О поездке в город объявили с утра, и из желающих ехать выстроилась целая очередь, а хвостом за этой очередью выстроилась очередь желающих что-нибудь заказать у тех, кто едет. Несмотря на клятвенное обещание Дэна впаять дежурство вне очереди всем, кто привезёт из города что-то, помимо списка, он как-то проглядел сумку-холодильник, втихаря сунутую в кузов грузовика, хотя вырвиглазный зелёный цвет выдавал её с потрохами.

У Саши заказ был четкий: «Ёлочка» — для Лены и «Лакомка» — для Жени, и дополнять его чем-либо ещё Казьмин не собирался.

Дэн рвение не слишком активного в этом выезде Казьмина оценил. А о том, что виноват в этом рвении был лично Егоров, потребовавший уплаты долга за прикрывание Саши перед Котельниковым и чрезвычайно нудный поход в лес в обществе послушника, последовавший из этого прикрывания, ему знать было совсем не обязательно. 

Дэн сказал, что больше пяти человек в город не пустит, мол, нечего шляться толпой по магазину.

Но поехало в итоге семеро.

Двое монахов, сидевших в кабине, удивлённо вскинули брови при виде оравы студентов, — речь шла о том, чтобы подкинуть до города двоих-троих максимум, — но кивнули, мол, залезайте, раз пришли, в кузове всем места хватит.

Саша уселся поближе к кабине, где трясло поменьше, устроился, прикрыв собой сумку-холодильник и приготовился к долгой дороге.

Дорога и правда оказалась довольно долгой. Около получаса они тряслись вдоль реки, потом лес, сопровождавший их всё это время, внезапно закончился, а грунтовка сменилась асфальтом средней паршивости. Взгляду открылся захолустный город, и Саша почти его узнал.

Ну, как узнал… Он успел увидеть немало таких городков: жёлто-зелёные оградки, старые рамы в окнах, торчащие панельки, зелёные деревья, на некоторых из которых уже висели мелкие кислые яблоки… Всё как будто покрытое блёклым охряным фильтром. Всё выцветшее.

Он как-то раз сказал Лене, мол, сто километров от ближайшего города-миллионника — и приедешь в СССР. Теперь Саше казалось, что он тогда соврал: сто километров от миллионника — и окажешься во всех эпохах сразу, сожранных этим пыльным охряным фильтром. Хочешь — воображай опричников, хочешь — декабристов, не хочешь — не фантазируй, но эти городки всегда будут одинаковыми, будто порождёнными пыльным безвременьем. Уютными будут, родными кому-то, но одинаково пропитанными русской тоской. И гиблыми.

Ярик сидел в углу чуть поодаль, играя от скуки в «Змейку» на своей неубиваемой «Нокии», и, вскинув голову, когда грузовик подскочил на очередной неровности, въезжая в город, раскрыл рот в немом изумлении.

Ребята, что-то весело обсуждавшие в другом конце кузова, тоже притихли, оглядываясь. Никто не сказал этого вслух, но от пейзажа, знакомого по обрывкам разрозненных воспоминаний почти каждому из присутствовавших, веяло чем-то тяжёлым — особенно на контрасте с полем, белыми стенами монастыря и высоким голубым небом над их палатками… Вера, одна из новеньких, любившая фантастику, наверняка сказала бы, что они, проехав через лес, как сквозь коридор, оказались в каком-то другом мире, если бы не боялась выглядеть глупо с такими фантазиями.

— А у меня бабушка в похожем городке живёт, вот прям почти в таком же доме, — тихо произнесла она вдруг, кивая на вытянутую трёхэтажную панельку. — Я к ней раньше часто на лето приезжала…

— Скука смертная, — заметил кто-то.

— Да нет, почему… — пожала плечами Вера. — Я там ребят местных знала, мы на великах катались, раздолбанные такие… У них ещё руль, знаете, не как у современных, а как будто выгнутый вниз.

Она описала рукой дугу в воздухе. Один ветеран понимающе кивнул.

— «Стелс», что ли?

— Вроде… Да, точно! Они ещё бывали синие такие, а бывали ярко-розовые…

— Зелёные ещё, — усмехнулся третьекурсник Димка. — У меня дома такой был. А потом, как я в Москву уехал, он брату перепал. До сих пор живой, прикиньте. Неубиваемый вообще. Блин, я аж по дому заскучал…

— Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок… — напел кто-то из девочек, хихикнув.

— На нашу улицу в три дома, где всё просто и знакомо… — немного смущаясь, вторила Вера.

Ярик, слушая их вполуха, к ностальгии не присоединялся. Ему ностальгировать было не по чему: он вырос в Питере, после выпуска почти сразу, как вывесили списки, уехал в Москву, а провинцию ему увидеть как-то не довелось. Ленобласть разве что — да и то так, мельком… Сейчас Ярик, глядя на грязноватый пейзаж и низкие дома, которые очень хотелось мысленно обозвать развалинами, думал — и слава богу.

Впечатление было, мягко говоря, так себе. Какая-нибудь бодрая музычка могла бы, пожалуй, немного его сгладить, но наушников под рукой не было, а песня, которую напевали, оживившись, ребята — судя по всему, старьё какое-то, к тому же заунывное. Ярик слышал её когда-то давно по радио в машине, но слов, конечно, не помнил.

Прислонившись лопатками к кабине, он тряхнул головой, слегка щурясь от ветра, несущего пыль в глаза, и удивлённо вскинул брови, невольно скосив взгляд на сидящего почему-то в одиночестве, а не со «своими» Сашу.

