз что-то недовольно проворчав себе под нос, еще раз проверил почву под ногами, и лишь затем сделал шаг вперед, увлекая за собой двоих нервно всхрапывающих единорогов. Мошкара, тучами носящаяся над затянутыми густой зеленой тиной озерцами, сильно донимала несчастных животных, и следопыту было искренне их жаль, ведь они не имели практически никакой возможности отогнать от себя беспощадно впивающихся в бока москитов.

   Ноги за несколько часов пути успели порядком промокнуть, так что в сапогах при каждом шаге ощутимо хлюпало. Да и одежда, казалось, успела настолько напитаться влажными испарениями, витающими в воздухе, что начала противно липнуть к телу.

   - Как там твоя рука? — не оборачиваясь, бросил на ходу охотник, с трудом борясь с копившимся целый день раздражением.

   - Терпимо, — отозвался его спутник, сидящий верхом на одном из единорогов, отличавшемся от собрата богато украшенной сбруей.

   На самом деле Файдаэну было совсем нехорошо, но он ни за что бы в этом не признался, а особенно тому, с кем ему не посчастливилось застрять в этом проклятом Асхой месте. Только не ему. В голове молодого дипломата до сих пор не укладывалось, как небольшому отряду, сопровождавшему его в столицу Империи Грифона из дальнего порта на границе с Эришем, удалось попасть в засаду нежити. Да и вообще, с каких это пор некроманты начали позволять себе подобные вылазки? Неужто границы резервации стали им тесны, и они решили проверить на прочность узы Серого Альянса?

   Впрочем, кто именно из местных лордов стоял за столь вероломным нападением, не имело особого значения. Гораздо важнее было то, что в результате завязавшегося накануне утром ожесточенного боя, в котором полегло больше половины отряда, они вдвоем с Оссиром оказались отрезаны от остатков своих солдат и отброшены вглубь болот, где, вдобавок ко всему, успели безнадежно заблудиться. И все бы ничего, но он сам в результате нелепой случайности оказался ранен. Короткая стрела с рыхлым свалявшимся оперением и ржавым тупым наконечником застряла в его правом плече, прошив плоть практически до кости.

   Больно. Тупая ноющая боль мгновенно переходила в острую, стоило только дипломату неудачно повернуться или просто пошевелить пальцами. Хоть Оссир и вынул каким-то чудом из раны зазубренный наконечник, плечо все равно болело так, словно в нем оставался инородный предмет. Кровотечения, судя по слабо напитавшейся тугой повязке, практически не было, однако от места, куда вошла злополучная стрела, медленно растекалось странное чувство холода и онемения. Но сообщить об этом другому эльфу посол Аларона не счел нужным даже после того, как его начало ощутимо познабливать, а затем и вовсе бросать в жар.

   Оссир по-прежнему шел впереди, ссутулив плечи и периодически останавливаясь, в отчаянных попытках отыскать хоть какую-то тропу, способную вывести их из той дикой негостеприимной глуши, в которой они оказались. Помощи ждать было неоткуда, и охотник прекрасно это понимал, хоть и не спешил говорить об этом вслух. Все его навыки следопыта оказались здесь совершенно бесполезны, и полагаться приходилось лишь на внутреннее чутье и удачу.

   Единороги, понурив гордые головы, устало плелись за эльфийским командиром, кое-где увязая почти по колено в грязи и с трудом вытаскивая копыта из тягучей болотной жижи. Но дух борьбы в этих благородных животных был столь же силен, как и в их хозяевах, поэтому они стойко переносили все навалившиеся невзгоды. Особенно нелегко приходилось скакуну Файдаэна, вынужденному тащить на себе раненого всадника. В отличие от верного товарища следопыта, он выглядел совсем измотанным и взмыленным, но все равно продолжал упорно идти вперед, не позволяя себе сбиваться с шага.

   Темнеть начало гораздо быстрее, чем предполагал Оссир. Сырой зеленоватый туман стремительно сгущался, выползая из овражков и низин, и вскоре затопил всю округу, ухудшив видимость настолько, что уже в паре метров от собственного носа нельзя было различить абсолютно ничего, кроме уродливых силуэтов мертвых деревьев со скрюченными ветвями, склоняющихся к затхлой воде.

