— В целом и в общем-то — как?

— Терпимо, я думаю.

— А твоя агрессия?

— Да пока что не подает признаков жизни. Я в качалку теперь два раза в неделю хожу, а не один. На тренажерах все вымещаю. Думаю на бокс до кучи записаться, чтобы наверняка.

Эван слегка нахмурился:

— Ты только не перенапрягись, не слови себе новую обсессию. Как мы выяснили, положительно на тебя они, к сожалению, не влияют.

Сынмин согласился — налегке:

— Под контролем… вроде бы.

По крайней мере, последние недели четыре — точно. Общими усилиями Сынмина и Эвана… Ну, еще и Чуна, который настоял на всей этой авантюре. Поначалу, конечно, Эван Лайт Сынмину показался донельзя странным мужиком, совершенно непохожим на мозгоправа… На первых двух сеансах Сынмин молчал, только кивнуть смог в знак приветствия — Эван его не тормошил, не напирал — и на третьем Сынмин сказал ему: «Здравствуйте», Эван ответил тем же. Потом Сынмин заметил на стене в его кабинете постер одного сомнительного — по его мнению, конечно же — фильма, спросил у Эвана, стоит ли пересмотреть его в поиске новых смыслов, и таким образом у Эвана получилось его разговорить. Спустя месяц они общались спокойно — Сынмин делился наболевшим, чаще, правда, рассматривая пол, стены кабинета или свои руки, на которых теребил браслет или рукава, а Эван не лез к нему под кожу, решив, что к такому человеку нужно подбираться без лишней спешки, чтобы не спугнуть.

— Короче… в порядке. Лучше, чем оно было. Намного. Я пережил довольно тяжелый месяц… но многое позади. Стало легче.

— Расскажешь, что было и что ты чувствовал, когда преодолевал это?

Сынмин пожал плечами:

— Да как обычно… все через одно место. Стабильненько зато…

Сынмин по именам никого старался не называть — так, в общих красках расписал, что произошло у того, у другого — и как это повлияло на него.

— Обидно, что в этом году Хэллоуин по традиции с лучшими друзьями не отпраздновали… у всех свои проблемы разом навалились.

— Ты со своими справился?

— В процессе… Я думаю… самая большая моя проблема — это мое состояние, которое я не могу контролировать. Точнее, не всегда могу, — Сынмин глухо хмыкнул. — По признакам, описываемым в интернете, это похоже на маниакальные и депрессивные эпизоды, которые меняются как будто по щелчку пальцев. Им ничего не предшествует, я просто сижу — и в один момент мне становится тоскливо и плохо настолько, что я неосознанно начинаю выть… от боли, типа. Физически внутри — больно. Даже если пару минут назад все было хорошо, — он совсем не весело ухмыльнулся. — Это уже, наверное, только таблетки какие-то помогут?

— Сынмин, — Эван слегка наклонился над столом, — ты еще почитай побольше описаний в интернете, и тогда уж никакие таблетки не помогут, — он мягко улыбнулся, когда парень поднял на него взгляд. — Давай, пожалуйста, все-таки не ставить диагнозов онлайн, окей? Не торопись, мы и так хорошо продвинулись, а голову перегружать незачем. По твоему вопросу что могу сказать — если ты не замечаешь причин каких-то возникающих эмоций — это еще не значит, что их нет.

— Ага, — машинально ответил Сынмин, кивая, хотя не успел переварить, и после затих на добрых минут пять.

Эван не торопил, делал пометки в своей книжке.

***

С утра в кухне уже кто-то гремел — Хенджин с усилием приподнял голову над подушкой и посмотрел куда-то в коридор:

— Феликс?..

— А? — донеслось из глубины. — Проснулся?

— Ты там что-то уже готовишь?..

— Лапшу с овощами… ты приправы острые любишь?

— Да, — и уронил голову обратно. — Сделаешь чай?

— Черный без сахара?

— Ага.

Хенджин улыбнулся — так было уютно просыпаться по утрам, зная, что дома есть кто-то еще. С Феликсом жилось суперски — пусть он и не жил здесь, только ночевал иногда. Хенджин — на самом-то деле — предложил переехать к нему сразу… После всего того, что у Феликса произошло в жизни: теперь они с сестрой поселились у бабушки с дедушкой, раз в недельку Феликс навещал мать, у себя дома находиться не мог, но оставлять Оливию одну в новом месте пока не хотел… Или тоже не мог. Хенджин не торопил события.

— А к чаю у тебя есть чего?

Феликс неожиданно появился в дверном проеме — Хенджин приоткрыл слипшиеся сонные глаза и отрицательно хмыкнул.

— Сейчас сгоняю тогда…

— Да не напрягайся ты так, ты уже и без того завтрак нам сделал.

— Хенджин, — серьезно произнес Феликс. — Если ты извращенец, который может пить чай без вкусняшек — это твое право. Я не такой.

Хенджин тихо посмеялся:

— Ты знаешь, насколько сильно я тебя люблю? Ты бы охуел, если бы узнал.

Подобные признания Феликса все еще смущали — он заметно краснел, и тут же старался беспалевно прикрыть щеки за ладонью:

— И я тебя, — всегда отвечал тем же, даже если ему отчего-то было неудобно в этом признаваться. А Хенджин таял.

— Бумажник в ветровке…

— Я что, своему любимому мужчине печенек к чаю купить не могу? — Феликс надулся — показательно, в шутку, но Хенджин сдался:

— Тогда еще мармеладок захвати.

— Ну это уже грабеж! Средь бела дня!

Феликс сам закрыл за собой дверь, и спустя пару минут Хенджин все-таки поднялся. Лениво потянулся, потер ноющую поясницу и улыбнулся. Донельзя счастливо.

***

Джисон нахмурился недовольно и отвернулся — во сне; может, виделось ему там что-то неприятное. Минхо за собой начал замечать одну особенность — довольно маньячную: смотреть на Джисона, пока тот спит и не замечает. Еще более странным было то обстоятельство, что Минхо проводил свободные ночи у Джисона чаще, чем сам планировал… Надеялся, в смысле. Даже если они не трахались — Минхо просто мог заехать в гараж после тяжелого дня, привезти на ужин что-нибудь вкусненькое — и остаться на ночь. А утром — удирать к своим котятам и делам.

— Че пялишь… — тихо пробубнил в подушку Джисон.

— Ты во сне разговариваешь?

— Я с тобой наяву… аж затылок жжет, когда ты так на меня пристально смотришь… спать мешаешь.

— Тебе все равно вставать через двадцать минут. Работа не ждет, Сони! У тебя там тачка третий день стоит, все доделать не можешь…

— А-а-а, — страдальчески протянул Хан. — Ну хоть ты не нагнетай! Помню я про нее…

— А еще — твоя стоит. Ты с ней что хотел сделать?

— Блять, — Джисон перевернулся на спину, уставившись на Минхо. Минхо был готов взвыть от того, насколько мило выглядел злобный Джисон, еще не окончательно открывший глаза после сна. — Ты как ворчливая бабка! Сдам я ее, сдам! Без сопливых разберусь…

Джисон хотел свою тачку, монстра своего, свою малышку пустить под вес. Притом — решил серьезно, даже договорился с нужным человеком, бабки за это отдал. Но продолжал тянуть.

— Пластырь, когда отклеиваешь, надо дергать сразу. Болезненно — но быстро. Когда ты его потихоньку отдираешь…

— Минхо, — перебил Джисон, заткнув чужой рот ладонью. — Я сказал: разберусь.

Минхо плечами пожал и, поднявшись, в душ потопал. Джисон устало потер веки. И вправду, вставать уже нужно было, бессмысленно досыпать несчастные двадцать минут. Так что он, волоча ногами, пошел заваривать кофе, чтобы окончательно прийти в себя. Но приходить в себя было сложновато: во-первых — гребаный ноябрь — самый хуевый месяц в году, по традиции подбрасывающий столько испытаний, что Одиссей позавидует… Во-вторых — Минхо, присутствие которого в жизни Джисона стало неожиданно тревожно-привычной составляющей. А самое ужасное и одновременно самое смешное, что тревожно больше было, когда Джисон не каждый день встречался с Минхо, и это непостоянство напрягало. Ну и, конечно, вообще — авантюра таких вот… Отношений… Господи — Джисон слегка похлопал себя по щеке — отношения… Тоже ведь… Сто лет он такой херней не занимался — и тут приплыли.

— А мне заваришь?

— А че ты так быстро? — Хан обернулся на него через плечо. — Эй! Это мой халат!

— Твой… мой… какая разница…

— Давно у нас коммунизм?

— А ты не жадничай, — Минхо привычно подошел к нему, приобняв со спины. — Я по-быстрому сполоснулся, чтобы от меня тобой не воняло… каждый раз, когда от тебя приезжаю, котята меня не признают. Неприятно, чтобы ты знал… я ж все-таки их батя.