Плюхнувшись в нагретый кузов грузовика и сразу же уткнувшись в телефон, Ярик как-то не заметил его сразу и теперь смотрел так, точно увидел впервые. Справедливости ради, такого Сашу Ярик и правда видел впервые. Странное ощущение: что-то как будто было не так, но что именно, Ярик понять не мог.

Казьмин сидел, подтянув к себе колени, и напряжённо сжимал и разжимал кулак левой руки, едва не впиваясь ногтями в ладонь и стараясь не смотреть по сторонам.

Унылый пейзаж, напомнивший родной город, быстро надоел, а затем и вовсе начал действовать на нервы. Через несколько минут Казьмин поймал себя на мысли, что его от этих деревьев-домиков просто тошнит, и всё вокруг начало как-то давить и сжиматься. Даже дышать стало как будто немного тяжелее. Хотелось уже поскорее доехать и сойти с мотавшегося из стороны в сторону грузовика, закончить с делами и вернуться в лагерь.

Ребята в другом конце кузова пели бесячую песню. Саша нервно втянул носом воздух. Когда-то эта мелодия играла из каждого утюга. Помнится, у них дома на кухне висел старенький шипящий приёмник с одной-двумя работавшими радиостанциями. По одной из них передача какая-то каждый день шла — вот, кажется, там эту песню и крутили. С тех пор она только с Нижним Тагилом, с его старым домом и двором у Казьмина и ассоциировалась. С лестничной клеткой ещё и соседями…

Только врываться в свой городок Саша совсем не хотел.

— Где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости…

В висках пульсировало. Грузовик, наехав на колдобину, подпрыгнул — кузов слегка качнуло, и толчок отдался в голове тупой болью. Захотелось прикрыть глаза.

— Где рождение справляют и навеки провожают всем двором…

Нестройные голоса, тарахтящий мотор, стук колёс о хреново уложенный асфальт — жуткая какофония била по ушам. По голове. Слишком громко. Очень хотелось выключить её, как старый приёмник. Или закричать.

— Саш?.. — едва слышно позвал Ярик, таращась на него во все глаза.

Казьмин, выглядевший большую часть времени флегматично-спокойным, а иногда угрожающе-сердитым, что немного пугало, пугал сейчас ещё больше.

— Саш, ты чего?

Казьмин бросил на Ярика раздражённый взгляд, машинально теребя значок с драконом на спецовке и переворачивая его кверху ногами. Чужое участие было сейчас очень не вовремя. Саша шумно сглотнул, поднимая глаза куда-то к небу и стараясь отвлечься. На что отвлечься? На облака? Их как назло не было. Абсолютно чистое небо. От яркого света заслезились глаза. Саша часто заморгал.

— Саш… — снова позвал Ярик. — Тебе что… плохо?

Казьмин вздрогнул и инстинктивно отшатнулся, когда Ярик протянул к нему руку, намереваясь не то положить её ему на плечо, не то сделать ещё бог весть что.

— Не ори ты, — выдавил он, краем глаза поглядывая на начавшего суетиться где-то сбоку Ярика. Чужая суета нервировала ещё больше.

— Тебя укачало? — уточнил Баярунас, машинально хватаясь за край кузова, когда грузовик слегка подскочил на очередной колдобине. — У меня вода есть, дать?

Не дожидаясь ответа, он рывком расстегнул молнию зажатого между коленей рюкзака и принялся рыться в поисках завалявшейся на дне бутылки.

— Н-не надо мне воды, — шумно выдохнул Казьмин и снова прикрыл глаза.

Скоро должно было пройти. Надо было просто об этом не думать. И дышать, дышать… Саша захватил ртом побольше воздуха и тут же судорожно выдохнул, чувствуя, что места в лёгких как будто бы слишком мало для того, чтобы весь этот воздух там уместился. Попробовал ещё раз — то же самое.

— Саш, ты дыши, дыши… — раздался над самым ухом голос Ярика, чужие пальцы полезли зачем-то оттягивать ворот спецовки. — Мы приедем уже скоро… На вот… на воды, я нашёл…

— Руки… — сердито фыркнул Казьмин. Добавить что-то ещё было уже тяжело.

— Ты попей, лучше станет, — настаивал Ярик, пихая ему в руки свою бутылку. — Может… давай я позову кого-нибудь?

Ярик обернулся сначала на кабину, в заднем окне которой маячили затылки монахов, не обращавших на студентов никакого внимания, затем на ветеранов… но осёкся прежде, чем Саша успел его одёрнуть. Не зная, что делать, не имея ни малейшего понятия о том, когда на самом деле они должны были приехать, Ярик каким-то шестым чувством вдруг понял, что, стоит ему сейчас заикнуться кому-то из ехавших с ними, что Саше тут плохо, Казьмин убьёт его если не на месте, то сразу как только ему полегчает. Всё, что оставалось — не бросить же как есть — это предложить воды. Как именно это должно было помочь, Баярунас прямо сейчас сообразить не мог, но ведь когда кому-то нехорошо, всегда обычно дают воды…

— Лучше? — с надеждой спросил он.

— Не надо никого звать, — коротко качнул головой Саша, всё-таки отпив немного из бутылки.

— Я не буду, ладно… — быстро закивал Ярик, испуганно вглядываясь в бледное лицо Казьмина. — Я давай тогда… может…

Он лихорадочно перебирал в голове идеи, пытался вспомнить хоть что-то полезное со школьных уроков ОБЖ, но вспоминался только порядок действий при аварии на гидроэлектростанции. В голове было пусто. Ярик понятия не имел, что делать.