   Тихо чертыхнувшись, мастер лука остановился и, дождавшись, пока оба единорога положат морды ему на плечи, обернулся к Файдаэну.

   - Мы больше не можем продолжать путь, — нехотя декларировал охотник, поглаживая взмыленную холку одного из животных. — Нужно искать место для ночлега, пока окончательно не стемнело, иначе у нас есть все шансы бесследно затеряться в этом поганом болоте. Да и верховым нужен отдых…

   Посол молча кивнул в ответ. В стремительно сгущающихся сумерках Оссир не мог видеть выражение лица другого эльфа, но это ничуть его не огорчало, скорее, наоборот, радовало. Он все еще считал Файдаэна манерным придворным выскочкой, даже не смотря на то, что не ранее, чем сегодня утром, убедился в его умении очень недурно обращаться с луком. Да и взаимная неприязнь настолько глубоко въелась в их мысли, что они оба с радостью оказались бы сейчас друг от друга как можно дальше. Однако же, за неимением такой возможности теперь приходилось не только терпеть ненавистное общество, но и пытаться хоть как-то находить общий язык.

   Шумно втянув влажный воздух, охотник решительно свернул в сторону от намеченного ранее курса, направляясь туда, где он краем глаза заметил еще до окончательного наступления сумерек небольшой островок суши, покрытый пожухшей травой и низкорослым колючим кустарником.

   Место было не самое лучшее, но для кратковременного привала вполне годилось. С усилием вытащив обоих единорогов из хлюпающей грязи на небольшую возвышенность, Оссир утер со лба испарину.

   - Помочь? — сухо осведомился он, подойдя к все еще сидящему верхом Файдаэну.

   На какой-то миг ему вдруг показалось, что дипломат едва держится на спине животного и вот-вот упадет вниз, но тот вдруг расправил плечи и в привычной, своей слегка надменной манере ответил:

   - Благодарю, но не стоит. Я сам в состоянии позаботиться о себе.

   - Вот и чудно, — пробурчал себе под нос следопыт, отворачиваясь. — Одной проблемой меньше.

   Пока Оссир в паре метров от него достаточно споро обшаривал островок в поисках подходящего материала для растопки костра, посол Лесного Союза с трудом спешился. Правая рука уже практически не двигалась, ноги подкашивались, а во всем теле ощущалась предательская слабость. Взор Файдаэна поминутно туманился, но он упрямо продолжал убеждать себя в том, что это не более чем следствие погодных условий. Дипломат помотал головой, надеясь тем самым вернуть остроту зрения, но от этого лишь усилилось головокружение и перед глазами поплыли разноцветные круги. Пару минут он просто стоял возле своего единорога, вцепившись в массивную сбрую на груди скакуна, но затем неуверенной походкой двинулся в сторону высохшего ствола небольшого дерева, одиноко торчащего посреди облюбованного ими кусочка суши.

   Добравшись, эльфийский посол положил ладонь здоровой руки на сморщенную кору, изъеденную насекомыми. Не нужно было обладать навыками друидизма, чтобы понять, что дерево давно уже утратило последние искры жизни и теперь доживало свой век, превратившись в гниющую трухлявую корягу. Файдаэну, как и любому другому представителю его расы, было больно видеть подобное. В Эрише природа постепенно увядала на протяжении столетий, при этом отчаянно цепляясь за свое жалкое существование, и оттого ее агония была настолько трагична и мучительна.

   Поборов приступ внезапно накатившей дурноты, молодой дипломат прислонился спиной к протяжно скрипящему стволу и медленно сполз вниз. Присев у подножия дерева, он почувствовал себя чуть лучше. Вот сейчас он немного отдохнет и сможет помочь с обустройством бивака этому угрюмому следопыту.