— Хуевый ты батя, если по ночуге шарахаешься непонятно где…

— Как это — непонятно где? У своей женушки!..

Джисон так резко двинул локтем в живот, что Ли даже осознал не сразу, что ему больно. Спустя только пару секунд поперхнулся на вдохе, слегка скрючившись, проморгался непонимающе.

— Бля… сильно я тебя?

— Неприятненько… — и отошел — от греха подальше.

— А вот хуйню нести не надо! — Джисон продолжал выглядеть недовольно — но где-то в глубине души, если там порыскать, ему становилось немного стыдно. — Бля, прости, я не хотел так сильно, — в итоге сдался, раздосадованный своим поступком. — Кофе загладит мою вину?

— И минет…

— Ну ты края-то видь.

Минхо посмеялся, с трудом разогнувшись:

— Ладно… и кофе хватит. Мне две ложки чайных сахара.

— А Мадам Сижу не слипнется?

— Разлепишь!

И отошел еще дальше — чтобы опять не прилетело. Джисон только зыркнул недовольно — и отвернулся обратно, взял вторую кружку.

***

Чонин косился на маму — потому что та выглядела… Не так. Последние недели три. Отца дома не было — в командировку свалил, и Анна, обычно проживавшая периоды отъезда Джина в отличном настроении, сейчас была какой-то странной. Совсем. Чонин не мог понять, в чем дело.

Была среднестатистическая суббота, в которую они вместе убирались дома. Почистили диван в гостиной, перемыли столешницы в кухне — непривычно молча — и разошлись приводить в порядок каждый свою спальню. Чонин закончил раньше, пришел помочь маме и застал ее, сидящей на полу перед гардеробом у разворошенной коробки. Анна уставилась в одну точку, будто сквозь стену смотрела, застыв с какими-то вещами в руках. Задать вопрос напрямую Чонин не решался, но это все больше пугало.

— Я краски нашла… — тихо прошелестел ее голос: — От Хенджина еще остались, наверное… может, надо вернуть?

— Да они же старые… испортились скорее всего, — Чонин мялся у двери, скручивая в нерешительности руками перчатки для уборки. — Тебе… нужно помочь?

— Я все убрала, — Анна пожала плечами. — Решила просто в старые вещи залезть, посмотреть, что там… Вот, краски нашла, — она прикрыла коробку, предварительно положив туда какие-то папки с файлами. — Ты прав, выкину, наверное, Хенджину не нужны уже…

Поддерживать разговоры о брате Чонин вообще желанием не горел — но мама была необычайно задумчивой. Чонин ее такой впервые видел.

— Мам, — решиться на этот вопрос все еще было сложно — но Чонин, взяв волю в кулак, заставил себя: — Что-то произошло?

— В плане? — она все же обернулась и посмотрела на него — и до того устало, стараясь прикрыть эту усталость за легкой полуулыбкой, что у Чонина больно кольнуло где-то под ребрами.

— Что-то с Хенджином?..

— Нет-нет, — Анна быстро замотала головой. — Все в порядке…

— Ты уверена? Потому что, если что, ты же мне скажешь?.. Скажешь, потому что… — затараторил несвязно Чонин, шагнул вперед и запнулся, — в плане, конечно же, ты мне скажешь, да? Ведь я…

— Мы с твоим отцом разводимся, — перебила она, и Чонин чуть мимо кровати не сел. — После командировки он приедет забрать свои вещи, — надо же, не ослышался. Анна пожала плечами: — Как-то так. Твой отец решил мне подарок на годовщину тридцать первого октября сделать — сказал, вот, ты хотела — я выполняю. Разводимся. Чтобы не мучить нас больше.

Чонин, все еще не веря, вслух произнес:

— Пиздец.

Анна на это лишь головой качнула и хмыкнула, то ли соглашаясь, то ли оспаривая. В любом случае, просто продолжила разбирать коробки, выкладывая то, что точно пойдет в мусор.

Чонин всегда думал, что будет рад, если родители разведутся и найдут себе новых подходящих партнеров — все будут счастливы. Только вот теперь, когда оно буквально случилось, Чонин отчего-то не чувствовал всепоглощающей радости, было неуютно. Отчасти даже паршиво. Может, виной тому был разбитый вид Анны, хотя она ведь сама этого хотела.

— Такое случается, — Анна заговорила снова негромко, не отвлекаясь от своих дел. — Я понимаю, что ты в смятении… для тебя это, вероятно, новое и неприятное чувство… Но Джин будет жить рядом, вы сможете видеться хоть каждый день. Я не стану запрещать. Да и ты практически совершеннолетний. Если хочешь, сам решишь, с кем останешься.

Хотя выбор Чонина был очевиден.

— Мам, — позвал он ее. — Ты-то в порядке?

— Я давно хотела развода, — она снова пожала плечами. — И я его почти что получила. Все в порядке.

И опять скрип картона. Чонин больше не стал допытывать, в горле как-то запершило, он кашлянул:

— Я воды возьму, — встал с кровати и покинул спальню родителей. Вода не очень-то помогла, внутри словно горчило, жгло. Чонин потянулся за своим телефоном, открыл диалог с Кристофером — завис на секунду — и открыл другой, быстро набрал: «это пиздец».

Чонин: «ситуация писос»

Чонин: «приедь пожалуйста»

Чонин: «предки разводятся»

И в те минуты, когда сообщения висели непрочитанными, Чонин ощутил весь спектр самых неприятных эмоций.

Мудачье: «Нихера себе»

Мудачье: «А чего они так резко вдруг решили?»

Чонин: «да хуй знает! уже почти месяц как, я только сейчас узнал»

Чонин: «я не знаю что с ней делать она выглядит супер странно я ее такой никогда не видел Я НЕ ЗНАЮ ЧТО С НЕЙ ДЕЛАТЬ!»

У Яна даже руки затряслись — захотелось плакать.

Мудачье: «Так, спокойно»

Мудачье: «Приеду через час»

Чонин: «через тридцать минут»

Мудачье: «Окей, постараюсь через тридцать. Только не выпытывай у нее ничего. И не говори, что меня позвал. Пускай поначалу подумает, что я просто решил ее навестить. Я знаю, что отец в командировке, подозрительным это не покажется. И потом поговорю с ней»

Мудачье: «Ты, главное, сильно не переживай. Никто не умер»

Мудачье: «А мама у тебя — женщина невероятно сильная»

Мудачье: «Она справится»

Чонин не ответил — в своей комнате в плед завернулся вместе с телефоном и принялся ждать.

Прошло даже меньше получаса, когда в дверь позвонили, и открывать Хенджину Чонин пошел сам. Даже побежал — Ян думал только об одном — лишь бы это помогло.

— Привет, — первым поздоровался Хенджин, попутно снимая ветровку. — Как она?

— Я не выходил из комнаты… и она тоже, судя по всему…

После этого ответа в голове Чонина сами собой родились ужасающие картинки того, что могло случиться в этой абсолютной тишине. Хенджин как будто по чужим глазам понял:

— Не надумывай, — произнес довольно строго, одернул Чонина от этих мыслей. — Она не станет совершать никаких глупостей.

Анна действительно глупостей не совершала — как только увидела Хенджина, удивилась, конечно, но как будто поживее стала: предложила почаевничать, засуетилась. Она даже не спросила, по какой причине Хван неожиданно решил их навестить — все трое в этой квартире и так все прекрасно понимали.

— Все в норме, — сказала, пока расставляла чашки, таким тоном, будто Хенджин уже не первый раз задал вопрос, хотя он просто молча заливал кипяток. Чонин вообще стоял в стороне как неприкаянный. — Развод — и развод, что теперь… Ничего не поменяется. Он и так почти дома не жил, постоянно на работе…

— И когда у вас бракоразводный процесс? — Хенджин к ситуации отнесся намного спокойнее — если Чонин только предполагал, что такое возможно, то старший знал наверняка — рано или поздно это должно было произойти.

— В конце апреля.

— Почти полгода еще… дали время на подумать?

— Не по этой причине. Джин хочет переписать все на меня и на Чонина, отказаться от совместно нажитого. Бумаги… это долгий процесс. И через неделю у него будет еще одна командировка в Китай, он вернется только к концу февраля. А там за пару месяцев, надеюсь, управимся.

Анна говорила об этом так ровно и четко, что это выдавало ее с головой — ее спокойствие было искусственным. Рациональная голова хотела развода — сердце же продолжало страдать, пусть и не от любви уже, но, прожив столько лет с человеком в браке, невольно считаешь его родным. И хоть она уже не наивная восемнадцатилетняя девушка, а за спиной многолетний опыт и мудрость, ломать все до фундамента и начинать иную жизнь было страшно — неизвестность ее пугала, как и всех людей на планете. Хенджин видел это, но подыгрывал — зачем сеять тоску.

— Значит, он оставляет вам все?

— Только машину заберет. Сказал, что если бы у меня были права, он бы и ее оставил. Но у меня их нет.

