Три месяца спустя

Вирджиния — Аппалачи

Если честно, он, вероятно, должен был это предвидеть. Последние три месяца всё шло слишком хорошо, слишком спокойно. Они решили двинуться дальше на восток, в горы, потому что всего через несколько дней после того, как Микки отпустил в первый раз, в два часа ночи раздался отчаянный звонок от Липа.

Оборотни приглядывали друг за другом, они были тесно связаны. Почти так же дела обстояли и у Ведьмовского рода — во всяком случае, они держали связь, но были гораздо менее лояльны; говоря откровенно, Ведьмы были мелкими, разносящими сплетни пакостниками.

Йен остолбенел, слушая объяснения Липа о том, что ему удалось разнюхать. У Терри были не только Оборотни, следящие за Микки, он был связан ещё и с некоторыми проклятыми Ведьмами. Так что, естественно, он узнал их местоположение и планировал наведаться в Огайо, чтобы воссоединиться со своими детьми.

Поэтому они в спешке покинули Стоунфокс. Слава богу, теперь у них был пикап, который вместил все их пожитки: матрасы, сумки с одеждой и прочее, чем они успели обзавестись. Не прошло и часа, как они исчезли. Никаких следов. В этот раз они решили отправиться в какое-нибудь более укромное место, подальше от любопытных глаз.

Они раздобыли подержанный домик на колёсах, который прицепили к пикапу. Внутри имелась большая двуспальная кровать, занимающая большую часть пространства, туалет да маленькая кухонька со столиком и стульями — ничего больше. Ужасно тесно, плюс требовалась основательная уборка, но им было необходимо где-то жить.

Три месяца прошли относительно спокойно. Да, было нелегко, но такой образ жизни позволял не высовываться, а это главное. Они забрались далеко в горы — ни одного города поблизости, просто... посреди проклятого нигде. Это само по себе было тяжело. Чтобы купить продукты или добраться до работы, ехать нужно было почти час. Они устроились с частичной занятостью, чтобы как можно меньше общаться с другими людьми, и организовали всё так, чтобы работать в одни и те же дни примерно в одно и то же время, выбираясь в город вместе и вместе проводя свободное время.

Ну, и делить одну постель с Микки и Мэнди... было далеко от идеала. Временами это действительно подбешивало, но им пришлось смириться. Взрослая жизнь, и всё такое. (В первую ночь это было напряжённо и неловко, а затем Мэнди сказала: «Ну, не совсем так я представляла себе свой первый раз в постели с двумя парнями», после чего они смеялись добрых пять минут.)

Так что Йен и Микки частенько сбегали в лес вечерами, чтобы потрахаться. По утрам Йену постоянно хотелось перевернуться на другой бок и устроиться между ног Микки, прижаться к нему и потереться своим стояком в полусне, как происходит у всяких нормальных парочек. Не то чтобы такое положение вещей угрожало их отношениям, но в любом случае было нелегко. Очевидно, что и Мэнди не была в восторге от всего этого.

С другой стороны, по ночам они чувствовали себя в безопасности, будучи вместе. Сон между двумя тёплыми уютными телами Оборотней должен был быть самым страшным кошмаром для Ведьмака. Но Мэнди была его лучшей подругой. А Микки был его якорем. Можно было и потерпеть какое-то время.

Это было непросто, но они были в порядке. В течение трёх месяцев.

А потом всё изменилось.

Так неожиданно и внезапно, что Йен едва понял, что происходит, пока не стало почти слишком поздно.

Может быть, где-то около двух или трёх часов ночи, когда Йен лежал, свернувшись калачиком между Оборотнями, прижавшись к спине Микки, а Мэнди в свою очередь притиснулась к нему сзади, потому что на улице было довольно холодно, и у них не было обогревателя. (Наверное, это выглядело странно, да и пофиг. И без того спать втроём было странно, но какие ещё у них были варианты в такую холодрыгу?)