— Саш, что мне сделать? — наконец сдался он.

На очередном повороте снова пришлось схватиться за край кузова, чтобы не потерять равновесие. Казьмин прикрыл глаза и, сжав кулак до побелевших костяшек, едва слышно попросил:

— Скажи, чтоб все заткнулись.

Неожиданная просьба застала врасплох. Он, признаться, рассчитывал услышать что-то вроде принеси-подай-отойди-не мешай… Баярунас растерянно обернулся на поющую компанию, прикидывая, куда его пошлют, если он передаст сейчас Сашкину просьбу. Но раз его попросили… Сам ведь спросил, за язык никто не тянул. 

Ярик набрал в грудь побольше воздуха, чтобы рявкнуть погромче и звучать убедительнее, и уже открыл было рот, когда грузовик, не притормозив, налетел на лежачий полицейский и подпрыгнул так, что все, включая его самого, хором ойкнули и, сбившись, перестали петь. 

Стало немного полегче. Лучше уж тарахтящий мотор, чем это блеянье. Казьмин хотел кивнуть в знак благодарности, но, кажется, сделал это только мысленно, потому что Ярик, снова обернувшись к нему, продолжил таращиться во все глаза. 

— Саш…

Не зная, что ещё сказать или сделать, он несмело придвинулся ближе, то и дело ёрзая на месте.

Казьмин медленно втягивал носом воздух, выдыхая через рот. Дыхание постепенно выравнивалось. 

— Там у дома половина провалилась внутрь, а во второй окна новые и кто-то есть, — тихо заметил Ярик, ища, за что бы зацепиться взглядом.

Так себе тема, чтобы разрядить обстановку, но другой не нашлось. 

— Напугал ежа голой жопой, — зевнул Казьмин, но всё-таки посмотрел в ту сторону, куда указывал Ярик.

Дом, уже наполовину скрывшийся за поворотом, был именно таким, каким описал его Баярунас.

— Ты в таком жил? — вдруг доверчиво спросил тот.

— У меня друг жил в доме, который накренился так, что стоял по диагонали.

Саша поднял руку, демонстрируя, под каким углом стоял дом, и как-то походя заметил, что раньше того мальчика другом не звал — разве что приятелем…

— Его дом распорка держала. А потом, когда ясно стало, что она сейчас треснет, они переехали к нам в соседнюю квартиру. В однокомнатную. Всемером.

В синих глазах Ярика вспыхнул ужас, и Сашу это почему-то обрадовало. Не сказать, что он именно этого добивался, но вдруг стало любопытно, и Казьмин в это чувство вцепился мёртвой хваткой.

— А когда мы на Териберку ездили строить какой-то отельчик после того, как там «Левиафана» сняли, я сам такие домики увидел. Деревню целую, — Саша даже дракончика обратно повернул. — Они все косые и кривые, знаешь, как будто собрали из мусора, который море вынесло… А самого моря, пока отлив, нет — только рыбьи бошки до самого горизонта. Рыбаки ловят сетью, тут же на месте свежуют, а головы — в воду сюда же, на подкормку другим рыбам. Вот только когда прибой уходит, головы остаются…

Перед глазами вдруг развернулась та страшная картина. Они с Женькой тогда ещё перваками были, — отряд только сформировался, первый выезд, даже спецовок ещё не было... Жили в строительном вагончике ещё с пятью ребятами, спали на полу, а всё равно было уютнее, чем у тех, кто жил там всю жизнь в своих вроде домиках, на ремонт которых не хватало денег. И всё-таки тогда, на Териберке, было лучше, чем здесь. Там километрах в пяти от страшной деревни начиналась настоящая тундра, раскинувшаяся на сотни километров вокруг. Был рядом национальный парк, напоминавший Марс, с волшебным водопадом, с птичьим базаром. Туристы тогда ещё были там редкими гостями — не то что теперь. И всё это казалось нетронутым и величественным… Отвлекало.

И Саша вдруг понял, что это не самое страшное, что он может описать. Воспоминания были похожи на карточки, которыми они менялись в детстве: вот — редкая, вот — легендарная, а вот — повторюшки, такие часто попадаются, если родишься вне столиц.

А Ярику меняться было нечем, и он мог только слушать, смотреть на Сашу загипнотизированно и внутренне содрогаться от ужаса.

Но вот они приехали.

Их высадили у такой же пыльной, как и всё здесь, «Пятёрочки», и грузовик погромыхал куда-то дальше по улице. Водитель пообещал приехать за ними через час — монахи закупались оптом где-то в другом месте, куда стройотрядовцам ехать не имело смысла.

Редкие покупатели, в основном пенсионеры, от семерых студентов в спецовках, пропахших костром, буквально шарахались. А это ведь они всего пару дней тут жили. После месяца в полевых условиях их, наверное, задерживать будут как химическую угрозу…

Ребята не спеша прошлись по небольшому магазину, сверяясь со списком, написанным Асей, видимо, на ощупь. Получаса хватило на то, чтобы вполне успешно затариться — в том числе и не прописанным в списке мороженным на весь лагерь. То, что предназначалось ребятам, погрузили в сумку-холодильник, за своё принялись сами. Димка снял спецовку, аккуратно положил её поверх сумки и направился за угол — в ларёк за сигаретами и сразу же курить.

Следом почти так же решительно встал доевший мороженное Ярик и, развернувшись, пошёл обратно в «Пятёрочку». Какое-то внутреннее чутьё подсказало Саше не оставлять его одного. Казьмин тихо поднялся: себе он мороженого не брал, только «Колу» в банке, так что назад в магазин, согласно табличкам на двери, ему было можно.

