Ёнджун собирается сказать «нет», когда Субин тянется помочь ему с возбуждением. После минета младший замечает скрывающуюся между ног проблему мастера и спрашивает, как он может помочь с этим.

— Тебе правда не обязательно, малыш, — шепчет Ёнджун между поцелуями, блуждая руками по спине художника и вводя его в замешательство своими словами.

— Ты не хочешь, чтобы я помог тебе? — Ёнджун замечает печаль в глазах парня, и это не та реакция, которую он ожидал увидеть.

— Ты же знаешь, что я хочу. Просто мне неловко заставлять тебя делать это, только потому что я отсосал тебе, хорошо?

— Знаю, но я хочу помочь, — Субин выглядит слишком уверенным, и старшему остаётся лишь согласно кивнуть вновь, возобновляя поцелуй.

Они уже в кровати, и Субин вжимает мастера в матрас своим весом, продолжая целовать.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — это так восхитительно звучит из уст всё ещё застенчивого и нетерпеливого Субина. Ёнджун опускает его руку на свою промежность, заставляя почувствовать твёрдый член под тканью брюк и ждать дальнейших наставлений.

— Используй свою руку, детка, — голос мастера хриплый и возбуждённый, а глаза, поддёрнутые пленкой желания, из-под прикрытых век неотрывно следят за действиями художника. Субин такой невинный, но такой послушный. Он просовывает руку в штаны, сердце громко стучит в висках, и неловкий стон слетает с губ. К сожалению, он никогда в жизни ни к кому не прикасался в сексуальном плане, но, как оказывается, это очень приятно и слегка ошеломляет.

— Могу я их снять? — мастер удовлетворительно хнычет, и бабочки в его животе устраивают переполох от того, как много заботы и нежности художник проявляет к нему. Это чувство так ново для него и совершенно отличается от всех прошлых разов, когда он с кем-то трахался. Но так ему нравится гораздо больше.

Лицо Субина горит и заливается краской, когда он тянет штаны вниз по ногам парня. За ними следует и бельё, обнажая красивый член Ёнджуна, заставляя дыхание художника сбиться. Парень снова накрывает собой тело старшего, придерживая вес на одной руке, а другой начинает нежно поглаживать впалый живот. Мягкая кожа так приятно ощущается под кончиками пальцев, и ему жутко хочется расцеловать каждый оголенный участок груди, покрывая нежными поцелуями всё, до чего только смогут дотянуться губы, но он не хочет заставлять старшего долго ждать. Субин просто напоминает себе, что у них будет ещё много времени впереди для того, чтобы он мог хорошенько исследовать тело своего возлюбленного позже.

Протянув руку к уже истекающему смазкой члену, он повторяет то, что обычно делает сам во время мастурбации, когда бесстыдно представляет Ёнджуна поздними вечерами в своей кровати. Медленно набирая темп, художник не может отвести взгляд от прекрасной картины того, как идеально его рука смотрится на члене его хёна. От этих мыслей кожа покрывается тонким слоем пота.

— Субин, посмотри на меня, — голос звучит хрипло от нарастающего желания и любви. Он едва ли громче шёпота, но тем не менее младший чувствует в нём явные нотки приказа. Поэтому мгновенно подчиняется, переводя взгляд со своей руки на лицо Ёнджуна. Тот выглядит так прекрасно, и чувство гордости заполняет грудную клетку, потому что именно он, Субин, доводит мастера до такого состояния. Поддаваясь порыву, художник наклоняется и целует парня под собой, а тот лишь запускает руку в его волосы и сильнее притягивает к себе за затылок.

Поцелуй выходит грубым. Ёнджун стонет в рот младшему и периодически прикусывает его нижнюю губу настолько, что та начинает жечь, но не настолько, чтобы пустить кровь. От таких поцелуев у старшего мутнеет рассудок, дрожат ноги и тело становится слишком чувствительным к каждому прикосновению. Ёнджун тянет любовника к себе ещё ближе, прерывая поцелуй и просто упираясь лбом в чужой, вдыхая один воздух на двоих.

