16 августа, 2023 год.

Сердце подпрыгивает в груди до самой глотки и продолжает свой галоп уже там, стоит Ичиго заметить на себе долгий пристальный взгляд Джагерджака во время очередного собрания офицеров. И Куросаки нервно ерзает на стуле — потому что тяжело. Потому что ярко-голубые глаза ведут его куда-то совсем в другую сторону от нудных собраний, отчетности, вечно провальной статистики, кофе в стаканчиках и чувства долга.

Ичиго пошёл в полицейские, чтобы защищать слабых, чтобы ему с уважением кивали соседи, чтобы потом он женился на красивой девушке с золотым сердцем и большой грудью и жил счастливо и долго.

Но последнее время его прекрасный план упорно летит по пизде.

Вместо чётко прописанных в учебнике введения в криминальное право законов он всё больше продирается через какую-то муть, которую глушит посредственным кофе утром и виски с содовой — вечером. А вместо семейной идиллии у него съёмный угол недалеко от работы и неустанно раздражающие голубые глаза его особо ебанутого капитана.

Куросаки опускает взгляд на свои ботинки и совершенно перестает слушать ежемесячный доклад Хицугаи.

Это продолжается почти год: с тех пор, как его, молодого офицера, перевели с патрулирования улиц в отдел по борьбе с наркотиками. Тогда он впервые столкнулся в коридоре с разъяренным капитаном, который вышвырнул из своего кабинета какого-то зашуганного парнишку и заорал благим матом на проходившего мимо двери Куросаки.

Ту драку до сих пор помнил весь департамент: Гриммджо тогда еле оттащили от орущего Ичиго, который бил, задыхался от ответных ударов, орал что-то капитану в лицо, уворачивался и бил снова: уже метя в глаз. Продолжал размахивать кулаками, даже когда Ренджи и Иккаку пытались оттащить его от Джагерджака в четыре руки. И лишь когда Рукия влепила ему звонкую пощёчину и оттаскала за ухо, Куросаки пришёл в себя. 

И первое, что он увидел, когда обернулся, была чуть подернутая красным ухмылка капитана.

— Придурок, в первый же день решил отношения с начальством похерить?! — кричала Кучики. А Ичиго не слушал. Сидел на полу и сверлил взглядом мужчину напротив, который отмахивался от Исане, подбежавшей с аптечкой, и вытирал кровь из разбитой губы. — Теперь тебя генерал к себе на ковёр вызовет. Куросаки, ну твою мать, тебя же только сюда перевели! Ты хоть день прожить без приключений можешь?!

Куросаки, видимо, не мог. Потому что Джагерджак поймал его взгляд и довольно оскалился, как большой помойный кот в полицейской форме. И Ичиго это бесило.

— И че развалился, офицер? — капитан отряхнул форменные штаны и демонстративно развернулся к нему спиной. — Поднимай свою задницу и пиздуй к генералу. Во всех красках расскажешь, почему на старшего по званию с кулаками полез.

И Ичиго хотел ответить, что да, именно что расскажет. Но наткнулся взглядом на качающую головой Рукию, вздохнул. И заткнулся.

Генералу, как выяснилось, было глубоко похуй.

— Чтобы подобных конфликтных ситуаций в отделе по борьбе с наркотиками больше не возникало, — занудно протянул Генрюссай, едва поднимая голову от бумаг. И продолжил бубнить дальше: про ответственность, профессионализм и товарищество — чего Ичиго наслушался в академии, но как-то мало видел на деле.

Изображая раскаяние, Куросаки рассматривал саднящие костяшки — и только сейчас обратил внимание на растёртую по ним жидкую бирюзу. 

Он удивленно вскинул взгляд и заметил яркую, невозможную на рабочем месте подводку, размазанную по правой скуле капитана. Тот поймал его взгляд и ухмыльнулся:

— Нахуй иди.

Джагерджак смотрел на него, как на пустую банку колы, которую было лень донести до мусорки. И в тот момент Куросаки ясно осознал возможный конец своей карьеры полицейского, потому что, блядь, он сейчас этому ублюдку снова врежет . 

И он бросился вперёд, впечатываясь в покрасневшую скулу капитана сбитыми костяшками. А в следующее мгновение уже хватался за край генеральского стола, пытаясь прийти в себя от тяжелого кулака, заехавшего по переносице сбоку.

В голове трещало от ярости и неожиданного удара. Джагерджак бил метко и больно — не так, как тренеры в академии, а так, как иногда прилетало на улицах. Ичиго ухмыльнулся, поднимаясь и готовясь бить снова.

— А ну стоять! Оба! Куросаки, смотри куда капаешь!

— Прошу прощения, генерал. — Ичиго наклонился вперед и подставил ладонь под капающую из носа тонкой струйкой кровь. Гриммджо потёр скулу и оскалился.

