Своих павших люди похоронили там, где был их последний укреплённый форт — на холме у слияния Аскара и Гелиона. Вождю Халдаду и его сыну сложили огромный погребальный костёр и насыпали высокий курган, остальных павших похоронили у его подножия. Тризна по погибшим была также и пиром в честь оставшихся в живых — и в честь нолдор, что помогли им спастись. Пир получился скромным, но небольшое количество еды уравновешивалось бесконечными песнями, танцами, какими-то странными играми-соревнованиями. Например, двое держат на вытянутых руках длинный деревянный шест параллельно земле, а третьему нужно под ним пройти, отклонившись назад, но при этом не упав на землю и не задев шеста. Каждый раз шест опускают всё ниже, и отклоняться приходится всё сильнее — и каждый новый проход, удачный или неудачный, заканчивался громкими восторженными воплями, смехом и хлопаньем в ладоши.

Голова у Карантира разболелась ещё в самом начале этого странного пира, но встать и уйти было бы довольно невежливо — тем более что каждый второй тост поднимали за него. От участия в соревнованиях он отказался, но многие нолдор из любопытства соглашались и, конечно, выигрывали почти всегда. Людей это не смущало, и они вопили ничуть не менее восторженно. Таэнор стоял рядом, как образцовый оруженосец, но то и дело бросал тоскливые взгляды на веселящихся людей и эльфов, и Карантир в конце концов не выдержал:

— На сегодня свободен. Вина я себе и сам налью, можешь идти. Но чтоб по первому зову был здесь, я повторять не буду.

— Благодарю, мой лорд! — радостно подпрыгнул на месте Таэнор.

Карантир посмотрел на него своим самым зверским взглядом, и тот, наконец, испарился. Халет фыркнула в кубок, и Карантир развернулся к ней:

— Что, не хочешь взять его в оруженосцы? Я могу устроить.

— Взять… куда?

— В ученики, можно и так сказать.

— А чему я буду его учить?

— Таэнора-то? Да чему хочешь — всё равно ничему не научится толком, — вздохнул Карантир. — Хотя, нет, поёт и ведёт хронику он неплохо. Зато он будет наливать тебе вино, через раз опрокидывая кубок, и постоянно перебивать, врываясь без стука.

Оруженосец меж тем уже лихо отплясывал с людьми какой-то диковатый танец, чувствуя себя при этом как рыба в воде — сплошь текучее изящество, ни одного лишнего движения. Куда это всё девается на службе, интересно?

Но как бы Карантир ни досадовал на бестолкового оруженосца — сейчас, в этот вечер пира после похорон, он был ему благодарен. Потому что Халет наконец-то улыбалась, а из её глаз ушёл этот жутковатый холод. Она не проронила ни слезинки, пока её отца и брата укладывали на костёр, не плакала, поднося факел к просмолённым брёвнам, кидая первую горсть земли в отверстую могилу. Но глаза её были пустыми и холодными, а лицо — неподвижным, будто высеченным из камня. Она не плакала не потому, что не хотела, а потому, что не могла себе этого позволить. Это было знакомое чувство…

Море с тихим шорохом набегает на берег, ласково толкается в руку того, кто лежит на самой кромке прибоя, перебирает его серебристые кудри — ну, что же ты, давай поиграем, — и, не найдя отклика, отступает в недоумении. И в павшей на Валинор тьме вода совсем чёрная — в ней не видно крови. Что же мы натворили, отец, ведь они же… мертвы? И это мы сделали своими руками, как же так, отец…

Но отец не оглядывается назад, он приказывает: “На корабли!” — и нет времени на сожаления и слёзы. Да и какие могут быть сожаления? Тэлери сами отказались давать корабли, сами и виноваты! Чёрный Враг убил короля Финвэ — а они мешают свершиться мести! Мешая бороться со злом — становишься с ним заодно.

Когда сражаешься за правое дело — какие могут быть слёзы? А дело наше правое, верно, отец?

Никто из них не плакал тогда, кроме Тельво. И тому повезло, что отец не узнал.

— Хорошо танцует, — задумчиво сказала Халет. — А ты, лорд Карантир? Не хочешь?

— Нет, — резко и со всей возможной категоричностью ответил Карантир, но Халет уже вскочила со своего места и, улыбаясь, протянула ему руку.