   Оссир — его ровесник, слывущий едва ли не лучшим стрелком в нации, и вполне заслуженно, но при этом обладающий настолько отвратительными манерами и скверным характером, что порой кажется, будто его воспитали дикие лесные нимфы, а вовсе не благородные родители. Тем не менее, он — рейнджер, один из командиров Лесного Союза, и Аларон очень ценит его способности. Файдаэн и сам не мог точно сказать, в какой именно момент вспыхнула эта жгучая неприязнь между ними. Они были из абсолютно разных «миров», которые почти не соприкасались, но столкнувшись совершенно случайно несколько раз при дворе, просто начали друг друга тихо ненавидеть. Он — поэт и прирожденный дипломат, а Оссир — воин, следопыт и охотник до мозга костей. Им нечего было делить, но взаимной вражде между ними не было видно ни конца, ни края.

   Охотник, тем временем, уже успел набрать вязанку хвороста, и теперь складывал из него и подходящих по размеру камней аккуратное кострище рядом с деревом, возле которого устроился его спутник. Делая вид, что целиком поглощен работой, Оссир искоса поглядывал на посла. Тот сидел почти неподвижно, прикрыв глаза и придерживая здоровой рукой раненую конечность в наиболее удобном положении. Что-то подсказывало эльфийскому командиру, что с ненавистным ему соратником не все так радужно, как представлялось ранее, но попытаться проверить свою догадку он пока не решался.

   Развести огонь с его-то навыками выживания, оттачиваемыми долгими годами странствий и походным кремнем, припрятанным на черный день, было минутным делом. Поэтому, как только между сухих прутьев заалело пламя костра, следопыт принялся за другую не менее важную задачу. На эльфийских скакунах отродясь не бывало много сбруи, однако снять ее сейчас было просто необходимо. Уставшим животным требовался качественный отдых, а плетеные ремни на его единороге и уж тем более тяжелые золотые украшения, инкрустированные самоцветами на скакуне Файдаэна, сильно стесняли движения. Мысленно сетуя на практически полное отсутствие питьевой воды и, следовательно, на невозможность напоить верховых, Оссир быстро распутывал крепления на сбруе своего четвероногого товарища. Белоснежная шерсть единорога местами была покрыта комьями грязи и сильно лоснилась от пота, что комфорта животному явно не добавляло.

   - Почистить бы тебя хорошенько, — вслух заметил лучник. — Обещаю, дружище, как только выберемся из этой вонючей дыры, я сразу приведу тебя в порядок.

   Закончив с единорогами, которые практически сразу принялись без удовольствия жевать пучки прошлогодней болотной травы, торчащей из глинистой почвы, следопыт вернулся к огню, прихватив с собой еще немного сушняка. Пламя костерка едва пробивало густую зеленую мглу, стелящуюся по земле над самой трясиной, вызывая неприятное чувство полной отрезанности от внешнего мира.

   Пока охотник устраивался возле огня, Файдаэн наконец заставил себя приоткрыть глаза, с трудом разлепив кажущиеся свинцовыми веки. Оссир сидел напротив него, в задумчивости поправляя застежку походного одеяния. Желтые отсветы пламени костра придавали его светлой коже едва заметный теплый оттенок, играя бликами в золотистых волосах, частично перевитых спереди в две толстые косы. Вдали от двора ему ни к чему было пышное убранство, о котором сейчас напоминали лишь серебряный обруч, сжимающий виски, да несколько перьев в прическе в тон татуировкам на лице. В дорогу он оделся гораздо проще, чем обычно выглядел при дворе, сознательно отказавшись от любимого лазурного цвета и роскошной трофейной шкуры белого тигра, которую всегда носил поверх плаща, в пользу вещей практичного стального и приглушенно-зеленого оттенков. Так одевалось большинство стрелков-разведчиков, которыми он командовал, и он по каким-то причинам предпочитал сильно не выделяться из общей массы. И все же, что в нем такого? В этих острых, почти ястребиных чертах лица, в волевом подбородке и презрительно поджатых тонких губах? В пронзительном пристальном взгляде серо-голубых глаз? Порой Файдаэном овладевало острое желание понять своего оппонента, выяснить мотивы, которые движут им в его неприязни, но до сей поры это не приносило никаких видимых результатов.

