По поместью ходят слухи.

      Господин Тэхён из дворовых. Господин Тэхён — кумихо, сожравший печень прежнего мужа и соблазнивший господина.

      По поместью ходят слухи.

      Господин Чон ума лишился от любви после права первой ночи и увёл господина Тэхёна у мужа, даже порченным взял.

      Многие в поместье мечтают господина Чона освободить и омегу подложить, да только кумихо проклятый глаз не сводит.

      — Примите невесту, хозяин, — в поклоне сгибается в традиционных одеждах мужик.

      — Ваш дар не принимаю, — заученно звучит господин.

      А рядом с ним по левое плечо стоит омега с надменной линией бровей, горделивой осанкой и скучающим взглядом. Лисица крепко господина держит и не отдаст, сколько ни ходи. И господин не смотрит на прекрасный несорванный цветок подле ног, а смотрит лишь на лисицу, и в глазах огонь горит.

***

      Тэхён садится за трюмо, нагибается к зеркалу и сосредоточенно возится с застёжкой круглой серёжки. Замок крепкий, не разогнуть, а нежная мочка уха краснеет, истерзанная, пока наконец не освобождается. Тэхён принимается за вторую и справляется в мгновение. В дверь стучат дважды.

      — Входите.

      В зеркале появляется отражение ухмыляющегося Чонгука. Тэхён вздыхает, не обращая внимания, и со звоном кладёт украшения в шкатулку.

      — Неужели я видел сегодня ревность? — ладони Чонгука опускаются на плечи.

      — Скорее раздражение. Сколько еще они будут ходить?

      — Переучить трудно, столько ненужных волнений.

      — Ты слишком мягок.

      — Это ведь нисколько не испортит наших отношений, к тому же я против варварства. — Рука Чонгука портит прическу. Тэхён скептически приподнимает бровь. — Против, если варварство не касается тебя. Почему это вдруг так взволновало? Разве ты не самый уверенный в себе человек?

      — Твоя тётушка пошатнула мою уверенность, — Тэхён отклоняется ниже, а Чонгук прижимается плотнее, предоставляя себя во владение уставшей спины. — Я поперхнулся, а она так на меня посмотрела, будто я вилкой суп начал есть.

      — Что ж, она всегда склонна драматизировать, когда дело касается омег.

      — Скорее дело в моем происхождении.

      — Как хорошо, что оно ничего не значит для меня.

      С мягкой теплотой улыбнувшись, Тэхён ловит в отражении сверкающие обожанием глаза и поднимается. Не делая ни шагу назад, Чонгук ловит его в объятья, мягко мажет поцелуем по щеке и любуется спокойствием лица. Как жаль, что такого довольного, разомлевшего Тэхёна придётся расстроить, но пока их губы находят друг друга, сталкиваются, и Чонгук ловит себя на мысли, что скорее солнце перестанет гореть в небе, чем угаснут его чувства.

      — Господин Пак приглашает нас на костюмированный вечер, — бормочет он в надежде, что Тэхён и не услышит.

      — М-м... Что? — губы опаляет холодом. Тэхён совсем отстраняется.

      — Чем пышнее наряд, тем лучше. Думаю, стоит заказать у портного жабо.

      — Господин Пак? Ты ведь не принял приглашение?

      — А для тебя тиара, инкрустированная изумрудом, что скажешь?

      — Скажу, что ни на один миг я не хочу находиться на вечере Пака, — выпаливает Тэхён и совсем высвобождается из объятий, скрещивает руки и ускользает к окну.

      Мысленно Чонгук вздыхает очень глубоко и выдыхает с огнём дракона. Господина Пака Тэхён не терпит ещё больше, чем тётушку.

      — К нему приглашён весь свет, мой принц. — Чонгук подходит ближе, цепляясь за талию и укладывая подбородок на плечо. — И, конечно, там будет много художников. Разве ты не хотел познакомиться с... кажется, я слышал что-то об известном мастере Ли.

      Полтора года назад Тэхён занимался оформлением сада для пары господ из столицы. Они были приятелями тётушки Чон, и хоть Тэхёна она не жаловала, не могла отрицать, что он проделал большую работу, самостоятельно занявшись поместьем. Особенно притягательным был сад. Так что неприязни пришлось подвинуться, оставив местечко для хвастовства. Иными словами, тётушка уговорила устроить небольшой приём для своих, сославшись на то, что нехорошо затворничать и прятаться и что прилично показать новый дом. Глаза Тэхёна горели от похвалы, и этого Чонгуку было достаточно для того, чтобы впоследствии отпустить его одного в столицу на пару недель к тем самым господам. И пусть знаний Тэхёну недоставало, он действительно увлёкся, сотворив прекрасное. Столько нерастраченного таланта хранила его душа, и сколько бы в нём было похоронено, останься он крепостным.

