— Шаст, серьёзно? Парк?

 Арсений крутит в руках ключи, мучая бедный брелок и заставляя Антона нервничать еще больше. Ну да, он позвал Арсения на свидание. Ну да, в качестве гипотетической первой ступени развития их отношений, он выбрал парк. Антон вздыхает горестно, потому что здесь — теория незаполненного стакана — и оригинальности в его кровь явно не додали.

 — Зато свежий воздух, — Шастун весь подбирается, так и норовя закидать Арсения фактами, чтобы тот с позором засунул свои ключи себе в… карман. Дэмн, Антон, ты хорош, ты в порядке.

 — А ещё куча непонятных людей, — парирует Арсений, когда мимо них, громко разговаривая и смеясь, проходит компания подростков.

 — Ты считаешь мамочек с колясками непонятными людьми? — шастуновская бровь выгибается в немом укоре.

 Вокруг них действительно много людей. Во-первых, на дворе лето, поэтому дети — маленькие и не очень, воспитанные и не совсем, тихие и «да ёб вашу налево, сколько можно визжать» — тут буквально повсюду. Во-вторых, на дворе вечер, когда и жара поменьше, и проснулись уже точно все.

 — Я считаю, что романтики мы сегодня не добьёмся.

 У Антона стремительно краснеют уши. Пожалуй, все остальные слова, сказанные Арсением, Шастун пропускает, но цепляется за одно единственное: романтика. Может, Арсений согласился не просто так? Антон улыбается, обещая самому себе, что сделает всё, чтобы Арсений в этой свиданке не разочаровался! Даже дурацкую романтику вытащит из-под семи ржавых замков.

 А Арсений не такая сучка, какой кажется. Не для того он крутился у зеркала полдня, укладывая волосы, искал по всей квартире патчи и выбирал, что надеть, чтобы шумный парк отвлекал от него — неимоверного красавчика — всё внимание. Но не так страшен зверь, каким его рисует Арсюша, пять лет, группа «пчёлка». Шастун на Арсюшу косится постоянно, спотыкается на ровном асфальте, терпит сетования мамаш, на чьё чадо чуть не падает двухметровый мужик. Но всё же косится — значит рассматривает, значит любуется.

 Парк относительно небольшой, как и их город в целом. Но, тем не менее, какой-то уютный: симпатичные лавочки, кафешки, всегда работающие по праздникам, «канатный городок» и скейтерские приколюхи в виде трамплинов. Но даже по небольшому парку долго ходить всё равно не получается. Арсений жалуется на то, что устал, и кто такой Антон, чтобы с ним спорить.

 — Дай попить, что ли, пожалуйста, — просит Арсений, когда они располагаются на трибунах мини-стадиона. Здесь обычно тусуются парочки, а у каждой уважающей себя городской молодёжи есть фотка отсюда.

 Антон лезет в рюкзак, так кстати захваченный из дома, потому что Арсений пришёл налегке. А потом накупил вредной еды на целую роту, сложил в Антонов рюкзак и приказал охранять как зеницу ока! Поэтому Шастун несказанно рад, когда среди мармеладных мишек, спутанных наушников и собственных сигарет, он наконец находит жестяную банку фанты.

 Отданная банка холодит Арсению пальцы, напоминая о событиях часовой давности, когда Арсений безбожно опоздал, хотя изо всех сил старался не. Антон ждал его на площади рядом с дурацкими часами, которые второй год отставали на десять минут. Весь такой кудрявый, высокий и солнечный.

 «Арс, ну ты и копуша, мне минут пятнадцать это закатное солнце хуярит прямо в глаз, где бы я не стоял!»

 Солнечный.

 Арсений хихикает, пытаясь нормально открыть фанту, чем привлекает внимание Антона. Шастун даже хочет что-то сказать, но вдруг залипает на чужие ямочки. Антон про их обладателя теперь знает чуть больше: Арсений, как минимум, актёр, а как максимум, очень красивый.

 От размышлений о насущном Антона отвлекает арсеньевское ойканье и звук чего-то ломающегося. Шастун смотрит на Арсения, у которого в одной руке — банка фанты, а в другой — колечко, которым эту банку и нужно открывать. Отломившееся колечко. Арсений выглядит чуть озадаченным и, пожалуй, расстроенным, будто Карлсон, оставшийся без варенья. Антон решает побыть Фрекен Бок.

 — Ломай, ломай, мы же миллионеры, — вкидывает Антон, наблюдая как чужие брови ползут к переносице. Арсений же, блин, не специально. И вовсе не кривые у него руки, просто сегодня ретроградный Меркурий и действующий на нервы Шастун. Антон в свою очередь откладывает стебательные способности.

 — Да ладно, щас всё решим, не кипишуй, — он вспоминает тот самый звук из тиктока, а потом клянётся себе, что Арсений под него смотрелся бы сногсшибательно.