В кабинете повисло напряженное, ершистое молчание. Куросаки слизывал с верхней губы кровь и старался успокоиться. Получалось хреново. 

— Что ж. — Генрюсай наконец оторвал свой взгляд от нескольких красных капель на столе. Поднял голову, пробормотал что-то себе под нос и взялся за ручку, выводя на чистом листе ровные буквы и больше не глядя в их сторону. — Капитан, с завтрашнего дня вы будете работать с офицером в одной оперативной группе. 

В возникшей тишине кабинета Ичиго четко услышал капитанское «Что, блядь?» и поднял глаза, натыкаясь на такой же изумленный взгляд Джагерджака. А потом повернулся к генералу, потому что, действительно, что, блядь?! Его ж в закрытом гробу хоронить будут.

— Ты сам мне говорил, что тебе сотрудников в отдел не хватает, — старик пожал плечами и поставил широкую подпись. — Отнесешь это в отдел кадров, они оформят Куросаки под твоё руководство. Вопросы есть?

«Даже если есть, то мне насрать» — сквозило в подёрнутом десятилетиями опыта и отслаивающейся роговицей взгляде Генрюсая. И Куросаки уныло тряхнул головой, косясь на раздраженно сжавшего челюсть, но так же устало склонившегося Джагерджака:

— Никак нет. 

***

Как только за ними захлопнулась дверь генеральского кабинета, Ичиго тяжело выдохнул и громко начал: 

— Только давай одно проясним. — Куросаки устало сжал переносицу. Вытер кровь тыльной стороной ладони, прикрывая глаза. И понял: надо проговорить сейчас, иначе это телега никуда не поедет. А если капитан снова его пошлёт, то Ичиго плюнет на гудящую голову и снова ему врежет. — Если я твой подчинённый, — глаза Гриммджо опасно сузились, — а тем более только переведённый в отдел, я не потерплю с собой такого обращения, как сейчас. И мне плевать, сколько у тебя там звёздочек на погонах.

— Ишь, принцесса, — мужчина ухмыльнулся и, развернувшись и стерев из-под глаза остатки подводки, сунул руки в карманы форменных штанов. — Пойдём выйдем.

Ичиго тяжело вздохнул, мысленно разрешая себе бить по рёбрам. 

Первый рабочий день, блядь. Воплощение детской мечты.  

— Да мы покурить, офицер, — протянул с насмешкой Джагерджак. Куросаки недоверчиво посмотрел на ухмылку капитана, а потом на предложенную пачку. И вытянул одну сигарету. — На крыше был уже?

— Не успел ещё, — буркнул он. 

— А полезно.

Они вывалились наверх из узкого лестничного пролёта, и Ичиго завороженно уставился на сетку улиц вечереющего города и зажигающиеся огни небоскребов вдали. Он изъездил эти улицы вдоль и поперек на разбитой патрульной машине, отвечая на вызовы об авариях, мелких кражах и шумных соседях, но только сейчас увидел всё это сверху.

— Ещё насмотришься. Сюда покурить приходить хорошо. Или проораться. — Джагерджак пожал плечами и протянул бумажку, которую ему дал генерал. — На. Отнесёшь, там, куда надо.

Куросаки уже хотел было спросить, какого это хера он должен за него нести документы в отдел кадров, но слова сами застряли в горле, когда Гриммджо вынул из нагрудного кармана что-то смутно знакомое, но никак не вязавшееся с полицейской формой. Маленькую палетку: с зеркальцем, с кисточкой — со всем, чем положенно. И невыносимо яркой бирюзой внутри.

И в первый раз за день Ичиго не нашёлся, что ответить капитану. 

И тот, видимо, решив, что с Куросаки разговор закончен, стал критично рассматривать опухшее веко, под которым уже начал проступать от души поставленный синяк.

Косясь, Ичиго чиркнул зажигалкой и затянулся. Синяк намечался действительно знатный, но ему даже не было стыдно. А капитан взял кисть и, ловя остатки дневного света в зеркальце, провёл ярко-бирюзовую линию. И поморщился, смазав.

Ичиго понял: по больному. И снова скосил глаза на Джагерджака, стараясь не особо нагло рассматривать вспыльчивого начальника — как охуенно бирюза ложилась на высокие скулы. Как легко Гриммджо управлялся с косметикой. Далеко не в первый раз.

Не в первый раз, стрельнула в голове мысль, и Куросаки уже понимал, что откровенно пялится — на неровную переносицу, на косой шрам на щеке, на то, как Джагерджак, тихо ругаясь сквозь зубы, пытался вывести чёткую линию через то, что болит.

В академии бы такое самовыражение на третий день выбили. Да и вообще везде, где патрульные машины проезжали с поднятыми окнами. В районе, где вырос Ичиго, отвернулись бы и прошли мимо, не посмотрев в глаза.