Ярик, пройдя между стеллажами, свернул к отделу с алкоголем и застыл напротив полок с водкой. Судя по названиям, водка была весьма и весьма палёная. Чего стоило только «Воздух: пьешь, как дышишь». Зато приятно радовали цены.

Саша, не показываясь Ярику, со всей скрытностью, на которую был способен, прошёл за рядами бутылок и встал за углом — там, где, по его расчётам, Ярик должен был появиться по пути на кассу. Хватать его за руку сейчас было бредом. Казьмину нужны были весомые доказательства святотатства. Хотя бы пол-литра в руках у подозреваемого, а лучше — литр.

Ярик превзошёл все возможные ожидания, взяв целых два, и направился к кассе.

— Ярик-Ярик-Ярик, какая большая ошибка… — Саша вырулил ему навстречу, на всякий случай перехватывая руки Баярунаса поверх кистей, чтобы не выронил вещдоки.

— Какая ошибка? — Ярик так и застыл, не шевелясь, и, кажется, не очень дыша.

— Ты забыл, что отряд «Факел» ведёт здоровый образ жизни? — почти мурлыкнул Казьмин. — И что мы не позорим спецовки алкоголизмом, курением и употреблением перорально и внутривенно запрещённых веществ…

— Так я же просто купить…

— Ярик, ты какую репутацию хочешь создать отряду, покупая две бутылки водки? — кивнул Саша на их сведённые руки. — Я не думаю, что, если мы сейчас выйдем, ты сразу же выльешь их в канализацию, так как решил избавиться от алкоголя.

— Так ну все же…

— Чего «все», Ярик? Я вот нет. Ты хоть раз видел кого-нибудь в спецовке с бутылкой в руках? Все с термокружками, чаёк пьют.

— Дима за сигаретами пошёл.

— А он пошёл без спецовки.

— Так я сниму, — Ярик даже потянулся к пуговицам, но Саша удержал его руки.

— А тебя уже продавец видел.

— Я не видел пункта об этом в положении… — пробормотал Ярик.

— Ничего себе, кто-то его читает? — изумился Казьмин. — Давай, ставь водку и пошли к ребятам. Это важная традиция. Не стоит её нарушать, если не хочешь… последствий.

В том, что Баярунас в итоге поставит водку на место, Саша не сомневался, но самолюбие приятно пощекотало то, с какой поспешностью он это сделал, как только Казьмин его отпустил.

***

Всю первую половину дня Серёга провёл, раскапывая яму-холодильник. Дэн велел выкопать её метр шириной, пару метров длиной и как минимум по пояс. По всем параметрам — гроб, только для продуктов, так как жара стояла страшная, а скоропортящиеся продукты на тридцать семь человек в «неизвестно ещё куда подевавшуюся сумку-холодильник» всё равно бы не поместились. Работа поначалу показалась лёгкой — куда легче, чем таскать доски по лесам, поэтому Серёга и предложил поменяться Яру, которого Дэн изначально определил на эту работу. Разумеется, не просто так.

Теперь он понимал, что продешевил. Довольно скоро мягкий дёрн сменился песком и камнями и работа затянулась. Сапёрная лопатка, выданная Дэном, была не больше двух сложенных Серёгиных ладоней, а сгибаться, умещаясь в яму, приходилось почти пополам. Сердобольная Вилена, которую в этот раз не повезли в женский монастырь в виду того, что ей предстояло дежурить, то и дело таскала ему воду, но помогало это не сильно.

К двум часам, когда вернулись со стройки дежурные Андраник и Лёха, оба — ветераны, запарился Смолин страшно и выглядел, как кочегар.

— Ты бы разделся, что ли, — предложил Лёха, устроившийся у края ямы наблюдать, как работает другой человек.

— Только этого тебе и надо, ага… — проворчал Серёга и продолжил копать. — Я обгорю, и буду негром Тити-Мити…

— Девочки такое любят.

— Алёша ценные советы настолько вовремя давал, что говорили все: «Спасибо тебе, Алёша, сука блять», — откликнулся Серёга, поправляя панамку с надписью «Havana club».

Лёха не обиделся, но показал Смолину средний палец. Было неприятно и несправедливо.

— Они уже едут, а у нас костёр не горит, — вдруг сообщила Вилена.

По дороге действительно погромыхивал магазинный грузовичок.

— Ладно, в следующий раз поучу тебя уму-разуму, — пообещал Лёха и похлопал Серёгу по плечу.

Смолина едва не передёрнуло. Казьмин хоть не трогал…

Вслед развернувшемуся к костровищу Лёхе совершенно случайно полетела полная сапёрная лопатка песка. Хорошо хоть, без самой лопатки — Серёга читал, что ими можно убивать. На возмущённый матерный возглас Смолин только плечами пожал, мол, сам не знаю, как же так получилось. Загадка века.

Грузовик подъехал. Ребята выстроились в цепочку и сгрузили своё. Последней спустили «неизвестно куда пропавшую» сумку-холодильник. Её торопливо открыли, бросая тревожные взгляды на ворота монастыря.

Рядом с ямой присел на корточки Яр.

— Привёз? — без прелюдий поинтересовался Смолин, усевшись на краю ямы.

— Не вышло, — виновато покачал головой Баярунас. — Казьмин — зверь…

— Тебя только за смертью посылать. Деньги верни.

— Но я тебе мороженое привёз, — Яр вытащил из-за спины упаковку пломбира. — С розочкой.

