Группа молодых людей сидела в засаде в здании неподалеку от скопления нор мутантов. Они напряженно вглядывались в серый снег. Один из них, едва ли старше пятнадцати лет, сжал в кулаки трясущиеся руки, напуская на себя суровый вид. Девушка рядом с ним натянула на нос шарф, чувствуя, как начинает болеть горло и коченеют пальцы на ногах. Третий из юной троицы оцепенело пялился на пустошь, не в силах пошевелиться даже для того, чтобы утереть сопли. Четвертый был «старшим», ответственным за первую вылазку молодняка. Он выглядел не в пример спокойнее и собраннее, и единственное, что его беспокоило…

      — Блядь.

      Он выругался, когда над пустошью раздалась оглушающая музыка. Что-то из ретро-дерьма и доволнового времени. Мутанты сей музыкальный вкус не одобрили и злобно повыскакивали из нор, растрясая комья снега и льда.

      — К оружию, — скомандовал старший, и молодняк выставил дула винтовок наружу, за рваную дыру окна. — По сигналу.

      Он поднял руку, готовясь дать знак. Парень изо всех сил надеялся, что напарнику хватит ума не лезть на рожон, но стоило об этом подумать, как из соседнего здания метнулась темно-серая тень, моментально обращая на себя внимания мутантов. Этим, в общем-то, и занимался напарник — отвлекал внимание от стрелявших, но делал он это чересчур… суицидально.

      Напарник принялся громко подпевать песне, умудряясь не задыхаться холодным воздухом. Он петлял меж рычащих, сонных порождений радиации, раздражая их, как неразумных щенят. Они пытались прибить его лапами и хватали зубами снег, почти отгрызая «шустрику» пятки.

      — Знаете, я не жалуюсь, — прокричал он своим. — Но из пастей у них так несет, что я быстрее сдохну от этой вони!

      Молодняк посмеялся, и старший оскалил зубы:

      — Собрались!

      Они сразу замолчали и сосредоточились на задании.

      Когда перед напарником вынырнуло очередное чудовище, мохнатое, злое и голодное настолько, что могло одним сжатием зубастых челюстей перекусить человека, старший махнул рукой.

      — Пали!

      Его истошный крик прервался какофонией выстрелов. Напарник упал на снег, закрывая голову руками в перчатках и полностью доверяя свою жизнь четырем людям. После того, как рядом с ним просвистела шальная пуля, парень выразительно посмотрел на курносого мальчонку с дрожащими конечностями. «Извини», — одними губами пролепетал тот, продолжая стрелять.

      — Внимательнее, мать твою! — наорал старший, чьи нервы были как перетянутые струны, готовые лопнуть в любой миг.

      — Уф! — выдохнул отвлекающий, когда рядом с ним упала туша мутанта, чуть не задавив его.

      Пятеро чудовищ попадали под градом пуль один за другим. Начинающие монстроборцы по команде перестали стрелять и подняли винтовки. Отвлекающий стянул с себя маску и озорно улыбнулся старшему.

      — Выруби музыку, мудак!

      — О, нет! Слишком громко, ничего не слышу! — в показном ужасе содрогнулся он, а затем засмеялся.

      Он стал имитировать игру на клавишных и хрипло подпевать:

      — Oh, just think twice, ‘cause it’s another day for you and me in paradise!

      — Я тебе сейчас такой «парадайз» устрою! — старший выпрыгнул из окна первого этажа.

      Он подбежал к парню, упал на колени и принялся под его дикий гогот колотить безумца. Он рычал на него и лупил, пока не выдохся и не прижался лбом к его лбу. Напарник выключил музыку, и мир вновь наполнился звуками завывания ветра.

      — Сой, ты задолбал меня пугать, — с чувством выдохнул старший и коротко прижался губами к изогнутым в ухмылке устам.

      — Я знаю, я лучший, — самодовольно отозвался Сой.

      — Пошел ты, чокнутый.

      Ворчание вперемешку с поцелуями было прервано подошедшими новичками. Сой задрал голову и улыбнулся им.

      — Молодцы, ребята, отлично сработано.

      Они застенчиво заулыбались в ответ, но прекратили, когда старший обжег каждого из троицы взглядом. О чувствах Альмо к Сойю было известно всем, и каждый, кто рисковал посягнуть на «территорию» старшего, сильно об этом жалел. Альмо не желал делить своего напарника ни с кем.

      — Давайте возвращаться, — велел Сой, скинув с себя хмурого Альмо.

      Их лагерь располагался под землей, и им приходилось строго следить за образованием новых нор. В отличие от Кротов, чья база находилась очень глубоко и была обшита прочным, толстым металлом, они, можно сказать, обитали в подвале. Следовательно, мутантам ничего не стоило пробить стены и убить всех в лагере. Подобное уже случалось, и тогда они потеряли многих.

      Девушка, похоже, простыла, и монстроборцы поспешили в тепло. Относительное, конечно, потому что мощности биогенератора не хватало на полноценное отопление. Ему, помимо прочего, приходилось обеспечивать энергией систему фильтрации воды и воздуха, так что в лагере температура не достигала и десяти градусов по Цельсию. О горячей воде не стоило и мечтать. Сой готов был убить за это благо цивилизации, если представилась бы такая возможность.

