Намджун сидит на шезлонге, укрытый от солнца широким пляжным зонтиком. Десятая глава его книги почти дописана, а мысли несутся гораздо дальше. Солнце ласково облизывает длинные ступни, лёгкий морской ветер холодит лицо, вдохновение, такое далёкое от Намджуна в Сеуле, сейчас разжигает в груди огонёк нетерпения.
Намджун выпросил отпуск почти мольбами, а издательство, которому он и так задолжал несколько глав, со вздохом оплатило месяц отдыха в Канкуне. Если хочешь держаться на плаву как писатель, то должен делать это регулярно — а как, если серые джунгли мегаполиса вгоняют в тоску и предлагают лишь постоянное чувство апатии, вместо вдохновения? Популярный мексиканский курорт совсем другое дело. Потрясающие виды — приятно волнуют что-то внутри, теплые лучи солнца — оживляют, а море — чем не вдохновитель?
Намджун потягивается, поставив точку в очередной главе, и думает: пойти прогуляться вдоль береговой линии или хватать быка за рога, пока пишется? Он почти уже решается продолжить, как вдруг ему в голову прилетает волейбольный мячик.
— Простите, извините, я не специально, — скороговоркой произносит парень, бегущий к нему. Он говорит на английском, с лёгким акцентом, и, приближаясь, немного неуверенно переходит на корейский. — Вы в порядке?
— Я… да, — Намджун, ещё секунду назад чувствовавший раздражение, теперь чувствует, что, кажется, забыл и корейский, и английский.
— Ещё раз извините, — уже уверенно на чистом корейском произносит парень. — Я заберу? — кивает он на мяч, поднятый Джуном. Ким протягивает мячик, так и не сказав ни слова, и парень, поклонившись, возвращается к друзьям.
Да, Намджун залипает на него. Залипает безбожно, просто потому что с чувством прекрасного у него всё просто отлично. А в том, что парень прекрасен, не поспорит с ним, пожалуй, никто. Выкрашенные в белый пряди чуть вьющихся волос, смуглая кожа, по ровному слою загара которой очевидно, что он тут давно, явно спортивное тело и такое очаровательное, немного детское лицо, с такими невероятно пухлыми и манящими губами, что Намджун впервые в своей жизни жалеет, что не умеет рисовать.
Теперь сосредоточиться на книге становится трудно. Джун то и дело бросает взгляд на подпрыгивающего возле сетки парня на позиции связующего. В волейболе, пляжном или обычном, Намджун не шарит от слова совсем, но действия конкретно этого парня его завораживают. Гибкий и быстрый, он выкрикивает что-то на испанском, когда собирается пасовать, а Намджун закрывает глаза, потому что это очень отвлекает.
Минут через пять идея прогуляться по пляжу и желательно подальше от волейболистов кажется отличной. Намджун убирает ноутбук в сумку и уходит, стараясь настроить мысли на свою книгу.
<center>***</center>
Парень с самыми пухлыми в мире губами выветривается из головы вместе с прогулкой и сном, Намджун завтракает в отеле и к обеду усаживается в полюбившейся за неделю летней кафешке неподалёку. Он пьёт кофе, хотя в такую жару предпочтительнее было бы что-то холодное, и снова пишет. События в его голове переплетаются, заставляя поторапливать самого себя, Ким пытается не упустить детали, пришедшие в голову перед сном, и стучит по клавишам как сумасшедший, поймав птичку вдохновения в клетку. Лишь на секунду он поднимает взгляд, собираясь глотнуть никак не желающий остывать капучино, и теряется, оказываясь во власти всё тех же, уже знакомых и даже успевших хорошо запомнится, губ. Парень, вчерашний горе-волейболист, садится за столик совсем рядом с Джуном и увлечённо щебечет что-то по-испански, переговариваясь с двумя друзьями. Намджун смотрит — смотрит, пожалуй, слишком долго — и утыкается в ноутбук лишь тогда, когда этот парень, кажется, замечает внимательный взгляд. Он пытается писать, снова погрузиться с головой в свой же сюжет, но "горе-волейболист" все ещё сидит перед Джуном, и это отвлекает!
