18 августа, 2023 год.

Ичиго мнётся на пороге квартиры, привычно сжимая пакет с пивом в руке. А потом решается — тут же вдавливая кнопку звонка чуть с большей силой, чем нужно.

С тобой все в порядке, Куросаки , напоминает он себе, крепче сминая ручки пакета. И чувствует, как удары сердца отсчитывают секунды до того, как дверь распахнётся. 

***

Он лежал на своей задвинутой в угол кровати и смотрел в перекрашенный несколько раз потолок. А потом перевернулся и тяжело выдохнул в подушку.

Эйфорию, которая держала его на плаву после секса на крыше — секса же? это же считалось за секс? — смыло волной вечерней усталости и растерянности, будто Ичиго никак не мог нащупать под ногами дно или хотя бы понять, в какой стороне берег.

С кухни доносилась приглушенная болтовня соседей — Ишида и Чад точно были дома, Орихиме со смены ещё не пришла.

Конечно, можно было ввалится в коридор и с порога кухни рассказать друзьям всё, что произошло. Ребята, я тут это. Мне отдрочил мой охуенно горячий начальник средь бела дня, и тогда мне очень понравилось. А сейчас — не знаю. Не то, что он плохо сделал, а скорее то, что я…

А то, что он что? Куросаки запнулся о собственные мысли. То, что ему понравилось? То, что он напросился к Гриммджо домой на ещё? 

Или что у него одновременно все сладко поджималось внутри от того, как это ещё будет, и он представления не имел, что и как делать? Вернее имел, механически, но в душе не ебал, как правильно? 

Через щель под дверью начал пробиваться острый запах жареной свинины и сладкого перца. Ичиго страдальчески сморщил нос. Он терпеть не мог тушёные овощи, а рассказывать от этого хотелось ещё меньше.

Можно было, конечно, набрать Гриммджо и спросить его в лоб, то есть они сразу ебаться или сначала футбол все-таки посмотрят? Поскольку футбол ему посмотреть тоже хотелось.

Он даже достал телефон и открыл знакомый диалог, но на фоне рабочей переписки и вопросов про сэндвичи все это чувствовалось ещё более дико. 

Господи блядь. 

Проглатывая удушающее на работе узнают, он быстро нашёл в недавних вызовах номер Абараи. Это ж я, это ж не работа, почти услышал он в голове голос друга. И улыбнулся. 

— Ты чего звонишь, Куросаки? — настоящий Ренджи звучал устало и чуть встревоженно. — Во что ты на этот раз вляпался? 

— Я?! Да ни во что я не вляпался! — возмутился Ичиго, забывая, что минуту назад нервничал. — Мне с тобой поговорить нужно. Ну, вернее, рассказать. 

Он смотрел на пятна на потолке комнаты, прокручивая в голове то, что он собирается сказать. Ему просто было нужно…

— Я… Короче, я это. С капитаном. Того.

— Ичиго, — терпеливо повторил Абараи. — Что значит твоё «того»? 

— Ну, помнишь, когда мы на крышу с ним ходили?

— Ага, когда вы типа просто покурить на пошли, а не отношения выяснять… — со смешком протянул Абараи, а потом резко затих. — Эй, стой. Погоди, Ичиго. — Куросаки, кажется, даже услышал, как Абараи по кусочкам сложил пазл в своей голове. — В смысле, совсем того?! Что, прям там? На крыше?! — Ичиго поморщился, относя трубку от уха. — Куросаки, твою же ж мать, ты в порядке?!

— Да в порядке я! — прервал он нарастающую тревогу друга, а потом со вздохом уткнулся лицом в подушку и тише добавил. — В порядке. Ты сам говорил, что нам уже давно пора было с ним разобраться. Ну, мы… Вот. — Он затих, услышав, как тяжело вздохнул Абараи. — И мне рассказать больше некому, и я не могу…

— Ичиго. — Тон у Ренджи стал серьёзней. — Точно в порядке? Он тебе ничего не сделал? 

