Лица присутствующих сложно было назвать радостными. Верхушка Норы состояла из трех женщин и трех мужчин крайне сурового вида. Руфа уже начинала жалеть, что подала запрос на созыв срочного собрания. «Главнюки» редко вылезали со дна Норы, предпочитая позволять нескольким местным управленцам военных званий самим решать проблемы. Обычно эта золотая шестерка отсиживалась в бункере самого нижнего этажа Норы, занимаясь какими-то своими очень важными делами. Куда простолюдинам до великих умов…

За Руфой маячили Мур и Феро. Данэля и Лихта в зал совещаний не пустили, хоть и те рвались, наплевав на все приличия. Дураков удалось угомонить только угрозами о том, что своими действиями они могли сделать хуже. Конечно, они надулись, почти точь-в-точь, но остались ожидать в комнате майора.

Нервы у полковницы были ни к черту. Ей было унизительно, что в таком солидном возрасте ей приходилось отчитываться перед шестью снобами, ни разу не казавшими носа наружу в пустоши за последние годы. Дойль позади нее встал, заложив руки за спину и напомнив этим неугосаемого племянника. Химера, которая когда-то спасла ей жизнь, держалась расслабленно, будто не ожидала самого настоящего суда.

Ни за что и никому Руфа не рассказала бы о том дне, когда она встретила Феро. Тогда Руфа была моложе и еще не имела нынешнего звания. Однажды ей настолько опостылело сидеть в четырех стенах и выходить в мир, полный радиоактивных тварей и болезней, что она, поздно ночью, обойдя блокпосты, выбралась из Норы. Обнаженная перед пасмурным небом, перед Богом, что прикрыл глаза, пока его дети убивали друг друга, она легла в колючий снег, раскинув руки. И то постыдное облегчение избавления от бремени человеческой сути было одновременно греховным. В мире, где погибла немалая часть населения Земли, желать смерти считалось неуважением к умершим. Но суициды случались и очень часто. После такого о покончивших с собой людях переставали говорить, как будто тех никогда не существовало. Руфа бы с радостью приняла то, что о ней больше не вспоминали бы. Судьба распорядилась иначе. Невесть откуда появившаяся лысая химера спутала планы. Ей было не понять тревог и страстей человеческого глупого разума, поэтому она просто вытащила химеру из снега, унесла в свой временный лагерь, обогрела, накормила и выслушивала остаток ночи. Руфа много плакала и жаловалась, а химера, назвавшаяся Феро, терпеливо сносила это. Солдатка рассказала ей всю свою жизнь, рассказала о племяннике Лихте, о своем брате и его жене. Она поведала о том, как не разговаривала с братом до самой его смерти из-за того, что тот пошел по ее пути и стал военным. Говорила и о несчастной матери Лихта, о её психической болезни, о том, как она покончила жизнь самоубийством, не справившись с очередной депрессивной фазой. После этого Руфу настигло чувство позора. Она собиралась заставить Манго вновь пройти через то, с чем он боролся в юности и с чем шел по жизни, так и не сумев смириться.

  Один из мужчин имел проедающий неприятный взгляд, которого все его подчиненные предпочитали избегать. Он обратился к Руфе по девичьей фамилии, не скрывая насмешки:

— Неужто, Лихт, вы собрали нас для того, чтобы показать пойманных химер?

Остальные пятеро посмеялись, да так лениво, словно даже смех не стоил их драгоценных времени и внимания.

— Нет, — стойко и невозмутимо ответила полковница. — Я собрала вас для того, чтобы затребовать помилования для Алого и химеры.

На секунду стало тихо, а затем другой, почти облысевший мужчина разразился негодованием до красного лица.

— «Затребовать»?! — разорялся он. — Вы забыли свое место, полковница Лихт?! Имеете ли вы право требовать что-то у нас и просить за врагов человеческого рода?!

— Имею, — она едва сдержала тяжелый вздох. — Потому что я отвечаю за сотни жизней и обязана сделать все возможное, чтобы защитить их.

