lost and wasted

начинается всё с того, что люмин знакомится с дайном (итэру он, блять, не нравится), говорит, что он хороший, и ввязывается в пару дел вместе с ним, улыбается на случайных сэлфи, которые вроде как служат им с итэром способом убедиться, что всё в порядке, шлёт иногда дурацкие шутки. 

а потом пропадает к херам. 

дайн смотрит несчастно, и виновато, и растерянно — что-то очень сильно пошло не по плану. итэру хочется ему эти жалостливые глаза выколоть (люмин-то явно на них повелась. у-у-у сука.) близнецы вообще не то чтобы неразлучные crime partners, но все-таки люмин делает так впервые — исчезает без единого слова, без каких-либо очевидных предпосылок, и возвращаться в скором времени, похоже, не собирается. 

итэр думает: блять, отпуск закончился. 

от дайна удаётся добиться одного: люмин свалила в тейват. зачем? чтобы влезть туда куда не следовало бы. и больше ничего — итэр бы его прирезал (а не просто с ножом у горла постоял, печаль-беда), не будь дайн действительно полезен — с его помощью забраться на теневую сторону тейвата было в десять раз легче. не то чтобы это хоть сколько-то искупает его вину, но всё таки. 

люмин никто не видел и никто не знает — ну ещё бы, кому бы эта диверсантка раньше времени попалась, черт её побери — и, естественно, итэр влипает уже в местные проблемы практически сразу же. с надеждой на то что услуга за услугу, и кто-нибудь всё таки откопает его неугомонную сестру за него (тщетно). 

он в тейватском подполье недавно, но уже знаменитость — это же надо было умудриться заявить о себе спустя всего пару месяцев пребывания на дне общества этого города, да ещё и так громко (в монде ещё долго болтать будут). он маленький и тонкий, выглядит невиннее школьницы, однако в глаза ему теперь мало кто не боится смотреть прямо — свежи воспоминания и ярки преувеличенные байки о его расправе над влезшими во внутренние разборки фавориус неизвестными (да, крови было — говорили, можно было весь собор умыть). 

джинн благодарит его с редкой искренностью в твёрдом взгляде за помощь с клятым «ужасом бури» (огромное — просто невероятное — недопонимание) и обещает помочь, чем может, но она мало что может. главное, чем оборачивается вся эта история — это знакомство с венти (спасибо дайну, итэр сразу знал, кто это такой), но он тоже или ничего не знает, или не хочет сотрудничать — по его хитровыебанным глазам так чётко и не скажешь. одно ясно: он итэру тоже не помощник. 

зато через венти итэр знакомится с чжун ли (китайский дон на пенсии, боже ты мой, с кем только не приходится иметь дело), а дальше и с верхушкой китайской фракции — удивительно, они тоже ни сном, ни духом. этот невероятный персонаж связывает итэра с тартальей — большая, блять, просто огромная ошибка — и этот рыжий богатый ублюдок только смеётся ему в лицо, говоря, что у люмин железная хватка и он бы не отказался повторно оказаться размазанным ею по полу (очевидно, драка закончилась чем-то гораздо более горячим, но итэр очень не хочет знать подробности личной жизни его сестры — у неё всё ещё отвратительный вкус), а ещё не отказался бы таким же образом померяться силами с братом «этой горячей штучки». итэру больших усилий стоит удержать вежливую улыбку на лице и не поддаться на провокацию — тарталья только этого и ждёт. и нет, спасибо, не для тебя косу растил, подержаться за неё не дам, заткнись и спасибо за ничего, ну ладно — почти ничего. 

а ещё тарталья, оказывается, из северного. и он в курсе, что люмин спуталась с теми, с кем вообще лучше даже не встречаться. местные зовут их бездниками, хотя у них какое-то там пафосное название, начинающееся с «орден...». итэру плевать, он их заочно не уважает и название запоминать не собирается — бездники, так бездники. пусть люмин с ними якшается, раз ей так хочется. главное, чтобы цела осталась. и найти её в конце концов. 

из рыжего удаётся выжать еще то, что дела этих орденовцев давние, сверхсекретные и почти все группировки так или иначе в этом всём повязаны. ну и ладно. он местные проблемы (ха) не подписывался разрешать. ценой информации становится спарринг — почти перешедший в настоящее сражение, потому что тарталья и правда двинутый — но итэр бы не выжил на их с люмин родине, если бы умел проигрывать. 

такое правило: ты или лучший, или мёртвый. близнецы выучили его даже слишком хорошо. 

поэтому итэр и не торопится слишком сильно — он доверяет сестре, доверяет её силе. знает: люмин не пропадёт. однако исчезать без предупреждения? миссией становится найти её и вывалять в драке по земле, напомнить, что они семья, а значит друг перед другом ответственны — хотя бы в том, чтобы отчитываться о том, что живы. и какая блажь ударила дражайшей сестренке в голову так, что она об этом забыла? хороший вопрос. 