   - Пить будешь? — спросил Оссир, отцепляя от широкого пояса бурдючок с родниковой водой. — Боюсь, это все, что я могу пока предложить.

   Файдаэн отрицательно мотнул головой, хотя во рту было настолько сухо, что язык прилипал к небу. Говорить было невероятно тяжело.

   - Эту ночь придется поголодать, господин посол, — тем временем продолжил мастер лука. — Я не собираюсь охотиться, пока хоть немного не поредеет этот проклятый туман. К тому же, я совсем не знаю эту местность, да и вообще не уверен, если честно, что в подобном болоте может водиться хоть что-то пригодное в пищу.

   - Я все равно не голоден, — кое-как выдавил из себя дипломат. — Так что можешь сильно не утруждаться, командир.

   - Ну, как знаешь, — фыркнул следопыт. — Мое дело маленькое.

   Выскочка. Очередной павлин с яркой внешностью и хорошей родословной, рожденный для рифмоплетства, скучных официальных приемов, бестолкового флирта и прочей ерунды, гордо именуемой светской жизнью, которому совершенно чужд дух свободы и авантюризма. Вот что подумал Оссир, впервые увидев при дворе молодого дипломата, на которого Аларон возлагал большие надежды. Файдаэн был племянником печально известного Ласира, талантливейшего эльфийского посла и одного из членов Теневого Совета, и кузеном девы-воительницы Анвэн, той самой, в симпатии к которой его ошибочно подозревал друг детства Силраэль. Высокий, зеленоглазый, со смуглой кожей и длинными волосами цвета темного золота. Большинство придворных дам находило его более чем привлекательным, провожая томными взглядами и взбудоражено шушукаясь за его широкой спиной. Оссира же он, напротив, невыносимо раздражал. Следопыт не мог объяснить почему, но его буквально тошнило от идеальных манер и витиеватых речей начинающего дипломата. Он с трудом сдерживался от колкостей, стоило только Файдаэну оказаться в пределах досягаемости. И вскоре это обрело взаимность. А потому решение Верховного Короля отправить его в земли Империи Грифона в качестве сопровождающего посольскую миссию с Файдаэном во главе обрушилось словно снег на голову, задавив охотника своей бескомпромиссностью.

   И вот, волей несчастного случая, объект постоянного недовольства следопыта сейчас сидел перед ним и откровенно его бесил. Хотя следовало признать, что выглядел дипломат в данный момент более чем неважно. Дорогие изумрудно-зеленые одежды с золотым шитьем были запятнаны кровью и болотной грязью, и даже плащ из драгоценных листьев Души Силанны от здешних ядовитых испарений выглядел слегка пожухшим и свалявшимся. Оссир вдруг поймал себя на странном чувстве, отдаленно похожем на жалость, и в то же время отметил, что, не смотря на свое состояние, Файдаэн довольно стойко держится. За все время их вынужденного совместного путешествия охотник не услышал от посла ни единой жалобы, что было достаточно странно на его взгляд и уж точно никак не вписывалось в образ рафинированного придворного. Файдаэн вел себя как истинный рейнджер и это, несомненно, заслуживало уважения.

   - Скажи, — вдруг произнес дипломат, занимая более удобное полулежачее положение. — Почему ты так сильно ненавидишь двор и все, что с ним связано?

   Оссир ответил не сразу. Подобный вопрос, заданный настолько прямолинейно тем, с кем он привык враждовать, ввел его в некоторое замешательство. С минуту он внимательно и отчасти удивленно вглядывался в красивые, правильные черты фактурного лица другого эльфа, раздумывая, стоит ли вообще раскрывать рот, но затем, все же, решился.

   - Какие глупости! — фыркнул охотник чуть более нервно, чем хотел бы. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

   - Даже так? — в голосе Файдаэна не было даже малейшего намека на издевку или сарказм, и это невероятно подкупало. — А вот мне почему-то кажется, что Сайрис-Талла никогда не станет для тебя настоящим домом, сколько бы ты не провел там времени.