Беглая испанская речь мелодичным, даже певческим голосом въедается в подкорку. Намджун и слова не понимает, но это почему-то не мешает прислушиваться ежесекундно и бросать короткие взгляды из-за крышки ноута.
Этот парень — произведение искусства. И не столько дело во внешности, сколько в том, какой он. Он проводит ладонью по бедру, рассказывая что-то увлечённо, прикусывает свою пухлую губу, слушая собеседника, проводит маленькими пальцами по щеке, постоянно отбрасывает волосы с лица, как какой-нибудь киногерой, и делает это так непринуждённо, так обыденно, словно соблазнение — стиль его жизни. А потом, словно меняя образ, смеётся, ярко, солнечно, стучит ладонью по столу, и это вызывает в Намджуне чёртов диссонанс. Потому что нельзя быть настолько горячим и одновременно булкой. Это — незаконно, это — запрещённый прием, и это — ОТВЛЕКАЕТ!
Намджун злится почему-то, и уходит, оставив недопитым свой раскалённый — до сих пор! — капучино. Он надеется закончить главу сегодня и отправить её редактору. И он надеется, что допишет эту грёбаную книгу за этот месяц, иначе его просто вышвырнут.
<center>***</center>
Это происходит снова, когда Намджун сидит вечером в парке. Здесь многолюдно, если не знаешь, куда садиться, но Ким умеет быстро и качественно исследовать территорию, поэтому находит как минимум три потаённых места, где можно спокойно работать, не отвлекаясь. Лёгкий как ветерок, испанский говор привлекает внимание, и Намджун едва не давится, когда совсем рядом с ним усаживается компания парней и девушек, среди которых — ну, конечно же — тот самый не дающий покоя садист. Вечерний ветер легко развевает изумрудного цвета рубашку, накинутую поверх футболки, светловолосый паренёк жмурится, смеясь, и щёлкает по носу свою подругу. Намджун думает пять секунд, прежде чем покинуть насиженное место, и почему-то ему кажется, что его спину прожигает взгляд, когда он зло удаляется по дорожке, ведущей к выходу.
На пятую встречу Намджуну кажется, что этот парень его преследует, на седьмую он становится в этом уверен. Джун злится, когда в очередной раз видит знакомые пухлые губы, потому что притащиться на дикий пляж, когда он тут — просто нечестно. Он встаёт с места, не думая слишком долго, и уверенно идёт к компании мексиканцев, где по какой-то неведомой шутке многострадальной намджуновой судьбы, затесался один-единственный, выводящий из себя кореец.
— Ты специально сюда пришёл? — сходу бросает Намджун, приближаясь, и ловит удивлённый взгляд.
— В каком смысле? — вопрос резонный, да и Намджун со своим наездом не то чтобы адекватно выглядит.
— Складывается ощущение, что ты меня преследуешь, — уже спокойнее и даже как-то виновато отвечает Ким.
Парень, сидящий прямо на песке, смотрит на Джуна несколько секунд, будто изучает, а потом выдаёт, чуть прищурившись и хитро улыбнувшись:
— Правильно складывается.
Намджун, который уже успел пожалеть о своём решении подойти, открывает рот и не знает, что сказать, хлопая им, словно рыба, выброшенная на песок. Такой наглости он не ожидал.
— И зачем? — Ким складывает руки на груди. Он чувствует себя неловко, потому что вся компания с интересом поглядывает на него и своего друга, слушая разговор, который не может понять. Парень поднимается на ноги и, улыбнувшись, протягивает руку.
— Я Чимин, — говорит он. — А насчёт преследования — я пошутил.
И Намджун чувствует себя каким-то окончательно съехавшим идиотом.
— Намджун? — абсолютно неуверенно, словно ему и впрямь надо уточнять свое имя, отвечает Джун и пожимает протянутую руку.
— Тебе виднее, — легко пожимая плечами, говорит Чимин и обращается к своим друзьям. — Conoce chicos, es Namjoon.*
Со всех сторон раздаётся дружное "hola", Намджуну протягивают руки, стучат по спине и пихают пиво. Ким настолько поражён, что ничего, кроме ответных рукопожатий и сжатой в ладонях банки пива, выдать не может. Чимин веселится, наблюдая за растерянным Намджуном, кто-то уже перетаскивает вещи Джуна ближе к ним, и Ким невольно усаживается на песок рядом с Чимином, совсем забывая о книге.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает Чимин и, ловя всё ещё немного растерянный взгляд Намджуна, уточняет: — В смысле, не здесь конкретно, а в Канкуне?
