Джина ломает, а Намджун не в силах ему помочь, потому что самого до сих пор разрывает от боли, ломает кости, превращая их в пыль, пускает по венам новую дозу отчаяния, заставляя тихо рыдать в кухне по ночам, лишь бы не сделать хуже.

Весь этот ужас начался в жизни два с половиной года назад, после смерти Тэхёна в автокатастрофе в канун Нового года. В тот злополучный день оборвалась не просто одна жизнь, в тот день рухнул целый мир.

***

Красивая история Намджуна и Сокджина началась ещё в студенческие годы. Познакомились они на вечеринке их общего друга - Хосока, который решил отметить начало нового учебного года бурным торжеством, на который было приглашено чуть ли не половина университета. И это при том, что Чон не поленился и созвал людей с других учреждений.

Всë получилось до банального просто: Намджун, по неосторожности, пролил на Джина свой стакан с алкоголем, за что сразу начал извиняться. Только вместо ожидаемого трёхэтажного мата он получил яркую улыбку, от которой сердце сошло с ума и не желало успокаиваться.

В тот же вечер парни, не дожидаясь конца вечеринки, ушли, предпочитая узнать друг друга получше на ночной прогулке. И в тот момент Намджуну показалось, что время пролетело невероятно быстро.

Распрощались они только ближе к семи утра, встретив восход солнца на главной площади города. Улыбка не желала сходить с лица Намджуна, когда он перешагнул порог квартиры. Мысли крутились вокруг удивительного парня с заразительной улыбкой и самым искренним взглядом, который затягивает, словно чёрная дыра. Но стоило только руке потянуться к телефону, как улыбка сошла, оставляя за собой непроницаемую пелену разочарования. В голову, словно пулей, влетела мысль о том, что они не обменялись номерами.

В тот момент Намджун хорошо приложился головой об стену, покрывая себя всеми известными и неизвестными словами. Обида за свою тупость накрыла волной и только после часа терзаний парень схватил телефон, набирая номер Хосока.

Объяснить выпившиму другу суть проблемы не удалось. Но была надежда на то, что при встрече Чон всë же сможет помочь. И, вопреки всем маленьким сомнениям, Хосок с радостью не просто дал номер, но и устроил этим двоим встречу, потому что слышать нытье не только Намджуна, но и Сокджина в свой законный после вечеринки выходной, мягко говоря, было утомительно.

***

То, как быстро закрутилось всë у Джина и Намджуна, можно списать на чудо, не иначе. Сначала парни необъяснимо быстро сдружились, посвящая друг другу каждую свободную минуту времени, а уже спустя четыре месяца ребята начали отношения, которым, надо признаться, завидовали многие.

Вечерние и ночные прогулки по городу за руку, совместные просмотры фильмов, робкие поцелуи под дождем. Все это заставляло огонь в груди разгораться, сохраняя то хрупкое чувство, способное разбиться в дребезги.

Разумеется, ссоры были. В такие моменты помириться упертой парочке помогали друзья, которые в последующем стали гораздо ближе, стали частью не просто жизни, а души. Они же помогли в последующем Джину с переездом к Намджуну, а после окончания учёбы помогли паре перебраться и в Нью-Йорк, где Сокджину предложили хорошую должность программиста.

Спустя год после переезда Намджун сделал Джину предложение. Тогда, казалось, радостный визг старшего был слышен в самой Корее.

Свадьба не отличалась пышностью и помпезностью. Все было скромно, в кругу близких друзей и семьи Намджуна, которая, в отличие от родителей старшего, была безумно рада такому грандиозному событию.

В тот день было пролито очень много слез. Поздравления не заканчивались, радость исходила от каждой пылинки, заполняя пространство вокруг, топя воздух в безудержных эмоциях. В тот день Мин Юнги, прекрасный врач и друг по совместительству, наконец-то признался в любви Пак Чимину, который и так все знал, но терпеливо ждал. В тот день Чон Чонгук пообещал Ким Тэхёну, что без этого торжества и росписи по возвращению в Корею получит обручальное кольцо. В тот день Чон Хосок искренне порадовался тому, что несколько лет назад ему влетело за ту вечеринку, устроенную в родительском доме. Но, как известно, счастье может длится долго, а может длится безумно мало.

***

Два с половиной года назад, после той ужасной аварии, Джин и Намджун не смогли улететь назад в Нью-Йорк, потому что они были нужны друзьям как никогда прежде. В особенности нужны были Чонгуку.

Намджун уволился с должности учителя английского, чтобы пробыть в Корее максимальное количество времени, пока, к счастью, Сокджину удалось работать дистанционно. Это позволило паре хоть немного, но выдохнуть.

