Ичиго утыкается губами в рот Джагерджака. 

Сначала медленно, стараясь понять и уловить — день, крыша, форма. Не приглушенный свет плазмы, не солод на языке, не продавленная спинка дивана, а здесь и сейчас. 

Тянется к поясу капитана, скользя по кобуре, задевая и оглаживая шероховатую кожу. И его пробирает дрожь. Гриммджо пахнет сигаретами, порохом и острыми нотками одеколона — дорого, запретно, знакомо. Куросаки сглатывает, облизывая губы.

Поднимает взгляд. Джагерджак смотрит на его яркими, ошарашенными глазами. И Ичиго улыбается.

— Я... Сейчас. — Он слегка меняет наклон головы, обнимая его за плечо, притягивая ближе к себе. Руки капитана ложатся ему на поясницу, чуть сжимая, а затем — на спину. Куросаки чувствует, как широкие, твердые ладони притягивают его ближе. Как чужой язык проходится по его губам. И прикрывает глаза.

От адреналина трясутся руки. 

Гриммджо целует медленно и жарко. У Куросаки что-то плавится в голове от того, как размеренно влажный язык снова и снова вылизывает его губы, иногда сладко проскальзывая внутрь. От того, как ладонь капитана легко скользит вверх по его позвоночнику, зарываясь в волосы на затылке. 

И Ичиго целует в ответ — жадно, сбиваясь с ритма, стараясь урвать каждый кусочек такого охуенного, блаженного рта. Тянется языком, натыкаясь на десны. Притягивает капитана к себе за воротник рубашки и лижет его поперек рта — несдержанно, нетерпеливо.

Из горла Джагерджака вырывается довольный, низкий звук, который Куросаки не только слышит, но и чувствует у себя на губах. Чувствует, как рука скользит с поясницы ему на задницу. Как крепко сжимаются пальцы Гриммджо в волосах.

И Куросаки улыбается. Довольно, тихо стонет ему в рот — от того, как ярко, как неожиданно правильно замыкается вокруг него сильное, такое непривычно мужское тело.

Ему нравится. Ему очень нравится. Он качается назад в тяжелую, горячую пятерню на заднице, и потом обратно — задевая своими бёдрами капитана. Хватается за него, тянет на себя и от неожиданности распахивает глаза — колено Гриммджо упирается ему между ног, проезжаясь там, где ему сейчас надо.

Ичиго обхватывает обеими руками шею Джагерджака, пытаясь быть как можно ближе к его дыханию, рту, языку. И тянет капитана на себя, забывая об их разнице в росте.

Спотыкаются оба. Гриммджо низко, будто расплавленно смеется, отступая на шаг.

— Куросаки… Ты меня так нахрен завалишь.

Пытаясь отдышаться, Ичиго кивает — он не против. Он только за. Он моргает, рассматривая растрепанного капитана и пытаясь понять, всегда ли Джагерджак был таким охуительно красивым, или это только сейчас в его мозгу переклинило или взорвалось что-то от того, как хорошо и тесно между бедер.

— Гриммджо. — Ичиго тяжело сглатывает, опускает глаза вниз. Несколько секунд смотрит на выступающую ширинку капитана и зажмуривается, шумно выдыхая. Про это надо было поговорить. Хотя бы попытаться. — Я сейчас не пойду отсюда никуда.

— Ага. — Капитан выдыхает глухо, хрипло, тоже опуская свой взгляд. А потом смотрит Ичиго в глаза. — Уверен, солнце? 

Куросаки задерживает дыхание и кивает, притягивая его к себе за пояс. 

И кивает снова, когда его прижимают лопатками к кирпичной стене. И когда чувствует на себе правильный вес капитана. А когда Гриммджо проводит большим пальцем по его губами, Ичиго ловит подушечку языком. Чтобы взять в рот. Ему хочется. Ему интересно. 

Но только стонет, когда Джагерджак коленом раздвигает ему бедра. 

Гриммджо улыбается, прижимаясь губами к его шее. Заставляет Куросаки откинуть голову и подставляться под влажные поцелуи, под шершавый язык и острые зубы, иногда задевающие нежную кожу. Он выгибается весь, упираясь плечами в стену, позволяя капитану подхватить себя под лопатки и несколько раз двинуть бёдрами. 