— Быстрее, быстрее, детка… — стонет он, и Субин ускоряет движение руки, готовый сделать всё, о чём попросит старший, чёрт возьми. Он даже готов согласиться на то, что даже не думал пробовать раньше, если это попросит Ёнджун.

Сладкие и довольно громкие стоны так эротично заполняют всю комнату, что Субин боится снова стать твёрдым.

Младший опускается чуть ниже, чтобы оставить поцелуй на шее Ёнджуна. Прижимаясь мягкими губами к коже старшего, Субин позволяет себе иногда оставлять небольшие укусы. Стоны становятся ещё громче, но ровно до тех пор, пока мастер не нащупывает рукой волосы Субина, чтобы резко дёрнуть его голову вверх.

— Разве я разрешал тебе так делать? — унизительно ли это? Да.

Нравится ли это Субину? Абсолютно.

— Могу ли я это сделать?

— Только не оставляй засосов, — Субин широко улыбается, получив разрешение, вновь осыпая поцелуями шею, подбородок и ключицы. Художник старается не сильно засасывать кожу своими губами, но иногда всё же слишком увлекается процессом, и старшему приходится опять дёргать его за волосы, напоминая условие.

Субин начинает двигать рукой ещё быстрее, отчаянно желая заставить мастера кончить. Ёнджун толкается бёдрами в ответ, уведомляя, что скоро кончит, и это заставляет младшего снова улыбаться, отрываясь от шеи парня, вновь устанавливая зрительный контакт.

— Не останавливайся, детка, ты заставляешь меня чувствовать себя так хорошо.

— Я сделаю для тебя все, что угодно, — и бум, Ёнджун кончает с громким стоном, срывающимся с его красивых губ. Его лицо. Боже. Его лицо так великолепно в этот момент, он выглядит потрясающе, пока длится пик оргазма, и Субин хочет запомнить это зрелище на всю свою оставшуюся жизнь.

Они вновь соединяют губы в поцелуе, страстном и сладком. Глядя в глаза Субина, Ёнджун старается убедиться в том, что хорошо не только ему одному, но широкая улыбка младшего говорит сама за себя. Художник отодвигается от мастера, хватая салфетки с тумбы, и начинает устранять устроенный ими беспорядок, чем заставляет старшего глубоко задышать, отворачивая голову в сторону, едва сдерживая слёзы.

Но прятаться бесполезно, потому что Субин всегда пристально следит за всеми изменениями в его настроении.

— Детка, что случилось? — Субин наклоняется вновь, даря ему один-второй поцелуй, смотря своими по-щенячьи преданными глазами. И старший видит, что тому и правда не всё равно.

— Ты не должен помогать мне убираться, — задыхается всхлипами парень. Почему, почему, почему.

— Что? Конечно же должен, — Субин — ангел.

— Я не привык…

Ёнджун говорит правду, он чувствует себя так странно, что Субин сначала заставил его кончить, чего все другие партнеры никогда не могли сделать во время секса. Они просто преследовали удовлетворение собственных потребностей и уходили, когда получали то, что им было нужно. В тех же редких случаях, когда он пытался добиться хоть какого-то внимания к себе, его бросали сразу же — без заботы, без поцелуев, без вопросов.

— К чему?

— К тому, что кто-то обо мне заботится.

— Ну тогда начинай привыкать, потому что я не собираюсь останавливаться.

***

Вопрос всё так же продолжает висеть в воздухе, оставаясь неозвученным. И это начинает раздражать. Субину хочется быть тем, кто его задаст, но сокрушительное чувство сомнение слишком огромное. А что если ему откажут?

Ёнджун думает точно так же, и так же его преследует страх быть отвергнутым. Он не хочет быть смущённым, услышав «нет», и так же не хочет казаться слишком навязчивым даже несмотря на то, что они уже пару месяцев как сблизились.

Поэтому он набирает художнику сообщение в десять вечера, хотя лучше бы ложился спать.

Ёнджун: хэй Суб

Субин: что такое?

Ёнджун: я соскучился

Субин: хочешь, чтобы я пришел?