 — И как ты собираешься её открыть теперь?

 — Очевидно, об пень, — кряхтит Антон, поднимаясь с трибуны и цепляя Арсения за запястье.

 — Что? — удивляется тот, но за Шастуном всё же поднимается. — Какой пень?

 Пень оказывается достаточно обыкновенным: в глубине парка, среди деревьев и срача, кое-где оставленного людьми. Арсений же пребывает в обыкновенном ахуе. Когда Антон вероломно забрал у него фанту — было нормально. Когда притащил их к чёрту на куличики — тоже. Когда начал долбить банкой об одиноко стоящий пень — Арсений решил, что тот сошёл с ума.

 — Тох, — начинает Арсений, смотря на сидящего на кортанах Шастуна. — Я бы новую просто купил…

 Но Антон всё ещё упёртый баран, который и принцессу из лап дракона достанет, и фанту, блять, откроет. Картинка выдаётся действительно забавной, потому что Шастун, согнувшийся в форму буквы зю и постоянно поправляющий свою кудрявую чёлку, выглядит не совсем как рыцарь. Арсений, конечно, ко всей этой идее относится с явным скепсисом, но и остановить Антона больше не пытается, только достаёт телефон, чтобы запечатлить на память.

 — Антоша и современные решения современных проблем, видео в цвете, — издевается Арсений по-доброму, направляя на Шастуна камеру.

 — Твой Антоша, может, мастер на все руки, — бормочет в ответ Антон и ещё раз бьёт банкой фанты об пень. А потом они оба визжат и смеются, как дети, потому что банка действительно открывается, выпуская мощную струю фанты, которая забрызгивает всё вокруг, чудом оставляя сухим Антона, у которого сие оружие массового поражения всё ещё в руке.

 Арсений заканчивает видео, наблюдая за тем, как Антон старательно колупает железную банку, чтобы отверстие было побольше. Края у него правда будут острыми, но Шастун надеется, что Арсений себе все губы не изранит, дабы потом чужие капельки крови не пришлось слизывать… Антон дёргается, останавливая мысли, которые уже готовы стройными рядами выйти погулять в страну Пошляндию. Арсений рядом фыркает, видимо замечая, что у Антона в голове значок загрузки не планирует превращаться в дружелюбное «Добро пожаловать!»

 Долго ли, коротко ли, капризничает банка, но Антон всё же отдаёт её в руки Арсению, мельком касаясь чужих пальцев. Тот выглядит смущённо и, вроде как, благодарно, потряхивает своей красивущей чёлкой, отводя от Антона взгляд. Арсений, вообще-то, обычно так не делает! Ему же не пять, даже не десять, его водили на шикарные свидания в рестораны и целовали в дорогих машинах. Но Арсению, почему-то, приятно.

 — Да уж, ещё никто ради меня не открывал газировку об остатки деревьев.

 Антон в ответ жмёт плечами. Он тебе, Арсений, и звезду с неба достанет, и диван передвинет, и родителей в поликлинику подкинет по пути на работу. Вашей маме, кстати, зять не нужен? Шастун даже открывает рот, чтобы эту фразу озвучить, забросив себя в папку «симпатичные идиоты» или «объебался на первом свидании» Арсеньевой головы, но подозрительный хруст веток откуда-то справа внезапно напрягает.

 Арсений, уже сделавший пару глотков фанты, которая весь свой прикол утратила, оставаясь на языке чуть противным послевкусием, поворачивается на звук. Антон видит чужой профиль, в принципе, готовый забыть о ветках, хрустах, фантах и всей остальной жизни в целом, но лицо Арсения вытягивается, будто в замедленной съёмке. Шастун отмирает, переводит взгляд с острой линии челюсти на не менее острую линию, по которой весь сегодняшний вечер стремительно летит Фикусу под хвост.

 Справа от них, сверкая фингалом под глазом и хвастаясь обновками с явно чужого плеча, копошится на месте среднестатистический городской бомж.

 Ситуация… Ситуация. У Антона с бомжами отношения крепко не складываются всю жизнь, будто бы у других людей они вообще существуют. Но Антон Шастун оказывается с подобным кадром в одной жизненной плоскости, когда он ещё не Антон, а Антоша, и не Шастун, а Дрыщ Длинный. В тот день Антон очень громко орёт, а потом обещает маме больше никогда не выбрасывать мусор, потому что мало ли кто ещё выпрыгнет из бака в самый неподходящий момент. А ещё позже Антон тратит на дурацкого бомжа пять косарей, оставляя это в памяти, наверное, самым ярким событием за всё время «пробных» отношений с Ирой. Но Антоша Длинный в свои четырнадцать очень уважал Леонида Каневского, поэтому это уже совершенно другая история.