— У меня творческий отпуск, — на автомате отвечает парень и спустя секунду спрашивает: — А ты?
— А у меня каникулы, — улыбается Чимин. Намджун кидает скептичный взгляд на пиво в руке парня, и он тут же, смеясь, добавляет: — Я учусь в универе, и мне двадцать один. А тебе?
— Двадцать пять, вроде как писатель.
— А как это — вроде как?
— Я пишу только третью книгу и не уверен, что смогу закончить в срок. — Чимин забавный, а ещё Джун снова залипает, и его утверждение очень похоже на правду.
— Вау, хён, а о чем книга?
Намджун вздыхает, смотрит в глаза Чимину несколько секунд и пускается в путаный рассказ, начиная с начала.
<center>***</center>
Намджун не понимает, как так вышло, что теперь он старается встать пораньше, писать как можно больше, чтобы вечером быть вытянутым на пляж или в парк, или ещё чёрт знает куда самым — как оказалось — очаровывающим парнем на свете. Чимин много улыбается, трещит без умолку, постоянно спрашивает о работе Джуна и смотрит так, словно всё в нём его восхищает. Его зовут Пак Чимин, он учится на хореографическом и приехал к бабушке, живущей здесь уже пять лет, на каникулы. Намджун улыбается столько, сколько, наверное, в жизни не улыбался, слушая высокий, певучий голос и, кажется, утопает в каждом жесте, смехе, безудержно весёлом, даже озорном. И не понимает только одного — как подъехать, а главное перед этим выяснить, есть ли смысл подъезжать. Потому что хочется.
Чимин жутко тактильный, но абсолютно со всеми, при этом нет ощущения, что у него тут есть кто-то, вся мексиканская компания — его друзья; а когда они выбираются в бар или клуб Чимин, в отличие от своих товарищей, не идёт цеплять кого-то, оставаясь в компании Намджуна и продолжая щебетать и расспрашивать. И постоянно говорит о чём-то на испанском своим друзьям, глядя на него, и Киму остаётся лишь придумывать, почему они смеются в ответ на эти слова, сказанные возмущённым тоном. Чимина хочется рассматривать бесконечно, он такой красивый, что Намджуну хочется ввести в книгу нового персонажа просто для того, чтобы описать Чимина. И Джун думает, что скоро прямо так и скажет, что Пак ему нравится, а там — будь, что будет.
<center>***</center>
— Are you gay?
Этот вопрос, заданный подругой Чимина, застаёт врасплох. Это странно, хотя бы потому, что она девушка. Намджун удивлённо моргает и, честно говоря, хочет спросить, какого чёрта, но почему-то просто утвердительно кивает.
— Oh, cool, — радостно улыбается девушка и тут же дёргает Чимина, что-то начиная ему рассказывать на испанском. Теперь Намджун ещё больше хочет узнать, какого чёрта.
А потом, кажется, понимает.
То, что Чимин начинает вытворять после этого нелепого диалога, наводит на мысли, и Намджун теряется, сталкиваясь с настоящим цунами из местами забавного соблазнения. И так тактильный Чимин будто ставит своей целью общупать Намджуна везде, где можно, и будь Ким чуть большим дураком, он бы непременно принял это за случайность, но он всё-таки не совсем дурак. Чимин закусывает губы, смотрит из под ресниц, словно так и говорит всем видом: "вот он — я, смотри, я же весь сплошной намёк". А Намджуну вдруг становится до крайности смешно от всей этой ситуации. И интересно: как далеко это зайдёт. Ведь Чимин провёл такую разведку, а просто поговорить после этого так и не решился.
Не выдерживает Чимин довольно быстро.
Они сидят в каком-то баре, куда их притащил Рауль, обещая "ну, просто внеземной вечер с живой музыкой". Пак напивается как-то слишком зло, сидя рядом с Джуном, и, кажется, совершенно отчаявшись в своих попытках закадрить нового друга. Намджун посмеивается про себя, думая о том, что Чимин, показавшийся таким наглым при знакомстве, не может просто признаться в симпатии. Ким, конечно, тоже хорош, но он-то ради эксперимента молчит (да-да). Когда Чимин снова застаёт его врасплох, он уже даже не удивляется.