Можно было повторить отказ, вряд ли она стала бы настаивать… но Карантир вместо этого протянул руку в ответ. Хватка у Халет была сильная, совсем не женская, и на руках — мозоли от рукояти меча, знакомые каждому воину.

Танец под бой барабанов и быстрые переливы свирелей казался, на первый взгляд, совершенно диким, но, присмотревшись, в нём можно было найти своеобразную гармонию. Странно: вроде бы все делают, что хотят, а получается… пожалуй, даже почти красиво. Волосы Халет в свете костров отсвечивали тёмным золотом, и молнией сверкала улыбка, и Карантиру быстро стало всё равно, что танцевать и как — просто двигаться в ритм, просто ловить в объятия Халет и тут же отпускать, забыть обо всём, даже о том, что эльдар не умеют ничего забывать, и жить только этим мигом без прошлого и будущего…

Но даже этот бесконечный миг закончился. Люди вокруг всё так же неслись куда-то в танце под звуки барабанов и свирелей, пели, смеялись, говорили что-то на своём гортанном наречии. А Халет вынырнула из их волнующегося моря так же ловко, как в него нырнула, и, залпом осушив чей-то попавшийся под руку кубок, ушла в темноту, куда уже не доставал свет костров и факелов.

Карантир нагнал её быстро — он не особо-то думал, нужна ли ей сейчас компания, просто поддался порыву, как привык.

— Халет…

Она стояла одна, обхватив себя за вздрагивающие плечи и низко опустив голову. На оклик не обернулась, лишь мотнула головой:

— Я… я сейчас, лорд. Иди… я подойду.

Ломкий, задыхающийся голос.

“Я думал, ты не умеешь плакать”.

Сам он давно уже не умел.

Вместо того, чтобы послушать её, напротив, подошёл вплотную, мягко развернул к себе — и Халет, уткнувшись ему в плечо, расплакалась уже по-настоящему, всхлипывая и комкая в пальцах ткань его верхней рубахи.

Наверное, надо было что-то сказать, но Карантир не был мастером говорить, особенно в таких ситуациях. А, если точнее, в таких ситуациях он и не оказывался никогда. Поэтому он просто держал её в объятиях, неловко поглаживая по встрёпанным после танцев волосам, пока не иссякли слёзы.

После они не говорили об этом.

Когда Карантир вернулся, Таэнора, разумеется, пришлось искать по всему лагерю людей, и нашёлся он в чрезвычайно странном месте: в той части, где разместили раненых. Сидел прямо на расстеленном на земле плаще в компании трёх совсем маленьких большеглазых детишек и, развесив уши, слушал старую женщину, с ног до головы увешанную какими-то подвесками, бусами и браслетами. Карантир какое-то время молча стоял и смотрел на эту дивную картину, прежде чем Таэнор соизволил его заметить. Оруженосец сразу подхватился, бормоча извинения, детишки притихли, глядя на эльфийского вождя с восторженно-пугливым любопытством, а женщина степенно поздоровалась с ним на синдарине. Выговор у неё был, что удивительно, неплохой, куда лучше, чем у Халет.

Таэнор заслужил выволочки, но Карантир был так погружён в думы, что об этом даже не вспомнил. Спросил только с иронией:

— Ты хоть слово понял из того, что она говорила?

— Нет… — смутился Таэнор, но тут же снова просиял: — Но я начал уже учить язык! Аданет Таннаан была так добра, что согласилась помочь, и если ты будешь не против, лорд…

Карантир только закатил глаза.

*

Люди разбили лагерь у замка на берегу озера, что носило имя Хелеворн. Раненых разместили в самой крепости, и Карантир пытался то же предложить Халет, но она отказалась наотрез — её место было с её народом.

Замок был, наверное, прекраснее всего, что Халет доводилось видеть в жизни из сотворённого руками людей, эльфов или гномов. Казалось, что он вот-вот оттолкнётся от склона горы и взмоет в небо — таким он казался лёгким, будто устремлённым вверх. Но это была обманчивая лёгкость.

Их, разумеется, давно заметила стража на галерее. И когда они подъехали к пропасти, что зияла между замком и единственной дорогой к нему, — привратники опустили через эту пропасть хитрый мост на толстых цепях.