Ичиго почти выламывает от этого резкого трения, от того, как у капитана горячо и много, от того, как Гриммджо охуенно проходится по его бедру. От того, как он сам уже просто трется об него через два слоя плотной ткани.

Джагерджак снова тянет его целоваться — открыто, мокро, проходясь губами по щекам и носу. И это так охуенно, что у Ичиго сбивается дыхание — он дышит мелко и часто, прикрывая глаза. А потом прижимает капитана к себе за бедра.

— Гриммджо, — Куросаки облизывает губы, пытаясь собрать слова и мысли. — Подожди.

— Да? — Джагерджак отстраняется от него, упираясь ладонями в кирпич. Тяжело дышит.

Между ними так хорошо и жарко, что ошалевший от собственной смелости, Ичиго скользит ладонью с пояса капитана ниже на бедро. На внутреннюю сторону. Поднимает взгляд..

— Можно мне? — замирая, он сжимает пальцы на крепких мышцах.

— Можно… — прикрывает глаза от удовольствия капитан, наклоняясь вперёд, подставляясь под его ладонь. Почти ластится. Легко прихватывает губы, щекоча дыханием щёку. — Что ты хочешь?

Куросаки накрывает кистью твердое и горячее прямо между ног. И видит, как широко распахиваются глаза, подведённые бирюзой, как легко Гриммджо подаётся вперёд, скользя по его ладони. Как довольно, сладко он выдыхает. 

И это настолько, блядь, горячо, что, почти не разбирая собственных слов за рокотом крови в ушах, Ичиго сглатывает, выдыхая в полуоткрытые губы капитана:

— Хочу тебе отсосать.

Он чувствует, как горят кончики ушей. И как внизу живота становится только тяжелее и слаще от того, как грязно и легко слова, о которых еще недавно он не смел бы подумать, скатываются с его языка.

 — Хорошо?

— Да. — Гриммджо почти спотыкается, делая шаг. Рассеяно заводит пятерней назад растрепавшиеся волосы, окидывая его ошалевшим, ярким взглядом с ног до головы, а потом приваливается спиной к кирпичной спине. — Куросаки, да.

Пряжка лязгает в сильных пальцах. Рвано, торопливо — Гриммджо расправляется с ремнями. 

И Куросаки нетерпеливо опускается перед ним на колени. Он видел капитана разным, урывками: проверяющими оружие перед тем, как они пойдут на захват, зевающем на общем собрании, делившимся с ним картошкой из Мака после долгой смены, откинувшимся на диване и глядящим ему в глаза. 

Но сейчас Ичиго хочет рассмотреть Джагерджака снизу. Собрать все эти кусочки вместе. И вылизать их языком. 

Сталкиваясь с ладоням капитана на поясе штанов, он расстёгивает нижние пуговицы форменной рубашки. И наконец раскрывает заветный чёрный круг татуировки.

Ичиго не видел ее так близко при дневном свете.

Кончики пальцев ищут, гладят стыки кожи и чернил, пока он рассматривает контуры идеального круга. Куросаки выдыхает, слыша, чувствуя, как со свистом Гриммджо втягивает в себя воздух под его руками, искривляя края. И проводит языком по ширине татуировки. А потом замирает от восторга, когда капитан низко стонет, когда в волосы на затылке опускается широкая, ободряющая ладонь. 

Он лижет снова, захватывая больше солоновато-сладкой кожи. Исследует то, как выгибаются контуры круга вместе с тем, как поднимается и опускается диафрагма. Какие звуки издаёт Джагерджак, когда ему хорошо. 

Цепляясь за пояс расстегнутых штанов капитана, Куросаки медленно стягивает их вниз, жадно ведя ладонями по плоскому животу. И ниже, к крепким бёдрам. А затем выцеловывает дорожку от чёрного круга татуировки до стоящего члена, который так непривычно, влажно мажет по подбородку и щеке. 

Ичиго чувствует, как горят щеки. И проводит по члену капитана языком — пробуя горячую, нежную кожу. Обхватывает рукой, чувствуя приятный вес.