Мэнди проснулась первой, услышав тихий шорох за пределами кэмпера. Она осторожно разбудила Микки и Йена, прижав ладони к их ртам, чтобы они не шумели. Йен силился проснуться, быстро моргая, едва ли способный видеть в темноте, не понимая, что, чёрт возьми, происходит и с какого перепугу Мэнди растолкала их, когда на работу вставать только через несколько часов.

Он не обратил внимания на молчаливый разговор Мэнди и Микки. Он спал как убитый и всё ещё чувствовал себя чертовски уставшим. Но тут он тоже услышал звук, и волосы у него на затылке встали дыбом.

Дверь фургона открылась с негромким скрипом, медленно, будто кто-то старался вести себя как можно тише. Сердце Йена колотилось в груди, кровь стучала в ушах, когда он сел в постели, несколько раз моргнув, пытаясь сфокусировать взгляд и понять, что же, мать его, творится.

И всё произошло так быстро. Так чертовски быстро.

Микки потянулся за пистолетом, который держал под кроватью. Мэнди вцепилась в плечо Йена; он чувствовал, как она дрожит от страха, потому что все они точно знали, кто проник в трейлер. Они знали, что сейчас произойдёт.

Всё случилось за две секунды. Может, за пять. Йен не был уверен, всё было как в тумане.

Дверь распахнулась настежь. Грубый сердитый голос Терри прорезал темноту. У Мэнди перехватило дыхание. Микки взвёл курок револьвера. Тело Йена потеплело и наполнилось энергией, когда он поднял руку и применил свою силу, заставляя Терри отлететь к передней части фургона.

— Бегите! — прошипел он Микки и Мэнди, удерживая Терри там, где тот приземлился.

— Вот именно! — взревел Терри. — Обокрали меня, бляди, так что лучше бегите!

Глаза Йена застлала красная пелена, когда он поднялся с кровати и удерживал Терри, чтобы тот не последовал за Микки и Мэнди. Его пальцы болезненно сжимались от воспоминаний о всех тех ужасных вещах, которые Терри делал с Мэнди, своей дочерью, которую должен был любить и защищать. А вместо этого подвёл её во всех мыслимых проклятых вещах. Он причинил ей боль. Он травмировал её. Снова и снова.

Он знал, гнев опасен, когда кто-то находится в твоих руках. Он знал, это забирает частичку доброты, частичку Света. Но ему было плевать. Он стиснул кулак, сжал челюсти, сосредоточился на Терри, сгорбившемся на полу фургона, и ухмыльнулся, наблюдая, как тот корчится и кричит, закатывая глаза и задыхаясь.

Он хрипел, и это звучало так, будто он пытался дышать с осколками стекла в горле, и Йен надеялся, что так оно и было. Так ему и надо за то, что обидел Мэнди. За то, что угрожал Микки: за стресс, через который он заставил его пройти, за жестокое обращение, за то, что заставил Микки притворяться тем, кем он не был, только чтобы задобрить его. Терри был грёбаным монстром.

Йен почувствовал тупую пульсацию в голове, но проигнорировал её, продолжая буравить Терри разъярённым взглядом. Фургон затрясся, жар окатил его с головы до ног. Он зловеще улыбнулся, захваченный моментом и силой всего происходящего, когда глаза Терри закатились, и тот закричал, как трусливая сучка.

— Йен! — Микки схватил его за руку и потащил через дверь фургона. — Йен, у тебя кровь идёт. Ты убьёшь себя, прекрати!

Хватка ослабла, у Йена звенело в ушах, и сердце бешено колотилось; внезапно его движения замедлились, он обмяк, не в состоянии сосредоточиться ни на чём, кроме открытой двери. Время будто застыло и растянулось — его зрение затуманилось, когда он ошеломлённо огляделся вокруг. Он был на грани того, чтобы потерять контроль. Проклятье.

Всё вокруг было приглушённым — крики, звуки леса, его собственное дыхание. Спотыкаясь, он пятился от фургона вместе с Микки и Мэнди, затерявшись в море без якоря, мысленно плывя по течению. Что случилось? Дышать было тяжело, в горле пересохло, нос заложило, лицо было мокрым — точно, он же истекал кровью. Йен даже не успел поднести руку к верхней губе, чтобы утереться, как что-то набросилось на него сверху и повалило на холодную твёрдую землю.