 Вьетнамские флешбеки Антона накрыть не успевают, потому что у Арсения реакции побыстрее будут. Тот роняет несчастную банку фанты, сдавленно вскрикивает, будто боится, но не от всего сердца, на что бомж тонкой душевной организации может и обидеться. Арсений хватает Шастуна за руку и тянет за собой, почти спотыкаясь о треклятый пень.

 Весёлые у них, блять, старты.

 Они выбегают из импровизированного леса быстро, оказываясь на асфальтированной дороге. Арсений ещё оглядывается пару раз, выискивает синими глазами совершенно точно преследующего их бомжа, который сейчас, скорее всего, радуется так удачно найденной жестяной банке. Антон терпеть больше не может и взрывается хохотом, падая Арсению на плечо и незаметно вдыхает запах чужого парфюма. Арсений тоже тихо смеётся до лучиков около глаз, что так очаровательно смотрятся на его лице. По правде сказать, Арсений вообще думает, что любой человек становится красивее, когда улыбается. На Шастуна это правило распространяется ещё как, потому что оторвать от него взгляд сейчас — практически невозможно.

 — Как думаешь, если бы мы не убежали, нас бы накрыло медным тазом? — спрашивает Арсений, когда они оба успокаиваются. Антон прыскает полуудивлённо, смеётся глазами, генерируя для Арсения подходящий ответ.

 — Арс, определённо накрыло бы. Нам была бы крышка.

 — Мы бы огорошились?

 — Огорошились ещё как!

 Они снова хихикают, пытаясь освободить место для проходящих мимо людей на узкой дорожке. На улице до ужаса хорошо, почти уже стемнело, а воздух наполнился тем необъяснимым запахом летнего вечера, когда хочется дышать полной грудью и ощущать кожей ласковый, но прохладный ветер. Антон предлагает пройтись ещё, пока парк окончательно не надоел и не пришлось расходиться по домам.

 Шастуну их свидание и правда нравится. И он надеется, что Арсению, который шагает рядом, рассказывая сюжеты своих недавних спектаклей, тоже. Антону даже курить хочется меньше, чем обычно, хотя руки, если честно, тянутся. Но Арсений заявляет, что запах ему не особо-то и нравится, поэтому паровозничать желательно в другую сторону. Но Антон сегодня всё же принц, поэтому решает потерпеть до дома и не дымит даже в «другую» сторону.

 — Выиграйте зайца у Зайца, — вещает какой-то молодой парень, когда они проходят мимо непонятно откуда взявшегося тира. Ни Антон, ни Арсений его здесь не помнят, хотя, возможно, они просто давно не исследовали парк на предмет новых (хорошо забытых старых) развлечений.

 — Пойдём? — Арсений смотрит в надежде завлечь Антона в тировую авантюру, но сам безбожно залипает в чужие зелёные, прощая себе эту маленькую слабость.

 Антон в это время мажет взглядом куда-то за Арсения, и Попов даже на секунду пугается, что Заяц с зайцами, всё ещё агрессивно зазывающий всех в свою адскую машину, интересует Антона больше. Арсению вообще странно, что кто-то до сих пор использует такие «базарные» методы рекламы, но он на то и актёр, что во всяких маркетингах понимает поменьше, чем в системе Станиславского. Антон, однако, смотрит далеко не на «чужих» мужиков, а на более прозаичную ромашку. Шастун наклоняется, быстро срывая цветок, на котором и погадать можно было бы: понравился или нет? Но он только аккуратно вставляет ромашку Арсению за ухо и поправляет копну тёмных волос, которые так красиво смотрятся на контрасте с белыми лепестками.

 — Цветы лучше пуль, Арсений.

 Арсений только приоткрывает рот, но все слова застревают где-то в горле, пока кончики пальцев колет необъяснимая нежность. Антон всё же тянет его в тир, потому что сегодняшнее арсеньевское желание — Антонов чисто свиданческий закон.

 — А я думал ты цветы не рвёшь, — констатирует Арсений после того, как Макс, тот самый Заяц, объясняет им и так всем известные правила. Арсений делает пометочку в голове, что в этот тир потом можно будет вернуться хотя бы ради забавного слогана.

 — Я любитель цветов, а не ханжа, — Антон прикрывает один глаз в попытке нормально прицелиться. — А ещё я не так хорошо стреляю, поэтому мы, скорее всего, просто потеряем деньги.

 Зайца они действительно не выигрывают, потому что Антон промахивается по двум мишеням. Макс, в качестве утешительного приза, выдаёт Арсению в руки крошечного плюшевого львёнка, которого тот тут же усаживает в плен Антонова рюкзака.