Пан или пропал, решила Руфа. Она обернулась к Муру и кивнула. Наивный племянник верил сыну Феро, и теперь пришла ее очередь довериться ему. Прямо сейчас вершилась их судьба, и она напьется до беспамятства, если их не «ликвидируют» после того, что он собирался сказать.

— Как думаешь, они там в порядке?

Беспокойный Данэль ходил по комнате. Майор рассеянно чесал Зимбо за ухом, пока тот царственно это позволял. Мыслей и чувств было так много, что мужчина впал в некое подобие ступора. Земля и правда была круглой. Повар Дан, которого он знал уже давным-давно, оказался Данэлем Дойлем, а Алый — его сыном. Лихт не удивился бы, если кто-то из братьев Дойль сейчас оказался бы на пороге его комнаты, живой и невредимый. Немец поборол желание сплюнуть через плечо, потому что еще одной семейной драмы он уже не выдержал бы.

— Руфа свое дело знает, — попытался успокоить он, скорее, себя, нежели друга.

Во взгляде Данэля четко читалось сомнение, которое Лихт понимал. Полковница не жаловала все, что выбивалось из строго распорядка дня. И уж точно ей не нравилось присутствие Алого в Норе. К Феро она теплела сердцем, поэтому наверняка готова была сделать многое, лишь бы химера осталась, но касательно ее сына — тут отдельный вопрос.

Писк КПК привлек внимание майора, и он, стараясь не получить от кота жгучих оплеух, плавно и едва движимо потянулся за ним. Манго открыл пришедшее из неизвестного источника письмо и застыл. Повар заметил эту странную реакцию и перестал расхаживать из угла в угол.

— Что там?

У Лихта до боли пересохло в горле. Что он там думал до этого?..

— Я не знаю, как тебе сказать… Лучше присядь…

Данэль, побледнев, сел там же, где стоял. Немец и правда не находил слов для того, чтобы сообщить новость. Он даже не знал, как на это реагировать. Он шумно втянул носом воздух и решил просто зачитать вслух строчки на панели КПК.

— «Здравствуйте, майор Лихт. Вы никогда не встречали меня, но я знаю всё о вас. Включая то, как вы перестали быть офицером. Вы поручились за младшего Дойля, но прямо сейчас в вашей помощи нуждается старший из братьев. Ему неоткуда ждать спасения, вы — его единственный шанс».

Дальше в письме шли координаты, которые Манго показал остекленевшему взглядом Данэлю. Вряд ли он вообще видел напечатанное.

— Сойер… Это о Сойере? — не своим голосом спросил повар.

Лихт кивнул, вспоминая имена братьев из того самого досье о программе «Белладонна».

— Отправитель какой-то Матео, — разглядел подпись озадаченный Манго. — Это может быть ложью, Данэль.

— У меня был один знакомый компьютерный гений, — мрачно, одолеваемый призраками прошлого, сказал Мур. — Лучший человек на планете. Ему ничего не стоило обойти ваши системы защиты данных и найти самый главный секрет Норы. Тот самый, который вы так тщательно скрываете от простого народа.

— И что же за секрет мы храним? — не поверила женщина из Шестерки, самая молчаливая и безучастная из всех.

— «Sol».

Руфе захотелось сглотнуть в наступившем, режущем уши молчании, но это, казалось, прозвучало бы столь же громко, как и выстрел. Она не единожды встречала это слово в засекреченных документах, доступа к которым у нее по факту не было. Но неизвестный кто-то оставлял ей эти данные раз за разом, как бы заставляя поверить.

В самых глубоких недрах Норы были запрятаны космические корабли. 

Конечно же, для самых «полезных» представителей базы. И Шестерка в первых рядах. Мир погиб, а «власти» по-прежнему гребли под себя. 

— Как это возможно? — Данэль сжал голову руками. 

Происходящее было лишено смысла. Ещё недавно он считал, что потерял всю семью, но, как черти из табакерки, перед ним предстали химеры. Теперь этот неизвестный Матео заявлял, что его мальчик Сойер тоже был жив. Более того — нуждался в помощи.

— Вся твоя семья бессмертна? — нервно пошутил Лихт без малейшего намека на улыбку.