   - Стены меня душат, — подивившись собственной откровенности, эльфийский командир опустил глаза, избегая встречаться взглядом с собеседником. — И его Величество Аларон прекрасно это понимал, когда вынудил меня задержаться при дворе на неопределенный срок. Я неимоверно далек от всей этой политической возни, и мне не доставляет никакого удовольствия вариться в общем котле. Рано или поздно я все равно вернусь в леса. Это лишь вопрос времени.

   - Твой дух принадлежит лесу, — посол покачал головой. — Подобных тебе благословляет при рождении сама Силанна. Хорошо, что у наших границ есть такие защитники.

   Оссир не ответил, поворошив длинной веткой угли в костре. Слова Файдаэна глубоко тронули его и отчего-то внезапно смутили.

   Молодой дипломат же не счел нужным добавлять к сказанному что-то еще, и тоже предпочел сохранять молчание, наблюдая за нехитрыми манипуляциями охотника. В ночной мгле языки пламени костра, извивающиеся в причудливом танце, казались огненными стрелами, взмывающими ввысь и бесследно растворяющимися в тягучем сыром воздухе, так и не успев прорвать плотную завесу тумана.

   Перед глазами снова начало все расплываться, и Файдаэн из последних сил постарался уцепиться за поминутно тускнеющие зрительные образы. Несмотря на смертельную усталость, бьющий его жестокий озноб и боль в ране, донимающую с завидным постоянством, посла почему-то страшило забытье.

   - Что-то становится холодно, — пробормотал он, все хуже соображая, что происходит вокруг. — Подкинь, пожалуйста, еще дров в костер…

   Вскинув голову, охотник взглянул на своего спутника. Вокруг висела все та же влажная духота. Было прохладно, но не более того, а благодаря эльфийскому дару никто из них вообще не должен был ощущать температурных перепадов.

   - Эй! — брови Оссира стремительно поползли к переносице. Всего минуту назад сидевший возле дерева сородич, теперь лежал практически без чувств.

   Вскочив на ноги, следопыт мгновенно оказался возле Файдаэна. Уложив голову эльфа к себе на колени, он осторожно коснулся покрытого обильной испариной лба. Ладонь буквально опалил исходящий от чужой кожи жар. Только сейчас Оссир заметил нездоровый бледно-зеленый оттенок лица посла, темные круги под глазами и болезненно заострившиеся черты. Файдаэн ощутимо дрожал, шепча какую-то бессмыслицу спекшимися, растрескавшимися губами. Одолевавшая дипломата долгие часы лихорадка, наконец, взяла свое, помутив рассудок и поставив его на грань между жизнью и смертью.

   - Какой же все-таки сказочный идиот! — выругался вслух охотник, быстро ощупывая кажущуюся ледяной руку посла. — Какого черта ты только молчал все это время?!

   Ослабив повязку на плече Файдаэна, охотник внимательно осмотрел рану. Небольшое круглое отверстие с рваными краями, едва заметное между широкими изогнутыми линиями татуировки, сочилось зеленоватой сукровицей со слабым запахом разложения.

   - Впрочем, идиот тут скорее я, — заключил уже чуть тише Оссир, досадуя на самого себя за ту ужасную халатность, которую он допустил, руководствуясь исключительно личной неприязнью. — Мне следовало догадаться, что та стрела может быть отравлена!

   И уже не важно, что именно стало первопричиной случившегося: его собственная невнимательность или излишняя гордость дипломата, однако, все это вполне могло стоить послу Лесного Союза жизни.

   Надеясь в глубине души на то, что подходящее время еще не упущено окончательно, следопыт отшвырнул подальше пропитанную кровью старую повязку и принялся со знанием дела промывать рану содержимым крошечной кожаной фляги, запрятанной под одеждой. Максимально экономя бесценную жидкость, являющую собой редчайший настой листьев Бриттиги, приготовленный друидами много лун тому назад, когда Мать Всех Деревьев еще не сгинула в огне, Оссир тщательно обрабатывал поврежденные ткани, вымывая остатки яда. Когда-то этот чудодейственный эликсир, подобный по силе разве что слезам единорога, достался ему от одного из Верховных друидов Круга в благодарность за оказанную помощь. И с тех пор охотник бережно хранил его, оберегая, как зеницу ока. Ходили слухи, что отвар, помимо всего прочего, способен был спасти жизнь умирающему, а в нынешней ситуации просто не оставалось выбора. Впрочем, о «цене» подобного вопроса следопыта, естественно, тоже никто не предупредил, и потому он с легким сердцем принялся осуществлять задуманное.