Похороны были на плечах Кимов, Юнги и Хосока. Все то время, которое они провели за оформлением необходимых документов, казалось самым ужасным за всю жизнь. Чимину помочь не разрешили и категорически запретили даже нос сувать в это дело, сваливая на его плечи заботу о Чонгуке, который пребывал в состоянии овоща, не желая воспринимать правду.

За всем этим кошмаром случилась ещё одна огромная трагедия, пошатнувшая, на этот раз, Хосока. У его жены Лиен, которая была только на втором месяце беременности, случился выкидыш на фоне стресса. Об этом, разумеется, сразу узнали все. Чона-старшего тогда еле привели в чувства, не говоря уже о состоянии Чонгука, винившего во всём себя.

Юнги с Чимином взяли заботу о Чонах на себя, сваливая остаточную подготовку похорон на старших. И тут действительно развернулся ад.

Чонгук, когда до него начало доходить произошедшее, сорвался и разнёс их с Тэхёном квартиру, поджигая вещи прямо в комнате, после чего заперся в ванной и пытался покончить с собой. К счастью, Юнги тогда отлучился ненадолго и смог предотвратить разгорающийся пожар и спасти брюнета. Чимин проводил все время рядом с Хосоком. Тот не отходил от палаты супруги ни на шаг, изматывая себя и проклиная за то, что не смог уберечь.

В день похорон на кладбище явились не только друзья, но и родители Тэхёна. Казалось, что Чонгук убьёт их там же за то, что вообще явились, ведь они сами отвернулись от своего сына из-за новости об ориентации, сами разорвали все связи, а сейчас находятся там, окидывают безразличным взглядом могилу и никак не реагируют. Тогда только благодаря быстро среагировавшему Намджуну удалось предотвратить драку. А после того дня Джин взял опеку над Чоном на себя. Тогда и было принято решение о том, чтобы младший переехал к ним с Намджуном.

Ким не имел ни малейшего понятия, что делать и как реагировать на такого друга. Ведь тот все время проводил на кладбище, иногда не ночевал дома, убивая своё здоровье успокоительными и слабым снотворным. Он совершенно перестал питаться и практически не разговаривал, пряча красные от слез глаза за отросшей чёлкой. Это пугало и заставляло что-то умирать внутри. Ещё страшнее стало, когда в одну из ночей Джин услышал из комнаты Чона странный шум, который оказался тихой истерикой перетекшей в паническую атаку. Тогда терпение лопнуло.

При помощи Юнги, парни нашли хорошего психолога, от которого, как выяснилось, толку было ноль. Чонгук ни в какую не желал принимать помощь, из-за чего стал вести себя крайне странно. Просто в один прекрасный день парень вышел из комнаты с широкой улыбкой на лице, вёл себя непринуждённо и свободно, много смеялся и излучал позитив. Походы на кладбище так же прекратились, что пробуждало сильную тревогу. И как выяснилось совсем не зря.

Во время одной из генеральных уборок, Намджун нашёл потрёпанный блокнот на столе в комнате Чона. Парень долго крутил его в руках и, заткнув совесть, открыл. Тетрадка сама выпала с дрожащих рук уже спустя несколько минут. Перед глазами пролетало написанное и то, как Джун в панике набрал номер Юнги, он просто не запомнил.

Мин, человек, которого очень сложно вывести на эмоции, пришёл в ужас от этого блокнота и хотел было сжечь его, но вместо этого забрал. Зачем, он не объяснил.

Спустя несколько недель, без ведома друзей, Юнги положил Чонгука в психиатрическую больницу с улыбающейся депрессией*. Диагноз, поставленный близкому другу, будто добил Джина. Истерика случилась прямо у входа в палату Чона.

Парень тогда упал на пол и не мог встать, сквозь слезы причитая о том, что этого быть не должно. Тогда пришлось вколоть ему сильное успокоительное, которое отключило измотаное сознание Кима на несколько часов.

***

Реабилитация Чонгука проходила до конца ноября и все это время один он не находился. Рядом всегда были друзья, которые рассказывали о том, что произошло в последнее время, рассказывали о каких-то глупых новостях и слухах о знаменитостях, стараясь привести младшего в чувства. И, надо сказать, они с этим успешно справлялись. По крайней мере, они так думали.

Ближе к десятому декабря Чон попросился домой. Изменения были, это видели все. Парень не скрывал больше своих настоящих эмоций, больше рассказывал о своём самочувствие, работал с психиатром. И только поэтому его отпустили, прописав антидепрессанты и сильные снотворные, так как ещё были моменты, когда уснуть не удавалось из-за кошмаров. И это, почему-то, радовало.

Последующие две недели прошли словно в тумане для Джина. Время неумолимо убегало, словно песок сквозь пальцы, а чувство тревоги внутри с каждым днём только росло, из-за чего парень стал принимать успокоительные.