Ёнджун: мне завтра на работу рано утром, не уверен, что это хорошая идея

Субин: мы можем выйти вместе? Мне тоже завтра в универ

Ёнджун: хорошо, детка, только поторопись

Субин собирается очень быстро, закинув в сумку лишь запасную одежду, учебники и, конечно же, свой драгоценный альбом. Он стучится в квартиру Ёнджуна, делая глубокий вдох. Чёртов бег. Он ненавидит спорт, но хотел добраться как можно скорее.

Мастер открывает дверь с широкой и тёплой улыбкой, сразу же затягивая парня в поцелуй, как только тот переступает порог, не заботясь больше ни о чём в мире. Они спотыкаются по пути к кровати, так и не отрывая губы друг от друга. Субин чувствует, что волосы старшего влажные после душа, когда запускает в них руку.

— Ты простудишься, если не будешь их сушить, хён, — он прерывает медленный поцелуй, нежно проводя кончиками пальцев по мягкой коже лица мастера, всегда поражаясь её идеальному состоянию.

— Мне плевать, просто продолжай целовать меня, — Ёнджун притягивает младшего ближе к себе за ворот футболки, грубо впиваясь в его губы поцелуем, выбивая весь воздух из лёгких.

Они целуются так отчаянно, будто это их последний поцелуй, боясь, что время вот-вот закончится. Но у них впереди ещё целая жизнь, чтобы быть вместе. Поцелуй переходит в быстрые мазки по шеям и челюстям друг друга, а потом снова перерастает в нечто большее.

Субин прижимается губами к обнажённой груди Ёнджуна, желая, чтобы уже расстёгнутая рубашка исчезла как можно скорее для того, чтобы между их телами не было ни единого препятствия. Быстро скидывая ненужную часть гардероба, младший вновь заливается краской, рассматривая полуобнажённого парня под собой, которого он так сильно любит.

Иногда в моменты близости Субина одолевает страх, что старший чувствует себя с ним не комфортно, как во времена, когда был моложе. Он боится, что заставит Ёнджуна думать о том, что ему, как и всем до него, нужно только его тело. Поэтому художник никогда не старается просить больше, чем позволяет сам мастер. Чаще всего это просто долгие-долгие минуты нежных поглаживаний и поцелуев, не заходящие слишком далеко и всегда заканчивающиеся улыбкой Ёнджуна со сверкающими глазами и раскрасневшейся кожей лица.

Сейчас же, снимая свою футболку, Субин тихо спрашивает:

— Всё нормально? — и старший без колебаний кивает, желая, нет, даже нуждаясь в большем.

Они раздевают друг друга, блуждающим по всему телу руками, между быстрыми поцелуями, исследую мягкую кожу. Остаться полностью обнаженными лицом к лицу не занимает много времени, и Ёнджун толкает младшего на спину, наклоняясь к его коже, оставляет на ней лёгкие засосы.

— Ты хочешь этого так же сильно, как и я? — озвучивает вопрос мастер тяжёлым от похоти и лёгкого дурмана в голове голосом. Субин быстро кивает, опуская свои ладони на идеальную задницу Ёнджуна, впиваясь пальцами в мягкую плоть.

— Достань смазку, детка, — у Субина это первый сексуальный опыт как в подготовке, так и непосредственно в самом процессе. Но он уверен, что Ёнджун обо всём позаботится, поэтому старается сильно не переживать. По крайней мере не сильнее, чем на данный момент.

— Ты хочешь, чтобы я сделал это?

— По… ох… дготовку?

— М-м-м, всё нормально, если ты не хочешь пробовать это сейчас, договорились? –Субин задумывается, стоит ли ему хотя бы попытаться.

— Ты можешь научить меня, как это делается? — в ответ Ёнджун лишь нежно целует его в губы, передавая смазку младшему в руку, прося использовать как можно больше вязкой субстанции. По пальцам художника стекают капли лубриканта, и это выглядит ужасно горячо.

Ёнджун направляет чужую руку к своему отверстию, прижимая палец Субина к колечку мышц.

— Начинай с одного, медленно, но верно, — Субин делает то, что ему сказали, неспешно толкаясь внутрь своего хёна, забывая, как нужно дышать от напряжения и ощущения тесноты вокруг пальца.