— Хён, я тебе совсем-совсем не нравлюсь? — Пак устало кладёт голову на плечо Намджуна и прикрывает глаза.
— Нравишься, — отвечает Намджун.
— Тогда давай целоваться, — прищурившись и улыбнувшись, предлагает Чимин, облокачиваясь на стол и заглядывая Джуну в глаза.
И Намджун ловит панику в глазах напротив, когда наклоняется внезапно и прижимается к этим давно манившим, пухлым губам. Чимин теряется, это ощущается в его замершей позе, напряжении и дрожи, скользнувшей по телу. Намджун собирается отстраниться, когда Чимин двигает губами и целует в ответ. И это внезапно сносит крышу. Намджун углубляет поцелуй, совсем немного, и тут же получает реакцию гораздо сильнее, словно они соревнуются. На землю его возвращает довольный свист напротив.
— Se veían muy bien juntos, — щебечет Нэша, улыбаясь. Намджун вопросительно смотрит на раскрасневшегося Чимина, и тот переводит:
— Она говорит, мы классно смотримся, — Пак выпрямляется, чтобы сделать глоток пива, и подсовывает руку под локоть Джуна, чтобы провести по внутренней стороне бедра. Вау, а Чимин решил сразу идти ва-банк. — Давай сбежим, — предлагает он, коснувшись горячим дыханием уха. И честно говоря, Намджун собирался предложить то же самое.
Они берут такси и приезжают к Чимину домой. Крадутся на второй этаж, чтобы не разбудить бабушку, и смеются тихо, когда спотыкаются, наверняка создавая кучу шума.
Чимин снимает футболку, едва Намджун прикрывает за собой дверь и, видимо, не оставляет выбора. Джуна ведёт и от горящих в темноте глаз, и от порывистых движений, и от каких-то отчаянных поцелуев. Он гладит обнажённую спину, кажущуюся раскалённой в этой сумасшедшей мексиканской жаре, проходится губами по щеке, мазнув ниже к впадинке на ключице, и Чимин тянет его на кровать.
Чимин и правда чертовски красивый. Смуглая кожа отливает бронзой, переливаясь в свете редких фонарей с улицы, блестящие губы то приоткрываются, выдыхая полустоны, то смыкаются, глуша их внутри. Глаза бродят по намджунову телу, когда он скидывает последнюю вещь на себе и словно сканируют.
— Ты очень красивый, — шепчет Пак, разрывая вязкую, густую тишину.
— Ты просто себя не видел, — отвечает Джун, нависая сверху.
— Почему же, видел, – дьявольски ухмыляясь, выдает Чимин и тут же давится воздухом, когда Намджун обхватывает рукой его возбуждение.
Намджун чувствует себя школьником, когда осторожно прикасается, изучает; когда слышит в ответ задушенные вздохи-всхлипы, вместо полноценных стонов; когда входит плавно и так же тягуче-медленно двигается, утопая в контрасте шёпотов и впивающихся в спину ногтей. Кожа липнет друг к другу, омываясь жаром мексиканской ночи, Намджун почти плавится от этой жары и собственного пылающего огня, разделённого с Чимином.
Намджун заканчивает, сцеловывая стон с пухлых, таких манящих и теперь наконец-то испробованных губ. Чимин дышит, тяжело и громко, в последний раз запрокидывая голову в сладкой истоме этой ночи. Ким соскальзывает на бок, притягивая Пака к себе и зарываясь носом в его волосы.
— Я вернусь в Сеул раньше в этот раз, — шепчет Чимин. — Через неделю.
— Почему? — Намджун хочет думать, что из-за него.
— Потому что в Сеуле будешь ты, а в Канкуне тебя уже не будет, – Чимин поднимает голову, встречаясь взглядом с Намджуном.
Намджун хочет сказать что-нибудь, но вместо этого целует, вкладывая гораздо больше, чем можно выразить словами. В Сеуле теперь они будут вдвоём.