Милый Лена,

Меня немного застал врасплох этот перехват. Мне очень жаль, что я упустил из виду, как кто-то прочёл письмо и донёс. Пока они точно не знают, кому я писал, иначе я был бы уже на эшафоте. Но это дело времени, когда они обнаружат моё предательство. Так что сейчас я постараюсь написать более чувственное письмо, чтобы тебе было легче, если на меня наденут пеньковый галстук.

Хотел бы я сказать, что люблю тебя, но это не так. Но и сказать, что я тебя действительно ненавижу, у меня не повернётся язык. Пусть я и презираю путь, по которому ты пошёл, всё же наша былая дружба перекрывает всё. Слишком уж сильно я любил тебя в прошлом, чтобы что-то изменилось по мановению палочки сейчас. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.

Я также надеюсь, что в будущем ты сможешь найти своё счастье и полюбить кого-то, кто будет лучше, чем я. Даст Бог, хоть с этим человеком у вас сложится более удачная судьба, и он будет разделять твои взгляды.

В какой-то мере я боюсь, что и тебя приплетут, и тогда ты тоже лишишься всего. Но я постарался замести следы.

Я желаю, чтобы демократический режим с его глупыми идеями никогда не захлестнул страну. Но при этом я желаю, чтобы тебе с твоими глупыми идеями жилось хорошо.

Сейчас мне кажется странным писать такое. Сложно выразить те противоречивые чувства, что я испытываю. Особенно я нахожусь в раздрае после нашей последней встречи, прокручивая в голове, как причинил тебе боль. Но я всё равно считаю, что это было наилучшим решением.

Я благодарю тебя за гербарий. Я бережно сохраню его.

Вот, пожалуй, и всё, что я желал тебе сказать.

С любовью,

Мстислав.

13.04.343.

***

И это письмо, конечно, дойдёт до адресата. Вот только ляжет оно отнюдь ему не в руки.

Второе их свидание ознаменовалось гулким звоном стали, что прокатился по холодной, тёмной земле. В начале апреля, когда снег уже подтаял, подошла к концу их история.

Пожалуй, ведомо лишь судьбе, как эти двое вновь столкнулись. Она лишь в который раз, насмехаясь, свела сломленные сердца. И двое мужчин с горящими глазами наносили удары один за другим. Вдалеке же пели ранние птахи переливающуюся и нежную мелодию. И их пение не замолкло, даже когда острый клинок врезался точным ударом в мягкую плоть.

В карих глазах Владлена на мгновение мелькнуло неверие. А после он сполз с меча на холодную траву, чувствуя, как тёплые руки заботливо поддерживают его. Спина мгновенно намокла — то ли от росы, то ли от крови. Но холодно не было. Мужчина лишь чувствовал на своих щеках мозолистые пальцы, что ласково обводили быстро остывающую кожу. Слава заворожённо протянул руку, вплетая её в чужую, крепко зажимая в замок и прижимая лоб к чужому лбу.

Они встретились, как того и желали. Холодной весной, когда лёд, вмёрзший в сердца за зиму, уже потихоньку таял.

Секунда, и Слава блаженно выдохнул, остервенело прижимаясь к тёплой, рвано вздымающейся груди и слепо тыкаясь губами в почти незаметный шрам от заячьей губы, толкаясь в него пальцем между тёплыми устами. Совсем ничего не изменилось. Мягкие, они, невесомо прикасаясь, отвечали. После долгой, невыносимой разлуки Владлену показалось, что в глазах напротив россыпью заплясали звёзды. И в его груди мерно растеклось счастье, смешанное с кровью. Серые глаза Славы смотрели на потухающего врага, что мерно шептал о ненависти. И в этом шёпоте он слышал признания в любви.

И когда Слава выпустил из рук обмякшее тело, по щекам скатилось несколько слезинок. И он горько улыбнулся, когда увидел ирисовую печать, подвешенную за холщовую нить на шею. Когда мужчина понял, что его последнее письмо ещё не отправлено, он без зазрения совести забрал печать. Теперь Слава вновь сможет принести ирис своей любви.

Мужчине осталось лишь усмехнуться и уйти быстрее, чем придут ещё люди. И когда Слава кинул последний взгляд на тело, он заметил, как в багровом озерце отразился лучик холодного солнца. Правда, тут же исчез.