Хенджина, если честно, мало волновали вопросы, касающиеся имущества. Просто было интересно — каков размер откупа от семьи будет на этот раз.

— Джин сказал, что нашел себе квартирку в двух кварталах отсюда и будет рядом, если он нам понадобится. Предложил продолжать полностью нас обеспечивать. Чонину в следующем году поступать в колледж, я разрешила ему оплатить его учебу, где бы Чонин ни выбрал обучаться.

Хенджин чуть не ляпнул, что отец откупился от него точно также.

— Раз Джин хочет — я не буду ему мешать. Если это закроет его гештальт под названием «я хуевый отец», то пожалуйста, никто не против. А себя я сама потяну.

Чонин все еще стоял на расстоянии, слушал, но в разговор не влезал. Вопросы материальные его, как и Хенджина, тоже мало волновали — вместо них в башке крутилось тупое: «Что теперь делать». Неизвестности Чонин боялся точно так же, как и Анна.

— Надеюсь, Чонин выберет самый дорогой и престижный колледж, — на этих словах Хенджин, обернувшись на брата, подмигнул ему.

Чонин еле слышно хмыкнул — и все-таки ушел в гостиную. Хенджин же вернулся к разговору:

— И чего он вдруг решил так резко? Что произошло?

— Да ничего такого, — Анна достала с полки печенье, — просто захотел мне на годовщину сделать подарок.

— Охуеть подарочек в канун Дня Всех Святых…

— Как есть, — она пожала плечами. — Так что… да, как-то так получается…

— Не верю, что это мой отец…

— Он еще и про Кристофера узнал откуда-то… не знаю как…

Хван поморщился:

— Это мужик Чонина который?

— Давай без пренебрежения в голосе, Джинни. Он правда хороший.

Они уже разлили чай и разложили печенья по блюдцам, но продолжали говорить в кухне. Тише, чтобы Чонин не слышал.

— Джин подошел ко мне и сказал, что не совершит ту же ошибку во второй раз. Решил избавить нас от своего присутствия, чтобы Чонин мог делать то, что он захочет. Честно признался, что во второй раз этого не выдержит.

На этих словах у Хенджина что-то предательски засвербило между ребер — но он свои детские обиды засунул куда подальше, продолжил спокойно, без плохих мыслей:

— Значит, причина в этом?

— Одна из, — уклончиво ответила Анна. — Были еще наши личные и много, поверь.

Хенджин тему решил не продолжать — Анна, выговорившись, уже заметно расслабилась. Все-таки, почти месяц о таком молчать — это тяжело.

— А машину, кстати, мог бы мне оставить… — пошутил Хван, поставив чашки чая на поднос. — Мне бы лишней не была!

Анна тихо, почти не слышно, но посмеялась.

***

Ветрено было — до ужаса. Чанбин кутался в рабочую ветровку, прикрывая лицо рукавом. С океана так дуло — еле на ногах стоял.

— Весь берег оббежал… — запыхавшийся Кристофер появился словно из ниоткуда. — Нет тут никакой собаки…

— Да я тебе сразу сказал, что ее здесь и не будет. Только время зря потратили.

— Но старуха Роуз тут ее выгуливала…

— Ну и осталась бы псина сидеть здесь и ждать, когда ее заберут? Тупость. Проще листовки расклеить, чем самим искать.

Кристофер был солидарен.

Уже в машине, вдали от ноябрьского ветерка, Кристофер завел двигатель, и оба устало выдохнули в унисон.

— Блять, вот вроде мы — копы, — начал Бан, настраивая обогрев салона. — Но единственное серьезное дело, которое нам могут дать — это найти сбежавшую собаку какой-то повернутой старухи… тебе не кажется, что это довольно…

— Ну а ты бы какое дело хотел? Разве не хорошо, что единственное серьезное дело, которое нам могут дать — это найти собаку? Никого не убивают — уже заебись. А ворующих малолеток в супермаркете я ловить не хочу. Или пьяных людей, устроивших на улице дебош…

— Тут я соглашусь, но… — Кристофер склонил голову, прищурился и цокнул языком.

— Но? — Чанбин цокнул в ответ. — Какое тут может быть «но»?

— Но слабо мне верится, что ничего темного не происходит.

— Опять ты за старое… — Чанбин на него рукой махнул — и в окно уставился, приложившись к стеклу щекой: — Я устал. Сделаешь листовки сам?

— Я тоже устал.

— У меня, кажется, нос свербит, — Со шмыгнул и затянул еще жалостливее. — Еще температура, я прям чувствую, вот, потрогай… — он схватил руку Бана, потянул ко лбу.

— Да сделаю я эти листовки… Господи, — Крис не смог сам не засмеяться, успев заметить хитрую улыбку друга, выдернул ладонь.

Приехав в участок, Чанбин сразу же завалился немного подремать в кресле. О простуде он, конечно, слукавил, но правда очень устал за прошедший месяц — работать на два фронта становилось все тяжелее. Шейн начал чудить. Чанбин ни на денек не мог отделаться от его назойливых звонков с обсуждениями наполеоновских планов. Шейн запросто мог позвонить посреди ночи и попросить срочно приехать — дела порешать. Чанбин приезжал — и каждый раз все сводилось к тому, что Шейн сам себя отговаривал от планов, которыми хотел поделиться с Чанбином, по сути, ведя тупой монолог, который сонный Чанбин слушал в пол уха, засыпая на диванчике в чужом кабинете клуба. Чанбин никогда не перечил — и не говорил, что не приедет к нему. Переживал — за Минхо и Хенджина в том числе, даже если каждый из них был сам за себя — чем больше у тебя информации, тем лучше — это Чанбин понял еще с малых лет на улице. Тяга знать все и везде привела к тому, что он тут недавно случайно выяснил: Хенджин-то мутит не абы с кем, а с лучшим другом Сынмина, и стало как-то совсем уж тревожно. Не зря Кристофер говорил — мир такой тесный, что все какого-то черта переплетается совершенно неожиданными путями, как в долбаном кружке любителей макраме — без логики будто и смысла, а потом — фигак — вишенка. Вишенкой на торте стал разговор с Шейном, когда тот поделился с Чанбином, что давненько надумывал посотрудничать с мексиканцами. Чанбин подробно, поминутно расписал, кто, когда и как соснет хуйца, если Шейн договорится о таком сомнительном и очень опасном сотрудничестве, но Шейна эта мысль не отпускала — и держала последние недели три. Чанбин надеялся, что дальше фантазий это дело не пойдет.

Как-то раз Чанбин там пересекся с Минхо, в кабинете Шейна. Тот тоже выглядел сонным и немного озлобленным, но терпеливо выслушивал. После длительного монолога Шейна, Чанбин и Минхо, вышедшие из клуба на улицу, синхронно обреченно выдохнули. Минхо тогда закурил и буквально прошипел:

— Не сидится ему на жопе ровно, блять… вот запомни, дружище, я тебе отвечаю: запакуют этого долбоящера быстрее, чем подойдет срок нашего договора с ним… Заебал мутить непонятную херь.

— Сколько лет я его знаю… впервые вижу таким, — согласился Чанбин. — Я вообще не понимаю, что от него ожидать теперь. Если он действительно захочет мутить что-то с мексиканцами… фин де ля фиеста. «конец пиршеству» — исп. (Мексика)

— Еще и нам по цепочке перепадет по шапке… — Минхо пожал Чанбину руку на прощание. — Поскорее бы все это кончилось.

— Да рано или поздно… кончится оно. Ничто не вечно.

— Ага, да, мементо мори. «помни о том, что ты умрешь» — Memento mori, лат. Пошел я досыпать оставшиеся пару часов, короче. Тебе тоже хорошо поспать.

— Хенджину приветик!

— Да я не к нему…

— Ого, — Чанбин неподдельно удивился. — Кого ты там себе еще нашел?

Минхо, отходя к машине, обернулся к Чанбину, показав ему язык:

— Все тебе расскажи, полицай!

Чанбин, проводивший взглядом машину Минхо, старался понять — отчего и почему он начинал беспокоиться за всех них. Ответ был очевиден — и он остался сидеть в своем кабинете, компостируя мозги уже пацану в красной драной шапке.

Кристофер Чанбину вообще мозги не компостировал — если видел, что Со хотел отрубиться — без проблем брал какую-то часть их общей работы на себя, не доебывал и не выебывался. Был, короче, настоящим лучшим другом и со всякой херней не лез. Чанбин в последнее время выглядел поистине заебанным — и Кристофер думал, что это из-за начавшихся недоотношений Со с Грейс, которую Чанбин добивался лет десять и, видимо, так и не добился до конца. Но если бы Чанбина волновала только Грейс…

***

Хенджин: «Солнышко, буду поздно сегодня. Можешь не ждать меня и ложиться спать»

Феликс после ухода Хенджина к мачехе решил остаться у Хвана, надеясь, что вечером им удастся посидеть вместе за просмотром какого-нибудь сериала или фильма. Пришедшее сообщение немного расстроило.