      Так вот, вдохновение Тэхён черпал в иллюстрированной книге мастера Ли, и Чонгук точно знал, на что давить.

      — Так что насчёт тиары?

      — Без изумрудов, и ты нацепишь на свое жабо ту вычурную брошь, подаренную кузеном.

      Тэхён привык к новой жизни и ни за что не вернулся бы в прошлое. Тётя Чонгука была малой платой — она всего лишь появлялась хотя бы раз в два месяца, чтобы напомнить Тэхёну, кто он и насколько не образован. Чонгук в такие моменты всегда был слишком далеко, чтобы защитить свою омегу, но и Тэхён был не беспомощным: он не нуждался в покровительстве и был способен осадить тётушку Чон. Тихая бойня без жертв не приносила большого дискомфорта, просто копила раздражение, выплескиваемое на охоте, куда время от времени приглашали Чонгука. Охоту Тэхён не любил, а вот лук — ещё один случайно раскрытый талант — держал уверенно, попадая в развешанные специально для него мишени на деревьях в лесу.

      И именно в один из дней охоты, где собирались все близживущие господа, появился Пак Чимин.

      — Развлечение для хрупких мужчин, — были его первые слова, даже не обращенные к Тэхёну, но бывшие о нём, стоявшем на расстоянии метра. Всё бы ничего, если бы не снисходительно презрительный взгляд, которым сверху донизу с оценкой окинул Тэхёна Пак Чимин.

      Надменный повеса, отвратительный сплетник, распускающий слухи, подхалим и льстец, господин Пак перебрался в эту часть страны полгода назад, и именно его поместье с юга граничило с поместьем Чонгука и находилось ближе всего.

      — Ох, господин Ким Тэхён, нас не сочли достойным представить, кажется? — гаденькая ухмылка растянулась на лице господина Пака, стоило Тэхёну подойти, чтобы хотя бы пристыдить, уведомив о своём присутствии. Но Пак Чимин не дал вставить и слова: — Я счастлив познакомиться! — тем не менее руки он не подал и не поклонился. — У меня есть славная история, что сближает нас, знаете? После длительного пребывания в Америке я наконец вернулся на Родину, и мой отец позвал меня в наше родовое имение. Первым делом я, конечно, направился в любимый сад. Столько воспоминаний! В детстве я знал каждый уголок. Но меня ожидало ужасное разочарование: столь прекрасное место... преобразовалось. Так я и узнал об омеге, что перевернула мои воспоминания вверх дном. — Его аккуратный нос втянул воздух чуть глубже, чтобы убедиться, кто перед ним — верх неприличия.

      И Тэхён совсем растерялся, и вправду думая о никчёмности своей работы, но этого господин Пак и добивался!

      — Эта омега лишь придала лоска вашим новым воспоминаниям, — всё же нашёлся Тэхён и, отойдя к прежнему месту, натянул тетиву, выстрелив прямо в центр мишени. — Не хотите попробовать, господин? Даже хрупкий мужчина попадает в цель.

      Пространство между ними заискрило, и с тех пор молния не сходила с небосвода.

      Господин Пак одним видом доводил до внутренних вспышек истерики, и лучшим решением было ограничить встречи, но их становилось лишь больше. Тэхён всерьёз подумывал о проклятии. Он даже накупил талисманов в храме, отчего Чонгук почти хохотал, завидев на постели с десяток дощечек, которые, очевидно, не помогли.

      Ведь по иронии сразу после принятия факта, что придётся отправиться в логово врага, Тэхён вновь столкнулся с Пак Чимином.

      Одевшись в удобные серые штаны и рубашку, Тэхён по обыкновению отправился прогуляться по окрестностям, седлая самого выносливого коня. Чонгук был занят бумажками, смысл которых Тэхён не рисковал постичь, и не смог составить компанию. Но одиночество было приятным тоже. Раньше Тэхён часто подолгу находился сам с собой и не видел в этом ничего тоскливого. Ему нравилось осматривать каждый уголок принадлежавшей Чонгуку земли. На юге она граничила с землёю Пака, что предвещало возможное столкновение, но соседа никогда не было видно здесь раньше.

      Никогда, кроме сегодняшнего дня.

И вот Тэхён видит вдалеке приближающуюся бурю и не делает ничего, чтобы её избежать. На белой лошади с чёрным седлом, в белых брюках и синем жакете господин Пак восклицает:

      — Господин Ким, вот так удача! — и почти вплотную прижимается к коню.