 Они ещё немного лавируют между оставшимися людьми, потому что уже совсем потемнело, и остальная масса человеческая разошлась по кафешкам и домам. А потом Арсений предлагает чуть-чуть посидеть, когда замечает одинокую лавочку и что-то по типу навеса над ней. Место достаточно тёмное, совсем без фонарей вокруг. И Антон, естественно, соглашается, хотя небезызвестный Каневский, будто демон на левом плече нашёптывает что-то про маньяков и тёмные переулки. Но тут никаких переулков нет — только Арсений с невозможно синими глазами.

 — Замёрз? — Антон интересуется, потому что на Арсения в одной футболке немного больно смотреть. Сам Антон, как главная мерзля на этой тусовке, предусмотрительно взял худи из дома, потому что лето — оно, вообще-то, сука, и если днём ты будешь клеить ласты от жары, то ночью — от мерзкой и зябкой прохлады.

 — Нормально, — Арсений жмёт плечами в мурашках, изучая взглядом очертания далёкого фонаря. Антон только глаза чуть закатывает, убеждаясь, что Арсений этого точно не видит. Он набрасывает худи Арсу на плечи, а потом кивает, настойчиво-мягко прося того по-человечески одеться.

 Арсений просьбу выполняет, только спрашивает безмолвно: «А ты?». Тут приходит очередь Антона жать плечами. Он просто подсаживается к Арсеньеву боку чуть ближе, чтобы тот выполнял роль своеобразной батареи. Попов расставляет руки, радушно принимая Антона в объятия, конечно же, исключительно ради того, чтобы тот не замёрз.

 — Ах, как это всё романтично, — Арсений тянет строчку, покачивая ногой и задевая кроссовком землю. Фонишь, Арсений. — Очень сказочно, необычно.

 — Я тоже этот мультик люблю.

 — Какая невероятная новость, — хихикает Арсений тихо. — Ты, кстати, чем-то на волка похож.

 — Это в плане такой же серый и с серьгой в ухе? — Антон шутливо негодует, преподнимаясь с чужого плеча. Делать этого категорически не хочется, потому что у Арсения в объятиях тепло и комфортно, а что ещё надо Антону-волку-Шастуну?

 — Это в том плане, что лёгкий на подъём. Не знаю, мне кажется, я бы с ним в реальной жизни подружился. И тебя вот знаю уже будто сто лет, хотя и звучит это в какой-то мере странно. Ты всё же уронил на меня свой дурацкий цветок.

 Антон слушает внимательно, даже отбросив своё желание уложиться обратно на манящее плечо. Он смотрит на Арсения, его шишку на лбу, которую почти успешно всё это время скрывает чёлка. Хочется по ней провести пальцами, пообещать, что болеть не будет ни у собачки, ни у кошечки, ни у Арсения и подавно, но Антон всё ещё живёт в реалиях, где у людей есть личные границы. И это правильно, да. До него вдруг доходит смысл той самой песенки из детского мультика.

 — То есть, мы её всё же добились? Ну, романтики?

 — Ну, конечно, добились, Шаст, — Арсений снова смеётся, и Шастун почти плавится сливочным маслом, когда слышит этот смех в почти полной тишине парка. — Особенно мне понравился тот романтичный момент с бомжом.

 Арсений ловит Антонов взгляд и замолкает. У Шастуна в глазах плещется сплошная нежность и даже отблески благодарности собственной криворукости. Конечно, Антон ещё не влюблён. Но Арсений — это про замечательность, забавную манерность, желание поболтать обо всём на свете и бесконечно голубые глаза. И Антон, конечно, ещё не влюблён, но очарован чужой шишкой на лбу и мармеладными мишками в рюкзаке. А ещё, у них между лицами всего пара сантиметров. Совсем немного наклониться осталось и уже можно будет делить воздух пополам, но Антон просто смотрит, пытаясь даже не моргать и оставить момент в памяти таким, какой он есть прямо в эту секунду.

 — Антон, а ты знаешь, что целоваться на первом свидании — это моветон? — шепчет Арсений, не прерывая общую атмосферу.

 С этой ролью прекрасно справляется Антонов телефон, который начинает пищать стандартной айфоновской мелодией. Шастун благодарит судьбу за то, что недавно поменял звонок, сменив тупой звук на нормальный. Но момент всё же с грохотом рушится, заставляя Антона отлипнуть от «батареи» в поисках дурацкого телефона. Тот оказывается где-то на дне рюкзака и светит многозначительным «поз» на дисплее. Антон торопливо объясняет, что если некий Димон звонит, то значит либо не смог дописаться, либо кто-то умер. Арсений порывы Антона сбросить трубку не поддерживает, просит другу ответить. Дима в трубке свеж и бодр, как люди по утрам из пресловутой рекламы кофе.

 — Антох, ну слава богу, ты ещё сам не превратился в горшок. Короче, угадай кто вернулся из санатория и зовёт тебя завтра пить пиво!

 Арсений под боком безбожно сыпется. Снова.

 Арсений — это про ромашку за ухом.