— Да точно, точно! Я ему отсосал, понимаешь?! — Куросаки начал теребить изоленту на старой зарядке. — Ну, вернее, я пытался. 

— Ичиго, блять, ну ты серьёзно… — он буквально слышал, как Абараи закатил глаза. — Мне же на эту крышу ещё курить ходить! 

— Да подожди, не в этом проблема. Мне кажется, я почти облажался, — страдальчески протянул Ичиго и выдал то, что мучало его полвечера — А ещё я понял, что нихуя не умею делать минет! 

— Куросаки, ты, блять, уверен, что это твоя главная проблема прямо сейчас?! — рявкнул друг, но но через раздолбанный динамик было слышно, как он сдерживал смех.

— Да. — После недолгого молчания вынес вердикт Ичиго, и с этим «да» в ответ послышалось обреченное:

— Куросаки, ну ты, блядь, даешь...

Они затихли. Ичиго было смешно. И спокойно. И свободно. Но все ещё по-странному стыдно.

— Ренджи, — он собрался с силами, чтобы тихо спросить. — Слушай. Со мной же… всё в порядке?

— Ты о чём? 

— Ну. Я отсосал своему капитану на крыше участка. В форме. Даже блять, с кобурой. И мне понравилось. И я к нему ещё домой потом напросился. 

Абараи вздохнул, и у Куросаки всё внутри сжалось от того, как его друг медлил, подбирая слова. 

— Да, Ичиго. — Наконец, он заговорил. — С тобой все в порядке. Поверь мне, я тебя с академии знаю. Но ни я, ни Господь Бог, ни Джагерджак не можем тебе сказать, каким ты должен быть. Это ты сам уже.

Ичиго вздохнул.

— Прости. 

— Господи, да всё в порядке. Не «прости», а «Ренджи, пойдём завтра после работы в бургерную и все проговорим ещё раз. И я тебе виски с содовой должен», — поучительно протянул Абараи.  

— Ладно, ладно. Тебе б только пожрать за чужой счёт. — Теперь Ичиго засмеялся. И Ренджи засмеялся тоже, и соседи на кухне всё так же что-то бормотали, но Ичиго этого уже совсем не слышал.  

*** 

С тобой все в порядке, Ичиго. 

Ичиго едва успевает прокрутить фразу Ренджи в голове, как перед лицом распахивается дверь — его ждали. И тревога, засевшая клубком в животе, рассыпается на патоку и зефирки. 

Не думая, с порога Куросаки утыкается губами в губы, пытаясь догнать это сладкое чувство. Колется о щетину на щеке, вдыхает знакомый запах и ловит взглядом улыбку Гриммджо.

— Солнце, не стой столбом, проходи. — Джагерджак легко смеется ему в губы и забирает пакет, перед этим проводя ладонью вниз по руке. — Я тоже рад тебя видеть.

Куросаки тушуется, опуская глаза. Сердце ёкает где-то в горле, когда он шагает за капитаном внутрь, привычно скидывая в прихожей кроссовки и закрывая за собой дверь. Он оглядывается, а потом косится на диван в зале, облизывая губы. 

Диван, на котором теперь можно… Но когда, сейчас? Или…

Его мысли прерывает громкий шорох пластика. Куросаки заглядывает на кухню, где Джагерджак как ни в чем не бывало забирается в принесённый им пакет и переводит на Ичиго удивленный взгляд. 

— Куросаки, ты где это полусветлое достал? — Гриммджо вертит банку в руках, всматриваясь в этикетку, и снова смотрит на Ичиго, так красиво и удивленно поднимая брови. — Его разбирают вечно, хер найдешь на районе.

Куросаки только довольно улыбается, склоняя голову в сторону. Ему не хотелось как обычно, с разливным или тем, что было на распродаже. Вчера они с Ренджи двадцать минут препирались, с каким пивом ему будет лучше прийти. Ичиго хотелось, чтобы капитан видел, что он серьезно. И чтобы вот так на него смотрел. 