      — Ох, Чимин-щи, лучше вам не пересекать эту черту, — натянуто смеётся Тэхён и чувствует необходимость как можно быстрее закончить пьесу, в которой он никудышный актёр. Чонгук — другое дело, ему всегда удавались все эти фарсовые беседы.

      — Ну что вы? Между нами и так целая пропасть!

      От резкого запаха одеколона дурнеет. Конь фыркает: видно, разделяет страдания всадника.

      — А хотелось бы, чтобы ещё больше.

      — Ох, не расстраивайте меня, Тэхён-щи, вы, как всегда, резки и неприветливы. Соседям должно дружить, я к вам со всей душой.

      Стиснув зубы, Тэхён сжимает поводья покрепче. Он обещал себе и Чонгуку быть выше того, чтобы отвечать на нечестные выпады. И что несёт этот идиот?

      — А в вашем поместье очередной отказ, — резко меняет тему тот.

      Странно было бы, если Чимин об этом не слышал. Ну точно имеет дело с нечистыми силами. По возвращении нужно как можно скорее зажечь курильницу и пройтись по комнатам. Или отрезать длинные языки.

      — А вы правом так и пользуете. Все омеги под вами побывали?

      Те же длинные языки могли и Тэхёну помочь, правда уличить Чимина в чём-то, чем он не гордился и чем возможно пристыдить, было сложной задачей.

      — Я здоровый альфа и чту традиции.

      — Варварский пережиток прошлого.

      В одночасье округа потемнела, и солнце скрылось за набежавшими облаками. Быть грозе.

      — Не лукавьте, Тэхён-щи, не ваша ли жизнь устроилась благодаря варварству?

      Холодные капли упали на лицо.

      — Жду вас с господином Чонгуком на вечере, будет весело, есть повод подружиться, не так ли?

      «Катастрофа», — думает Тэхён, провожая взглядом белую лошадь и седока.

      Отчего же вдруг вы так себя ведете, Чимин-щи?..

***

      На белую рубашку с в меру пышным воротничком Тэхён накидывает сюртук со вставками из серебристых нитей, складывающихся в скромный, тоненький, но цепляющий узор. Манжеты Тэхён выпускает из рукавов, тянется к перстням в шкатулке и, скользнув по каждому, надевает любимый с горным хрусталём. Тиара крепко держится на голове, и Тэхён с благоговением замирает: не может оторвать взгляда от отражения, в котором не осталось ничего от милого омеги. Черты лица потеряли мягкость, заострились, глаза тёмные надменные, губы насмешливые, жадные. Такой, как он, выдержит всё. И вечер господина Пака не станет исключением.

      Откуда столько презрения в этом альфе, Тэхён не понимает, да и не хочет разбираться. Он не виноват в том, какие чувства вызывает в других людях. Бывает, они просто не принимают тебя, особенно если ты выбрался с низов. Тэхён мирится с этим вот уже пару лет, пусть и раздражается порой по пустякам. Эмоции не выбросить, слово мусор, эмоции нужно пережить. Тэхён крепчает, и вскоре никому не удастся его разбить. Он переживёт катастрофу, а Чимин... Им не понять друг друга и не принять, да это и не нужно.

      В хоромах господина Пака Тэхён оказывается впервые. Раньше видел разве что издалека и не имел желания когда-либо навестить по-соседски. Ворота ведут к мощёной дорожке, а та, в свою очередь, увлекает к двери с белым ободом и позолоченными ручками.

      Внутри Тэхён попадает в водоворот из платьев и пиджаков, париков и масок. Мода разных эпох, чернильные иллюстрации которой Тэхён видел в книжках, мешается и рябит. Слуги мечутся меж гостями, помогая с верхними одеждами или указывая путь. «Здесь стоит крайне приличный гомон», — сказала бы тётушка Чон.

      — Похоже, мы попали в дом душевнобольных, — шепчет Тэхён, чуть наклонившись к Чонгуку, который и вправду прицепил на жабо брошь, что с ослепительной яркостью сверкала багряным рубином.

      — Не самый плохой вариант для выхода в свет.

      — Будто тебя это волнует.

      Движась за толпой, они продолжали шептаться. Тэхён ещё на входе заметил несколько знакомых лиц, что нисколько не утешало. Они ему не друзья. Единственными близкими на свете людьми были Чонгук и Хосок.

      — Признаться, иногда... в силу воспитания. Ещё я подумал, что будет весело, и я действительно хотел, чтобы ты увидел мастера Ли. Или, — делает паузу Чонгук, — я имел несколько корыстных целей.