Хенджин: «Мне еще на работу надо. Я не планировал сегодня, но меня не спрашивали»

Хенджин: «Извини, пожалуйста. Завтра я весь твой, обещаю!»

Впрочем, Хенджин довольно часто был весь его, так что особо сильно Феликс решил не огорчаться.

Феликс: «ладненько! все в порядке»

Ну и, в целом-то, у Феликса действительно было все в порядке.

Вот у Хенджина — нет. Вообще. Он все еще сидел у Анны, и если с ней, в принципе, все постепенно становилось хорошо, то вот у самого Хенджина, кажется, начиналась какая-то жопа. Шейн писал ему последние полчаса почти каждые две минуты. Ничего не объяснял — просто говорил, что им срочно надо встретиться. Хенджин отвлекался на переписку с ним, пару раз объяснил, что сможет подъехать, но не прямо сейчас, и Шейн, согласившись встретиться ближе к вечеру, все равно не унимался и продолжал донимать. Хенджин уже даже не читал, поставив телефон на беззвучный режим. Это было странно — таким гиперактивным Шейн был примерно никогда. Хенджин чувствовал приближающийся пиздец — как-то Минхо упоминал, что Шейн несколько раз уже вызывал его посреди ночи и пиздел про какие-то мутки с мексиканцами. Можно было бы списать на наркотический бред, но Шейн последние годы ничего не употреблял, так что… Чонин, к слову, заметил грузное выражение лица старшего брата, но ничего не спрашивал — продолжал строить из себя типичного Чонина, хотя у него, отвлекшегося от проблем насущных, практически язык чесался узнать.

— А с работой у тебя как? Все в порядке?

Хенджин уже давненько затерял нить их разговора, но тут Анна, будто мысли его прочитав, задала самый неподходящий вопрос. Хенджин кивнул:

— Нормально все, заказы есть. Не бедствую.

Хенджин все еще рисовал картины и проекты интерьеров на заказ — точнее, Анна все еще так думала. Занимайся Хенджин этим на самом деле — как бы сложилась жизнь? Не просто изредка написать картину какому-то знакомому, который хотел сделать подарок кому-нибудь из близких, как сейчас, а по-настоящему — обзавестись студией и сделать свое имя известным в арт-сфере? Анна все еще ничего не знала. Хенджин все еще ей врал. Шейн все еще что-то наверняка писал в сообщениях.

— Это славно! Я просто хотела сказать, что… — Анну прервал телефонный звонок, раздавшийся из ее комнаты. — Что это здорово… — недовольно договорила она, поднимаясь с дивана. — Сейчас вернусь.

Как только женщина скрылась за дверью, Чонин, склонившись к Хенджину через столик, тихо спросил:

— С ней точно все окей?

Как показалось Хенджину, Анна изначально не выглядела слишком уж грустной из-за всего произошедшего, немного растерянной, да, но когда выговорилась — так вернулась практически в свое обычное состояние.

— Да в порядке она… мне кажется, ты больше нее переживаешь, Йени. Боишься?

Вопрос прозвучал без подколки — Чонин, как и обычно бывало, взъерепенился, спину выпрямил:

— Мне чего бояться? — недовольно буркнул он и руки на груди скрестил. — Я только за нее переживаю.

— Мне кажется, что она в порядке, — заверил Хван, не обращая внимания на очередную боевую стойку брата. — Но если тебе все равно будет казаться, что что-то не так, ты всегда можешь написать мне — и я приеду. Мне дорого ее состояние. И твое тоже.

Чонин от такого признания не растаял — больше нахохлился, не принимая подобную нежность:

— Ага, держи в курсе.

И не смог не съязвить. Хенджин на это только улыбнулся.

Чонин действительно всегда был ему дорог. Особенно Хенджин осознал это, когда почти перестал его видеть — и не заметил, как тот повзрослел, облепив себя непробиваемым панцирем из иронии, сарказма и напускного холода. Уходить от них не хотелось — спустя часа четыре их встречи стало совсем уж спокойно, Анна подозрений не вызывала, да и Чонин время от времени забывал, что он вел с братом одностороннюю борьбу. Шейн напоминал о своем существовании вибрацией на телефоне.

— Заходи почаще, — Анна подала Хенджину его ветровку и улыбнулась, — через несколько месяцев вообще в любое время, когда сможешь.

— Хорошо… Вам если помощь нужна будет, ты говори. Гвоздь в стену вобью, лампочку поменяю…

— А я как будто не могу этого сделать! — все так же — привычно-недовольно — возмутился Чонин. Вид его напоминал нахохлившегося воробушка, у которого отжали крошку хлеба. Хенджин еле скрыл улыбку:

— А ты… — Хван резко прищурился, смотря на ворот чужой футболки — и ткнул пальцем Чонину в грудь. — Это что такое?

— Где?..

Хенджин ответил бы в рифму — но вместо этого ущипнул Чонина, посмотревшего вниз, за нос. Младший брат дернулся:

— Эй! — шлепнул по чужой руке. Потер кончик порозовевшего носа.

— Сколько лет прошло — и ты все еще ведешься на эту фигню… — Анна не сдержала смешка, покачав головой. — Что-то остается неизменным…

Чонин все еще злобно зыркал — Хенджин, занесший ладонь над головой Чонина, сказал — довольно серьезно:

— И не переживай по всякой ерунде.

На секунду Чонину показалось, что старший брат хотел влепить ему подзатыльник — он даже зажмурился. Но чужая ладонь не обрушилась на его голову — а мягко легла на макушку, взъерошив на ней волосы. Хенджин тепло улыбнулся:

— Люблю вас.

Анна ответила тем же. Чонин только взгляд в сторону отвел, хмыкнул что-то неразборчиво — и Хенджин ушел.

До клуба он доехал в рекордные семь минут — телефон разрывался от постоянных сообщений Шейна. Хенджин все еще не понимал, какого хера, но требовать объяснений было себе дороже, потому Хенджин без лишних слов и выебонов, зайдя в кабинет Шейна, прямо спросил:

— Тебе конкретно от меня что-то нужно?

Шейн обнаружился практически под потолком — на стремянке стоял, поливал растения, находившиеся на верхней полке стеллажа. Хенджин недоуменно на него глядел; Шейн очевидно был трезв, но его поведение все равно наталкивало на некоторые мысли.

— Ай? — Шейн аккуратно слез со стремянки, держа в руке кувшинчик с водой. — Я ж тебе написал все…

— После тринадцатого сообщения я перестал читать, извини. Был занят.

— Ну ладно, — просто пожал плечами Шейн, проходя мимо Хенджина к своему столу. На нем вразброс лежали какие-то бумажки и конверты. Судя по всему, письма. Хенджин мельком их оглядел, но вчитываться не стал. — Я уже делился этим с Минхо и с Чанбином… но что-то они не воодушевились. Я и подумал, вдруг я какую-то херню удумал…

Хенджин тактично промолчал.

— Хочу расширять бизнес.

Хенджин напряженно кивнул, присаживаясь в кресло напротив Шейна.

— У наших мексиканских друзей дури — жопой жуй, грибы всякие, кокаин для народа, морфин… расценки человеческие. Я вот и подумал, что…

— Что было бы славно наткнуться на какой-нибудь картель и связаться с мутными типами, — перебил Хенджин. — Херня идея, ну честно.

Шейн нервно хрустел пальцами:

— Но ты же знаешь, сколько это бабок в кассу сразу… очень много. Пиздец как много, Хенджин.

Шейн сильно нервничал. Хенджин смотрел на него — и не мог понять, в чем дело: Шейн выглядел так, словно не хотел ничего этого — но одновременно с тем пытался убедить себя, что ему это нужно. Будто в нем боролись две личности — и никто из них пока что не побеждал. Это заставило поднапрячься.

— Минхо к этому серьезно не отнесся, Чанбин сказал, что я придурок… и ты тоже что-то не поддержал мыслишку… Вы просто даже представить себе не можете, какой это поток бабла.

— Не в бабле дело, — на роль моралфага Хенджин все еще был самым хуевым претендентом, однако донести до Шейна одну простую мысль он считал своей прямой обязанностью. — Это чревато. Ты никогда не работал с кем-то, Шейн. Ты всегда работал на себя и подчинял себе кого-то. Ты уверен, что сможешь работать с кем-то в команде?

Шейн стучал пальцами по столу:

— Нет.

— Ну вот и ответ на твою идею… и вообще, куда тебе столько бабла? Вроде бы не бедствует никто.

Шейн на пару секунд подвис — и неожиданно поднял взгляд с бумаг на столе на Хенджина, смотрящего на него с сомнением во взгляде. Шейн никогда не был таким:

— Я бабок должен — пиздец, — прошептал он.

Хенджин даже не понял — удивился он или нет. Шейн продолжил:

— Очень много бабок должен. Ты столько нулей в конце суммы никогда не видел. Вот поэтому…

— То есть, ты в жопе что с одной стороны, что со второй?