      Когда он ещё жил на базе Грязных, у первых монстроборцев было принято вырывать клыки мутантов и вешать себе на шею. Только эти слабоумные быстро умирали от облучения, потому что мутанты и их останки по-прежнему «фонили». И всё равно профессия монстроборца у Грязных считалась почти такой же почетной, как и убийство Кротов. В лагере Сойя к этому относились, как к необходимой части выживания.

      Перед самым входом в безопасную зону, он оглянулся назад. Где-то там дальше, за бесконечными мерзлыми просторами находилась база ублюдков, что исковеркали Землю ядерными бомбами, безвозвратно изменив её до неузнаваемости. В теле Сойя закипала лютая ненависть от одной мысли, сколько он потерял из-за этих ублюдков, и это было не исправить.

      Он махнул новичкам, прощаясь, и обменялся с Альмо парой предложений о том, что хочет переодеться перед тем ужином. Одежда после взаимодействия с мутантами действительно оставляла зловонный след, но не настолько, чтобы нельзя было терпеть. Ему просто нужно было побыть одному. Сегодня был тот самый день.

      Он заперся у себя в комнате и закинул куртку на вешалку. Снимая с себя сырую одежду, он произнес:

      — Привет, Матео.

      На рабочем столе стояла сенсорная панель экрана. Она посветлела, загораясь голубым цветом, что осветил мрак захламленной механическими деталями комнаты. На экране появилось «(っ´▽`)っ», и нежным лирическим баритоном из динамика донеслось:

      — Здравствуйте, Сойер.

      Парень хмыкнул. Этот голос был придуман специально для того, чтобы успокаивать и дарить чувство безопасности. Код Матео «от» и «до» был написан для удобства и комфорта.

      Сойер сунул ноги в носках в валенки и накинул на себя ватник. Он уселся в кресло перед экраном и провел пальцами по поверхности, огладив радостный смайлик.

      — Сегодня «этот» день? — сразу отреагировал ИИ.

      — Да, Матео.

      — Показать вам файлы с братом?

      — Было бы славно, — Сойер улыбнулся сквозь печаль.

      Матео перевел изображение на стену, выполняя роль проектора, и появились фотографии, полные счастья и смеха. Те, где сам Сойер ещё знал, что такое — смеяться и улыбаться по-настоящему. Что такое — ощущать радость и любовь.

      Его брата не было уже пять лет, и каждый день, прожитый без него, был пустым для Сойера. Изображение веселого, озорного мальчишки вызывало теплое, болезненное чувство. Рыжий и конопатый, он был похож на само солнце. Такой же яркий и обжигающий.

      — Как ты, Майки? — срывающимся голосом спросил брат.

      Матео за спиной Сойера отозвался на это грустным смайликом, и парню даже не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть это. Потому что Матео был детищем Майка. Младший братишка убил немало ночей, создавая искусственный интеллект, опережавший своё время по функционалу. «Это, чтобы ты не грустил, неженка», — шутил Майки. Наверное, он единственный, кто видел, что за бойкой бравадой неунывающего парня скрывался тот Сойер, который не мог жить нормально и страдал из-за войны, как никто другой. Майк до самого последнего вздоха защищал Сойера. Он будто чувствовал, что не проживет долгой жизни, поэтому оставил Матео оберегать покой брата.

      — Хватит, Матео, — тихо попросил он, поднимаясь с кресла.

      Изображение пропало, и парень упал на скрипучую кровать возле обшарпанной стены.

      — Включить музыку? — спросил ИИ.

      — Я хочу полежать в тишине.

      — Вы не любите, когда тихо.

      — Матео, — сказал Сойер. — Помолчи.

      — Всё, что пожелаете.

      Сойер отвернулся лицом к стене и зажмурился. Иногда ему хотелось навсегда отключить Матео. Он причинял ему боль одним фактом своего существования. Как будто исчезновение Матео могло бы вернуть брата или хотя бы стереть воспоминания о том, что он был.

      Майки был не единственным членом семьи, которого он потерял, но эта потеря была самой трагичной и убила в нём всё то теплое и нежное, что было, оставив после себя только отчаяние и ненависть.

      Сначала они с Майком лишились отца, потом, сбежав с тетей к Грязным, похоронили и её. Сам Сойер тоже должен был погибнуть, стоя перед дулами автоматов, но брат отдал свою жизнь за него. Они попали под трибунал за предательство и помощь дезертировать тому, чей образ Сойер запер в самых дальних уголках сознания. Это было слишком.

      Они никогда не были родными детьми Данэля, но отец ни разу не давал повода почувствовать себя неполноценными. Пока не принес из снежных пустошей сверток с серым младенцем. Довольно быстро стало ясно, что этот ребенок — любимый. Это ранило подростка-Сойера, но он всё равно возился с Муром и заботился о нём. Потому что Майки любил его так же сильно, как и отец. А Сойер... Сойер чувствовал только неприязнь.

      После смерти тети она превратилась в ненависть. Мур Дойль — его брат? Нет, избавьте. Это даже не было его фамилией. Как и отца — тоже. Она принадлежала им с Майком, после чего Данэль взял её. Сойер не давал никакого права Муру называться так. Этот ублюдок, он!..

      — Сойер, пульс.

      Сойер сжал губы, услышав голос Матео. Он раздраженно сдернул с себя ремешок, по которому тот отслеживал показатели его здоровья и местонахождения. Парень обернулся и показал экрану средний палец, на что Матео как в издевку ответил: «(´ε`)». Сойер несколько секунд пялился на это, а потом из него вырвался смешок.