— Вот это да! — восхищённо выдохнула Халет и повернулась к Карантиру. — Это ты придумал?

— Нет, — отозвался он, как-то разом поскучнев. — Мой брат.

Халет хотела было похвалить этого таинственного брата, но глянула на Карантира и передумала.

Внутрь вела длинная галерея с узкими прорезями в стенах, и такая же галерея тянулась вдоль стены с внешней стороны, не защищённой скалой. Никогда в жизни Халет не видела подобных построек, но догадаться, зачем нужны такие стены, было несложно. Она не знала, сколько в этом замке защитников, но с этими укреплениями даже очень маленький отряд сможет удерживать его долго хоть против целой армии. Особенно если внутри есть вода.

И вода была, разумеется. Даже не просто один колодец — целая система труб, подающая воду в помещения из колодцев, горных рек и родников. Это сколько же нужно было сил, времени, а главное — ума, чтобы построить что-то подобное?

Окна в замке были большие — как показалось Халет, даже слишком большие, но в покоях всё равно было тепло. Вид на окрестности с высоты должен был открываться потрясающий, но, самое главное, — можно было издалека заметить любую опасность. Да, дом лорда Карантира был красив, но строился явно не для одной красы. Его ни осадой, ни приступом так просто не возьмёшь, хоть и стоит он почти под самой Тенью…

Эльфы и впрямь поделились припасами и очень помогли с ранеными. И когда люди перестали то и дело, бросив всё, восхищённо глазеть на невиданный замок и эльфийские конные разъезды, а в лагере установилась ежедневная рутина, для Халет настало время задуматься о том, что же делать, когда закончится зима. Отец её хотел идти дальше на запад, считая, что земля между горами и Гелионом их племя долго не прокормит, и у него было немало сторонников. Халет и Халдар тоже поддерживали эту идею — им было интересно узнать, что находится на западе. Люди, и иногда даже гномы, приносили слухи об удивительных королевствах эльфов, где золото чуть ли не на деревьях растёт, а города прекраснее всего, что есть в подлунном мире. А совсем далеко на западе — Море, огромное, красивое и опасное, и за ним — самое великое и прекрасное из всех эльфийских королевств, куда нет хода смертным. Увидеть это заморье Халет даже не мечтала (нет, мечтала, конечно, но не всерьёз). Но просто западные земли — почему бы и нет? Есть же там и волшебные леса, полные дичи, и поля, где родятся рожь и пшеница. Где-то там есть, наверное, место и для её племени. Вернее, того, что от него осталось.

Она твёрдо решила, что после солнцеворота вынесет вопрос на совет племени, — и весной, коли люди согласятся, можно будет отправляться в путь на поиски лучшей доли. Странно, но теперь это решение отзывалось внутри не столько радостью и предвкушением, как прежде, сколько непонятной тоской. Словно, если она уйдёт сейчас, то потеряет что-то очень важное… Но что?

Лорд Карантир часто бывал в лагере людей и ещё чаще приглашал Халет в замок. Они перенимали друг у друга приёмы боя на мечах, делились опытом сражений с орками, Карантир учил её языку заморских эльфов, а она его — языку своего племени. Она знала, как эта странная дружба могла бы закончиться, если бы он был человеком. Но он человеком не был, и непонятно было, не оскорбит ли его её… излишняя заинтересованность. А потому приходилось каждый раз бить себя по рукам: не трогай, не твоё, не имеешь права. Что не отменяло главного: отдирать всё равно придётся с мясом, прямо по сердцу.

Мужчины, что были в жизни Халет прежде, приходили и уходили, едва оставляя след. Не всех из них она могла даже вспомнить по именам — и, уж конечно, никто из них никогда не увидел бы её слёз. Почему с этим эльфом всё было иначе? Да, он спас её и её народ, и она была благодарна. Но благодарность была лишь малой толикой того, что он будил в её сердце, а это уже становилось опасным. Если бы не раненые, если бы не зима и призрак голода — Халет давно бы распрощалась с Карантиром. Хотя поздно было, кажется, уже с самого начала, с той битвы, в которой она должна была погибнуть. Но не погибла — благодаря ему.