— Типа того.

— Пиздец.

***

— Пиздец.

Сынмин так-то солидарен был — но промолчал, давая Чонину возможность выговориться. Феликс тоже помалкивал. Все собрались погулять в полупустом парке, так как Чонину нужно было рассказать лучшим друзьям новость о разводе родителей, и чтобы без лишних ушей.

— Я даже не понимаю, что конкретно я чувствую… — Чонин остановился напротив искусственного пруда, сунув слегка озябшие руки в карманы. — Вроде бы… это здорово. Ну… батя больше не будет бухтеть по поводу и без. А вроде… он все-таки мой отец. Да, много хуйни делал — но и хорошее же что-то тоже делал. Я в замешательстве.

— Мне кажется, в современном обществе есть две проблемы, связанные с отцами: первая — отец ушел из семьи, а вторая — отец не ушел из семьи. Как ни посмотри — все херово, — Феликс в этой теме больше понимал, чем тот же Сынмин, который очень тактично свои пять центов не вставлял. — Нам с тобой может по этой причине парни постарше нравятся? — Феликс слегка посмеялся, приобняв Чонина. — И чего расстраиваться-то… Он ведь не в другой конец света попадет после развода, Анна сказала, что он рядом будет вообще, да? Будете видеться.

— Это верно — и я это понимаю… Просто тяжко как-то. Всю жизнь жили — и тут вот так…

— Может, оно и к лучшему, — Феликс неопределенно пожал плечами. — Ну или твои родители еще помирятся и придут к компромиссу… Считай, у них целых полгода есть на то, чтобы передумать.

— Люди не меняются. Навряд ли они придут к какому-то компромиссу, — грустно Чонин не звучал, но довольно безнадежно.

Неспешная прогулка подошла к концу — и на выходе из парка Сынмин, шедший чуть поодаль, остановился вовсе. Феликс и Чонин сразу же обернулись назад, когда заметили, что Сынмин встал на месте. Ким смотрел куда-то в сторону:

— Во, — он показал пальцем куда-то в кусты. В наступавшей темени ни Чонин, ни Феликс ничего не могли разглядеть. — Собака там сидит, — объяснился Сынмин, — Дядя Бин мне сегодня фото листовки кинул. Это она, кажется.

Ким совершенно бесстрашно потопал в сторону незнакомой собаки — Чонин возмутился:

— Ну ты дурак — к чужим животным подходить? Вдруг укусит!

— Хотела бы укусить — уже укусила бы, — Сынмин подошел к кусту и присел на корточки. — Эдди? Ты Эдди? Так тебя зовут?

Чонин и Феликс боязно, но все-таки подошли тоже. Склонившись к кусту, Феликс заприметил кое-что — и нервно хохотнул:

— Тут, походу, не одна только Эдди…

— Класс. Пропала одна собака — нашлось три, — Чонин покачал головой. — Надо Чанбину позвонить с Крисом… пускай забирают.

Сынмин смотрел на Эдди, которая вылизывала своих щенков; те в свою очередь были подозрительно тихими.

Кристофер, приехавший незамедлительно, быстро погрузил в машину Эдди с ее щенятами:

— Я в ветклинику. Спасибо, что сообщили, ребят.

— Скажи потом, пожалуйста, как они… — Сынмин обеспокоенно глядел на клетку, в которой находились животные.

Кристофер подозревал, что плохо…

— Я сообщу, — пообещал он, сел в машину. — Не загуливайтесь, уже поздно.

Махнув на прощание рукой, Кристофер поспешил в ближайшую ветклинику.

***

Джисон подумывал, что Минхо следовало бы отвезти куда-нибудь к ветеринарам — потому что тот лез под руку и пытался его укусить.

— Да че за прикол у тебя такой новый, а? — Джисон даже не злился — просто устало выдохнул, оборачиваясь на Ли. — Не видишь, что я занят?

— Мне хочется к тебе поприставать, — Минхо не унимался — и все-таки зацепил зубами рукав чужой футболки. Порычал.

Хан посмотрел на него как на дебила:

— Успокойся.

— Р-р-р!

— Минхо, — Джисон дернул рукой — слишком резко. Минхо зажмурился — и расцепил зубы:

— Ну по зубам-то зачем давать! Второй раз за день покушаешься!

Минхо прижал ладонь к губам. Джисон снова чувствовал себя виноватым:

— Но ты же специально это делаешь!

— Но бить-то меня зачем?

Джисон отложил инструменты в сторону и захлопнул капот клиентской машины. Руки в боки поставил — и серьезно предложил:

— Давай так, — начал он, смотря Минхо в глаза. — Тридцать минут тебе даю на то, чтобы поприставать ко мне — и потом ты до ночи меня не трогаешь и даешь мне возможность нормально поработать!

— Хорошо!

Джисон, если честно, не думал, что Минхо так просто согласится — потому что приставания для Минхо, особенно, когда Джисон занят чем-то серьезным, это неотъемлемая часть его сущности. Так что, привычно усевшись в старое автомобильное кресло, Джисон приготовился к проявлению этой самой сущности. По-хорошему, зная Ли, нужно было бы и в душ сгонять, но Минхо свои ручонки не распускал — что было совершенно не типично для него. Вместо этого он, привалившись рядом, просто уложил голову на плече Джисона и взял в свои ладони чужую. Глаза прикрыл.

— Поспать и на кровати мог. Без меня.

— Мне самому решать, как мне к тебе приставать.

Хан пожал плечами:

— Как хочешь.

Неожиданно стало спокойно — Джисон обнаружил это с неподдельным удивлением. Сказал бы ему кто-то еще пару месяцев назад, что рядом с Ли Минхо Джисон будет чувствовать себя подобным образом — все зубы бы пересчитал. Минхо замурлыкал себе под нос какую-то песенку.

***

Хенджин вернулся домой ближе к двенадцати часам ночи. Феликс не спал — смотрел аниме, таскал мармеладных червячков из пачки и попутно с этим с кем-то переписывался по телефону.

— Привет, — Хенджин устало завалился к нему на кровать, раскинув руки в стороны.

— День-пиздень?

— И так можно сказать, — согласился Хван — и зачем-то объяснился: — Предки разводятся, на работе пизда. А еще у меня с тачкой с рабочей какая-то хуйня… можешь у Джисона спросить, нет ли у него немножко свободного времени, чтобы глянуть мою машину?

— Сейчас напишу… — Феликс поставил аниме на паузу. — У друга родители тоже на развод подали… эпидемия какая-то. Мы с пацанами сегодня еще собаку пропавшую нашли в кустах… Она там родила. Щенята, возможно, не выжили…

— Пиздец.

— Точно пока не знаем, знакомый нашего друга отвез их в больничку. Мы попросили его сообщить, чем закончится… Но пока ждем, сидим. Сынмин там на иголках… у него у самого собаки. Он их больше людей любит.

— Понимаю, — устало выдохнул Хенджин, прикрыв лицо ладонями. Помассировал виски пальцами. — Иногда лучше с собакой поговорить, чем с человеком.

Феликс молчаливо согласился.

— Что смотришь-то хоть? Очередной гаремник?

— Нет, — фыркнул Ли, повернув ноутбук в сторону Хенджина. Хенджин перевернулся на живот, чтобы глянуть тоже. — «Угрюмый Мононокэан», доброе аниме про изгнание ёкаев. сверхъестественное существо японской мифологии, разновидность обакэ. В японском языке слово «ёкай» имеет очень широкое значение и может обозначать практически все сверхъестественные существа японской мифологии, или даже заимствованные из европейской: от злобных они до кицунэ или снежной женщины Юки-онна (вики)

— Доброе… про изгнание ёкаев… — Хван, тем не менее, заинтересовался. — Много посмотрел?

— Вторая серия. Хочешь, заново включу — вместе посмотрим?

За просмотром и прошла вся ночь — только под утро Хенджин, уже заметно клевавший носом, опомнился:

— У тебя сегодня сеанс… ты помнишь?

Феликс уже тоже не слишком бодрствовал:

— Какой?

— Тату, Феликс. Вечером сегодня… сегодня ж ведь… — Хенджин полез в телефон, чтобы посмотреть переписку с тату-салоном и освежить все в памяти. — Да, сегодня в пять.

— Время так быстро прошло… я успел забыть.

— Сходишь к своим бабушке и дедушке, потом я тебя заберу… и погнали делать, — Хенджин с трудом поднялся с кровати. — Останешься сегодня у меня?

Феликс закрыл крышку ноутбука, потянулся и ответил — чуть помедлив:

— Останусь.

***

Кристофер оставался в подвешенном состоянии весь вечер и всю ночь. Дежурство выдалось нервным — почти полная пачка сигарет опустела за первые пару часов. На этот раз Чанбин делал большую часть их работы, пока Кристофер гипнотизировал свой телефон взглядом, надеясь, что вскоре ему позвонят из ветклиники и скажут, что все в порядке.