— Даше отдай, — отмахнулся Смолин. — Или Казьмину этому, чтоб на людей не бросался.

— Даше я и так привёз, а Казьмин отказался. Бери давай, там акция была «два плюс один».

— Тогда Егорову отдай своё «плюс один» с розочкой. Если б не акция, ты бы обо мне и не подумал.

— Серёг, ты что, обиделся, что ли? — проявил чудеса проницательности Яр.

Серёга вздохнул и вылез из ямы полностью. На серой футболке отчётливо видны были пятна от пота: на спине и на подмышках. Руки и колени — в песке, намокшие волосы прилипли ко лбу под панамой.

— Ну Серёг, ну прости, я…

— Слушай, я у тебя живу. У тебя надо мной полная власть, но вообще как-то нехорошо получилось.

— Так мороженое будешь? Ты ж меня угощал… Считай, что подарок.

— Не буду. И давай-ка вспомним, чем я тебя там угощал?

— Реально Женьке отдать? — Яр не стал вспоминать прошлый вечер, когда Серёга наливал ему водки из своей, привезённой из дома.

— Да хоть Дэну, блин, Яр, отвали уже, а! Мне эту яму докопать уже надо было к вашему приезду…

— Да, яма у тебя, конечно, аль денте… — от занесенной лопатки Яр закрылся мороженым. — Тебе помочь, может?

— Гоняй от этой ямы всех, — Серёга чуть вытянулся, изо всех сил изображая Дэна. — И считай, что реабилитирован.

С этой задачей Яр справился куда лучше, чем с покупкой водки. По крайней мере, к яме соваться перестали. Даже те ребята, кто вернулся с работы на стройке, и девочки, которых привезли из монастыря.

Смолин не особо вслушивался в разговоры вокруг, сосредоточившись на задаче всё-таки докопать треклятую яму. Процесс действительно пошёл чуть быстрее, но Серёга понимал, что долго в таком ритме не протянет, а когда второе дыхание закончится, он ляжет трупом в эту самую яму и его оттуда не выманят никакой сгущёнкой.

Закончилось второе дыхание, по ощущениям, довольно быстро.

С виду яма уже вполне могла вместить в себя Смолина в полный рост. Но разве он не был инженером? Он был. Так что требовался эксперимент.

Отложив сапёрную лопатку, Серёга сначала опустился на четвереньки, а потом лег лицом вниз. Песок был прохладным. Лежать было не слишком удобно: пол был неровным, а мелкие камни впивались в тело. Однако Смолин понимал, что вполне способен сейчас уснуть прямо здесь. Делать этого было нельзя, но и встать вот прямо сейчас он был неспособен. Так что, борясь с липким наползающим, как тяжёлое пуховое одеяло, сном, Серёга сосредоточился на разговорах девчонок, пересказывавших Яру то, как они забыли открыть окна в комнате, которую красили, и чуть не словили приход.

Их голоса звучали мерно и успокаивающе. Серёга то и дело ненадолго прикрывал глаза. А потом вдруг услышал свою фамилию. Различил случайно во фразе, которая преследовала его уже добрых полгода. Её произносили, как сейчас — чуть тише, но стесняясь не возможного обнаружения Серёгой факта её произнесения, а собственной неосведомлённости.

— Слушайте, а расскажите, за что Смолина из культактива выгнали?

Несколько человек приглушённо хихикнули. Это тоже было неудивительно.

Ужас первых дней, когда история начала разлетаться по институту и — самое важное — ассоциироваться с его именем, фамилией и учебной группой, давно прошёл. Очередной пересказ той злополучной «Миски» — конкурса «Мисс института» — уже по самооценке не бил. Серёга с этой историей будто сросся. Решил, что чёрный пиар — тоже пиар. Решил, что эта история его точно закалит. И ведь закалила. Сделать-то он уже всё равно ничего не мог. Всё, что мог — сделал: научился носить чёрные очки так, чтобы это не выглядело глупо, смеяться над своим поведением и производить впечатление крутого парня, которому прошлое побоку. Вышло хорошо, прижилось. Он сейчас даже вспомнить мог с трудом, кем был до «Миски».

Вот только уши хотелось закрыть по-прежнему. Не слушать. Забыть. Проснуться от солнечного удара на линейке ещё не записавшимся к культам первокурсником.

— Он порядок мероприятия нарушил, — вдруг отчеканила Дашенька. — За это и выгнали. Мы с Яркой там были — сами видели. Скажи, Ярка?

— Ну а как нарушил-то? — по интонации вопрошающего Смолин отлично понял: знает, просто ещё раз хочет послушать.

Такие тоже были не редкостью. Мудаки.

— Злостно, — сообщила Дашенька так, будто это всё объясняло.

— А конкретнее?

— Да куда тебе конкретнее? — возмутилась Январина.

А Серёге вдруг захотелось конкретики. Да так, что удалось преодолеть притяжение земли и сесть, а потом и вовсе вылезти из ямы прямо за спиной у Дашеньки, препиравшейся с любителем охуительных историй.

— Я по сюжету изображал рэпера, — любезно пояснил, в упор глядя на интересовавшегося ветерана, Смолин. — А они поют, как с хуем во рту. Вот я и изобразил. Буквально. Руководству почему-то не понравилось.

И тут произошло неожиданное. Девочки синхронно и одинаково возмущённо шикнули на Серёгу. Как бабушки, которым не понравилось, что «студентики» матерятся при их внуках, пока волокут колонку в человеческий рост на второй этаж своими четырьмя не очень лошадиными силами.