      — Каких же?

      — Есть один проект, для которого мне необходимо партнерство, и лучшим вариантом будет...

      — О, всевышний! — чуть не взвизгивает Тэхён, ослеплённый догадкой. — Не произноси вслух.

      Зал огромен. Тэхён задирает голову. С высокого потолка свисает огромная люстра, похожая на ветви дерева, на которых распускаются бутоны солнечных цветов.

      — Это всего лишь вариант, — тем не менее подтверждает Чонгук и возвращает внимание Тэхёна. — Лицемерие и выгода, мой принц, — мягко сжимая руку, он чуть склоняется и подносит к губам, оставляя быстрый поцелуй.

      В вычурном сиреневом наряде с рюшами в центре оказывается господин Пак. С мягкой улыбкой он приветствует пришедших и объявляет программу на вечер. Музыканты подхватывают его речь, пока совсем не вытесняют. Люстра тускнеет. Со свечами в руках входят несколько человек в традиционных одеждах — актёры, что вторя музыке нараспев декларируют сиджо. Тэхён почти не следит за представлением, благо оно длится недолго. На литературных вечерах в нём частенько просыпались сонливость и тоска, побороть которые не удавалось потом до конца ночи.

      Раздаются звонкие аплодисменты, и Тэхён понимает, что актёры отбыли, и, к несчастью, натыкается прямо на приближающегося Пак Чимина. Тот жмёт руку Чонгуку и, поклонившись Тэхёну, никоим образом не выказывает истинного отношения.

      — Тэхён-щи, вы сегодня особенно красивы, — лесть срывается с алых чуть искривленных в лукавой улыбке губ.

      Тэхён не может описать всколыхнувшееся в груди чувство — может лишь пораженно наблюдать, как Чимин перебрасывается с Чонгуком парой незначительных фраз, намекающими на скорый куда более серьёзный разговор. Снова поклонившись, Чимин творит немыслимое: целует тыльную сторону ладони Тэхёна и отходит к другим гостям, словно ветром в спину подгоняемый.

      — Лицемерие и выгода, — выдыхает Тэхён, потирая руку.

      Мимо проплывает слуга и предлагает вино. Подхватывая сверкающий бокал, Тэхён вспоминает прошлого себя, и уголки губ против воли растягиваются. В тот день они с Чонгуком стали ближе, а мелкая мечта превратилась в надежду. Тэхён делает пару маленьких глотков, ставит пустой бокал обратно и цепляется за Чонгука. Тот поворачивается, одаривая теплотой, и ведёт вглубь, где собираются пары. Тэхён выучился танцам в прошлом году и был уверен в том, как плавны и уверенны движения. К этому у него всегда были способности, он был рождён, чтобы блистать, и знал об этом. Тут он на своём месте.

      Чонгук кладёт руку на талию, а музыка подхватывает и несёт бурной рекой, что кружит в трепетном потоке чистоты. Тэхён отдаётся моменту, в котором есть место лишь для двоих. И спустя годы всё будет так. Пусть луна затмит навеки солнце, пусть горные вершины упадут, а моря затопят землю, Тэхён от своего не откажется и ни на миг не перестанет любить.

      Мелодия меняется, и одного танца, кажется, достаточно. Чонгук здоровается с каждым из важных людей, недолго беседует и уводит Тэхёна прочь. Россыпь комплиментов, высокомерных и восхищенных глаз врезаются острыми стрелами, что приходится обламывать и выкидывать, пока не навредят.

      Круговорот поклонов и рукопожатий выводит к мастеру Ли. Преодолевая внутреннюю дрожь, Тэхён представляется и через некоторое время остаётся с мастером один на один. Чонгук же покидает их.

      Мастер Ли оказался милой дамой, с радушием принявшей поклонника, позвавшей в свой особняк и даже предложившей место ученика в следующем году.

      Воодушевленный, Тэхён выпивает второй бокал сладкого вина и даже принимает приглашение на танец от милой, совсем молоденькой омеги в прелестном лёгком платье, самом невинном среди пиршества кричащих нарядов. Приятно двигаться вот так, купаясь во внимании, которое они привлекают. Мать омеги нарекает их блистательной парой. Тэхён сдерживает хихиканье и старается увильнуть от вопросов о семье и доходе. Боже, к нему ведь не сватают дочь? Пожалуй, они разочаруются, узнав парочку фактов. Чтобы ускользнуть насовсем, приходится открыть один из них:

      — Прошу прощения, мне придётся откланяться, чтобы найти своего альфу.