  — Да если бы… — у повара не было сил говорить. — Феро умрет через пару лет, Мур едва ли переживет её на десяток лет, у Сойера были попытки суицида ещё в детстве. 

От сказанного между ними ненадолго наступила тишина столь убийственная, что хоть вешайся. 

— Что ты сказал об Амуре? — переспросил майор. 

— По каким каналам этот компьютерный гений достал информацию? — спросила строгая женщина из Шестерки. 

Кто бы сомневался, что их больше заинтересовала утечка, нежели возможная реакция народа на такой секрет. 

Мур остался холоден. 

— Предупреждаю сразу: в случае моей смерти или смерти моих близких, файлы о «Sol» разойдутся по всем личным КПК жителей базы. Любая угроза здоровью будет расцениваться аналогично смерти. 

Руфа обреченно посмотрела на него. Какие ещё козыри имел этот мальчишка? Сколь многое ему было известно, и какую цену за эти опасные знания могла понести Нора? Её племянник воспринимал Алого слишком мечтательно, почему-то забывая о «делах» прошлого. Те досье «Белладонны» она тоже видела. 

— Вы угрожаете нам?! — мужчина, имевший явные проблемы с давлением, пуще прежнего покрылся пятнами. 

Полковнице захотелось зажмуриться и представить, что она где-то в другом месте. Каждым дюймом своего тела она чувствовала, что ответит ребенок Феро. 

— Да, — сказал он. 

У химер явно было притупленное чувство страха. По крайней мере, Руфе так казалось. Пока она ощущала себя сырой от холодного пота, Феро и Алый выглядели так, будто им и дела не было до человеческой возни. Будто все вокруг, кроме их семьи, были незначительными, почти расходным материалом. Наверное, Руфа перенервничала и теперь надумывала лишнего. Желание напиться вечером стало почти невынносимым. Интересно, у дока ещё осталось что-нибудь в заначке?..

— И ещё, — добавил Мур, добивая военную. — Мне и моей матери должны предоставить помилование и лучшие условия, если вы не хотите заиметь на базе двух смертельно-опасных химер. 

— Повтори, — голос Лихта надломился, и Данэль поднял на него тяжелый взор. 

— Химеры живут немного меньше людей, это известный факт. 

— Ну, извини, я не знал! — Лихт сорвался на повышенный тон. 

Данэль говорил об этом так, словно такие вещи были известны самой последней собаке. Майор, видимо, был хуже пса. 

— Давай, не будем это обсуждать… — пробормотал повар, и Лихт собрал последние крохи самообладания, чтобы не устроить скандал. 

Ему потребовалась минута, а то и больше. Он раздосадованно зарылся пятерней в нечесаные кудри, пялясь куда-то в пол расфокусированным зрением. Хорошо. Он потерпит, и они обсудят это позже. Данэлю явно нелегко дались эти слова вслух. Он вовсе не хотел задеть майора. 

— Ладно, — решил разноглазый. 

— Ладно, — самая спокойная женщина из Шестерки излучала безжизненность. 

Это было плохое «ладно». Руфа знала это наверняка. Они не сдались под напором Мура, они позволили ему думать, что сдались. 

— Мы обеспечим вас всем необходимым, пока вы трудитесь на благо Норы, — подобие улыбки мелькнуло на её губах. — И пока держите рот на замке. Все вы. — Взгляд был обращен на Руфу.

Полковницу бросили на растерзание голодным волкам. Старую солдатку поставили перед выбором: или она соглашается завязать рот узелком до конца своих дней, или «сделке» конец, а химерам останется только молиться, чтобы их не заперли где-нибудь в самых жутких закоулках медблока. Чего Феро точно не допустит, и тогда Нора превратится в место кровавого побоища. Вроде выбор был очевиден, но не для женщины, которая всю оставшуюся жизнь отдала на служение простым людям. 

— У меня нет права молчать о кораблях, — кажется, у Руфы поднималась температура. 

Шестерка, как клонированные, разом помрачнели, неудовлетворенные ответом. Руфа, можно сказать, секунду назад спрыгнула с обрыва без страховки, подписав себе смертный приговор. 