В порядке было не все. У Эдди были осложнения, один щенок все-таки оказался мертвым. Второго пытались спасти. И хоть Бан понимал, что своим волнением он не поможет, перестать это делать он не мог.

— Это ведь даже не твои щенки, чего ты так…

— Если второй выживет, я заберу его себе.

Кристофер вообще об этом не думал — но выдал так, будто размышлял об этом все последнее время. Тем не менее, он сказал это прежде, чем смысл сказанного дошел до него.

— С ума сошел? Брать очевидно больного щенка — чтобы что? Чтобы сидеть с ним дома и кормить из пипетки? И не факт, что он выкарабкается?

— Ты звучишь жестоко.

— А ты — не рационально, Крис.

Это было грубо — но правдиво. Чанбин покрутил пальцем у виска:

— Попытаешься ты его спасти, прикипишь к нему — и в итоге он сдохнет. Вот веселуха-то.

Кристофер промолчал — понимал, что в чем-то Со был прав, но принимать это не хотел. Надеялся на лучшее.

— Ты же потому никогда никого не заводил — потому что сердечный слишком. Бонни вспомни — она вообще не твоей собакой была, а ты ревел, как сволочь, когда она сдохла.

— Мне было девять, — упрямо ответил Бан. Чанбин хохотнул:

— Твоя натура не изменилась с тех пор никак, чувак.

Чанбин успел его только окликнуть:

— Не подходи!

Кристофер не услышал — или не слушал. Он оказался рядом за несколько секунд — и, по-видимому, не сразу понял, что произошло.

— Чан!

Кристофер, все так же не слыша и не слушая, подбежал к собаке. Его лицо менялось с каждым преодоленным метром. Потом в горле туго стянуло — Кристофер застыл на месте. Подоспевший Чанбин одернул его, заставив отойти. Лежащая на расплавленном от жары асфальте Бонни тяжело дышала через нос. Печальные глаза смотрели Кристоферу в душу — пока под мягкой бочиной растекалась кровь.

Кристофер отмахнулся:

— Я хотя бы попытаюсь.

— Мне потом не реви, — предупредил Чанбин. — Пойду за кофе схожу. Тебе принести?

— Да, возьми мне латте.

Чанбин, проходя мимо Бана, передразнил:

— Латте! Господи, — поморщился, как от лимона. — Какой ты приторный!

Кристофер кинул в коллегу многострадальный степлер.

***

Бабушка готовила обед, когда Феликс, скинув в прихожей кеды и прислонив скейт к стене, прошел в кухню:

— Привет! — первым поздоровался он с ней и сразу же стащил со стола недавно приготовленный наггетс. Бабушка цокнула языком:

— Ты же даже руки не помыл!

— Зараза к заразе не пристает! — и стащил еще один. Но все-таки пошел мыть руки, когда получил полотенцем по заднице.

Уже за столом, когда к ним присоединился и дедушка, до этого занимавшийся делами у себя в комнате, бабушка как бы между прочим спросила:

— Как там Джисон поживает? Не надоел ты ему еще со своими ночевками?

Феликс, если честно, бабушке с дедушкой врать не привык — но и рассказать про то, что он состоял в отношениях с мужчиной, не мог. Не знал, какая последует реакция. Старшие в его семье никогда не высказывали своего мнения на этот счет, потому Феликс, к сожалению, не мог представить, что ему скажут на это.

— Мы с ним лучшие друзья. Как я могу ему надоесть? — Феликс постарался заверительно улыбнуться. Дедушка почему-то прищурился:

— Если скажу — ты же обидишься.

Феликс фыркнул, но посмеялся.

— Ну правда же, — продолжила бабушка, положив в тарелку Феликса еще немного овощей. Феликс не перечил желанию стариков накормить его до отвала. — Постоянно у него. Хоть еду ему от нас приноси, а то как-то неудобно же получается…

Феликс угукнул:

— Хорошо.

— Сегодня снова к Джисону? — дедушка все еще щурился. Феликс потихоньку начинал напрягаться: знал он о таком взгляде дедушки, ничего хорошего оно не сулило.

— Ну… планировал, да. Он вроде не занят. Я обещал ему еще с машиной помочь… ну так, как подручный…

— Подножный, — не удержался дедушка, за что получил от супруги щелбан.

— Перестань вокруг да около ходить, Джерри.

Феликс напрягся окончательно. Помидорка черри застряла в горле — дедушка спросил:

— У кого ты все-таки ночуешь-то? Рассказывай давай.

Заметив то, в каком напряжении находился внук, бабушка пообещала:

— Ругаться не будем. Ты уже взрослый.

Феликс отложил столовый прибор в сторону и утерся салфеткой. Сердце застучало по ребрам — как ненормальное. Где? Когда? И как — спалился! Откуда они узнали? Неужели Оливия проболталась?.. Феликс ни за что бы не стал ее подозревать, но больше некому было… или Джисон, уставший от того, что Феликс прикрывается ночевками у него — а сам ночует у Хенджина?.. Но Джисон тоже бы не стал. Сынмину плевать. Чонину тоже. Или Феликс в одну из ночей, когда оставался здесь, разговаривал во сне? Что же тогда он мог сказать…

— Ты боишься сказать?

Феликс боялся — потому что все еще не знал, как они отреагируют на его отношения с Хенджином. Потому молчал.

— Да не будем мы ругаться… — убеждал дедушка так, как будто уже все знал. Феликс сидел как на допросе — напряженный до кончиков пальцев.

— Честно, Ликси, — бабушка ободряюще сжала его плечо. — Мы не выпытываем… нам просто важно знать, где ты и с кем. Сейчас тяжелое время для нашей семьи… мы просто хотим убедиться, что ты в безопасности.

Феликс все еще пытался понять, когда и как он спалился… А потом, неожиданно даже для самого себя, успокоившись, или дойдя до предельной черты волнения — выдохнул, тихо произнес:

— У Хенджина. У него ночую, — и, немного подумав, добавил: — Это мой парень.

Он ожидал, что рука бабушки пропадет с его плеча — и даст по голове в отрезвляющем подзатыльнике; что дедушку, потерявшего дар речи, хватит Кондратий. Даже если никто из них никогда и ни за что ни Феликса, ни Оливию не ругал — и тем более не наказывал.

— Это тот парнишка с розовыми волосами, да?

Феликс на этот вопрос дедушки и сам дар речи потерял — только кивнуть смог.

— Симпатичный, — дополнила бабушка, за что получила от супруга укоризненный взгляд. — Да я же… Джерри!

— Что — Джерри? Неприятно мне такое слышать в свое присутствие!

Бабушка отмахнулась. На незаданный вопрос Феликса ответил дедушка:

— Мы вас просто в парке как-то заметили. Старики, знаешь ли, тоже любят косточки на прогулке размять… а там вы — за ручки держитесь. Вот мы и подумали…

— И верно подумали, как оказалось.

Старшие не выражали свое «фе»; никаких упреков в адрес Феликса, который все еще молчал, будто воды в рот набрал.

— Давно вы встречаетесь-то хоть? — дедушка спокойно доедал диетический салат, приготовленный женой, которая бдила за его здоровьем и питанием. С гастритом нужно было быть осторожнее, особенно в период его обострения. Бабушка за этим тщательно следила. — Ну расскажи хоть что-нибудь, чего ты как истукан!

Феликс, казалось, впервые за это недолгое время моргнул. Бабушка с дедушкой все еще сидели вместе с ним за столом, выглядели как и всегда — доброжелательно, без неприязни во взгляде. Все было… Хорошо. Феликс постепенно отходил от шока, в который сам себя загнал:

— Пару месяцев встречаемся. У нас все в порядке… — он все еще старался подбирать каждое слово — потому что не верил, что это взаправду; казалось, любое неправильное слово может все разрушить. — Он хороший. Правда хороший.

— Ну, пока не познакомишь нас — я твоим словам особо не доверяю… — дедушка подмигнул. Бабушка цыкнула:

— Ты же видишь, что он белый как мел сидит, чего говоришь такое, Джерри! — и, обращаясь уже к внуку, добро сказала: — Мы знаем, что ты бы не выбрал плохого человека, Феликс. Но дедушка правильно сказал — нам станет спокойнее, если ты нас с ним познакомишь. Может, не сразу, но в ближайшем будущем. И было бы славно, если бы ты говорил нам правду о своих ночевках. Это не контроль, Ликси, мы правда обеспокоены. И желаем тебе добра. Ты же знаешь.

Феликс знал — потому кивнул, заметно успокоившись. Дедушка спросил что-то еще — снова получил от бабушки щелбан и замолчал, не скрывая своей улыбочки.