      В зале Чонгука не оказывается. Тэхён обходит пару комнат: две из них пусты, в третьей играют в го и курят папиросы. Он поднимается на второй этаж. Коридор ведёт за руку в темноте, и Тэхён бродит в тишине, пока не возвращается вниз.

      Спустившись с лестницы, он вдруг выхватывает силуэт Чимина на противоположной стороне, а с ним знакомый мужчина с редкой бородой. В внезапном порыве Тэхён заходит за лестницу, где у основания стоит высокое растение в крупном горшке, и, скромно выглянув из-за него, узнаёт в мужчине того, кому помогал с садом. Так это отец Чимина? Они, кажется, спорят. Мужчина почти нависает над внезапно хрупким Чимином, который пытается если не сбежать, то увеличить расстояние, отворачиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Их лица напряжены и непроницаемы одновременно. О чем говорят, не расслышать, но наконец они возобновляют движение, и Тэхён выхватывает крохотный обрывок:

      — Не позорь меня, Чимин. Все это дал тебе я, а мог бы выкинуть как безродного котёнка.

      Неужто наставления старшего младшему? Тэхён усмехается. Ничего интересного. Он поворачивает и нос к носу сталкивается с подругой тётушки Чон, той самой, которой он тоже помогал облагородить сад.

      — Подслушивать нехорошо, дорогуша, — немного глухим голосом ворчит женщина.

      — Я право слово не специально. — Губы растягиваются в смущенной улыбке.

      — Любопытство съедает?

      — Да, госпожа, — кается Тэхён, — эта сцена показалась мне странной. Честно говоря мы с Чимин-щи не близки, и он совсем не жалует меня из-за происхождения, кажется, даже держит обиду. А мне хочется узнать его получше... К тому же он так ужасно отзывался о моём саде...

      — О, дорогой! Наш сад получил самые высокие похвалы! — принимается утешать госпожа, кладя ладонь на плечо и легонько постукивая в утешении. Тэхён расстроенно сутулится. — Твоя работа достойная, не думай о Пак Чимине ни минуты. Эта паршивая овца! Как смеет обидеть омегу! Скажу тебе по секрету, — она наклоняется, — он и сам не нашего круга.

      Оглянувшись, она шепчет на ухо: «Незаконнорожденный, сын любовницы из кисэн». Тэхён прячет ошеломление за скромным движением бровей, чуть взметнувшихся вверх.

      Ох... Вот, в чём твоя беда, господин Пак.

      На этот раз Чимин выходит из зала один, замечая поклонившегося госпоже Тэхёна. Их глаза сталкиваются. Ухмылка сама ползёт на лицо. И Тэхён не может стереть торжества. Чимин хмурится и отворачивается к гостю недалеко. А за ними возникает Чонгук, и Тэхён переключает внимание. Они движутся так быстро и отчаянно друг другу, словно не виделись годы.

      — Я искал тебя, — с облегчением выдыхает, всё ещё поглядывая на Чимина. Тот выглядит донельзя растерянным.

      А Чонгук, лёгко коснувшись поясницы, манит Тэхёна за собой. Они одновременно как и всегда понимают, что настало время уединиться, оставив толпу позади. Снова лестница, тёмный коридор, но рука сжимает руку Чонгука. Двери на балкон открыты. Ветер ласкает свежестью и прохладой. Небо тёмное, и горят фонари.

      — Мы заключили сделку с господином Паком. Ты расстроен?

      Локтями упираясь в белые высокие перила, Тэхён качает головой и поджимает губы.

      — Теперь он не сможет даже посмотреть косо в твою сторону, — Чонгук цепляет пальцами подбородок Тэхёна и поворачивает голову к себе, — и будет крайне вежлив.

      — Теперь не сможет, — соглашается Тэхён, наслаждаясь поглаживаниями, — ведь я кое-что знаю о нём.

      В этом чужом мире так же, как и в прежнем, судачат злые языки, но у Тэхёна есть противоядие.

      — Что же?

      Разогнувшись, он жмёт плечами, прижимается уже спиной к перилам, притягивает Чонгука:

      — Совсем немного слухов, любовь моя, — и оставляет целомудренный поцелуй на его губах.

      Чонгук тянется ещё.

      — Мне этого совсем мало, — выдыхает и приникает вновь.

      — Тогда уйдём домой, — совсем тихо говорит Тэхён.

      И, совсем позабыв о приличиях, даже не попрощавшись с хозяином вечера, они уходят, чтобы насладиться друг другом и позабыть весь свет. В конце концов они оба друг в друге увязли: кумихо не отпустит своего человека, а завороженный навек человек не соблазниться никем, кроме своей лисицы.