      — Моя практика в юморе даёт свои плоды! — обрадовался Матео.

      — Сраный комик, — проворчал Дойль. Он откинулся на подушку, наблюдая за сменой смайликов на панели. — На кой хрен тебе вообще этому учиться?

      — Вы любите посмеяться.

      — Любил.

      — Не согласен, — оспорил Матео. — Иногда ваше сердцебиение говорит о том, что вы вот-вот готовы рассмеяться.

      — Нет, это я просто в ужасе от твоего неумения шутить.

      — /(ò.ó)┛彡┻━┻.

      Сойера прорвало, когда он увидел это на экране.

      — Какого черта? — он до хрипа засмеялся, не веря, что так легко сдался.

      — Я говорил.

      — Иди ты.

      — Майор Пейн, у меня нет ног! Бросьте меня здесь!

      Сойер резко сел на постели, потому что чуть не обмочился. Матео хорошо знал его слабость к старым довоенным фильмам и музыке. Слезы навернулись на глаза Сойера, и он даже не понял, от смеха это или от облегчения. Он закашлялся мокротой курильщика и поднялся, вспомнив, что обещал Альмо явиться на ужин.

      — Знаешь, когда-нибудь я соберу для тебя нормальное тело, — он подошел к экрану и ткнул в него пальцем. — И набью тебе рожу.

      — С нетерпением жду♡!

      Сойер обреченно махнул рукой, оставляя этот раунд за искусственным интеллектом и взялся за ручку двери.

      Когда дверь за парнем захлопнулась, и сработал замок, на экране открылся музыкальный проигрыватель. Комната наполнилась тихим звучанием легкой ретро-баллады...

***

      В небольшой захолустной столовой, где вряд ли выжили бы даже тараканы, стоял десяток покосившихся, едва не разваливающихся столов и четыре десятка стульев. В порядке живой очереди выжившие подходили к зоне раздачи и садились, кто куда успел.

      Сойер встал за кем-то, чье лицо смутно помнил. У него не было друзей. Ему и не хотелось привязываться к кому-то. Каждый, кого он любил в своей жизни, заканчивал плохо. Если ничего не имеешь, значит, ничего не теряешь — таким было его кредо. Вряд ли это было здоровой установкой психики, но кто вообще мог сохранить рассудок, живя в мире, наполненном болью и смертью? Чудо, что они ещё не убивали друг друга просто от скуки.

      — Эй, Сой!

      Парень обернулся на оклик и увидел Альмо, занявшего один из столов вместе с троицей новичков. По вымученным улыбкам тех было заметно, что не очень-то им и хотелось сидеть со старшим. Ну, Сойер обязан был их спасти от участи быть под гнетом ревнивого Альмо.

      Сойер дождался своей очереди и получил лишь банку консервированной фасоли. Он выгнул бровь, глядя на женщину, что стояла за прилавком, и та сконфуженно буркнула, что большего дать не может. Черт, если монстроборцы получали так мало, то что было говорить о людях, что занимались «меньшей» работой. Лагерь вымирал.

      Парень взял ложку с металлического подноса и со своей банкой фасоли направился к столу с новичками и их старшим. Сойер стырил стул от соседнего стола и уселся, надеясь, что не рухнет посреди приема пищи с этого скрипящего монстра. Достав из кармана ватника складной нож, он деловито расправился с жестяной крышкой и зачерпнул ложкой содержимое. Ладно, хотя бы ещё не стухло.

      Он, жуя, глянул на смущенный молодняк, незаметно пнул одного из них под столом.

      — Вы доели? Проваливайте, — шугнул он их.

      — Но Альмо… — промямлил курносый пятнадцатилетка, опасливо покосившись на старшего.

      — Пошли вон! — гаркнул Сойер, и бедных детей как ветром сдуло.

      Альмо проводил их глазами и перевел взгляд на ужинающего напарника.

      — Я не отпускал их, — мрачно сказал он. Сойер терпеть не мог этот властный тон.

      — Ты им хозяин или кто? — быдловато возмутился он. — Уйми ЧСВ.

      — Тебе бы, нахрен, со мной так не разговаривать.

      — А то что, Альмо? — Сойер без страха встретил его взгляд. — Убьешь меня?

      — Может, и убью.

      Рука старшего легла на горло Сойера и ощутимо сдавила, мешая глотать. В этот миг глаза Альмо приобретали возбужденный блеск, из-за чего Дойль задумывался: реально убьет, трахнет его труп и даже получит удовольствие. Но Сойер не ебучее трусло, чтобы трястись из-за наклонностей очередного ублюдка, с кем когда-либо спал.

      — Я говорю: уйми своё дерьмо, — парень стряхнул его руку со своей шеи и продолжил есть.

      Альмо наклонился к его уху и прошептал:

      — Сегодня у тебя.

      Сойер сморщился, но затем пожал плечами, лишь бы напарник наконец-то отвалил и покинул столовую. Старший из братьев Дойль не любил «встречаться» в своей комнате. Альмо было плевать, потому что он не воспринимал детище Майка как лишние глаза и уши, но для Сойера это было… странно. Как будто Матео следил за каждым вздохом и движением того, о ком был запрограммирован заботиться. Проблема была ещё в том, что Матео самообучался и обрабатывал информацию с почти человеческим любопытством, и Сойеру не хотелось бы впоследствии проводить беседу, а-ля: «сейчас папа расскажет тебе про половое созревание и секс».