Но Гриммджо, очевидно, было похуй — настолько, что это вошло в привычку: вместе с надменным оскалом и заносчиво вздёрнутым подбородком. Ему это, блядь, даже шло. Как шёл сломанный в нескольких местах нос.

Куросаки уже не просто смотрел — он засматривался. На то, как капитан на чистом автомате поправлял смазанные стрелки. И в Ичиго колыхалось смутное, нечёткое узнавание. Такое, что не давало вежливо отвернуться, а уволакивало, как сеть, — к чему-то очень хорошему, но страшному. И поэтому хотелось смотреть, как отточено, уверенно Джагерджак рисует себе под глазами широкие полосы яркой бирюзы.

Но веко продолжало распухать, а кисть все попадала мимо уголка глаза. Гриммджо злился, не замечая, стирал стрелки, шипел и рисовал снова — так же криво.

Куросаки же медленно, движение за движением, укладывал образ капитана у себя в голове — не то первый раз увидел, не то действительно посмотрел. Ичиго вообще много что понял, когда Джагерджак поморщился в третий раз и громко выругался, раздраженно проводя пальцем под глазом и стирая бирюзовую кривую линию.

— Чё уставился? — рыкнул капитан, скосив на него глаза в маленьком зеркальце. — Ещё раз в нос, но уже о стену, приложить?

Остатки адреналина в голове ещё, видимо, не выветрились, поскольку вместо того, чтобы внять угрозе, Куросаки потянулся вперёд, забирая палетку из рук опешившего от такой наглости капитана. 

— Да господи. Давай помогу, — он повернул голову Гриммджо к себе на свет, мягко беря его за челюсть. По больному все равно будет, но что делать. И в несколько точных движений провёл ровную линию.

Джагерджак даже не поморщился, а только несколько секунд смотрел, не мигая. Будто тоже пытаясь уложить у себя в голове сдвинувшуюся картину. По больному . 

И потом выхватил из его рук палетку, с силой сжимая запястье. 

— Ещё раз до меня дотронешься, — рыкнул он так, что если бы они не подрались за сегодня уже дважды, Ичиго бы сжал кулаки, — колени сломаю. Понял? 

— Да понял, понял… — Куросаки кивнул — отвлечённо, устало — и продолжил смотреть на яркие волосы Гриммджо и то, как он придирчиво рассматривал себя в зеркальце. А потом капитан обернулся и посмотрел на него. Уже не зло. Ищуще.

И этого Ичиго взгляда не выдержал. Отвернулся, затягиваясь сигаретой, и буркнул:

— У меня две сестры просто. — Куросаки неловко почесал шею и стряхнул пепел. — Я и опущенные стрелки могу. И кошачий глаз.

За ограждением уже мерцали огни вечернего города; Ичиго услышал, как рядом рассмеялся и тоже закурил Гриммджо. Как прислонился к опоре, затянулся и посмотрел — внимательно, любопытно — словно чего-то ожидая. Словно Ичиго должен был ему сейчас в чем-то признаться. Или танец станцевать. Или... Куросаки поджал губы и хмуро мотнул головой — ничего он ему не должен.

— За всё, что сегодня произошло, прощения просить я у тебя не буду, капитан. — Ичиго потушил сигарету о перила, и обернулся, чтобы поймать на своём лице нечитаемый взгляд голубых глаз. — И себя оскорблять не позволю.

И почувствовал острое, секундное ликование, которое стоило и наливающегося синяка на скуле, и ушибленных ребер — когда брови Джаггерджака взметнулись вверх, а на лице отразилось нескрываемое удивление. И что-то еще.

Что-то, что заставляло голову гудеть еще сильнее недавней драки. Потому что сейчас Джагерджак смотрел на него иначе. С интересом, неотрывно следя за его каждым движением — за тем, как он держал окурок в руке.

И снова, Ичиго не мог выдержать этого взгляда. И отвернулся. Щелчком отправив окурок за перила, отправился к выходу. И кожей почувствовал, как довольно скалится капитан. Как бесстыжий взгляд ярко-голубых глаз сверлит ему спину.

И Куросаки не выдержал снова — обернулся. И действительно, Гриммджо продолжал на него смотреть, довольно щурясь против заходящего солнца

— Куросаки, да? — с усмешкой переспросил он, а потом запустил окурок в полёт и полностью повернулся к Ичиго, развалившись на перилах.

— До завтра, капитан, — Ичиго с силой сжал бумагу, отправляющую его под шефство Джагерджака, в руке. И силой потянул на себя дверь на лестничную клетку.

Хотелось снова курить. Или взять в Маке самую большую картошку. Или идти домой пешком через восемь кварталов. 

Но он просто прислонился к двери спиной, глядя на остатки бирюзовой подводки на своих костяшках.