Это было похоже на столкновение с грузовиком: воздух вышибло из лёгких, он не успел прикрыть лицо, и кулак Терри врезался прямо в его челюсть. Он не мог сделать вдох, не мог даже оказать чёртово сопротивление, чтобы защититься. Потеряв контроль над своим собственным телом, он просто лежал и принимал удары.

Терри ударил его три или четыре раза (а может, и больше, трудно было сказать), Йен смутно почувствовал, как тот отталкивает Микки и Мэнди, пытающихся его остановить. Было столько звуков, доносящихся словно издалека, и, хотя Йен знал, что всё произошло в течение, вероятно, секунд десяти, максимум пятнадцати, казалось, что это продолжалось несколько часов.

С последним ударом всё побелело, он почувствовал боль повсюду, наконец ощутив последствия избиения. Но он всё ещё был дезориентирован и не мог понять, что происходит, был не в состоянии сконцентрироваться. Помимо того, что его избил матёрый Оборотень, Йен потратил слишком много энергии на Терри, позволив своему телу выплеснуть всю ненависть и гнев на этого человека, так что теперь был чертовски бесполезен.

Смутно он слышал приглушённый крик Микки и рычание: «Отвали от него!» Почувствовал, как массивное тело наконец оторвали от него — или оттолкнули, или отволокли. В одну секунду Терри был на нём, а в следующую исчез.

Йен перекатился на бок, в горле запершило, он начал кашлять и хватать ртом воздух, чувствуя, что его куда-то тянут. Сухие листья шевелились под ним на холодной земле, и Йен моргнул, пытаясь сосредоточиться, слыша отчётливые звуки ударов кулаков о плоть.

— Йен! — отчаянный, встревоженный голос Мэнди вернул его в реальность, звуки и осознание происходящего обрушились на него. Она обхватила его лицо, такой испуганной он никогда её не видел. — Оставайся здесь, хорошо? Не шевелись.

Он кивнул, приходя в себя, гораздо меньше сосредотачиваясь на боли, которую ощущал, и больше беспокоясь о том, где Микки и что происходит.

— Мик? Г-где Мик?

Йен не был уверен, когда это произошло, но Мэнди рядом больше не было. Она подняла что-то с земли и подошла туда, где Терри избивал Микки точно так же, как до этого он колотил Йена.

Это было отрезвляющее зрелище. Терри навис над Микки, подняв кулак в воздух, Микки обмяк, но всё ещё пытался вырваться. Лица обоих были вымазаны в крови, и Йен понятия не имел, чья она, Микки или его отца.

Нет, нет, нет и нет! Йен мог поклясться, что его сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда он увидел Микки таким. Его тело запротестовало, когда он подался вперёд, пытаясь добраться до Микки. Он должен был помочь ему, а не просто сидеть без дела. Ему хотелось заорать, но губы отказывались повиноваться.

— Эй! — крикнула Мэнди, привлекая внимание Терри.

Блестящий пистолет в её руке, направленный прямо в голову отца, эффектно остановил драку. Йен проигнорировал протесты своего тела и боль, растекающуюся повсюду, и вскочил на ноги. Спотыкаясь, он направился прямиком к своей лучшей подруге.

— Отпусти его, — прорычала Мэнди отцу. Её глаза вспыхнули янтарём, и Йен не был уверен, видел ли он когда-нибудь более твёрдую руку, чем та, что сейчас держала пистолет.

Терри тяжело дышал, откинувшись назад, чтобы позволить Микки встать. Его глаза были такими же, как у Мэнди, пылающими от ярости.

— Ты собираешься выстрелить в меня, девочка?

Мэнди взвела курок, и щелчок прорезал мёртвую тишину. Её глаза были остекленевшими от слёз, а взгляд — твёрдым, как сталь.

— Я ждала этого десять лет, сукин ты сын.