Гриммджо улыбается вслед за ним, будто собираясь что-то сказать или подойти ближе, — а потом неопределенно дергает плечом, скользя взглядом мимо него в сторону гостиной. Дивана. 

У Куросаки мелькает мысль: капитан — возможно — тоже нервничает? Но… Чтобы чем-то занять руки, Ичиго дергает за металлическое колечко, привычно падая на стул в углу. И довольно тянется, пересекаясь взглядами с Джагерджаком.

Капитан красивый. В легко сидящих на бедрах спортивных штанах и растянутой серой футболке. И с неожиданно чётко подведённым свежей, яркой бирюзой глазами глазами...

Куросаки уже хочет спросить, что неужели для него рисовал? Вот сейчас? — но Гриммджо снова отводит взгляд. Почти не глядя запихивает лишние банки в холодильник и открывает пиво вслед за Ичиго, но слишком резко — пена почти капает на него и на пол. Громко и со вкусом выругавшись и сделав на ходу поспешный глоток, он отворачивается к раковине, включая кран и ополаскивая руки.

Куросаки снова улыбается, наблюдая за недовольно фыркающим от плещущийся воды капитаном. Обводит взглядом широкие плечи Джагерджака и делает три больших глотка пива, почти не замечая вкуса. Ловит взглядом мигающий циферблат на микроволновке — до игры ещё целых полчаса. 

— Не обляпайся… — отстранённо говорит он. И поднимается со стула, останавливаясь рядом с Гриммджо. Его тянет к этим плечам как магнитом. 

Джагерджак оборачивается в ответ на движение, держа мокрую пивную банку в руке. Но не смотрит на него. Совсем. А потом опускает взгляд на его губы.

— Ага...

Ичиго не двигается с места. Знакомое напряжение, за которым так легко потянуться следом, пробегает между ними тёплой электрической волной. Но капитан медлит — смотрит и молчит. 

Ичиго задирает подбородок и отставляет пиво. 

— А мы что, до футбола не целуемся? 

И в голове у Куросаки это должно было прозвучать легко, даже, господи прости, игриво. Но вместо этого от волнения потеют ладони, и собственный голос кажется высоким и чужим. 

Джагерджак это замечает и вскидывает на него нечитаемый взгляд, снова выискивая что-то в его лице: 

— Ты сам как хочешь? 

Ичиго моргает, не понимая. Лёгкие наполняет жгучая обида — отпечаток той, что тлела, когда Гриммджо так же смотрел на него на диване. Когда как ни в чем ни бывало провожал его до двери...

— А я не ебу, что делать, капитан. — Сдаётся Куросаки, одновременно поражаясь собственной честности: и с Джагерджаком, и с собой. — Вот со всем… — его рука застывает в воздухе, пытаясь описать то, что трепыхается непроговоренным между ними, — вот со всем этим. У меня не было вот так… серьёзно с мужчинами до тебя. 

— Ичиго. — Гриммджо будто не слышит, отстраняясь и наскоро вытирая руки полотенцем. — Я не собираюсь тебе ничего доказывать или вытаскивать тебя из шкафа. Мне это не надо. Если ты просто пробуешь, — он сухо пожимает плечами, — то пробуй.

Из Куросаки выбивает весь воздух, и это «пробуй» на вкус хуже тех тушеных овощей, что любят готовить его соседи. Он морщится от того, как сводит что-то в горле — и упирается в Джагерджака тяжелым взглядом.

— Гриммджо, вот бля. — Он делает шаг вперёд, вклиниваясь в пространство капитана и заставляя смотреть на себя. — Какое пробовать? Ты о чем вообще? Мы с тобой уже столько раз попробовали.

Джагерджак, кажется, пытается что-то сказать, но Ичиго уже не может остановиться, чувствуя, как в нем волной поднимаются пережитые стыд и страх прошлых недель.

— Думаешь, что это все несерьёзно? Что я не понимаю, что было, если бы нас на крыше застукали? Что мне отец в глаза не будет смотреть, если он узнает? — он тяжело сглатывает. — Но я пришёл вот сейчас. Ты понимаешь?