Дочь вождя и воина, никогда не знавшая материнской нежности, Халет не боялась ни опасностей, ни битв, ни смерти. Но сейчас ей было страшно, и боялась она себя самой. Не стань она в одночасье матерью нескольким сотням соплеменников — была бы уже на полпути ко всем этим сказочным королевствам. Которые то ли есть, то ли нет их, и к совсем не сказочным опасностям, которые есть точно. Халет, дочь Халдада, ещё могла бы сбежать, а вот Халет, вождь халадин, — уже нет. Что ж, это всего лишь значит, что забывать придётся дольше.

— Халет, — на пороге шатра возник Элхор. — Там лорд Карантир пришёл…

На ловца и зверь бежит, верно?

*

Привыкнуть к шуму и неразберихе в лагере людей было решительно невозможно. Каждый раз, оказываясь в нём, Карантир начинал сомневаться, правильно ли поступил, позволив им жить рядом, — они же сущие дикари! Но потом он вспоминал, как эти дикари сражались с орками, — с той же страстью и отдачей, что и жили. Вспоминал, как Халет прикрывала ему спину в бою, и как схватывала всё новое буквально на лету, и как смотрела, не опуская глаз… Финрод говорил, что люди поначалу приняли его за бога и даже хотели ему поклоняться — видно, то были какие-то другие люди, потому что эти не только поклоняться, но и кланяться не собирались. Наверное Карантир что-то не так делал: надо было не сражаться за них, а встать в красивую позу и спеть что-нибудь, тогда бы его сразу богом признали. И, пожалуй, приносили бы ему жертвы только ради того, чтобы он больше никогда ничего не пел.

В лагере всё было так же, как и в первые дни обустройства. Карантир думал, что когда люди наладят быт, станет тише, но ошибся: шум, гам и суета никуда не делись. У нолдор даже в первые дни на берегу Митрим было спокойнее. Может, это потому, что в лагере людей было много детей?

Люди узнавали его, отрывались от своих дел, кто-то приветствовал, кто-то просто глазел, дети носились вокруг восторженными стайками. Карантир отвечал на приветствия кивком, надеясь, что выглядит не слишком раздражённым. Не так-то просто оказалось быть гостеприимным хозяином, ещё и для таких необычных гостей. Он уже начинал скучать по гномам.

Халет ждала его, перебрасывая меч из руки в руку. Смотреть на неё было одно удовольствие… А вот смотреть на её меч — иное. Кусок скверно обработанного железа с обмотанной кожаными полосками рукоятью, он, казалось, готов был переломиться от первого же удара обо что-то прочнее деревяшки, и Карантир уже не в первый раз подумывал о том, чтобы выковать для Халет достойное её оружие. Пока же она на удивление хорошо противостояла ему даже с этим мечом-недоразумением, и не дай Эру замечала, когда он дрался не в полную силу… Впрочем, после того, как она пару раз поваляла его по песку тренировочного поля под восторженные вопли соплеменников, он так делать перестал.

— Какой у нас счёт, лорд Карантир? — весело спросила она вместо приветствия.

— Семь-три, — ответил он.

— Если бы вместо меня ты тренировался с Халдаром, — вздохнула Халет, — этот счёт мог бы быть и не в твою пользу. Но я сделаю всё, чтобы не посрамить племя халадин перед вами, премудрыми эльфами.

— Что ж, значит, нам обоим повезло, Халет, — криво улыбнулся Карантир. — Потому что если бы вместо меня ты или даже Халдар встретили моего брата — не видать бы вам было победы, как… — что там говорил Таэнор насчёт интересных идиом в языке аданов? — ...как ваших ушей.

Халет весело сверкнула глазами:

— Твой брат настолько хороший воин?

— Лучший здесь и за Морем.

— Вот оно даже как, — задумчиво протянула Халет. — Хотелось бы мне скрестить с ним мечи и посмотреть, так ли он хорош.

Эти слова почему-то очень разозлили Карантира, вызвав в душе странное чувство, похожее на зависть и обиду разом. Представлять, что Халет вот так же стоит на тренировочной площадке напротив Нэльо, так же улыбается ему и рассказывает о своём брате, было… неприятно. Неприятно было даже думать о том, что однажды она увидит его братьев и невольно сравнит… с ним. Захотелось прикусить язык — а то и вовсе откусить совсем, чтоб впредь не болтать, когда не надо. Вспомнил тоже…

— Сначала сравняй счёт со мной, — бросил он злее, чем собирался.