══════ஜ▲ஜ══════

Прошло пять дней, прежде чем Мэнди наконец заговорила.

— Надо начинать сначала, — сказала она где-то в Алабаме, положив голову на плечо Микки, пока Йен сидел за баранкой. — Просто отправиться куда-нибудь и начать всё сначала.

Так они и сделали.

Они не стали возвращаться в Саутсайд: он больше не казался домом, да после того, что случилось в горах, они и не могли вернуться. Они ночевали в захудалых отелях и ели дерьмовую еду в закусочных, теснились в этом паршивеньком пикапе со всеми своими скудными пожитками и прицепом, тащившимся за ними...

══════ஜ▲ஜ══════

С тех пор прошёл год. Они всё ещё не говорят о той ночи. Они не говорят о том, как Микки и Йен, побитые и окровавленные, пытались убедить Мэнди, что она не хочет нести на себе бремя отнятой жизни.

Они не говорят о том, как Мэнди кричала на молчаливого Терри, тыча пистолетом ему в лицо, с силой прижимая дуло к виску. Они не говорят о том, как она рыдала сквозь крики, как всё остальное в мире казалось таким незначительным, и как в глубине души Йен и Микки знали, что она была первой претенденткой в очереди на право пустить пулю в голову этого человека.

Они не говорят о том, что им следовало связать Терри и вызвать того единственного человека, с которым ни один Оборотень никогда не хотел бы встретиться лицом к лицу, потому что это всегда, всегда заканчивалось смертью. Надо было так и сделать, это был бы правильный выбор. Но они этого не сделали.

Они не говорят о резком щелчке выстрела. Как сильно Мэнди затряслась, когда выронила пистолет и повалилась боком в объятия Йена, как Микки был рядом с ними. Как они в ужасе смотрели на безжизненное, истекающее кровью тело Терри целый час, испуганно прижимаясь друг к другу.

И они не говорят о глубокой могиле посреди Аппалачей, где под грудой тяжёлых камней и слоем грязи лежит то, о чём они хранят молчание.

Они не говорят о той ночи, когда повзрослели.

══════ஜ▲ஜ══════

Застонав, Йен прижимается лбом к входной двери своей квартиры и вставляет ключ в замочную скважину. Пятничные вечера — отстой. Обслуживание столиков в ресторане, в который он никогда даже не мечтал попасть, не говоря уже о том, чтобы работать там. Но в хороших ресторанах и еда дорогая, а где дорогая еда, там и счета внушительные, а значит, обычно приличные чаевые. Так что Йен мог сколько угодно проклинать это место, но в конце дня он был, как правило, охуенно доволен.

В квартире темно и тихо. Он осторожно запирает за собой дверь, сбрасывает обувь, снимает куртку и проходит на кухню. Светящиеся зелёные цифры на микроволновке показывают половину первого, а значит, Микки, скорее всего, уже спит. У него длинные рабочие смены на этой неделе, так что он ложится довольно рано.

Йен берёт бутылку воды из холодильника, прислоняется к кухонному столу и делает несколько больших глотков, радуясь потоку прохладной воды. Он прижимает бутылку ко лбу и тяжело вздыхает, закрыв глаза.

В конце концов, они остановились в Солт-Лейк-Сити. Микки уже почти год работает в строительной компании. Хорошая зарплата, отгулы, когда нужно, потому что он стал своего рода ценным кадром из-за своей способности продолжать работать, когда другие (нормальные) работники уставали, — настолько ценным, насколько может быть простой рабочий. Это очень удобно, когда Микки нужно взять выходной после оборота.

Мэнди работает на ресепшн в салоне красоты. Она не в восторге, но это лучше, чем дерьмовые забегаловки. Кроме того, большую часть дня она сидит без дела, а ещё может постричься бесплатно. Но ей трудно найти общий язык с коллегами, и она постоянно говорит о поиске новой работы. Теперь она может себе это позволить. Это удобство, за которое они все благодарны... Варианты выбора, свобода.