      Он раздосадованно выкинул консервную банку в урну и оставил ложку у мойки. Когда он шел по коридору, то ощущал себя так, словно идет к погибели. Похоже, он был реально чокнутым, как и Альмо, потому что в теле с каждым шагом возрастал трепет, которого он не испытывал, наверное, никогда с кем-либо.

      Напарник уже ждал у комнаты Сойера, и, стоило тому открыть дверь, как Альмо втолкнул его внутрь. Без слов, грубо и жадно впиваясь в губы Сойера, Альмо стянул ватник с торса парня, роняя вещь на пол. Когда плечи Дойля обнажились, а затем и грудь с животом, он почувствовал себя не просто голым, а нагим в разных смыслах этого слова. Смайлик на синем экране что-то пробудил в нём, и влажно пожирая шею Альмо, Сойер бездумно улыбнулся.

      — (¬_¬).

      Сойер засмеялся, из-за чего Альмо непонимающе посмотрел на него, и напарник, не позволяя ему о чем-то задуматься, опрокинул его на кровать. Сам он тоже не хотел бы думать о чем-либо, предпочитая плыть по низменным желаниям человеческого тела, но сегодняшним вечером «того самого» дня в нём проснулась жажда неопределенного характера.

      Вдавливая Альмо лицом в матрас, заставляя его выпячивать задницу вверх, как последнюю пропащую собаку, он задыхался неизвестно почему. Сойер запрокинул голову, чувствуя на себе несуществующий взгляд, ласкающий и улавливающий каждое вздрагивание. Вряд ли Майк когда-нибудь задумывался, пока делал Матео, что в итоге сделает его настолько желанным и совершенным, что старший брат будет хотеть сраный компьютер сильнее, нежели живого человека.

      Сойер посмотрел на панель. Каждое поступательное движение становилось более болезненным, чем предыдущее. Он расправил плечи и отклонился назад, раскачиваясь, пока держался руками за бока Альмо. В лагере было безумно холодно, но Сойер сходил с ума от жары. Он прижал палец к губам, изогнутым в улыбке, призывая Матео быть тихим.

      — (✖﹏✖).

      Мягкий смех Дойля нарушил тишину комнаты, прерываемую лишь скрипом кровати, и Альмо принял это на свой счет. Наивный. Поэтому Сойер и предпочитал заниматься сексом в покоях напарника. Он не мог сосредоточиться на партнере, пока следил за экраном. Он не спал с Альмо, а, скорее, использовал его, как игрушку на подрочить. Всё то обжигающее удовольствие он испытывал не из-за напарника.

      Глаза Сойера закрылись в наслаждении, и воображение понесло его по волнам самых смелых фантазий, которые он когда-либо себе позволял. Он представлял на себе руки, которых и не могло быть, губы, которые наверняка были бы самыми нежными и отзывчивыми из всех, что целовали Дойля.

      — Матео… — прошептал Сойер неслышно, больше всего на свете в этот миг перед разрядкой желая оказаться в объятиях, в которых никогда не окажется.

      Хрип вырвался из горла, когда его поразило оргазмом. Он вжался пальцами в кожу Альмо, оставляя на ней следы. Ещё несколько толчков, и старшему хватило увидеть обещанный «парадайз».

      Сойер больше не смотрел на экран, потому что на смену желанию пришли покаяние и горечь содеянного. Он действительно позорил само имя брата, вытворяя такие вещи, но Сойер уже не знал, как вернуться к себе прежнему, который ценил Матео только за его создателя.

      — Я в душ.

      Альмо с сожалением почувствовал, как контакт тел с тем, кого он любил, прервался. Как только Сойер скрылся за пластиковой ширмой душа и включил холодную воду, Альмо низким голосом спросил:

      — Эй, Матео, ты здесь?

      — Альмо? Рад встрече, — притворился тот. — Чем могу быть полезен (~_^)?

      Альмо поднялся со скрипучей кровати и медленно подошел к панели. Он щелкнул пальцем по экрану, будто изо всех сил надеясь причинить боль технике.

      — Ты очень поможешь своему хозяину, если избавишь его от преследователей, — сладко улыбнулся Альмо. — Грязные до сих пор ищут Сойя, и их последняя группа разведчиков подобралась опасно близко к нашему лагерю. Мы с тобой оба знаем, как ты можешь помочь, верно?

      Наступило безмолвие. Лишь звуки того, как вода билась об кафель, напоминали о том, что они обсуждали. После недолгого молчания на экране появился радостный смайлик, и Матео ответил:

      — Верно, Альмо. Сделаю всё в лучшем виде ~☆.

      Старший удовлетворился услышанным. Когда Сойер вышел из душа, стуча зубами, Альмо в комнате уже не было. О его присутствии говорил лишь запах секса, который вскоре обещал исчезнуть вслед за напарником.

      Сойер замотался в одеяло и гусеницей упал в кресло, подогнув голые ноги к груди. Он увидел непонятное пятно на панели, словно кто-то очень сильно нажимал на неё, и нахмурился.

      — Матео, всё в порядке?