Гриммджо кивает. И неуверенно делает полшага ближе к нему — так, что Куросаки чувствует его тепло. В невозможно голубых глазах сквозит узнавание. То же, что и в первый день знакомства, когда Ичиго с разбитым носом рисовал капитану стрелки на крыше. Только сейчас Куросаки понимает этот взгляд. И у него силы ответить. И он ждёт.

— Ичиго. — Тихий, низкий голос приятно отдаётся в грудной клетке. — Я понимаю. Только… — он закусывает губу, — опасно спать с мужиком, который может одним словом зарыть тебе карьеру.

От происходящего у Куросаки идёт кругом голова. И слова капитана кажутся такими нелепыми, что он почти смеётся. Где-то на заднем плане он ещё слышит голос, говорящий ему, что так не должно, призывы Ренджи подумать, недоумение самого Джагерджака... Но он не может представить себе Вселенную, в которой Гриммджо хотел бы ему навредить.

А ещё он устал бояться и отводить глаза. Вместо этого он спрашивает: 

— Ты поэтому, когда ПСЖ и Арсенал играли, остановился? 

— Нет. — Гриммджо холодно качает головой. — Не был уверен, что ты смог бы мне нет сказать, если бы в середине передумал. 

У Ичиго сдавливает дыхание. Почти телом он вспоминает, как его ломало и несло, когда он забирался к капитану на колени, стыд, который жёг ему щеки, звенящее в ушах « хорошие копы…». Если бы Джагерджак тогда продолжил его раздевать… 

Ичиго застывает при этой мысли. Про это сложно думать. 

Обида стекает холодной водой ему за шиворот — капитан снова прав. Будто снова оттаскивал его, когда Куросаки забрел на склады без ордера, или закатывал глаза и на неправильно составленный протокол.

Но от чего, блять, сейчас его оттаскивать? От самого Гриммджо? И сейчас они не на работе. Сейчас он почти прижимает Джагерджака к холодильнику и требует от него ответов. 

— А сам ты чего хочешь? 

Капитан не сводит с него взгляда. И Ичиго жадно ловит знакомую полуулыбку, сломанную линию носа, морщинки в уголках глаз. И внутри него плещется и пенится что-то сладкое и тревожное, когда Гриммджо чуть наклоняет голову в бок. А потом аккуратно берет за запястье: Куросаки даже не думает что-то сказать, замирая от того, как хорошо сильные пальцы ложатся на руку.

— Я хочу посмотреть с тобой футбол, — тихо говорит Джагерджак. — А дальше то, что ты разрешишь.

Признание настолько простое и понятное, что сначала Ичиго даже нечего ответить. Он замирает — и потом улыбается, чувствуя как ладонь Гриммджо бережно скользит по его руке, давая время подумать. 

— Я тоже хочу футбол. — Он вторит словам Джагерджака, будто вслед за ним нащупывает под ногами новую, неизведанную почву. — Но целоваться-то мы будем? 

Гриммджо даже фыркает от смеха, облокачиваясь на холодильник и задевая спиной магниты. А потом наклоняет голову вбок, выжидающе глядя на Ичиго. Тянет его к себе за запястье.

И Куросаки подается вперед, обнимая Гриммджо за плечи. Ладони капитана, уже знакомые, ложатся на спину, поднимаясь вверх, и Ичиго наклоняет голову, подставляясь под губы Джагерджака. Гриммджо целуется медленно и горячо, прижимаясь ближе, поглаживая его лопатки.

Слышен треск срывающегося на пол магнита, но Куросаки это совсем не интересно — он только тянется ближе, ловя язык Гриммджо губами и зарывается пальцами в волосы.

Джагерджак улыбается, подстраиваясь под его ритм, под то, как ему хочется, приоткрывая рот.

Господи, он всегда так целуется, мелькает у Ичиго в голове.

В холодильнике остывает пиво.