Лена шикнула вместе со всеми. При Январиной материться казалось как-то не очень правильно, а уж воображаемая картина Смолинского бенефиса казалась в присутствии Дашеньки верхом неприличия.

За несколько дней, проведённых в походе, эта хрупкая пионерочка со светлыми косичками умудрилась завоевать ни много ни мало всеобщую любовь. Но любовь эта была совершенно платонической, да ещё и с оттенком умиления. Кто-то из девчонок попытался было ревновать, но после сегодняшнего эпизода с краской и это мгновенно сошло на нет: Дашенька — её попытались после этого случая прозвать «канареечкой», но это прозвище характеризовало Январину не так хорошо, как её собственное имя — в комнате, где они перед покраской забыли открыть окна, надышалась быстрее всех и запела. Именно на её голос прибежали сёстры и выгнали девчонок на свежий воздух. Никто даже в обморок не упал, а ведь так и до отравления недалеко…

Дашенька казалась теперь солнечным ребёнком, дочерью полка, за которую девчонки «Факела» готовы были грызть глотки. И то, что этой дочери отряда ещё зимой стукнуло восемнадцать, мало кого из воодушевлённых факелоносцев волновало.

— Серёг, слушай, иди купайся, — Вилена ткнула в сторону реки половником. — Я тебя в таком виде за стол не пущу.

— Поварской произвол, — возмутился Серёга, сразу же переключившийся на Вилену — видимо, чтобы замять неловкость. — Стараешься тут, значит, холодильник им копаешь, а они судят по внешности.

— Не по внешности, а по запаху, — парировала Вилена, морща носик. — Ты так всем аппетит отобьёшь.

— Те, кто работал весь день, в отличие от некоторых, такие же, — продолжил упираться козьими рогами Смолин.

— Так все вместе и идите. Проблема, что ли?

Предложение было встречено с энтузиазмом. Так что через несколько минут в лагере остались только дежурные. Девчонки на правах уже купавшихся потащили парней к пирсу. Серёга кувырнулся в воду прямо в одежде. Остальные задержались, раздеваясь, но ненадолго.

Вода в глубокой реке была нагрета долгой летней жарой, и Лене казалось, что она готова в эту реку переселиться. Она заплыла чуть подальше — туда, докуда не долетали брызги от неясно кем начатого, но очень ожесточённого побоища. Ноги что-то коснулось. Минина это проигнорировала. Судя по тому, что Дэна вчера ночью видели на причале, рыба тут водилась, да и она, в конце-то концов, была уже взрослым сознательным человеком, знающим, что кракенов не существует.

И вдруг этот кракен схватил её за лодыжку и с силой дёрнул вниз. Лена от удивления пискнула, но успела глотнуть воздуха до того, как её голова скрылась под водой. Кракен тут же отпустил — возможно, не последнюю роль в этом сыграло то, что Минина ощутимо его пнула.

Вынырнув на поверхность, Лена заморгала и заозиралась по сторонам. Спустя пару секунд прямо перед ней из-под воды показалась Женькина голова.

— Придурок, — уведомила его Минина.

— Понятия не имею, о чём ты, — судя по донельзя довольному выражению лица, Женя понятие имел, и весьма отчётливое.

До остальных ребят было метров двадцать. Минина слабо представляла, как подобное расстояние можно было проплыть под водой, но дыхалке Егорова можно было только позавидовать.

С берега донеслись звуки ударов по кану и звучное «Отряд “Факел”! Обед! Обед! Обед!»

— Поплыли? — предложил Женька.

Лена благосклонно кивнула. Их успело довольно ощутимо снести. Грести до пирса против течения хотелось не особо, и Минина бросила взгляд на заросли, через которые предстояло выбираться, если прямо сейчас догрести до берега.

— Тебя подвезти, красавица? — предложил Егоров, проследив направление её взгляда.

— А дорого возьмёшь?

— Сочтёмся.

Женька развернулся к ней спиной, и Лена вцепилась в его плечи, позволяя тащить себя против течения. Егоров не то, чтобы включил первую космическую, но погрёб вполне себе эффективно.

— А вы таксистом, наверное, только подрабатываете?

— Да, у меня своя группа на самом деле, — откликнулся Егоров, отфыркиваясь от воды, которую задувал ему в лицо поднявшийся ветерок. — Таксую так, для души. С интересными людьми пообщаться, про себя рассказать…

— Ой, а как ваша группа называется?

— «Колизей», представляете, — Женя остановился у пирса и внезапно встал. Воды им оказалось по пояс. — Вы послушайте, мне кажется, мы покорим стадионы.

— Меня вы уже покорили.

— Спасибо за любезность, — расшаркался перед ней Егоров и полез на пирс.

Повторять его маршрут Минина не рискнула. Лезть по опорам не хотелось, и она просто добрела по мелководью до кусочка песчаного пляжа, оделась и пошла за своей и соседкиной мисками.

Во время обеда к ней подсела Ася и тихо сообщила, что ей, Лене, предстоит дежурить следующей. Минина кивнула.

— А можно нам с ней? — влез в диалог Казьмин.

— Да, — подтвердил Егоров. — Мы вот все вместе на дежурство…

— Вообще, конечно, можно, но… — Ася незаметно бросила взгляд на Дэна. — Но вы же видели, чем дежурство закончилось, когда трое новеньких было.

— А мы-то тут при чём? — возмутился Сашка. — Мы, трое ветеранов, гарантируем стол, как в лучших домах Лондона и Парижу.