   Убедившись, что стенки и края раны в достаточной мере очистились от серого налета омертвевшей плоти, следопыт снова перевязал плечо посла подходящей по размеру тряпицей. Теперь оставалось только ждать и надеяться на милость Силанны.

   Файдаэн бредил, беспорядочно метаясь из стороны в сторону и жадно хватая ртом спертый болотный воздух. Чтобы хоть как-то согреть оцепеневшую под действием яда руку, охотник придвинулся чуть ближе к огню вместе с раненым послом.

   Все попытки рейнджера напоить его водой из бурдюка терпели раз за разом оглушительное фиаско.

   - Не думал, что все вот так обернется, — вздохнул Оссир, сжимая руки в кулаки от еле сдерживаемой досады.

   Следопыт прекрасно понимал, что Файдаэну жизненно необходимо питье, иначе яд, успевший просочиться из раны в организм, таки сделает свое черное дело и прикончит его. Однако дипломат не мог сделать ни глотка самостоятельно, поперхиваясь, едва лишь только жидкость попадала ему на язык.

   - И свалился же ты на мою голову, — пробормотал охотник, понимая, что другого выхода у него нет. Поить изо рта в рот едва ли не собственного врага определенно было для него чересчур, но от этого зависело, выживет тот или отдаст Богине-Дракону душу.

   Стараясь не задумываться о том, как именно это будет выглядеть со стороны, Оссир сделал небольшой глоток из бурдюка и склонился над раненым. Губы следопыта несколько неуверенно припали к приоткрытому рту сородича, осторожно, практически по капле, вливая внутрь живительную влагу. Файдаэн, к великой радости охотника, медленно сглотнул.

   - По крайней мере, никто этого не видит, — пробурчал себе под нос рейнджер, вновь отхлебывая из резервуара.

   Он чувствовал себя ужасно неловко и никак не мог отделаться от стойкого ощущения, что практически целует мужчину. И даже то, что об этом никому и никогда не станет известно, включая самого Файдаэна, ничуть его не успокаивало. Оссир отродясь не испытывал тяги к представителям своего пола, и потому при любых других обстоятельствах вряд ли бы решился на подобное.

   Да, сам факт происходящего был для него, несомненно, нов, но весь ужас ситуации заключался вовсе не в этом. Когда он передавал очередную порцию воды послу, тот совершенно случайно смазанным движением коснулся языком его губ. Охотник резко отпрянул, поспешно утирая рот тыльной стороной кисти.

   Ну, и что это сейчас было? Сердце вдруг пропустило удар, и тут же забилось вдвое быстрее. Прислушиваясь к участившемуся пульсу, следопыт бессознательно потянулся пальцами к собственным губам. Ощущения были более чем странными. Место соприкосновения до сих пор словно огнем горело, пропуская по телу волны легкой нервной дрожи. Он не чувствовал себя подобным образом с тех самых пор, как впервые поцеловал понравившуюся девушку, имени которой сейчас и вспомнить-то не мог. А Файдаэн ведь не девушка, да и он сам уже далеко не тот желторотый юнец, совершенно не знакомый с плотскими утехами… Чушь какая-то! Попахивающая, вдобавок ко всему, чем-то запретным и совершенно недопустимым.

   Отложив в сторону бурдюк с водой, рейнджер вновь осмотрел поврежденную руку. Несмотря на все приложенные усилия, по краям раны начали появляться отчетливые синюшные пятна, а кожа постепенно приобретала мертвенно-бледный оттенок. Файдаэн практически затих. И тут до Оссира дошло, что дыхание посла слабеет с каждой секундой.

   - Проклятье! — к досаде примешалось отчаяние, настолько сильное, словно на его руках умирал сейчас кто-то очень дорогой и близкий. — Не смей уходить вот так, чертов изнеженный аристократ! Ты просто обязан выжить!