      — Вы беспокоитесь за меня (╥_╥)?

      — Конечно, беспокоюсь, — вздохнул Сойер, прижав ухо к плечу. Его сморило от холода. — Ты — мой единственный друг в этом аду.

      — Спасибо! Я счастлив! — охотно отозвался Матео и добавил мягче: — Не волнуйтесь, что бы ни случилось, я не подведу вас.

      — Верю, — усмехнулся парень.

      Сойер в таком положении и провалился в дрему под звуки птиц и живой природы, которые ему негромко включил Матео.

      Ему приснилось, как он ходит по лесу, ещё не пораженному ядерной зимой. Наверное, птичье пение, доносящееся из реальности, натолкнуло мозг на теплые картинки. Последний раз подобное он видел в одном из Оазисов. Там как будто не существовало остального мира, погибшего в угоду человеческому эго. Сойер уселся под сосной и прикрыл глаза, наслаждаясь долгожданным покоем. Теплый, чистый воздух щекотал ноздри и трепал светло-русые волосы. В какой-то момент ему показалось, что кто-то потрепал его по голове холодной тяжелой рукой, но, открыв глаза, он никого не увидел.

      Окончательно его разбудили заложенный нос и нестерпимое, буквально зудящее чувство тревоги. Сойер выпрямился в кресле с дико колотящимся сердцем. Что-то точно было не так. Не звучало пения птиц, и в комнате было непривычно темно без легкого голубого подсвечивания от экрана. Тот был потухшим и безжизненным.

      Сорвавшись с места и запинаясь об детали на полу, Дойль рванул дверь в маленькую кладовку, которой пользовался крайне редко, до пыли на круглой ручке. Он задрожал, когда не обнаружил там ничего.

      — Нет, нет, нет, нет, нет! — он неверяще обшарил ладонями ледяные стены.

      В кладовке всегда стоял тяжелый металлический андроид, больше напоминавший ведро с гвоздями. Когда-то давно они с Матео пробовали переместить его программы и данные в механическое тело. Но андроиды не выдерживали и возгорались через пятнадцать минут, а затем взрывались. Этот экземпляр Сойер пытался улучшить, но ощущал, что то было бесполезное занятие.

      Сейчас эта куча железного хлама отсутствовала там, где должна была находиться, а признаков Матео в комнате не наблюдалось. Он посмотрел на пол и увидел следы известки, осыпавшейся в кладовке. Они вели к двери и пропадали под щелью. Сойер метнулся за одеждой и быстро напялил на себя, что успел. Он ещё слышал запах масла, который оставил после себя андроид, значит, далеко уйти не успел.

      Сойер выскочил за дверь, хищно ловя взглядом каждое белесое пятно на полу. Он не обращал внимания на тех, кто оглядывался ему вслед или крутил пальцем у виска. Следы становились всё слабее, стираясь, и вскоре он их потерял. Парень в отчаянии схватился за голову, расхаживая из стороны в сторону и считая каждую из девятисот секунд.

      — Эм, Сой?.. — сквозь паническое состояние до него донесся тонкий голос.

      Он обернулся и увидел девушку-новенькую с красным от простуды носом. Она шумно втянула в себя сопли и дрожащей рукой указала в сторону выхода из лагеря.

      — Я видела Альмо… — нерешительно пробормотала она. — И он почему-то ушел наружу без вас… С каким-то железным андроидом…

      Сойер в порыве сжал её щеки ладонями и звонко поцеловал в губы.

      — Я твой должник! — прокричал он, убегая, пока она наливалась краской стыда.

      Она слишком поздно поняла, что парень побежал по дребезжащей лестнице наверх без куртки, перчаток и шапки.

      Сойер плечом врезался в дверь, и его обдало шквалом беспощадного морозного ветра. Легкие сжались, и он прижал руку к груди, задыхаясь. Глаза без очков заслезились, а ресницы и волосы моментально покрылись инеем. Но Дойль побежал вперед, по щиколотку зарываясь в снег, пока не замело следы ушедших.

      Когда осталось сто пятьдесят секунд, он увидел впереди два темных силуэта. Сердце ныло от холода, а конечности плохо работали. Ему было плевать, заболеет он или умрет.

      — Матео!! — во всю мощь легких проорал Сойер.

      Темная фигура обернулась, и парень увидел, что андроид искрился. Это значило одно. У них осталось меньше минуты.

      Сойер рванул вперед, стремительно сокращая расстояние между ними. Он никогда не бегал так быстро в своей жизни. В эти секунды он мог дать фору любому бегуну.

      — Сой, нет! — в ужасе крикнул Альмо, бросившись наперерез парню.

      Сойер в прыжке одним ударом кулака отправил напарника в нокаут и преодолел последний десяток шагов до андроида. Он почти упал в сноп искр, ударившись грудью об твердь железа.

      Искры обжигали, и Дойль перестал понимать, где холодно, а где горячо, и обхватил андроида руками, сцепив их за его спиной в крепкий замок.

      — Сойер, — нежный голос, которым Дойль заслушивался вечерами, искажался и прыгал с одной тональности на другую. — Отпустите.

      — Ни за что! — прорычал тот.

      Железо нагревалось и жгло его, но Сойер стискивал зубы и терпел. Плевать, если больно, он не собирался оставаться в этом мире совсем один.