возвращаясь к теме бездников, итэру очевидно — это не та организация, в которую можно влететь просто так. это не те люди, о которых информацию можно достать так просто. поэтому набирается терпения и смирения с тем, что придётся задержаться в тейвате подольше. ну и — с тем, как местные почти радушно (что в отношении преступных организаций даже пугающе) принимают его в свои круга, поручают ему разбираться с их давними проблемами и не стесняются добавлять новых — ему и тут будет почти что даже интересно. 

совсем чуть-чуть. 

немножко. 

может, дайну стоит сказать спасибо за то, что разнообразил таким образом его досуг, пусть и насильно. конечно, только после того, как люмин хотя бы как-нибудь с ним свяжется. 

а пока итэр осваивается в новом городе — заводит ещё множество знакомств, опасных, не очень и просто безумно да, углубляет дружбу с теми, с кем уже связывался, гоняясь за любыми намёками на присутствие здесь люмин, рассматривает местные достопримечательности и больше узнаёт о расстановке сил среди группировок. 

больше всего, как ни странно, помощи находит у боссов — как действующих, так и отошедших от дел, но всё также будто всезнающих. с чжунли, например, очень приятно на досуге пить традиционный чай и разговаривать об истории — и всемирной, и местной. даже странно, что итэру доверяют так много, но если так подумать, он в этом городе — третья сторона, незаинтересованная и беспристрастная — и, может быть, слухи о дуэте близнецов, а главным образом — об их родине — долетели и до властвующих в тейвате. а в монде он бывает чаще всего — играет в шахматы с джинн, обсуждает классику с иногда заходящей к ней в кабинет лизой, обменивается ничего не значащим флиртом с тёмной лошадкой кэйей и долгими вечерами сидит в баре дилюка (всё ещё мечтая наложить руки на его информационную сеть, но получить доверие дилюка — та ещё задача), собирая сплетни и слухи в надежде узнать что-то конкретное о местонахождении сестры или хотя бы о том, какие у неё планы. 

и, конечно, где бар, там и венти — первый, кто итэра действительно заинтересовал на новом месте. 

улыбчивый, неуклюжий с виду, мальчишка-мальчишкой; с его-то детскими косичками-заколочками и любовью к дурацким шортам. в венти не заподозрить ни пристрастия к алкоголю, ни непостижимую стойкость к нему же; не заподозрить и того проворства и некоторого даже высокомерия, с которым он ускользает от вышибал баров, в очередной раз не заплатив. венти хранит тайн больше, чем навевающая жуть глава синдиката баал (он отзывался о ней как о ворчливой и скучной зануде) и управляется с любым огнестрельным едва ли не ловчее, чем на голову двинутый тарталья из северного района со своими кинжалами. 

бывший король преступного мира в монде, венти убивает с лёгкой улыбкой, но предпочитает всё же не пачкать лишний раз руки кровью. человек с феноменальной меткостью — и ужасно тёплым заразительным смехом, человек со страшным прошлым, отошедший от дел (насколько это возможно) и слившийся с толпой гражданских обывателей. 

итэр и правда поначалу не видит ни намека на его прошлую деятельность, но глаза — глаза выдают. был бы он моложе, неопытнее, слабее — никогда бы не догадался. 

но венти очевидно слишком интересный, слишком выбивается из серой массы, слишком внимательно смотрит — и взгляд его похож на оружейные дула — широкие зрачки и холодная глубина. 

они долго разговаривают в первую встречу — болтают ни о чем, ни слова о важном, но именно тогда глаза венти загораются чем-то иным, облесками заинтересованности, не заметной в его общении с остальными. итэр точно не знает, что именно венти в нём углядел, но именно благодаря нему итэр смог так легко наладить контакт с важными шишками города. дайн связал его с самим подпольем, но венти — венти провёл его дальше. и точно было неясно, зачем. сначала итэр думал, что ему что-то нужно, что потом за эту бесценную услугу с него потребуют оплату — и просчитывал риски, думал, чем готов отдать долг, как вывернуться, если запросят слишком много. но в итоге венти так ничего и не попросил. жутко и неправильно, наверное, но итэр знает, где необходимо отбросить пустую паранойю. понимает, что внезапная щедрость обязана была простой прихоти. и отказываться от выражения симпатии от такого человека — и невыгодно, и незачем. принцип «бери, пока дают» не раз спасал ему жизнь. 

поэтому протянутую руку не отвергает. а затем и сам ищет встреч. интерес венти отзывается взаимностью — итэр испытывает жгучий соблазн узнать о нём больше, дальше простого знакомства, глубже приятной дружбы, какая только возможна между членами подпольного мира.