— О, так это вызов? — глаза Халет смеялись. — Тогда готовься сегодня вытряхивать песок из волос, лорд!

Они разошлись и, отсалютовав друг другу клинками, начали боевой танец, столь разный у людей и эльфов, но одинаково опасный. В стиле боя Халет почти не было плавных текучих движений, не было сложных рисунков, зато было много резких коротких выпадов и ударов, и двигалась она очень быстро и смертоносно. Если бы Карантир не проводил долгие часы в попытках выиграть у Нэльо хотя бы один бой из пяти, ему бы сейчас приходилось куда труднее. Он был сильнее и гораздо техничнее, но Халет — быстрее, ей лучше давались неожиданные решения, и он уже успел поплатиться за то, что сначала недооценил её как мечника.

Вихрем крутанувшись на месте, Халет, не оборачиваясь, блокировала удар Карантира сверху и тут же развернулась, нанося свой — он парировал. И ещё раз, и ещё, позволяя ей вести и усыпляя бдительность. Халет не умела плести сложные стальные кружева, и, если навязать ей такой стиль, не позволяя закончить бой быстрым коварным ударом, она начинала сбиваться. Но чем дольше они тренировались — тем дольше она держалась. Карантир подмечал все детали: чуть сбившееся дыхание, бисеринки пота на лбу, дерзкую улыбку, всё больше начинавшую походить на напряжённый оскал. Сейчас она чуть опоздает с ударом — и он выиграл.

Карантир так и не понял, как это произошло — но вот он отвёл руку для удара, и вот уже смотел в тёмные из-за расширившихся почти во всю радужку зрачков глаза Халет, чувствуя щекой её горячее быстрое дыхание, а шеей — холодок стали. Или как там называлось то, из чего был сделан её меч.

— Попался, — сказала она почти шёпотом.

— Я бы успел ударить, — ответил он почему-то так же тихо. У неё были пушистые ресницы, а на нижней губе — не до конца зажившая трещинка, шершавая на вид. На ощупь, наверное, тоже…

— Но не успел бы увернуться, — она попыталась усмехнуться, получилось не очень.

— Неважно, — он уже не совсем понимал, о чём речь. Только ли об этом бое? И глаза у неё — как зеленоватый лесной сумрак с золотыми искрами…

Халет оттолкнула его и отступила сама.

— Значит, нет в этот раз победителя, — сказала, глядя в сторону. — Оба мы проиграли.

“Только ли в этом бою?”

*

Горы грозно сверкали на солнце шапками ледников, и издалека казалось, что пройти их невозможно. Но Халет, не раз бывавшая в горах на востоке, понимала, что впечатление это обманчиво. Если знать тропы и перевалы — через горы пройти можно, и даже не только вооружённым отрядом налегке. Все люди, живущие на западе от Синих Гор, когда-то через эти самые горы прошли, со всем скарбом, женщинами, детьми и стариками. Халет и Халдар родились уже на западе, но почти всю жизнь прожили под сенью гор, пусть и гораздо южнее. Здесь, на севере, было холоднее, но горы оставались горами.

Ближайшая застава находилась чуть менее, чем в дне пути от замка, гарнизон составлял около двадцати человек. Вернее, эльфов. Оттуда ходили в дозоры на сторожевые башни на перевалах — их всего пять от Маглоровых Врат до Восточного Лотланна, объяснял ей Карантир, водя пальцем по карте, — и в разъезды вдоль горной цепи. По его словам, гарнизон проводил на заставе около месяца, потом сменялся. Если нападали орки, дозорные зажигали на башнях сигнальные огни, которые было отлично видно из замка — и тогда вперёд высылался боевой отряд.

— В последнее время нападения орков участились, — говорил Карантир, пока они ехали в сторону заставы. — Пришлось оттянуть сюда и к Вратам большую часть моих воинов, и теперь я понимаю, ради чего всё это было затеяно.

— Из-за нас? — догадалась Халет. — Тот-Кто-Ходит-Во-Тьме не потерпел отказа служить ему, и мы всегда знали, что он ещё придёт за нами… Но я родилась и выросла, а он всё не приходил. Многие уже перестали ждать, но отец говорил нам с Халдаром, что мы должны быть готовы всегда… И мы были готовы. Но недостаточно.