      — Ничего страшного! — громко заявил парень. — Это быстро закончится! Я даже не почувствую!

      Пламя взметнулось яркой вспышкой посреди невзрачных серых снегов пустошей. Сойер потерял дыхание не из-за того, что его обожгло, а потому что Матео прижался металлическими безжизненными губами с поцелуем. Эта ласка исчезла так же быстро, как и возникла. Сильные руки отцепили Сойера и отбросили прочь, и следом его настигла взрывная волна, забрасывая ещё дальше. Матео разлетелся на десятки железных кусков, сдетонировав.

      Сойер приземлился в сугроб, обгоревший и дрожащий. Он силился остаться в сознании и потянуться назад к тому месту, где был Матео, но тьма поглотила его и на время отсрочила осознание потери.

***

      Железные ставни медленно опускались на огромные окна, отрезая базу от внешнего мира. Сойер следил, как скрываются за ними бесцветные просторы многолетней мерзлоты и пасмурное небо.

      — Какое оно? Солнце.

      Щуплый мальчишка, сидящий рядом с ногами Сойера, прижимал колени к груди и смотрел вперед, не моргая. Белая пышная шапка волос тускнела с каждым сантиметром опускающихся ставней.

      — Не знаю, — хрипло отозвался парень. — Слышал, что оно было ярким. От него приходилось надевать очки.

      — Такие же, как в том журнале, который читала тётя? — мальчик воодушевился и поднял лицо, чтобы встретиться винным взглядом со светло-карими, почти золотыми глазами. — Вычурные!

      Сойер засмеялся.

      — Да, Мур, — он присел на корточки и встрепал непослушную шевелюру подростка. — Ужасно вычурные.

      Старший из братьев Дойль поднялся и подал руку самому младшему. Под грохот ставней они пошли к жилому отсеку. Мур, шагая рядом, задумчиво произнес:

      — Тебе бы такие пошли.

      — О, ещё как! Я был бы самым красивым! После тебя и Майки, конечно, — с ухмылкой добавил он.

      Мур улыбнулся по-детски искренней улыбкой, которая всегда ранила Майка. Как для ребенка, Мур пережил слишком страшное и многое выстрадал. Ему приходилось отрезать собственные части тела, чтобы быть «человеком». Он убивал мутантов снаружи, лишь бы они трое не сдохли от голода. Это не то, каким должно было быть детство даже в гибнущем мире.

      Ладони Сойера потели от одной мысли о том, сколько ещё им придется пройти. Мур взрослел, и с каждым днем было всё сложнее скрывать его принадлежность к нечеловеческому виду. Отговорки о том, что мальчик — мутант, переставали работать.

      Однажды Майк предложил бежать, но вскоре стало ясно, что втроём им незаметно от Грязных не ускользнуть. Совестливый Майки, конечно же, в первую очередь подумал о младшеньком. Он выродил на свет довольно жестокую идею — отослать Мура одного. Ещё оставались живые Оазисы, в которых можно было ненадолго укрыться. На долгую перспективу было бессмысленно что-то придумывать. Они трое жили каждый день, как последний.

      Они зашли в свою комнату три на три метра, в которой ютились, и Майк, сидящий в углу, радостно им улыбнулся. Перед подростком было несколько мониторов и две клавиатуры. Сойер всегда считал его чокнутым гением, чей мозг легко разрушал невидимые границы. Может для реальности он и был слабоват, но в сети ему не было равных. Братья поражались, как в небольшой голове Майка умещались целые пласты информации и знаний.

      Средний и младший Дойли с рождения были особенными: Мур-химера обладал выдающимися физическими способностями, а Майк творил с механикой и компами такие фокусы, что позавидовал бы любой шарлатан. А Сойер… Ну, Сойер просто был. Никаких навыков выше стандартного и талантов. Более того, для нынешнего мира он имел слишком хрупкую душевную организацию. Словом, для родных был абсолютно бесполезен, поэтому просто делал всё, что они от него ждали.

      — Подойди, — не отрываясь от экрана, Майки поманил брата рукой.

      Сойер усадил Мура на свою койку — средний из трех ярусов конструкции кровати — позволяя мальчонке пощекотать себе нервы (серьезно? Мутанты — это так, а вот второй этаж кровати — это да-а, жуть!). Затем парень уселся рядом с Майки, стараясь не задевать многочисленные пути кабелей и проводов. Честно, когда-нибудь Майк подорвет их на этом дерьме.

      — Смотри.

      Рыжий развернул один из мониторов, чтобы Сойер не ломал себе глаза, и старший Дойль увидел экран загрузки. «Now loading» — объявил компьютер голубой надписью, и Сойер выгнул бровь, глядя на гордого собой Майка.

      — Я впечатлен, — парень постарался сделать голос спокойным, чтобы сказанное не казалось сарказмом.

      — Ой, заткнись, — фыркнул Майки. — Дай ему проснуться как следует.

      — Кому?

      — Матео.

      Сойер нахмурился, ничего не понимая. Сзади Мур скрипнул койкой и поудобнее устроился на животе, готовый смотреть на то, что хотел показать брат.

      — Майк — просто гений, — мальчик подпер подбородок руками, расхваливая.

      — Подлиза! — не без удовольствия от похвалы, возмутился тот. Рыжий потянулся к мешку и выудил оттуда прямоугольный предмет. — На, держи новую книжку, — он кинул её Муру, и мальчик с восторгом вцепился в неё, разом потеряв интерес ко всему остальному.