Парень помогал Чонгуку все это время заново осваиваться, потому что тот словно вылез из пещеры впервые в жизни, боялся каждого шороха и резкого движения, приходил в панику при повышении голоса и вздрагивал от чужого смеха. И уже ближе к новому году Чон стал вести себя более свободно и перестал бояться многих вещей. Но от этого, как бы не хотелось, не становилось легче.

В канун праздника друзья собрались на съемной квартире Кимов с раннего утра. Гомон заполонил каждый уголок в доме, заставляя улыбку появляться на лице. В воздухе царил запах сладкого и пряного, слышался смех, искренний, впервые за этот тяжёлый для всех год. И в тот же день Чонгук искренне улыбался и старался помочь, смеялся, дурачился с Намджуном, пока они натягивали мишуру на елку. И все в этот момент вздохнули спокойно.

Чуть позже, когда время перевалило за четыре часа, Чон предупредил Намджуна и Юнги, раставляющих алкоголь, что ненадолго отъедет. Те возражать не стали, а Юнги даже дал ключи от своего BMW, чтобы не тратиться на такси. Чон улыбнулся и тихо покинул квартиру, оставляя за собой всю суету. Только вот Джина об этом никто не предупредил и он, потеряв из вида младшего, осмотрел все комнаты и в панике стал искать телефон, когда обнаружил, что верхней одежды брюнета тоже нет.

Гудки, казалось, длились бесконечно долго. Страх сковал настолько сильно, что дышать нормально не представлялось возможным. И только когда звонок был принят, сердце словно выпустили из тисков.

— Чонгук-а, где ты? — беспокойство не желало отпускать и это было слышно по голосу, пока рядом бегали Чимин и Хосок, таская какие-то коробки.

— Джин-хëн, — голос младшего дрогнул, заставив Кима напрячься. — я скоро буду, хорошо?

Старший усилено пытался понять, куда уехал Чон, пока на него словно не вылили ведро ледяной воду, а в горле не встал противный ком.

— Ты у него, да? — что ж, этого стоило ожидать, в конце концов, сегодня не только праздник, но и день, перевернувший жизнь с ног на голову.

— Да.

— Мы ждём тебя, — всë, что смог сказать старший, прикрыв глаза.

— Скоро буду, хëн.

Звонок прервался и Джину искренне хотелось верить в то, что Чонгук действительно скоро приедет.

***

Джин паниковал и все это видели. Намджун и Юнги, переживающие не меньше, отбирали телефон у старшего, умоляя успокоиться. Но когда Чонгук не приехал ни через час, ни через два, тут уже оставаться спокойным не вышло ни у кого.

Намджун, Юнги и Джин, оставив в квартире Чимина, Хосока и Лиен, рванули к машине Чона-старшего, сразу заводя двигатель.

Машина рассекала темноту, не обращая внимания ни на что вокруг. Напряжение повисло в салоне, говорить не хотелось. Дурное предчувствие охватило тело Джина, когда спустя полчаса машина остановилась возле чёрного BMW.

Старший выбежал с машины первым и, не дожидаясь друзей, рванул к давно заученному месту. Сзади послышались спешные шаги и голос Юнги, который просил не бежать так сильно, но стоило увидеть ту самую оградку, как Мин первый же оказался у неё, перепрыгивая низкое ограждение.

Сокджина начало трясти, слезы скопились в уголках глаз, а ноги так и прилипли к земле в паре метров от железного заборчика, где суетится Мин. Сзади подошёл Намджун и, кажется, также завис. Картина, развернувшаяся перед ними, была настолько нереальной, что в пору было бы проснуться и понять, что это был лишь сон. Но вот только холод кусал нежную кожу, мокрые дорожки от слез застывали, стягивая кожу на щеках и ужас был настоящим.

Чонгук, в распахнутом чёрном пальто, сидел на холодной заснеженной земле, опираясь спиной об ограждение, прямо напротив заснеженного надгробия и… Не подавал признаков жизни. Тёмные, словно ночь глаза, были закрыты, в волосах запутались многочисленные снежинки, красные от мороза щеки были измазаны в крови, а на посиневших губах красовалась лёгкая улыбка. Рядом лежала пустая и помятая бутылка из-под воды, под тонким слоем снега напротив виднелось кровавое пятно и около заборчика одиноко лежала маленькая стеклянная и пустая баночка от тех самых сильных снотворных, которые пил брюнет.

Джин, слыша лишь как бешено бьётся своё сердце, с надеждой смотрел на Юнги, который пытался поймать пульс. Но когда пальцы Мина застыли на сонной артерии и с остекленевших глаз покатились слезы, надежда рухнула, вместе с заново отстроенным миром. Ноги перестали держать. Последнее, что парень помнил, это крик Намджуна и подскочившего Юнги.