— Это его особый почерк, — мрачно сказал Карантир, — бить в спину, когда меньше всего ждёшь.

Что-то крылось за этими словами, за тенью, омрачившей его лицо, за помертвевшим голосом. Отсветы факелов, лязг оружия и страшное алое зарево… Но Карантир не говорил, а Халет не спрашивала. Для этого пришлось бы заглянуть во тьму слишком далеко.

К заставе подъехали, как и ожидалось, уже в сумерках. Их ждали: эльфы, довольные тем, что через день-два отправятся домой, встретили лорда и сменный дозорный отряд с большим оживлением, а Халет и людей, что она привела с собой, — с вежливым любопытством. Многие халадины, узнав о дозорах на севере, пожелали отправиться туда на помощь эльфам, чтобы и за гостеприимство отблагодарить, и хоть как-то отомстить ненавистным врагам: почти у каждого выжившего орки убили кого-то из родичей или друзей. Слишком многие хотели поквитаться с врагами и их хозяином, а на самой границе защищённых земель сделать это было больше шансов, чем в лагере у подножия почти неприступного замка, куда без целой армии и не сунешься. Халет и сама была бы рада остаться сторожить перевалы и встречать угрозу с севера первой, но не могла оставить новообретённых подданных надолго, потому с ней, как командир десятка самых нетерпеливых будущих дозорных, ехал Элхор. Никогда прежде никто из халадин не работал с эльфами сообща, и спокойный, мудрый не по годам Элхор, как считала Халет, мог справиться с этой задачей лучше, чем кто-либо. Возможно, даже лучше, чем она.

— Отправимся в горы завтра на заре, — сказал Карантир, когда все новоприбывшие расположились за столом в большом обеденном зале форта. — Заступающие на дежурство должны быть готовы… Как и ты, Таэнор, — он остановил тяжёлый взгляд на оруженосце. — Больше опозданий я не потерплю, и если завтра с утра ты не будешь здесь прежде меня — отправишься обратно к отцу.

— Да, мой лорд, — пробормотал Таэнор, низко склонив голову. Карантир, впрочем, больше на него не смотрел, занявшись ужином.

Когда они уже заканчивали, у входа раздались голоса, поднялась какая-то суета — но, как всегда у эльфов, суета упорядоченная.

— Дозорный разъезд вернулся, — пояснил Карантир в ответ на вопросительный взгляд Халет. — Вовремя, я начинал уже беспокоиться…

Дозорный разъезд представлял собой десяток уставших эльфов в чёрно-серой одежде, вооружённых лёгкими мечами и самострелами. Они, поприветствовав лорда и всех новоприбывших, расселись за столом, а их старший, золотоволосый и зеленоглазый, поклонившись, сказал:

— Мой лорд, рад видеть тебя в добром здравии. Говорят, ты привёл нам подкрепление?

— Я лишь привёл вам смену, Лауренаро, как и всегда. А за подкрепление стоит благодарить Халет из племени халадин.

— Тогда благодарю тебя, Халет из племени халадин, — эльф повернулся к ней с вежливым поклоном, она ответила кивком.

— А теперь садись и ешь, Лауренаро, — велел Карантир. — Доклад подождёт, у нас впереди весь вечер.

Вечером собрались в зале у очага: Карантир, Халет, Лауренаро, Элхор и, разумеется, Таэнор.

— Орки на северных границах в последнее время поутихли. Иногда шныряют западнее, близ Врат, но прорываться, как месяц назад, уже не пытаются, — доложил Лауренаро. — От Арагваэнора пришла весть о том, что всё это было только отвлекающим манёвром для того, чтобы заставить нас оттянуть силы с юго-восточной границы.

Карантир кивнул, задумчиво вертя в руках кубок.

— Тех орков перебили всех, но и они успели нанести племенам аданов немалый вред. Уцелевшие под предводительством Халет сейчас разбили лагерь на берегу Хелеворна и будут нашими гостями до весны… А там решим. Многие мужчины племени выразили желание вступить в наши дозорные отряды на временной основе, и я не нашёл причин им в этом препятствовать.