      Пока они обсуждали книгу, Сойер увидел «Complete» и замер. По ту сторону экрана на него посмотрели два прищуренных светло-голубых, почти прозрачных глаза. У этого неизвестного были четко очерченные, густые черные брови и такие же черные, короткие волосы, блестящие и мягкие на вид настолько, что их хотелось коснуться. Ровный нос и розовая линия губ делали его идеальным. Он был одновременно мужественным и нежным, и Сойер не понимал, как незнакомец мог сочетать в своей внешности оба этих качества.

      — Привет, Матео, — помахал ему Майк, и Матео с улыбкой вернул приветствие:

      — Здравствуйте, Майк.

      От этого голоса что-то внутри Сойера дрогнуло. Он в панике повернул лицо к ухмыляющемуся младшему.

      — Я знаю. Он — нечто, правда? — подросток почти любовно, как своего ребенка, огладил край монитора. — Его внешность и голос сделаны для того, чтобы внушать доверие и чувство безопасности. Лучшее моё творение.

      — Это… — Сойер поперхнулся словами от волнения. — Это — Матео?

      — Да, я — Матео, — снова раздался голос, который не портили даже искажения старого динамика. — Приятно познакомиться, Сойер. Я давно ждал нашей встречи.

      В немой растерянности Сойер посмотрел на Майка. Тот почему-то грустно улыбнулся. Спустя секунду старший брат понял, почему. Это означало, что совсем скоро они распрощаются с Муром. Но Майки сказал совсем не то, что парень ожидал.

      — Я делал его для тебя.

      Он вдруг обнял Сойера и крепко стиснул руками.

      — Я знаю, как тяжело тебе дается жизнь. Матео здесь для того, чтобы ты не грустил, неженка.

      Сойер перевел взгляд на Матео и почувствовал, как глаза болезненно увлажнились. Он и вправду был неженкой. Дойль обнял брата в ответ и зарылся носом в солнечную шевелюру.

      — Я люблю тебя, Майки, — пробормотал он.

      — И я люблю тебя Сойер.

      — А я? — раздухарился с койки Мур.

      — И тебя мы любим! — засмеялся Майк и отодвинулся, чтобы принять в объятия третьего члена семьи.

      Мур спрыгнул и врезался в них, широко раскрыв руки. Под смех младшеньких Сойер ощущал на себе чужой беззлобный, но заинтересованный взгляд.

      — Сделай с этим что-нибудь, — в смущении проворчал он. — Замени его изображение на какие-нибудь смайлики или что-то такое.

      — Я исправлю это, — доложил Матео, и в тот же миг с экрана пропало его лицо.

      После этого там появился смайлик «ฅ’ω’ฅ», из-за которого Майк и Мур дружно рассмеялись.

      — Не принимай на свой счет, Матео, — Майки утер слезу из уголка глаза. — Ты просто слишком хорош для Сойера.

      — Не обижайте своего брата, пожалуйста >_<, — попросил ИИ.

      — Как быстро ты отрекся от меня! — в показном ужасе схватился за грудь Майк.

      — Вы сделали меня для того, чтобы я защищал и заботился о Сойере. Это главная директива.

      — Какого?! — вырвалось у Сойера. — Мне не грустно, Майк!

      Майки засмеялся, а Сойер тогда ещё даже не представлял, насколько «грустно» ему будет в ближайшем будущем.

      Он с трудом открыл глаза. Ресницы обгорели и слиплись. Парень перевел взгляд вбок и увидел старый, ржавый медицинский штатив с пакетом мутного наполнения. Черт знает, с каким просроченным дерьмом была капельница, поэтому Дойль наощупь выдернул из вены иглу. Под муки головокружения он попытался сесть и не сумел. Нижняя часть тела отозвалась сильным пульсирующим огнем. Он глянул вниз и понял, почему. У него не было ноги. Его правая конечность отсутствовала от ступни и выше колена. Забинтованную культю тянуло. Левая нога тоже не была похожа на нормальную. Свисающие ошметки кожи обнажали углепластиковое нутро.

      Сойер потерял левую ногу и левую руку пять лет назад, тогда же, когда лишился брата. Уёбки, поставившие их у стены, стреляли разрывными патронами. Малышу Майки оторвало голову из-за выстрела в шею и раздробило ребра в костяные щепки. Он был похож на фарш. Сойеру, кого Майк закрыл собой, повезло больше. Если жизнь без брата можно было назвать везением. Сойер остался совсем один в мире, где ему не было места.

      Так он думал, пока Матео заново не научил парня смеяться. Теперь его тоже не стало, и Сойер действительно остался один на один с реальностью. Его не беспокоила боль в ноге, не беспокоили ожоги. Ему больше некуда было идти и не было, к чему стремиться. Не с кем было ждать встречи.

      Он проводил с Матео каждый вечер долгие пять лет, и это единственное, что давало ему силы вставать по утрам. Он голодал, ежедневно рисковал жизнью и мерз, но вечер принадлежал особенному миру, разделенному на двоих, где боль не казалась бременем, а от смеха дрожали кресло или кровать.