вечера скрашивает чужой звонкий голос, весёлые улыбки и лёгкость разговоров — и больше всего итэру нравится то, что этот дружелюбный и солнечный человек в любую минуту может обратить мягкую улыбку в острый-пугающий оскал, нежное касание узкой ладони — в смертельную хватку. это до глубины души будоражит и горячит. 

венти разводит его на коктейли, а потом и на грязные-тягучие поцелуи за углом бара — тень скрадывает его лицо, но бликов в зрачках от вывесок по другую сторону дороги итэру хватает. ладони сминают ткань чужих шорт, большими пальцами залезая под неё — кожа там мягкая и горячая (может быть, всё дело в замёрзших руках). венти смеётся в поцелуй и задирает итэру футболку — наглее и смелее всех, кто у итэра был. мышцы пресса от холодного воздуха рефлекторно напрягаются, и прикосновения чужих пальцев будто обжигают. жар распространяется по телу волнами, приятными и щекотящими нервы. итэр прижимает венти к стене почти грубо, вжимается в него, целует губы-челюсть-шею-плечи, слыша тяжёлое дыхание и улыбку в высоком голосе. почему-то сейчас хочется быть нетерпеливым и настойчивым до крайности, и венти позволяет ему это. только цепляется больно за волосы, сжимает отливающие золотом пряди в ладони, тянет непроизвольно, когда итэр впервые кусает — след остаётся ярким и чётким на фарфоровой коже. стонет не смущаясь — громко и красиво, его певучий голос переливается нотами, как музыка, лучшая мелодия, что итэр слышал. его открытость и поверхностная искренность — в симпатиях, чувствах и ощущениях — привлекает больше всего. 

дорога до его маленькой квартирки — временного убежища — длится так мало и так долго одновременно. 

рассматривать венти распластанным на кровати, а не в полумраке улицы, гораздо удобнее, как и распутывать все застёжки на его мудреном наряде — странный же у него вкус. но каждый открывающийся сантиметр тонкой светлой кожи стоит мучений со шнуровками и остальным. только распахнутую рубашку итэр оставляет, не находя в себе терпения позволить венти выбраться из-под него и сбросить её — лишь бесконечно целует везде, от уже знакомых губ до беспорядочных касаний живота и бедренных косточек. 

венти вцепляется ему в плечи до боли, когда итэр спускает его шорты вниз и оставляет укус на внутренней стороне бедра — так близко к паху, что венти шипит от переизбытка чувств. шипит, а затем так мелодично стонет, что у итэра расплавляются остатки связных мыслей. 

венти просит положить ладонь ему на горло — отчаянная нота в его голосе ошпаривает итэру внутренности, словно кипятком. кровь бурлит в венах, распаленная чужой открытостью и внешней обманчивой покорностью, а ещё больше — непрерывным ощущением опасности. с венти играть чревато, но итэр всё равно пробует — и кто знает, может сегодня он наконец победит. 

беззащитная горячая-нежная кожа горла под его пальцами пульсирует кровотоком, каждый удар сердца чувствуется подушечками так ярко и возмутительно соблазняюще. у человека нет инстинктов, но что-то отдалённо хищное и первобытное просыпается в итэре — эту шею так и хочется перекусить, пустить на язык свежую кровь, вдохнуть её тяжелый, душный металлический запах и согреть руки в её живой теплоте. вместо этого итэр только сжимает пальцы сильнее, глядя в чужие — оружейные дула — расширенные зрачки и добивается задушенного вскрика. неудовлетворение рвёт и скулит где-то под желудком, но это только заставляет улыбнуться шире — растянуть губы в оскал. и то, что венти так откровенно наслаждается отсутствием контроля добавляет масло в огонь. 

власть — одно из любимых итэром чувств. власть пьянит и возбуждает. и секс — не исключение. 

и перед тем, как эта ночь закончится, что-то внутри итэра подсказывает ему, что теперь власть конкретно над венти — таким опасным и открытым одновременно — его любимая. 

утром солнце оранжевым заполняет маленькую спальню, яркими бликами играя на распущенных волосах венти — тот сидит на подоконнике, свесив худые ноги в распахнутое окно и молча курит. итэр жмурится и усаживается рядом, только ногами вовнутрь. с улицы тянет холодом, но жаловаться не хочется. ветер треплет венти кудрявые от косичек пряди — итэру сложно оторвать взгляд. тонкие запястья и держащие сигарету пальцы — красивое, полное неочевидного соблазна зрелище. итэр выхватывает сигарету из чужих рук, обращая внимание на себя, и затягивается сам, глядя в бирюзовые глаза. а дым выпускает уже в чужой рот. 

поцелуй отдаёт в этот раз горечью и прохладой. итэру нравится. 

телефон вибрирует сообщением. он не глядя тянется за ним рукой, не отрываясь от венти. только спустя несколько секунд смотрит на экран. 

и — да ладно. неужели. 

безмолвный на протяжении нескольких месяцев чат загорается уведомлением. 

lumin: *прикрепленное изображение* че как, братец?