Ёнджун хвалит его, шепча на ухо приятные и приободряющие слова, время от времени даря нежные поцелуи. Старший велит добавить ещё один палец и стонет, когда Субин испускает глубокий вдох, вновь удивляясь тому, как приятно ощущаются плотно сжатые бархатистые стеночки под кончиками пальцев.

— Ты молодец, детка, двигай ими немного быстрее.

— Тебе хорошо? — невинно спрашивает художник, заглядывая прямо в глаза своего возлюбленного.

— Так хорошо… согни пальцы…. Да, вот так…

Субин не дурак, и он смотрел очень много порнофильмов, но всегда пропускал те части, где показывали моменты прелюдий и подготовки. Единственное, что он точно знает, — это то, что нужно найти одно заветное место, чувствительный комок нервов, и мягко погладить его, тем самым доставляя партнёру неземное удовольствие. И поэтому сейчас он отчаянно хочет, чтобы старшему было хорошо. Наконец, громкий и протяжный стон слетает с пухлых губ мастера, повышая самооценку Субина и заставляя его хитро ухмыльнуться.

Он не так уж и плох в этом.

Субин пытается повторить действие ещё раз, чтобы заставить старшего испытать наслаждение и в тоже время растянуть. Художник чувствует, как голова начинает идти кругом только от того, что стоны и скулёж Ёнджуна наполняют воздух, и сейчас они гораздо громче, чем во все прошлые разы прелюдии.

— Стой, Суб, стой.

— Я сделал тебе больно?

— Нет, детка, нет! Просто я не хочу кончить, пока ты не во мне, — младший краснеет от этих слов, очаровательно кивая.

— А теперь будь хорошим мальчиком и ложись на спину, — художник немедленно выполняет то, что ему велели, сжимая между пальцев одеяло под собой, чтобы удержаться от прикосновений к собственному твёрдому члену. Ёнджун гордо улыбается, прокладывая длинную дорожку поцелуев по телу парня, которая начинается на бёдрах и заканчивается на его губах. На лице мастера играет безумно привлекательная ухмылка, которую нужно признать абсолютно незаконной по мнению Субина.

— Ты так хорошо справляешься, детка, я люблю тебя, — слова звучат серьёзно, и Субин не может удержаться, чтобы не прошептать: «Я тоже тебя люблю» в ответ.

Внезапно комната наполняется звенящей тишиной, но это не чувствуется неловко, они ценят этот спокойный момент, когда можно просто смотреть в глаза, наслаждаться красотой и тонуть друг в друге.

Ёнджун опускается на бёдра своего любовника, и его худое тело выглядит одновременно ангельским и дьявольским с ракурса, открывающегося Субину. Художник мягко обхватывает парня за бёдра, помогая подняться и удобнее расположиться над его пахом, аккуратно направляя головку в растянутое колечко мышц.

— Ты такой красивый сейчас. Хотя ты всегда такой, — Субин становится слащавым, и Ёнджуна накрывает сильнее, чем когда-либо до этого.

Он резко опускается на член художника до конца, даже не предупредив последнего, и просто наслаждается выражением его лица — шоком и удовольствием, слишком очевидным и слишком заметным. Ёнджун замирает на мгновение, давая младшему привыкнуть к новым ощущениям, так же давая передышку и себе, потому что, если быть честными, он уже готов кончить, но преодолевает свою потребность в погоне за оргазмом, вместо этого делая ставку на приятные ощущения своего партнёра.

Раньше у него никогда не было такого секса. Он не особо заботился о других людях в постели, потому что никто не заботился о нём.

— Ты не можешь двигаться, пока я тебе не скажу, понял? — Субин с энтузиазмом кивает, его рука отпускает талию старшего и устраивается на подушке рядом с головой. Ёнджун наклоняется ближе к парню, оставляя лёгкий поцелуй на его губах.

- Наслаждайся, — и, о боже, Ёнджун плавно ведёт бёдрами, двигаясь на члене Субина, и ему это чертовски нравится.

Они наконец-то занимаются любовью.

А затем снова обнимаются и долго целуются, засыпая рядом друг с другом, с полными сердцами любви и усталыми после секса телами.

***

Субин заходит в квартиру старшего, держа в руках лиловую краску для волос, которую обещал купить.