Она попыталась в последний раз. 

— Но вы можете сохранить лицо, если расскажете жителям Норы о Солах сами. Я знаю, что на кораблях достаточно места и хватит еды для всех. Дайте им шанс улететь и начать с чистого листа.

— Похоже, вам известно и о том, что мы нашли пригодную планету для жизни?

«Ага, чтобы засрать и её», — мелькнуло в мыслях Руфы. 

— Так точно. 

— Что ж, нам нужно обдумать ваше предложение. И, будьте уверены, личная беседа у нас с вами, Лихт-Велт, тоже вскоре состоится. 

Она — труп. Руфе на это довольно непрозрачно намекнули. Полковница заложила руки за поясницу и выпрямила спину, пока Шестерка поднималась из кресел и молча удалялась прочь, в глубины базы, где бывали лишь единицы. Во что она влезла?

— Куда ты?! — Данэль едва поспевал за широким шагом майора. 

Тот вдруг куда-то сорвался, ни говоря ни слова, а теперь держал уверенный курс в крыло механиков. Мужчина и понятия не имел, что могло им там понадобиться. 

— Я знаю человека, который поможет мне незаметно покинуть базу и отправиться за Сойером, — бросил Лихт через плечо. 

— Ты с ума сошел?! — у Дана зашевелились волосы. — Это военное преступление!

— Мы уже нарушили всё, что можно и что нельзя, если ты не заметил. 

— Да, но это не значит, что… Да куда ты так несешься?!

Лихт буквально влетел в раздвигающиеся ворота, в которые могла поместиться фура, что разграничивали коридор и цех механиков. Внутри всегда было шумно и многолюдно, поэтому на майора и повара никто не обратил внимания. Данэль бывал в этом крыле от силы раз, и то — когда заплутал по первости. В отличие от него, Лихт шел уверенно, по виду зная каждый уголок. У Дана чуть не отпала челюсть, когда он понял, что они направлялись к одной из Ласточек. 

Данэль каждый раз испытывал немое благоговение при виде истребителей Кротов. Это был и страх от мыслей, что такие аппараты были созданы, дабы нести смерть, и вместе с тем повар не мог не восхищаться изяществом и внушительностью Ласточек. Они были большими, матово-черными, обтекаемой формы и с раздвоенным хвостом. Данэлю захотелось сравнить агрегаты с Феро и химерами. Завораживающе, по-животному красивые, но, вместе с тем, обязательно тебя уничтожающие. 

Что было на уме у майора — поди разбери, но, когда он подошел к чужому истребителю, то совершенно по-хамски пнул чьи-то ноги, торчащие из-под черного летательного аппарата. 

— Тигр, мать твою! — рявкнул он. 

— Про мать лишнее было, — доложил этот кто-то и выкатился из-под днища. 

Данэль на всякий случай покрепче сжал в кармане сворованную из столовой вилку, глядя, как лениво поднимается другой пилот Ласточки. Он возвысился над ними обоими на добрую голову и, весь чумазый, погано ухмыльнулся, впившись взглядом в майора. 

— Ну, и? Что на этот раз? Кого убить теперь? — хриплый низкий голос Тигра действительно напоминал рычание, а расслабленная поза могла обмануть только дурака. 

— Тихо! — огрызнулся Лихт.

— Ты ко мне просто так не приходишь, грех мой. 

Тигр, несмотря на свои габариты, плавно обошел разноглазого по кругу, как хищник, изучающий что-то неизвестное. 

— Что оказалось настолько важным, чтобы перестать меня избегать? — ухмылка не пропадала с губ. 

Лихт втянул носом воздух и указал большим пальцем за спину, на бледного Дана. 

— Нужно выручить его сына. Пожалуйста, — грубо буркнул немец. 

Над ухом Лихта раздался грудной смешок, и последовал вопрос:

— А взамен что? 

— Что попросишь, — Манго поднял на него взор, встречая взгляд темных, как сама ночь, глаз. 

— Будь осторожнее в словах, приятель, — Тигр расплылся в широкой улыбке, ужасно довольный. — А то расплатиться не сможешь.