— Так если все ветераны по трое будут дежурить, как сегодня, то на новичков вас не хватит…

— То есть, вот с ними, — Казьмин невежливо указал пальцем на дежурных, разливающих чай, — всё замечательно сработало, а вот именно на нас лавочка закрывается?

— Да не закрывается на вас лавочка, Лёха поменялся просто с кем-то из новеньких.

— А замкомиссарский втык ему? — осторожно поинтересовался Женя. — А то ж мы сами подкараулим…

— Устрою, — пообещала Ася. — Ну вы поймите, он поменялся…

— А так можно, что ли?

— Так не нужно, — Ася умоляюще посмотрела на Минину. — Ну пожалуйста, Лен, ну подежурь с новенькими…

— А что мне за это будет?

На Асю стало жалко смотреть. К тому же от супа с картошкой, который на этот раз получился отличным, поднял голову Дэн. А это означало, что, если они не прекратят танцы с бубном, им самим может прилететь втык, причём комиссарский.

— Ладно, подежурю, — с королевской щедростью согласилась Лена. — Но выбираю сама.

— Мы утром всё равно с тобой встанем, — пообещал Женя.

— Да зачем вы там? — традицию вставать с друзьями на утреннее дежурство соблюдали немногие, и Лене было, на самом деле, очень приятно от такого предложения. Но ребят было откровенно жалко.

— Оказывать моральную поддержку.

— И аморальную.

— Только весь лагерь не перебудите, — попросила Ася.

Лена пожала плечами: ничего, мол, не гарантирую. Двух новичков, согласных дежурить, Будрина привела к концу обеда, представила их Лене как Пашу и Алексея, второкурсников, только сейчас решившихся приобщиться к отрядной жизни. Лена благосклонно кивнула. Ребята её устроили.

Обед закончился, как всегда, раньше, чем хотелось бы. За девчонками приехала машина, парни сами пошли к воротам монастыря. Лена достала из палатки электронную книжку и устроилась с ней на складном стуле, который, вообще-то, был Асин, но Минина полагала, что подруга на неё не обидится. Дежурство уже начинало Лене нравиться: валяешься себе, никому не мешаешь, читаешь и ждёшь, пока настанет время ужина. Красота.

Стоило бы заснять панораму, но вставать не хотелось. Стул был мягкий, удобный, и Лена, прикрывшись кепкой, задремала.

Проснулась она, по ощущениям, спустя несколько часов — от разговора двух других дежурных. Солнце уже постепенно ползло к горизонту, хотя жара, кажется, совершенно не собиралась спадать. На часах было без двадцати восемь. Лена встала, потянулась и зевнула:

— Вас Дэн уже готовить отправил?

— Сказал, что ужин по расписанию, в девять. Мы просто своё на стройке уже сделали, пришли пораньше. 

— А, — Лена села обратно. – Ну вы бы хоть спросили, может, кому помочь бы успели ещё за эти двадцать минут… 

— Извини, что разбудили, — Паша, неправильно истолковав её фразу, по-ковбойски сунул себе в рот сорванный колосок.

— Да всё нормально… — вздохнула Лена. До ужина оставался час с небольшим, пора было браться за готовку. — Так, насчёт дежурства, давайте по порядку: вы в походы ходили?

Выяснилось, что Алексей был пару раз, а вот Паша — вообще нулёвый, но при этом разводить костёр вызвался именно он, мотивируя это тем, что пора учиться, раз уж сюда попал. Лена отправила его за дровами, а Алексея — за водой. Сама полезла в палатку с общаком, и вот как раз в тот момент, когда все они снова встретились у костровища, им внезапно бибикнули.

В том, что бибикнули именно им, Лена убедилась, когда им бибикнули второй раз. На подъезде к монастырю стоял грузовик, похожий на тот, который их привёз, а может быть, тот же самый. Только на этот раз он был нагружен куда сильнее.

— Вы там оглохли? — из машины высунулся водитель.

— Мы — нет, — робко ответил за всех Алексей.

— Тогда чё стоим? Кто кирпич разгружать будет?

— Так давайте я схожу узнаю, кто должен, — предложил Паша. — Мы просто не знаем ничего про кирпич.

Про кирпич их действительно не предупреждали. По крайней мере, лично Лену и дежуривших с ней мальчиков — точно нет. Вряд ли бы Дэн оставил их в неведении относительно разгрузки кирпича… Все эти мысли в голове у Лены проносились вперемешку с другими: возможно, нужно было не опасаться комиссарского втыка и выбивать себе дежурство с Женькой и Сашкой. С ними было бы как-то спокойнее.

Водитель производил впечатление не слишком приятное. Невысокий, с «автомобильным» загаром, в странного вида шапочке, он походил на запойного алкаша. Впрочем, среди строителей таких было много, хотя Лена не особо приглядывалась.

— А мне чё, ждать, что ли? Мне до темноты вторую партию выгружать ещё в городе.

— Так я схожу людей приведу, мы быстрее выгрузим…

— Втроём выгрузите, вы вон какие здоровые. Там немного. Я тоже подсоблю, так и быть.

Лена, которая инстинктивно отступила за спины парней, обречённо опустила плечи. Если не брать сразу много, это, наверное, должно было быть не сильно тяжелее, чем штукатурить стены. Вот только всё равно хотелось деться куда-нибудь подальше от этого мужика. Но не вышло.

Парни, настолько же напуганные и обалдевшие, как и сама Лена, пошли к грузовику вслед за водителем.

— Первые два поддона — ваши, — сообщил водитель, откидывая клеёнку, которой был накрыт кузов.

Поддон был метр на два, кирпичи лежали на нём ровными рядами.