—  Ебать … — Гриммджо весь вздрагивает от удовольствия. И член так интересно дёргается под его губами. Куросаки сжимает пальцы крепче, проводя ладонью по всей длине и, освоившись, берет головку в рот. 

Он никогда и ни для кого этого не делал. Он не ебёт, как правильно. Но ему нравится соленый вкус смазки на языке. Нравится, как стонет капитан.

И он хочет сделать это сейчас. Поэтому берет глубже. И тут же жмурится от того, как горячая, терпкая тяжесть давит на язык и заполняет рот, растягивая губы. Он стонет — от неожиданности, от того, как все это ново . Чувствует, как рука в волосах тянет назад, не давая задохнуться от собственно рвения, и — господи блять — направляет, показывая ритм.

Ичиго двигает головой, держась за пояс Джагерджака. Чувствует, как сильные бёдра подаются ему на встречу. Как в уголках рта собирается слюна. Слышит грязные, гулкие звуки в собственном горле — и как блаженно стонет капитан, сильнее зарываясь пальцами в его волосы. Во рту много, и мокро, и солёно от слюны и смазки — и ему охуенно. 

Куросаки поднимает глаза. И понимает, что еще это красиво. Капитан, сука, красивый и абсолютно, блаженно затраханный — с мокрым от слюны животом, рваными вздохами и полуоткрытыми, искусанными губами.

В штанах становится тесно настолько, что на стояк давит блядская ширинка, больно врезаясь в самое нежное. И Куросаки уже не может усидеть на коленях — ерзает с членом во рту, пытаясь сделать так, чтобы было хоть немного, самую малость полегче.

— Бля. — Джагерджак дергается, оттягивая его за волосы назад. И громко втягивает в себя воздух. — Солнце. Зубы. Бля. 

— Бля, — соглашается Куросаки, тяжело дыша. Вытирает рот тыльной стороной ладони, снова пытаясь пересеть поудобнее. — Извини.

— Ничего, — выдыхает Гриммджо, рассеяно убирая ему упавшую на глаза челку. Опускает взгляд ниже. — Солнце. У тебя так стоит, что аж мне смотреть больно.

— А. — вспоминает Ичиго. — А, да. Я наверное это. Все.

Джагерджак тихо смеется, помогая подняться, прижимая его к себе. Целует — глубоко, хорошо. Берёт лицо в ладони и целует снова, уже глубже, дольше. Стояк продолжает впечатываться в бедро капитана, перед глазами сладко рябит, и Куросаки рвано выдыхает, хватаясь за собственный ремень. Сколько можно-то, блять.

— Сейчас, солнце, — обещает ему капитан, утыкаясь губами в висок. И тоже тянется к его ремню, сталкиваясь с руками Ичиго теперь на его пряжке. Задирает его рубашку, заталкивая края куда-то между ними. А потом — наконец, господи — тянет замок на ширинке вниз. 

Куросаки утыкается лбом в плечо Джагерджака. И протяжно стонет: от того, как хорошо, когда скользкий от его слюны член Гриммджо прижимается к голому животу, а потом и к члену. И от того, как их вдвоём обхватывает такая сильная, шершавая, твёрдая, мужская ладонь и так жёстко, правильно двигается и сжимает.

Ичиго толкается в руку капитана. Пытается двигаться вместе с ней. Почти встает на цыпочки, пытаясь урвать больше резких, отрывистых движений, которые неожиданно не совпадают с его собственными. И это настолько лучше, чем дрочить самому. Чувствовать, как к нему прижимается другой член — как они двигаются вместе, трутся друг о друга в одной ладони. Куросаки цепляется за плечи, прижимается сильнее, дёргает бёдрами, чувствуя, что уже скоро, уже почти… И почти скулит, когда Гриммджо тоже прижимает его к себе другой рукой, стонет, целует в висок, доводя до самого края. 

Куросаки хорошо. Ему очень хорошо. Невозможное облегчение продирает его яркой волной, и он всхлипывает в плечо Джагерджака, вздрагивая, переживая то, как его окатывает с ног до головы. А потом, как через мягкую пелену, слушает глухие, низкие стоны и хлюпающие звуки, с которыми кончает Гриммджо.