***

Минхо больше не мешал — вообще на полдня свалил по каким-то своим кошачьим делам, не названивал и не написывал, но перед уходом пообещал, что ночевать вернется в гараж, ближе к ночи. Джисон сказал, что ему все равно — но когда Минхо свалил, начал посматривать на часы, стрелки на которых двигались необычайно медленно. Время ползло полудохлой черепахой. Отвлек только Джексон, неожиданно завалившийся к нему в гараж с ящиком пива.

— А че за повод? — Джисон обернулся на Вана. — Кто-то сдох?

— Моя вера в жизнь!

— Чего?..

Джексон по-хозяйски расселся на автомобильном кресле и сразу же открыл себе пиво; одну банку кинул Хану в руки:

— Фонд отказывается нас спонсировать.

Джисон поперхнулся пивом:

— Чего?!

— Сказали, что наши звездочки не часто светятся — и нечего им тогда бабками у носа махать. Раз не хотят…

— Чувак, я вот прям в данный момент себе тачку новую ищу. Они как учуяли?

— Хер его бы знал, — Джексон сделал большой глоток. — Мне дали месяц. В Аризоне ребятки поперспективнее. Ну, они так сказали.

Джисон присел на капот, залпом сделал несколько больших глотков.

— Так что… да. Я предложил им кое-что из области фантастики в качестве реабилитации.

— Что?

Ван потер нос — пробубнил:

— Твой заезд с Минхо.

Джисон чуть не подавился пивом — снова.

— Но говорю — что-то из области фантастики… Два гонщика, у которых девяносто восемь процентов заездов — выигрышные. Это звучало бы как охуенная идея, конечно, но ни ты, ни Минхо не согласитесь же…

Вот как, блять, невовремя. То есть… Подобное предложение никогда не было бы вовремя, но сейчас — особенно. Джисон посматривал на часы.

— Ждешь кого-то? — догадливо спросил Джексон, устремив свой взгляд на настенные часы тоже. — Я мешаю?

— Нет, все в порядке. Я просто немного в шоке от этой новости…

— Я тоже. Нужно что-то придумывать. Может, твой заезд с Барби?

— Нам с ним делить нечего. Какая-то искусственная гонка ради гонки, и все видели, что мы контачим последнее время, еще предъявят за договорняк.

— Ну да, это с Минхо вы постоянно лаетесь… Ваша гонка выглядела бы правдоподобно, если бы вы согласились. Эх, Фонд бы оставил меня в покое на какое-то время…

Джексон улицей жил — все то время, что на ней находился, а находился он на ней последние лет двадцать. Джисон — тоже жил улицей, конечно, и с Минхо у него были свои терки… Были, да, но что-то походу сплыли. Но улица об этом знать не должна — и Ван тоже.

— Ты ему уже предлагал?

— Я звонил ему сегодня, но он чем-то занят, сказал, не может пока говорить. Так что ты первый узнал.

Хан устало выдохнул. Не жили хорошо — и нечего было начинать. Вот вправду.

— Так что да — я в полной Мадам Сижу. В полнейшей. Это конечная. Улица сдохла.

С таким категоричным утверждением Джисон, естественно, был не согласен — но что он мог противопоставить?

— Есть надежда на групповые заезды с ребятами из других штатов… но это уже не те бабки — если в них не будет тебя, Барби или Минхо.

— Я буду! — Джисон даже с капота подпрыгнул. — Дай мне немного времени, я тачку найду — и буду!

— Я-то че… времени есть месяц. А потом гонки без спонсорства. Никто долго на чистом энтузиазме не протянет, я это понимаю. Бабки в этом деле — движущая сила. Большая часть стритрейсеров хочет гонять только из-за них. Тут уж нуль процентов осуждения и сто процентов понимания.

Джисон потер лоб. Башка начинала болеть — из-за всех мыслей, которые там роились.

— Можно закурить? — спросил Джексон, уже доставший пачку сигарет из кармана олимпийки.

— Да кури, конечно, — Джисон рукой махнул. Проветрит потом, не страшно.

— Блин… жиги случайно не найдется? Свою найти не могу.

— Случайно не найдется, — Джисон подошел к рабочему столу, на котором царил рабочий хаос. Среди всего прочего он все-таки нашел зажигалку — не его. Минхо, наверное, забыл — и кинул ее в руки Джексону. — Пиздец задачку задали ребята…

— И не говори, — Ван поджег сигарету — и засмотрелся на зажигалку. Прищурился — ничего не сказал, перекинул ее обратно Хану. — Я не хочу все это терять. Тут моя жизнь.

Джексон говорил без пафоса — сейчас он был сама искренность. Джисон поджал губы.

— Не хочу начинать с начала. И бросать вас не хочу…

— Говоришь так, будто вздернуться собрался.

— Нет, — Ван устало хмыкнул. — До такого идиотизма я доходить не собираюсь. Я о том, что…

Джексона нагло прервал телефонный звонок. Хан не сразу сообразил, что звонили ему:

— Извини, по работе, — сказал он, принимая вызов от Минхо — и отходя в сторону дверей гаража.

Джексон не вслушивался в чужой разговор — Джисон не называл Минхо по имени во время разговора.

***

Сынмин как на иголках сидел, пока гипнотизировал свой сотовый взглядом. Сообщение от Кристофера все-таки пришло — ближе к вечеру.

Мужик Чонина: «Эдди поправится»

Мужик Чонина: «Один щенок умер»

Сынмин больно закусил ребро ладони — в глазах защипало. Расплакаться сейчас, когда все дома, только не хватало…

Мужик Чонина: «Но второй выжил»

Мужик Чонина: «Я заберу его себе. Если хозяйка Эдди будет не против»

Мужик Чонина: «Первый щенок умер еще при родах, скорее всего. Он не мучался»

Сынмин оттарабанил короткое: «Я понял, хорошо» и откинул телефон на подушку. Стало до боли обидно — из-за несправедливости. В отношении животных Сынмин ее вообще не принимал.

Чун тихонько постучался в дверь — Сынмин не сразу опомнился, утер слезы краем футболки и разрешил зайти.

— Папа рамен приготовил, кушать пойдешь?

— Угу, — Сынмин ответил довольно тихо. Прочистил горло.

— Все в порядке?

— Да, — заверил он. — Сейчас спущусь.

Чун закрыл дверь — но не с той стороны. Прошел в комнату брата и присел к нему на кровать, попытался заглянуть Сынмину в глаза:

— Не расскажешь?

Эван советовал на сеансах не скрывать свои чувства и эмоции — и зажатому в этом плане Сынмину было тяжело принять этот совет. Но он решил, что, наверное, когда-то стоит начать это делать:

— Щенок все-таки умер один. Я очень расстроился.

Чун поджал губы:

— Надеюсь, он в лучшем месте сейчас.

Сынмин надеялся тоже.

***

Феликс надеялся, что бабушка с дедушкой не приметят Хенджина, подошедшего к дому, чтобы забрать Феликса на сеанс в тату-салон. Феликс, как только увидел Хенджина в окне, сразу же собрал свои манатки, схватил скейт и, громко сказав куда-то в пустоту: «Пока! Позвоню потом!», ретировался. Не настолько успешно, чтобы, выйдя на улицу и схватив Хенджина за локоть, не услышать из окна в ответ: «Будем ждать!». Хенджин, ничего не понимая, почему-то посмеялся:

— Что такое?

— Старики спалили нас.

— Ась?

— Допрос мне устроили… где я, у кого ночую… пипец, блин. Я такое пережил!..

Хван резко остановился — и остановил Феликса. Обеспокоенно спросил:

— Они ругались?..

— Нет! Но я до последнего не понимал, как они отреагируют, если я скажу, что встречаюсь с мужиком!..

Хенджин не сдержал улыбки — и посмеялся, обнимая Феликса. Далеко от дома они все еще не ушли, так что Феликсу не терпелось это исправить. Их все еще могли видеть из окна.

— Ну ты как маленький… чего нам теперь шкериться? Они же все равно уже знают.

— Мне… неловко!

Хенджин вопросительно приподнял бровь:

— Из-за меня?

— У меня никогда не было отношений! По крайней мере — адекватных, про которые знают старшие! Я чувствую себя неловко!

Хенджин его заткнул — чмокнул в губы, все еще стоя практически под окнами дома бабушки и дедушки Феликса. Феликс сморщился:

— Вот ты специально, да…

— Успокойся. Все нормально. Ты же сам сказал, что они ровно отреагировали. Чего тогда прятаться, раз они все знают все равно? Тебе придется это принять.

Феликс стукнул его скейтом по бедру:

— Не умничай!

— Ты на меня скейт не поднимай! Я на тебя управу знаю!

Феликс практически съерничал — Хенджин поцеловал его по-нормальному. Долго так, с чувством. Феликс замычал:

— Да прекрати! Иначе прямо сейчас пойду тебя с ними знакомить! Они как раз хотят!

— Я и не против. Только нам бы в тату-салон уже бежать, часики тикают.