И он приходит с гребанной подготовленной речью, которую учит всю дорогу, чтобы признаться в своих чувствах и наконец-то перевести их отношения в более официальный статус.

— Эй, детка, ты рано! — Ёнджун быстро целует художника, прижимаясь к его плечу. А затем направляется на кухню, чтобы приготовить кофе для младшего, который уже пристрастился к кофеину и буквально живёт только за счёт этого напитка. Но пить его в таких количествах определенно не очень полезно для организма.

Через полчаса они наконец-то начинают миссию по окрашиванию волос. Субин натягивает резиновые перчатки, а Ёнджун расчёсывает свои уже значительно отросшие волосы.

Получается полная катастрофа. Краска слишком тёмная и даёт насыщенный пурпурный оттенок вместо красивого пастельно-лилового, как хотел старший. Субин пытается разрядить обстановку комплиментами, заверяя мастера, что ему очень пойдёт этот цвет и с ним он будет выглядеть не менее потрясающе. Но Ёнджун лишь громко хнычет.

Художник случайно проливает краску на пол, размазывает её по своему носу и даже попадает на брови Ёнджуна. Всё идёт не по плану. Вообще. Но со временем процесс становится уже более организованным, и они впадают в комфортное молчание, так как Субин полностью сосредотачивается на своей миссии.

Ёнджун же продолжает следить за ним через зеркало, тихо восхищаясь маленькому фиолетовому пятну на кончике носа парня, надутым от усердия губам и растрёпанным в разные стороны волосам.

Он определённо точно влюблён. Очень сильно влюблён.

После окончания нанесения краски на волосы они выжидают нужное время за разговорами о всяких пустяках.

— Могу ли я показать то, что нарисовал на днях? — взволнованно спрашивает младший, уже выходя из ванной, даже не дождавшись ответа.

Ёнджун не может перестать думать о том, как они занимались любовью, и о том, как близки стали после этого, как будто их связь стала ещё прочнее. Он даже не думал, что вообще возможно чувствовать такую близость с кем-либо.

Художник возвращается со своим блокнотом, уже перелистывая страницы с рисунками, и Ёнджун видит, что в этом маленьком альбоме, который младший постоянно носит с собой, появилось много новых рисунков его самого. Художник не может перестать рисовать свою музу.

А Ёнджун не может контролировать слова, вырывающиеся из его рта:

— Я люблю тебя, Суб.

— Я тоже тебя люблю.

Они смотрят друг другу в глаза, и это прекрасный момент. Но старшему кажется, что Субин не совсем уловил смысл сказанного.

— Вот! Смотри! Я тут подумал, может, мне стоит набить себе эту бабочку! Она похожа на твою, и я знаю, что это немного бредово. Но я очень, очень её хочу. Чтобы я мог помнить тебя вечно, — Субин не поднимая взгляд, продолжает рассматривать свой рисунок.

Ёнджун готов расплакаться.

— Ты хочешь помнить меня вечно?

— Да, конечно, — пространство вокруг них тонет в тишине, пока старший не нарушает его.

— Почему мы не можем быть вместе вечно? Тогда бы у тебя не было даже шанса забыть меня.

Честно говоря, всё идёт не так, как представлял себе это Субин. Он не думал признаваться Ёнджуну сейчас, когда его голова покрыта краской, не с фиолетовым пятном на своем носу и не в маленькой ванной в четыре часа дня.

Но так или иначе, идеальнее момента уже не будет.

— Хён, эй.

— Я слушаю.

— Ты хочешь провести со мной вечность?

— И даже дольше?

— Ах, это уж будет слишком, тебе не кажется? — Ёнджун шлёпает Субина по руке, но младший быстро наклоняется и целует его.

Он совершенно забывает, что запустить руку в волосы мастера — это совсем плохая идея, поэтому отстраняется с фиолетовыми ладонями, заставляя Ёнджуна громко хихикать, и начинает смеяться сам с того, какой же он всё-таки идиот.

— Ты будешь моим парнем? — Ёнджун кивает и снова целует его, теперь держа руки младшего внизу, чтобы избежать ещё одного несчастного случая.

Субину не понадобилась заготовленная речь, но он, конечно же, произнесёт её, просто чтобы заставить старшего плакать от счастья.