Лихт тяжко вздохнул. Вероятно, так оно и будет. 

***

Комната Тигра мало отличалась от любой другой каюты в жилых отсеках. Они все были либо одиночными, либо расчитанными на пару, где менялся лишь размер кровати. Семьям с ребенком выделялись две каюты со смежной дверью между комнатами. Всё, как и у всех: кругом железо.

У стены была установлена кровать со стандартным набором постельного белья. Лампы, встроенные в потолок, позволяли менять яркость освещения относительно ситуации. И всё же после десяти вечера электричество в каютах выключалось для каждого жилого отсека, во имя экономии энергии. Рабочими оставались лишь воздуховоды и фильтры для очистки воздуха. Для того, чтобы сходить ночью в туалет, хватало свечения персонального КПК, а для нощных развлечений свет и не требовался (сугубо по словам Лихта). 

Помимо прочего комната включала в себя небольшой диванчик и стол со стационарным компьютером для работы. В общем-то, вся роскошь на этом заканчивалась. На диванчике смущенный Данэль и обосновался, неловко поглядывая то на стены комнаты, то на летчиков. 

  — Не обманывайся его тупым лицом, — ворчал Лихт, жалуясь другу. — Он — полный козёл. 

— Я всё слышу, — донеслось чуть поодаль, и майор сморщился. 

Тигра уговаривать не пришлось. Как и всегда. Он просто заручился словом Лихта и начал собираться. У них обоих на ближайшую неделю не было вылетов, а это никаких проверок и лишнего контроля. Данэль с беспокойством поглядывал на рослого мужчину, и Лихт мог поспорить, что повар, со своим богатым воображением, приписал Тигру пару-тройку несуществующих преступлений. Почти несуществующих. Было дело в старом мире. 

Манго же опасным Тигра считал в несколько другом смысле. Он не боялся его физически, он страшился того, что даже близко не представлял, что творилось у этого психа в дурной башке. Вряд ли это понимал и психотерапевт, которого они оба посещали, как пилоты Ласточек. 

Тигр был крупнее и мускулистее большинства мужчин в Норе. Если честно, Лихт тоже иногда сомневался в совершенстве своей физической формы, находясь рядом с ним. Волосы Тигра казались куда темнее, чем шевелюра майора, а смуглая кожа имела множество шрамов, которые на взгляд Манго не украшали Тигра, как мужчину, а пугали возможными историями их появления. Самое раздражающее в нём было то, что, какого-то хрена, Тигр излучал аномальную сексуальную энергетику. Один его вид кричал: «да, я знаю, что хорош собой». Это бесило. 

— Обязательно носить футболки в обтяг? — пробормотал Лихт. — Всем и так видно, что у тебя огромные сиськи. 

Данэль уставился на друга широкими глазами, и до Лихта мучительно дошло, что эта пошлятина была сказана вслух. Нет, он всегда пошлил и… в общем… В общем, неважно! 

— Что там с моей грудью? 

Обсуждаемая часть тела Тигра оказалась чуть ли не у носа майора, на что тот трагично вздохнул. Эта злоебучая серая футболка реально обтягивала каждый мускул тела пилота. Точеный пресс Тигра, изгибы торса, плавную линию спины и возвышение груди, на которой футболка разве что не трещала… Что-то у Манго слишком много слюны во рту скопилось. 

— Я же говорил: он — козёл, — Лихт выглянул из-за Тигра, обращаясь к повару. — Вот почему предпочитаю не иметь с ним дел, — пытается залезть ко мне в трусы. 

— Я-то? — Тигр насмешливо выгнул черную бровь и наклонился к Лихту. — Я тебя никогда не трону, пока сам не попросишь.

— Мечтай.

Майор отодвинул верзилу с дороги. Данэль встретил его такими же круглыми глазами, как и до этого. Эмоции читались на его лице максимально отчетливо. Лихт только хотел отпустить очередную колкость, как его поймали за руку. Немец неосознанно проследил за этим действием: широкой ладонью Тигр ненавязчиво остановил его, а после шершавые пальцы скольнули по запястью кудрявого и исчезли, оставляя после себя ощущение пустоты и неприятного холода. Тигр зашептал:

— Чем ты напуган? — спросил он так, чтобы Данэль не слышал их разговора.