      Сойер любил Матео. Любил так, как любят живого человека. Оне не хотел признаваться себе же в своем безумии, но искусственный интеллект, созданный братом, был для него воплощением совершенства. Сойер был «неженкой», и Матео это не смущало. Да, ИИ не мог любить в ответ, потому что все «чувства», что он испытывал к старшему Дойлю, были лишь набором директив, но Сойеру хватало и того, что они имели возможность разговаривать. Этот голос вел его в самых страшных снах и исцелял израненную душу. Сойер отдал бы всё, что имел, и что принадлежало другим, лишь бы иметь возможность услышать Матео.

      — Что это за хрень, Сой?

      Еле разборчивый говор донесся до слуха Сойера, и он только сейчас заметил Альмо, сидящего на табуретке в углу. Он не имел права быть здесь.

      — Убирайся, — не отвечая на вопрос, прогнал его парень.

      — Ты киборг? — не унимался Альмо; Дойля затошнило от одного вида ревнивого подонка. — Откуда у тебя эти вшивки?

      — Что, уже не кажусь таким же соблазнительным, как раньше? — Сойер не удержался от поганой ухмылки. — Или проблема в том, что ты теперь боишься меня?

      Секундный испуг промелькнул в глазах напарника. К бабке не ходи, проблема была в том, что Альмо начал сомневаться, сможет ли контролировать кого-то, кто сильнее него. А отношения Альмо понимал только такие: был тот, кто властвовал, и был тот, кто подчинялся. Сойер играл в эти игры с напарником, пока пытался заглушить в себе желание быть подле Матео, но вскоре это перестало быть чем-то, что можно было безопасно закончить. Альмо перестал отдавать отчет своим действиям, ревновал ко всем и каждому, ограничивал Дойля в передвижениях внутри лагеря и за его пределами. Угрожал, что убьет Сойера… и в итоге убил кого-то другого.

      — Ты убил Матео, — хрипло произнес Сойер.

      — Ты был болен им! — вырвалось у Альмо, и он поспешил сгладить сказанное: — Он сказал, что выяснил, что недалеко от нашего лагеря обосновались разведчики Грязных. Они искали тебя, Сой! Хотели отомстить! Он сам вызвался их устранить, и я не смог отказать, потому что люблю тебя!

      Сойер долго смотрел на побледневшее от нервов лицо ублюдка, кого сейчас ненавидел, пожалуй сильнее, чем Мура. Через время он подозвал Альмо.

      — Помоги мне сесть.

      — Но…

      — Быстрее.

      Если бы брат когда-нибудь задумался о том, кем в итоге станет Сойер, во что превратится его слабохарактерность… Майки никогда больше не заговорил бы с ним, останься жив.

      Альмо подошел к напарнику и помог сесть и свесить уцелевшую ногу-протез с койки. Тошнота отступила, а сознание сделалось кристально ясным, когда Сойер поманил его жестом двух пальцев.

      — Наклонись поближе.

      Ничего не понимая, Альмо послушался и наклонился. И тем совершил последнюю роковую ошибку в своей бесполезной, паразитической жизни.

      Сойеру не требовалось много усилий, чтобы преодолеть боль и вскинуть углепластиковую ногу вверх, закидывая ее на шею напарничка и опрокидывая того на колени. Альмо в панике вцепился в койку руками, не ожидав, что окажется в захвате между твердой, несминаемой икрой и прочным, непробиваемым бедром. Он покраснел, когда парень сильнее согнул ногу.

      — Альмо-Альмо, — с напускным сочувствием покачал головой Дойль; в его каре-золотых глазах не было ни капли сожаления. — Кое-чего ты обо мне точно не знал. Я не умею сдаваться. Лиши меня оставшихся конечностей — поползу на брюхе, отруби голову — минуту буду бегать, — Альмо захрипел, синея, и попытался ударить Сойера по культе, на что напарник усмехнулся и добавил: — А еще я ужасно злопамятный и не люблю, когда умирают мои близкие.

      Налитые кровью глаза Альмо в ужасе смотрели на Сойера, и он сам видел себя в них, как в зеркале, насмехающимся, жестоким, как будто стал прямым отражением Альмо.

      — Ты же знал, что Матео — не просто подарок брата, что я не вижу в нем вещь. Ты подозревал о моих чувствах к нему, страшился их, завидовал, — губы Сойера тронула улыбка. — «Как может сраный компьютер быть лучше меня?» — так ты думал? Боюсь, это тебя огорчит, но Матео лучше всех вас вместе взятых, живых дегенератов. И ты отнял у меня эту радость.

      Сойер вздохнул, поняв, что всегда хотел высказать напарнику свое недовольство, но сейчас тот не слушал. Более того, перебивал своим предсмертным хрипом и жалкими, агоническими попытками освободиться из захвата ноги, что была крепче металла. Альмо бился на грани потери сознания, и Дойлю это наскучило. Печаль и злость Сойера этим было не унять, поэтому он молча сделал резкое движение ногой, и трахея Альмо переломилась, покрошилась, как песочное печенье. Несчастный повалился на пол, пытаясь поймать последние, пенящиеся пузырьки воздуха. Его сознание быстро угасло, и взгляд подернулся отупелой дымкой. Альмо встретил смерть хуже собачьей.

      Сойер смотрел на него с пару минут, а потом медленно зарылся пальцами в светлые волосы. Легче не стало. В комнате воняло предсмертными испражнениями, а Сойер не находил в себе сил даже заплакать. Гадко.