   Действуя скорее интуитивно, следопыт вновь достал флягу с остатками настоя листьев Бриттиги. Он не знал, как спасти посла, и это было последнее, что только могло прийти ему в голову. Внутри оставался всего один малюсенький глоток, и охотник сделал его, осушив емкость до последней капли. А затем он порывисто приник ко рту Файдаэна, вынудив того принять из его уст зелье, отдающее глубокой горечью.

   Странный травяной привкус, казалось, завладел всеми его чувствами. На краткий миг душа охотника словно отделилась от тела, и он с удивлением обнаружил, что наблюдает со стороны за самим собой, за тем, как жадно целует сухие растрескавшиеся губы посла. Глубоко и страстно, будто бы стремясь поделиться частицей собственной жизни. Это был он и не он одновременно, а в голове при этом билась лишь одна единственная мысль: «Только живи!». Но не успел следопыт в полной мере осознать происходящее, как картинка перед глазами бесследно исчезла, сменившись ощущением чужого горячего рта, с которым действительно сливались воедино его губы.

   Все еще порядком недоумевая, Оссир отстранился от дипломата. Он не мог дать абсолютно никакого объяснения собственным действиям, ведь случившееся просто не укладывалось у него в голове и казалось сюрреалистичным.

   - Я, наверное, схожу с ума, — заключил рейнджер. — Видимо, в этом чертовом болоте даже воздух отравлен, раз вызывает такие галлюцинации.

   Однако все вокруг однозначно свидетельствовало о противоположном. Отбросив трусливые попытки оправдаться перед самим собой, Оссиру оставалось лишь признать, что поцелуй был на самом деле. Он слишком хорошо помнил каждое прикосновение губ к губам. То чувство, что они вызывали, нельзя было сравнить ни с чем другим. Сладостное, волнующее, и какое-то правильное, что ли… Что само по себе было в наивысшей степени абсурдно.

   Костер неумолимо угасал, а хвороста, как назло, оставалось едва на час или того меньше. Охотник не мог себе позволить отправиться на поиски сухого топлива, ведь тогда Файдаэна пришлось бы оставить одного, что было слишком опасно, но и лишать его единственного источника тепла тоже не хотелось.

   Решение пришло к следопыту хоть и не быстро, но достаточно спонтанно. Когда от костра остались одни лишь тлеющие угли, Оссир осторожно прилег рядом со своим спутником, тесно прижавшись к нему. Пальцы Файдаэна были все так же холодны, но рейнджеру отчего-то начало казаться, что от раны под повязкой начинает исходить едва уловимое тепло, струясь по практически окоченевшим мышцам руки. А вскоре посол задышал чуть ровнее и глубже, и это давало хоть какую-то надежду на то, что он переживет эту ночь.

   Темнота, зеленый полумрак с тускло мерцающими болотными огоньками, и практически полная тишина, нарушаемая лишь редким всхрапыванием единорогов, расположившихся на ночлег рядом с эльфами, да тихим потрескиванием остывающих в кострище камней. Оссир лежал, не шевелясь, и напряженно прислушивался к сбивчивому дыханию дипломата.

   Можно было только гадать, сколько еще времени оставалось до рассвета, но следопыту очень хотелось верить в то, что Файдаэн, вопреки всему, останется жив, ведь он уже не мог со стопроцентной уверенностью назвать посла врагом. Что-то в отношении рейнджера к раненому собрату сильно изменилось за последние несколько часов. Чувства Оссира были в крайнем смятении. Он даже и не подозревал, насколько ему может понравиться находиться так близко к Файдаэну, ощущать его запах, мягко касаться волос и гладкой, загорелой кожи… Просто невероятно! Нет, скорее, уму непостижимо!

   Впрочем, охотник догадывался, что разобраться в себе окажется на деле достаточно непростым занятием, и потому пока не спешил с выводами. Утром. Все утром.

   Оссир устало прикрыл глаза, и вскоре, незаметно для себя, провалился в глубокий сон, хотя подобный отдых в его планы изначально и не входил…