— Я считаю это решение разумным, мой лорд, — ответил Лауренаро, откинув назад волосы, частично заплетённые в сложные косы. Он был явно утомлён, но не пожелал пойти отдыхать, не разобравшись со всеми вопросами.

Расстелив на столе карту горной гряды и вооружившись несколькими резными деревянными фигурками, Лауренаро и Карантир принялись расставлять дозоры. Халет быстро влилась в обсуждение, и в итоге численность, расположение и график дежурств дозорных были составлены и тщательно записаны Таэнором. Элхор писать не умел, но зарисовал всё ему одному понятными схемами.

— И последнее, прежде чем мы разойдёмся, — скатав и убрав карту, Карантир обвёл всех цепким взглядом. — Ни мы, эльдар, ни вы, люди, прежде не работали сообща. У нас разные обычаи и разные пути, но случилось так, что пути эти пересеклись. И сейчас очень важно найти общий язык, потому что мы делаем одно дело и сражаемся с одним врагом. Когда я и госпожа Халет уедем, ты, Лауренаро, и ты, Элхор, останетесь отвечать за ваших бойцов и за то, сумеют ли они поладить друг с другом. Прошу вас помнить, зачем все мы здесь, каковы цели — и какова цена ошибки.

— Мы в большом долгу перед вами и вашим народом, лорд Карантир, — ответил Элхор с неглубоким, но вежливым поклоном. — И нет у нас иных врагов, кроме Того-Кто-Ходит-Во-Тьме. И я, и мои люди принимаем командование Лауренаро с честью и радостью.

— Я же с благодарностью принимаю твою и твоих людей службу, — отозвался Лауренаро так же серьёзно. — То верно — Враг у нас один, и дело общее.

— Что ж, — сказала Халет, — тогда беспокоиться нам не о чем, лорд Карантир. Как сумели поладить мы с тобой — так, я верю, поладят и наши воины.

— Вы сказали, а я услышал, — лорд поднялся из-за стола. — В таком случае — встретимся завтра, подъём за час до рассвета.

Халет выделили личные покои, совсем маленькие и обставленные просто, по-походному, но ей этого хватало с лихвой — даже будучи дочерью вождя, о том, что такое личные покои, она не знала никогда, постоянно деля кров с братом или девушками племени. Лишь после смерти отца у неё появился свой собственный шатёр, в котором не жил никто больше, но радости в том было мало. Она, не задумываясь, обменяла бы это одиночество на живых отца и брата… Но со смертью не поторгуешься.

Первые дни в лагере на берегу Хелеворна Халет даже уснуть толком не могла — так непривычно было лежать в темноте одной, не слыша чужого дыхания, не чувствуя рядом присутствия других людей. Она думала даже попросить кого-то из девушек ночевать с ней в шатре, но так и не сделала этого: вождь не имеет права на слабости, а это была слабость. Потом попривыкла. И всё равно было неуютно. Карантир пытался предложить ей покои в замке — настоящая огромная комната с тяжёлой дверью, с большим окном, в ней не то что жить — пиры давать можно было! Халет стало тоскливо от одной мысли о том, чтобы спать там в одиночестве, хоть и отказалась она по совсем иной причине.

Комната в форте была небольшая и полностью деревянная, что было уже гораздо привычнее. А комната лорда была через стену, и казалось даже, что, если прислушаться, услышишь шаги или дыхание… Что за ерунда, одёрнула себя Халет. Шаги — ещё может быть, а вот дыхание — точно нет, откуда такие мысли? Верно, потому, что не спится… И, всё же, ей казалось, что она слышит — и дыхание, и ровное биение сердца. Закрыв глаза, она постаралась дышать в унисон, и вскоре сама не заметила, как заснула.

Чтобы, кажется, через мгновение проснуться от какого-то шороха за дверью и вскочить, выхватывая из-под подушки кинжал, раньше, чем осознать, что происходит.

— Госпожа Халет, — в дверь очень деликатно постучали. — Мне поручено разбудить вас. Через час в горы отправятся сменные дозоры, сейчас время завтрака.

— Да… — хрипло ответила Халет, отложив кинжал и растерев руками лицо. — Да, благодарю, я сейчас выйду.

Надо же, прошло уже несколько часов, а она и не заметила… За стеной было тихо.