***

Похороны Чонгука стали последней каплей для Джина. После всего произошедшего, старший позволил всему накопившемуся выйти наружу, из-за чего загремел в больницу с сильным нервным срывом и пролежал под капельницами несколько дней. Видеть кого-либо не хотелось, потому в палате все эти дни он находился один, вслушиваясь в тишину. Иногда ему казалось, будто он слышит смех Чонгука и ворчание Тэхёна, о чем он сразу сообщил лечащему врачу. А тот, сообщая переживающим друзьям о состоянии Джина, лишь беспомощно разводил руками и советовал поработать с психологом.

После выписки, Юнги действительно нашёл психолога для работы с Джином, но когда получил жёсткий отказ старшего, то недоуменно умолял хотя бы попытаться. Ответ был всегда один и это совсем не радовало Намджуна, который разрывался от безысходности.

В конце февраля, устав от мучений и терзаний друга, Хосок посоветовал вернуться в Нью-Йорк. По его мнению, так было бы лучше в первую очередь для Джина, потому что о смерти друзей там ничего бы сильно не напоминало, да и можно найти подходящего специалиста гораздо легче. На том и порешили.

После возвращения в Нью-Йорк, Намджун впервые пожалел, что послушал Хосока. Если там, дома, Джин ещё хоть как-то функционировал и жил, то по возвращении просто закрылся ото всех и редко покидал пределы спальни, не то, что квартиры.

Ким похудел. Из-за состояния вечного стресса, изнеможенный организм парня отказывался хоть как-то функционировать, а потому обмороки стали часто его сопровождать, а Намджун, не зная, чем ещё можно помочь его угасающему мужу, надевал маску улыбки, ведь кто-то же должен быть сильным. По итогу, уже спустя месяц этого театра, Джун потерял сон, проводя тихие ночи в кухне и заходился в немых истериках, пока старшему удавалось ненадолго провалиться в беспокойные сны. Так происходит и по сей день.

***

Дверь тихо скрипнула, разрезая звенящую тишину. За панорамными окнами, сквозь полупрозрачный белый тюль, раскинулся ночной Нью-Йорк, играющий миллионами огней. Там, за стеклом, жизнь продолжается двадцать четыре на семь, там люди, знающие, что время надо ценить. Но эта комната - не город. Тут висит тишина, пропитанная отчаянием насквозь. Здесь время замедлило свой ход, огородив от внешнего мира двух людей, потерявших часть своего собственного мира.

Намджун осторожно прошёл в спальню, прикрыв дверь. Взгляд упал на большую кровать, где запутавшись в ворохе одеял, впервые за долгое время спокойно спал его возлюбленный.

Глаза сильно болели, из-за чего держать их открытыми было тяжело. Медленным шагом парень оказался около постели, аккуратно лёг позади сопящего Джина и осторожно притянул, уткнувшись носом в темную макушку.

— Где ты был? — хриплый голос старшего в тишине прозвучал слишком громко, что заставило неосознанно вздрогнуть.

— В кухне, нужно было закончить кое-какую работу.

— Долго будешь врать? — прервав короткую паузу, спросил Джин и поднял взор на мужа.

Взгляды пересеклись и этого младший хотел меньше всего. Сил на то, чтобы скрывать эмоции, практически не осталось и это подвело.

— Ты плакал, — не вопрос, утверждение, заставившее сердце вновь болезненно сжаться.

Холодные пальцы старшего невесомо коснулись бледной щеки и провели до виска, утирая вновь сорвавшиеся слезы, только в этот раз не свои.

— Не хотел делать тебе хуже, — Намджун, казалось, не узнал свой голос, насколько он был безэмоциональный.

— Ты бы не сделал.

Джин растянул дрожащие губы в сломанной улыбке и шмыгнул носом, прикрыв глаза. Слезы новым потоком сорвались с длинных ресниц, оставляя за собой блестящие мокрые дорожки.

— Мне так плохо, Джун-и, — это был первый раз, когда Ким услышал от старшего эти слова.

Намджун, зажмурившись, сильнее притянул того к себе, заставляя уткнуться носом в грудь.

-Знаю, родной, знаю.

Джин продолжал всхлипывать, впиваясь пальцами в чужие плечи. И в этот момент он чувствовал, что становится легче. Дышать становилось не так тяжело, как до этого, мысли отпускали и чувство вины за то, что «не уследил» также ушло, оставляя за собой пустоту.

— Давай вернёмся? — спустя пятнадцать минут послышался голос старшего. — Домой, к Хосоку, Юнги, Чимину. Здесь не наш дом, Намджун. Я не могу тут больше оставаться.

Тишина вновь повисла в комнате, прерываемая редкими шмыганиями.

— Давай вернёмся, — ответил спустя несколько минут младший, целуя Джина в макушку. — Нам там действительно будет лучше.