В целом было не так уж трудно наладить ту жизнь, что они ведут сейчас. В течение нескольких месяцев они отсиживались в гостиничном номере, пока не нашли нормальную работу и не сняли жильё. С этим оказалось сложнее, чем в Стоунфоксе. Что странно, ведь в крупном городе, казалось бы, дела должны были обстоять проще. Но работодатели не нанимали кого попало. Кому попало не сдавали квартиры в жилых комплексах. А они были тремя юными беглецами из Саутсайда с минимальным опытом работы и отсутствием высшего образования.

Они провели два месяца в отеле, берясь за любую работу, которую только могли найти. Они пахали без выходных, пытаясь строить планы и понять, как, чёрт возьми, им дальше жить. Это было утомительно, они ссорились из-за любой фигни, живя в тесноте, они расстраивались и проклинали друг друга. Но каким-то чудом они не сдались и не разошлись. Честно говоря, это, вероятно, сблизило их больше, чем что-либо другое.

Год спустя они живут в приличной квартире с двумя спальнями, у каждого есть работа, и Мэнди даже начала бегать по свиданиям, наконец решив заняться устройством своей личной жизни.

Мэнди и Йен около шести месяцев назад экстерном получили аттестаты об окончании школы и всё ещё пытаются заставить Микки сделать то же самое, но, к сожалению, он не видит в этом смысла, так как у него уже есть работа с хорошей зарплатой. Он упрям в этом вопросе, и Бог свидетель, Микки Милкович может стоять на своём до посинения.

— Привет, — мягкий голос Мэнди отвлекает Йена от его мыслей. На ней безразмерная футболка, вероятно, надетая прямо на голое тело, волосы растрёпаны.

Йен ухмыляется ей, наблюдая, как она достаёт бутылку воды из холодильника.

— У тебя кто-то остался на ночь?

Мэнди пихает его локтем, подавив смешок.

— Тс-с.

Она пережила очень тяжёлые времена после того, о чём они не говорят. Она могла молчать целыми днями, отказываться от еды, запираться в ванной и плакать. Йен и Микки делали всё возможное, чтобы утешить её, но, честно говоря, в основном это падало на плечи Йена. Микки просто не знал, как заставить младшую сестру чувствовать себя лучше, как бы сильно он этого ни хотел. Но он пытался, о большем и нельзя было просить.

Прошёл год, и она больше похожа на себя, чем когда-либо. Она в порядке. Йен знает, она всё ещё думает о случившемся и о причине, по которой сделала то, что сделала. Но они больше не говорят об этом. Не о чем больше говорить. Однако Мэнди выжила, и, хотя её раны, вероятно, никогда полностью не затянутся, она всё равно будет продолжать двигаться вперёд. Она стала чаще улыбаться, и прямо сейчас всё её лицо светится от улыбки

Они расходятся, каждый идёт в свою спальню, где их кто-то ждёт. Ну, кто-то ждёт Мэнди, Йену же достаётся неподвижная куча, растянувшаяся посреди грёбаной кровати, тяжело сопящая и, вероятно, пускающая слюни. Микки такой милый.

Йен раздевается до трусов и забирается в их с Микки постель, осторожно перемещая руку Оборотня так, чтобы прижаться к нему ближе. Микки тёплый, сочетание жёсткого под мягким, и Йен любит его — любит так сильно.

Микки ворчит, едва проснувшись, чтобы сдвинуться и обхватить Йена рукой, мозолистые пальцы слегка касаются середины спины, очерчивая небольшие круги, заставляя Йена одобрительно загудеть и практически растаять на простынях. Он наклоняется, чтобы прижаться своими губами к мягким губам сонного Микки.

— Привет, детка, — шепчет Йен, не ожидая ответа, но Микки снова ворчит.

Потеревшись носом о нос Микки, Йен обхватывает Оборотня рукой и скользит пальцами по его спине, закрывает глаза и позволяет себе расслабиться.

Учитывая все обстоятельства... он счастливее, чем когда-либо, теперь у него есть маленькая семья, люди, с которыми он держится рядом и делится всем. И теперь он точно знает, что именно здесь он должен был находиться всё это время.