Про тикающие часики сказала и встретившая их практически на пороге салона девушка — не администратор, занимавшаяся какими-то бумагами, а девчонка в бандане, рисующая что-то на айпаде:

— Я че сказала? Время видел? — она сразу же повысила тон — Хенджин, уже с ней знакомый, видимо, отреагировал спокойно — и очаровательно улыбнулся:

— Ты как всегда ворчишь, Даниэлла. Где твоя старшая?

— Джесси по делам смоталась.

— То-то ты разговорилась…

— Подраться хочешь? Мы можем выйти на улицу. Что насчет этого? Cash me ousside, how 'bout dah?

Хенджин поднял руки в примирительном жесте:

— Сдаюсь.

Даниэлла, фыркнув, поднялась со своего места и отложила айпад в сторону:

— Кого бить будем?

— Его.

— Не надо меня бить! Не из-за меня задержались! — Феликс покосился на Хвана. — Сам виноват — сам с ней разбирайся!

— Я про тату, — девушка закатила глаза. — Тебе бьем? Восемнадцать-то хоть есть?

Феликс оскорбился:

— Тебе на вид самой не больше пятнадцати.

— Так мне и есть пятнадцать. Проблемы?

Хенджин встал между ними:

— Друзья, не с того начинаем… Феликс, это твой тату-мастер — Даниэлла. Даниэлла, это твой сегодняшний пациент — Феликс. Совершеннолетний. Никаких проблем.

Администратор, до этого занимавшаяся своими делами, подала голос:

— Ребята, у нас тут дружеская атмосфера, напоминаю!

— Да все в порядке, я ее с пеленок знаю, практически жопу подтирал, — Хенджин растрепал прическу Даниэллы — та в ответ стукнула его по руке:

— А ну-ка! Я сегодня полчаса хвост заделывала! Брысь!

Феликс не очень понимал, что происходит:

— Ты меня к кому привел?..

— Она занимается этим почти три года и охуенно бьет татуировки. Спину мне забивала, она суперская, — убеждал Хенджин, все еще стоя между ними. — У Дэни просто характер такой. Она классная, на самом-то деле. Только выеживается много в отсутствии хозяйки…

— Я тебя сейчас выгоню, — Даниэлла грозно на него посмотрела.

— Не выгонишь. Я уже все оплатил.

И показал ей язык. Даниэлла показала в ответ.

Вспоминая о татуировке на спине Хенджина, Феликс потихоньку успокаивался — и смирялся. Деваться все равно уже было некуда.

— Че, где бьем? — Даниэлла готовила свое рабочее место. Феликс, лежавший на кушетке, мелко подрагивал:

— В низу живота.

— Первая татуха?

— Да.

— Соболезную.

Феликс сглотнул.

— Да не пугай ты его так, Дэни, — Хенджин был рядом, но под рукой у мастера не мешался. — Снизойди, он пока что новичок.

Девушка усмехнулась:

— Я подумаю.

Подготовив рабочую зону, Даниэлла, взяв в руки тату-машинку, пристально посмотрела на Феликса. Феликс съежился:

— Ну что еще?

— Эскиз чей? Из интернета?

Феликс неподдельно оскорбился — даже на локтях привстал:

— Мой!

— А-а, — девушка кивнула. — Ну ладно тогда, ложись обратно. Будет неприятно. Захочешь дернуться — предупреди заранее.

Если бы Феликс мог! Он буквально до побелевших пальцев сжимал края кушетки, вытаращив глаза в потолок. Даже не дышал почти — как же было неприятно. И больно! Хенджин, смотря на Феликса, сочувственно поджимал губы. И продолжал рисовать в айпаде Даниэллы, который ему дала она сама, чтобы обеспокоенный Хенджин не мешался под рукой.

Феликс в очередной раз вздрогнул, жмуря веки. Даниэлла не сделала даже половины работы, но предложила передохнуть, чтобы Феликсу не стало плохо.

— Мне нормально… просто больно.

— Раз больно — надо передохнуть, я же сказала. Десять минуток полежи, вдох-выдох там, я не знаю… отвлекись малясь.

Феликс отвлекался на разные картины, висящие на стене. Нарисованы были, видимо, здешними тату-мастерами. Низ живота жгло — как будто кипяток пролили. Хенджин, изредка на него поглядывая, тяжело вздыхал:

— Я говорил, что для первого тату место не очень удачное.

— Заткнись, — Феликс старался глубоко и размеренно дышать. — Боже, просто помолчи, ладно?

— Как пожелаешь, солнце.

Хенджин, впрочем, действительно замолчал — Даниэлла возобновила работу через какое-то время. Феликсу оставалось только выжить.

***

Минхо, скромно говоря, охуевал. С каждым словом, которое произносил Шейн сегодня. Шейн в полной жопе — он сам так сказал — конечно, после того, как Хенджин уже предупредил, но Минхо надеялся — может, это лишь очередной финт, проверка на вшивость, бредовый прикол; После встречи выяснилось, что все это — реальность. Собраться и откатать свои точки доставки было тяжело, в голову постоянно лезли мысли — обидно — осталось отработать всего-ничего, а тут… Мало ли куда свернут, кому достанется. Тяжелее стало вернуться к Джисону. Минхо хотел было написать, мол, что сегодня все-таки поедет к себе. Но потом передумал.

Джисон сидел в своей комнате, пил пиво и смотрел какие-то ролики на ютубе, не особо вникая в то, что ему показывали.

— Привет, — Минхо скинул свою поясную сумку на чужой стол и плюхнулся к Хану на кровать. — Как ты сегодня?

— Давай устроим гонку?

Если бы Минхо не лежал на чужой кровати, то точно бы упал. Он приподнялся на локтях, попытался заглянуть Хану в лицо, но тот, как будто ничего не говорил, продолжал смотреть видео. Что-то про обустройство дома.

— Че?

— Че слышал, — Джисон все еще не смотрел в ответ. — Давай погоняем. Один на один.

— А где Джисон?.. — Минхо повертел головой в разные стороны, пытаясь понять, где настоящий Хан — ну или, на худой конец, скрытая камера. — Ты в порядке?

— Фонд отказывается нас спонсировать. Джексон приходил сегодня. Подкинул мыслишку о нашем с тобой заезде. У улицы есть месяц на реабилитацию.

Джисон в паре предложений, не распаляясь, выдал все то, о чем переживал их старший. Минхо сел на кровати, нос потер:

— Джексон хочет, чтобы мы с тобой погоняли? Я правильно понимаю?

— Да.

— Но… Мы… — он взглядом обвел комнату и кровать, намекая.

— Улица об этом не знает. Никто об этом не знает.

— Идея охуенная, конечно, но…

Но у Минхо из-за работы все еще была полная жопа — и сказать об этом Джисону он не мог. Шейн просил не светиться на радарах — то есть, вообще не светиться. Не как Барби, который не выдержал и все-таки согласился с кем-то погонять. Последствий не было, но сейчас Шейн был максимально напряжен из-за обстоятельств, которые так хуево и так невовремя сложились.

— Но? — Джисон, наконец, отложил телефон в сторону.

— Это повлияет на наши отношения. Тебе так не кажется? — увильнул Минхо, подполз к нему ближе, соблазнительно улыбаясь. — Если я выиграю, ты ведь не простишь…

— Ты сначала выиграй, — Джисон фыркнул.

— Стоп, — Минхо сбросил маску и стал серьезным. — Ты реально рассматриваешь этот вариант?

— А есть другие? Просто надо помочь Джексону, чтобы Фонд не разочаровался во всех нас. Это в наших интересах, да?

— Да, это наши интересы… — Минхо почему-то отвел взгляд.

Теперь Джисон пристально на него смотрел, наблюдая эмоции на чужом лице. По Ли было видно — он старался подбирать правильные слова. Для Джисона правильными словами стало бы только принятие его вызова на гонку. Минхо все еще темнил. И Джисон знал об этом всегда. Как бы они старательно не обходили этот вопрос стороной, он никуда не делся — Минхо залег на дно, а Джисон закапываться самовольно не собирался. Рациональный эгоизм, здравый такой, вполне обоснованный.

— Не знаю, как буду чувствовать себя из-за исхода этой гонки. Проигрывать я не хочу. И выигрывать тоже.

Джисон сделал большой последний глоток пива, сжал банку в руке и бросил в урну у стола:

— Ну, ты как-нибудь определись, с ничьей много бабла не состричь.

Это не был договорняк. Джисон в эти слова вкладывал совершенно иной смысл — он буквально брал обещание с Минхо, что тот постарается сделать все, что он только мог. Ему нужно было просто согласиться на гонку. И опасения Хана бы постепенно, но начали угасать. По крайней мере, Джисон на это надеялся.

Минхо неуверенно повел плечом:

— У тебя же даже тачки нет. Ты успеешь ее найти?

— Я сделаю все возможное. Завтра я иду сдавать свою старушку под пресс. Потом пойду к Джексону, он поможет найти.

Минхо подумал, что у Джисона уже все было схвачено. Джисон подумал, что совершенно справедливо загоняет Минхо в угол.