— А как мы его разгружать будем? — спросил Алексей. — Мы ж его не поднимем.

— Так по кирпичику выгружаете и складываете аккуратненько. Потом с тачками приедете и увезёте, делов-то… Вон пускай девочка ваша укладывает, я вам буду подавать, а вы — ей.

Ворота монастыря были закрыты, но ведь остальным-то грузовикам их открывали… Почему было просто не постучать, не заехать во двор и не разгрузить хотя бы там, чтобы не преодолевать с тачками лишнее расстояние, Лена откровенно не понимала. Впрочем, ей было и не надо. Ей надо было разгружать кирпичи. До чего же она, будущий специалист по промышленному дизайну, докатилась?

Поначалу показавшаяся довольно лёгкой работа, стала усложняться тем, что Лене приходилось нагибаться каждый раз, когда ей подавали кирпичи. Тогда она села на сидушку, и с первыми рядами справилась вполне резво. Работа в цепочке была эффективной, но потом Лена перестала дотягиваться через ряды уложенного кирпича, и пришлось снова встать. Жара всё ещё не спадала, и Лена чувствовала, как начинает вариться даже в футболке и шортах.

— Да мы тут все свои, — намекнул водитель. — Не стесняйся.

Лена почувствовала, как к вискам приливает кровь. Она уткнулась взглядом в кирпичи, стараясь сосредоточиться на том, как бы уложить их поровнее.

— Снимай давай, или я тебе помогу. Сейчас в обморок грохнешься, а там дыхание рот в рот — сама понимаешь…

Лена посмотрела на парней, но те молчали.

И она стащила футболку через голову вместе с кепкой, растрёпывая волосы. На ней был спортивный лифчик, так что, может, стесняться было и правда нечего, но было откровенно страшно и жутко неприятно.

Пропустив мимо ушей пару лестных комментариев своим формам, Лена продолжила укладку кирпича, мысленно приказывая себе молчать, не реагировать и ни в коем случае не начинать плакать.

К тому моменту, как первый поддон был почти разгружен, со стороны монастыря раздался топот нескольких бегущих.

Минина обернулась. От ворот, развивая всю немалую скорость, на которую был способен, к ним наперерез бежал Дэн, сразу же за ним — Женька с Сашкой. Котельников обогнул поддон, решительно подошёл к водителю грузовика, остановил жестом ребят. Казьмин затормозил резко — как в бетонную стену врезался.

— Там вся стройка из-за вас стоит, — рявкнул Дэн самым угрожающим тоном, которым вообще умел разговаривать. — Буквально вся.

Водитель бросил на Минину взгляд, недвусмысленно объяснявший, как именно там «буквально вся стройка стоит».

— Разгрузка кирпича со мной не согласована. Вы девушку привлекли к тяжёлой физической работе, а это запрещено.

— Слушай, парень, у меня свой договор, ясно? Никто кирпич не встречает, а у вас надпись там «стройотряд». Я откуда знать должен, что вы тут такие нежные?

— ГОСТы давно читал?

И так далее.

Женя протянул Лене её футболку и, дождавшись, пока она оденется, увёл подальше от Дэна и водителя.

— Вы совсем… — голос Казьмина дрожал не то от злости, не то от быстрого бега.

— Ты его видел вообще? — попытался оправдаться Паша. — Там попробуй не разгружать…

Смотреть на Казьмина в таком состоянии было страшно. Лена видела, что он остановился только потому, что Дэн запретил. Так бы, наверное, разбил бы водителю об голову кирпич или голову водителя об кирпичи.

— Вы хоть понимаете, какие вы мудаки? — Сашу трясло. — Вы хоть это понимаете, нет?

— Но…

— Человек-мудак либо понимает это, либо нет, и тогда приходится объяснять.

Казьмин выглядел, как питбуль, у которого только что отобрали добычу. Он всё ещё горел желанием убивать и калечить. И то, что Дэн не пустил его разбираться с водителем, только перенаправило Сашин гнев на новеньких.

— Вы же всё, сука, видели лучше меня. Слава богу, блять, что Женя вовремя на леса полез — мы бы и не заметили из-за стен…

— А что мы могли сделать? — Паша спросил это неуверенно, будто заранее зная, что лучше бы помолчать. Вот только в монологе Казьмина возникла пауза, которую предполагалось заполнить. — Это же бесполезно, мы же…

— Ого, блять, не знал, что вы попытались. Наверное, это вы отсюда, а не Женя с лесов, заметили, что что-то вообще идёт не так? Вероятно, это кто-то из вас, а не я, сообщил комиссару? Может быть, вы раньше Дэна объяснили этому пидору недопустимость домогательств? Хотя он сейчас так удивлён, что, видимо, нет. Знаете такое понятие юридическое: преступное, сука, бездействие?

— Саш, они правда… — подала голос Лена. — Мы все испугались…

— Ты вообще молчи, — прошипел Казьмин.

И Лена замолчала. Села на траву прямо там, где стояла, и вдруг поняла, что её трясёт, болезненно колотит на этой жаре. Рядом опустился Женька, без слов притянул её к себе и крепко обнял, закрывая от внешнего мира. Лена уткнулась ему в стык плеча и шеи, в так и не высохшие после купания волосы и тихонько засопела, чувствуя, как он осторожно гладит её по вздрагивающим от всхлипов лопаткам.

Он, может, и не был силён в психологии, но зато Лена с самого первого своего выезда выучила, что Женька Егоров — тот человек, которому каждый может вот так, как она сейчас, уткнуться в плечо, пока Сашка Казьмин не разберётся со всем, что сделано.