Лихт насупился, готовый послать ласточника, куда подальше, да так, чтоб тот вообще из этого «подальше» дороги назад найти не мог, как Тигр легко щелкнул его по носу. 

— Я об этом и говорю, — он сложил руки на груди, и немцу, вновь ненарочно кинувшему на неё взгляд, захотелось сдохнуть. — Ты огрызаешься больше обычного. Что случилось? 

Лихт сглотнул слюну и отвел взгляд. Нашел, что спросить. Тигр в целом всегда задавал крайне неудобные вопросы, о которых и думать-то позорно было, не то чтобы вслух на них отвечать. 

Манго в смятении запустил пятерню в кудри. 

— Сам как думаешь? — прошептал он, глянув исподлобья на ждущего здоровяка. 

Тот подумал пару секунд и фыркнул сам на себя. 

— Сказал лишнего про «кого убить теперь» перед твоим другом? 

— Именно. 

— Он на то и друг, чтобы знать даже самые плохие вещи о тебе, — Тигр пожал плечами. 

— Тебе не понять, у тебя и друзей-то нет, — проворчал разноглазый.

Манго тут же пожалел о сказаном, потому что мужчина расплылся в ехидной улыбке от уха до уха. 

— Ну, как же. А ты?

— Ой, отвали, — отмахнулся от него Лихт. 

Да, Тигр был очень опасен. Хотя бы потому, что знал о нём слишком многое. Вуаль стыда покрыла лик немца. Тигр знал о его матери, наложившей на себя руки, знал о детской влюбленности в бога с картины. Знал о том, как Лихт стал майором. Они были знакомы слишком давно, чтобы Манго имел шанс увильнуть или соврать перед другим пилотом. Впрочем, то был обоюдоострый клинок. Лихт тоже знал и понимал больше, чем ему было позволено этим человеком.

Манго вновь кинул взгляд на товарища.

— Не болтай больше.

— Хорошо, — спокойно согласился мужчина. — Но вечно ты скрывать тайны не сможешь. Нет ничего постыдного в том, что не можешь убивать. 

— Зато ты делаешь это слишком легко.

Манго сам испугался того, что слетело с его губ. Руки Тигра сдвинулись на едва заметный миллиметр, но этого было достаточно для понимания, что тот пытался закрыться от правды. 

— Ты знаешь, откуда я родом, и что делал ещё до Волн, — произнес он без эмоций.

Лихт знал. И в этом тоже состояла проблема. Он просил уроженца Баакубы спасти белого американца и скрывал это. Узнай об этом Тигр, Манго и Данэль не собрали бы черепушки по осколкам. Были вещи важнее, чем дружба или даже конец света. Вещи, о которых очень сложно забыть. Для Тигра такими «вещами» были его погибшая вера и отец. 

Если большинству Кротов было наплевать на пол, расу и ориентацию, то оставались и такие «старички», как Тигр. Мир умер, а он по-прежнему хранил воспоминания о былом и вел каждодневную битву с самим собой. Как бы грязно он не шутил, ни за что бы не смог реализовать желания по отношению к Лихту. Потому «грех мой».

— Бахтияр… — пробормотал Манго, раскаиваясь за сказанное и то, как собирался с ним поступить. 

Тигр сразу же потрепал его по голове.

— Слишком много думаешь, приятель.

Чистая правда. Тигр отошел от него, чтобы продолжить собираться в дорогу, и немца накрыло более тяжелой волной мыслей, чем до этого. Он скалил зубы на Тигра и отшучивался, но ему бы точно не хотелось причинять боль. Тут был выбор: или заставить страдать Данэля и его сыновей, или же принести эти страдания Бахтияру. И Данэль, и Тигр безусловно доверяли майору, что резало хуже ножа. Повар окружал отцовской заботой, а пилот впрягался в любые проблемы ради Лихта. 

Вероятно, майор никогда не был таким хорошим человеком, каковым себя считал.