За завтраком все проснулись окончательно: Таэнор всё-таки опоздал, явился в наспех нацепленных доспехах и растрёпанный, и Карантир орал так, что слышали, наверное, даже дозорные на перевалах. Юный эльф стоял, опустив голову, и с вскипающими на глазах слезами просил прощения и заверял, что это в последний раз.

— Разумеется, в последний! — рявкнул Карантир. — В следующий раз — вылетишь со службы быстрее, чем Торондор летит отсюда до Химринга!

Халет спрятала усмешку: она не сомневалась как в том, что это повторится ещё не раз, так и в том, что Карантир свою угрозу не исполнит. Только на её памяти он грозился выгнать оруженосца уже раз пять, но так и не выгнал. Таэнор, впрочем, каждый раз верил и пугался не на шутку, но прилежности его хватало дня на два.

Северные горы в свете восходящего солнца были прекрасны до слёз, но суровой и почти пугающей была эта красота. Север вообще был суров — с его ветрами, горными вершинами, увенчанными белыми шапками снегов, и холодными зимами, а главное — с близостью Тени. Сияющие эльфийские мечи защищали эти земли, но могли ли они защитить души?

И, всё же, этот край до странного подходил тому, кто им правил: Карантир был таким же неулыбчивым и суровым. Но если ты видел его улыбку — равнодушным остаться уже не мог. Счастье, что улыбался он нечасто, больше хмурился. Но Халет нравилось смотреть на него и тогда. И не нравилось, что нравилось. Вот же проклятье…

— Глядите, — воскликнул Элхор, указывая вверх и в сторону.

Халет повернулась и увидела на нависающем над головами плато большого пятнистого горного кота. Сразу несколько эльфов и людей быстро повыхватывали самострелы, кто-то бросился натягивать лук — но кот, заметив первые же движения, взмахнул длинным хвостом и исчез. Несколько разочарованных вздохов раздалось с разных сторон.

— Непросто убить такого кота, — хмыкнула Халет, повернувшись к лорду. — Я вот не смогла ни разу, а мой брат был более удачлив и потом носил его шкуру с гордостью.

— Мой брат тоже охотился на таких, — ответил Карантир, — и ни разу не промахнулся.

— А есть что-нибудь, чего он не умеет? — поинтересовалась Халет.

— О чём ты? — растерялся Карантир. И буркнул сердито: — Он… много чего не умеет, чтобы ты знала.

— По твоим словам он и поёт, и сражается, и придумывает всякие сложные штуки, и вот теперь ещё охотится… Прямо интересно стало его увидеть.

Лорд в ответ издал какой-то странный звук. Выглядел он при этом так, будто старался одновременно не рассмеяться и не выхватить меч в приступе ярости.

— Их шестеро, — ответил он наконец сдавленным голосом.

— Что?

— У меня шестеро братьев, не один.

— ...Шестеро?

— Да!

— Прости, я не знала… значит, охотник, певец, кузнец и воин?

Он молча кивнул.

— А что тогда умеют остальные двое?

— ...Ты о чём? — опасно-вкрадчиво спросил Карантир, помедлив.

— Четверо братьев, о которых ты говорил, умеют что-то лучше других. А оставшиеся двое?

Карантир всё-таки засмеялся, но как-то не слишком весело. Потом лицо его чуть смягчилось, и он ответил:

— Оставшиеся двое… это младшие, близнецы. И умеют они в основном только трепать нервы.

— Ну, тогда всё в порядке, — улыбнулась Халет. — Интересная у тебя, похоже, семья. И большая…

У неё семьи теперь не было совсем. От этой мысли уже привычно кольнуло тоской.

— Они все обещали приехать на Долгую Ночь, так что ты, вероятно, сможешь их увидеть. Но, — хмыкнул он, — не обещаю, что тебе понравится. Мои братья иногда сами себя вынести не способны, что уж говорить о других.

Это ведь не только про его братьев, подумала Халет. Он имеет в виду и себя. Снова вспомнились эти багровые огненные отсветы во тьме и неотступная мысль: лучше не знать. Это было странное, почти детское, неимоверно глупое чувство — пока ты не назовёшь чудовище по имени, оно тебя не увидит.

Наверное, надо больше спать. Халет тряхнула головой, улыбнулась:

— Чем труднее задача, тем интереснее, не так ли, лорд?