Капитан под ним напрягается и выгибается, подбрасывает бедра вперед. И стонет. И Ичиго улыбается ему в шею, чувствуя, как Гриммджо пробирает дрожь. Как тот так же облегченно, расслабленно дышит.

Они стоят, оперевшись на стену. Держась друг за друга. Постепенно, внутри у Ичиго все успокаивается, укладывается обратно на свои места. И становится очень хорошо и спокойно. Тихо. Но поднимать голову, открывать глаза нет ни желания, ни сил. 

— Солнце. — Джагерджак тревожит макушку дыханием, устраиваясь у стены чуть поудобнее, кажется, вытирая о кирпич руку. И Куросаки нехотя, наполовину разлепляет тяжелые веки, не отнимаясь от крепкого плеча.

— М-м-м?

Джагерджак тихо и лениво смеется в ухо. Ичиго щекотно. И хорошо.

— Ты там живой у меня?

— Ага. — Куросаки замолкает. Рука капитана на плече так хорошо удерживает его на ногах, что двигаться, или куда-то идти не хочется совсем. — Только это. Давай постоим так ещё. Я что-то не могу совсем.

— Конечно. — Джагерджак медлит и потом, будто решаясь, зарывается пальцами в волосы на его затылке, начиная их перебирать. — Все хорошо. 

По спине пробегает сладкая цепочка мурашек. И Ичиго ведет рукой вверх по груди капитана, нащупывая расстегнутый ворот рубашки. И легко гладит пальцами выступающую ключицу. Да, все хорошо.

На секунду Гриммджо задерживает дыхание, а потом возвращается в тот же успокаивающий, монотонный ритм. Куросаки улыбается ему в шею, снова лениво прикрывая глаза.

— Ты только тут не усни. Скоро курильщики послеобеденные подтянутся. — Джагерджак рассеянно проводит по лопаткам Ичиго пальцами, а потом убирает руку. — А мы тут стоим.

— Ага, точно. — Отвечает Куросаки, чувствуя, как большой, внешний мир, где у большинства людей обычная среда и капитан взъелся на него из-за проебанных скрепок, медленно просачивается под веки. 

Издавая недовольный звук, он отлипает от капитана.

 — Но хорошо ведь стоим? 

— Охуенно просто. — Гриммджо широко, знакомо улыбается, и Ичиго фыркает от смеха, отступая на шаг и подтягивая штаны.

Капитан потягивается, хрустя суставами. И Куросаки сосредотачивается на себе, заправляя полы рубашки в форменные штаны, пытаясь вернуться мыслями к стаканчикам с кофе, Иккаку и офисной беготне.

А потом поднимает глаза на Джагерджака, который рассеянно застёгивает пуговицы, не обращая внимания на всё ещё влажный живот — и внутри у Ичиго что-то правильно, сладко тянет. От того, что вот так можно. Смотреть. Быть рядом. Трогать.

Он облизывает губы, вспоминая член во рту. 

— Я к тебе зайду ещё? — Куросаки спрашивает, даже не думая. А потом, поймав взгляд Гриммджо, добавляет. — На футбол.

— А? — Джагерджак моргает несколько раз, будто до него не сразу доходит смысл сказанного. А потом выдаёт одну из своих широких, довольных улыбок. — Зайдёшь, Куросаки. Зайдёшь. 

Зачесывает волосы назад, пытаясь привести в порядок разметавшиеся яркие пряди. 

— Че там когда в следующий раз играют? 

— Послезавтра. — Ичиго нетерпеливо кивает. — Пойдёт?

Гриммджо не отвечает. А просто смотрит — так, что Куросаки снова хочется его целовать. Медленно, открыто, чтоб капитан так смотрел на него и дальше. И чтобы так же руками по спине вёл, и… Ичиго моргает, пытаясь понять, за что зацепился взгляд.

— У тебя… это… — выдыхает он, давя неожиданное смущение. — Стрелка размазалась. Правая.

— Ага. Сама размазалась, — с низким смешком фыркает Гриммджо, отводя взгляд и пытаясь растереть бирюзу под глазом во что-то приличное. 

Ичиго почти смеётся. 

— Капитан, моя правая. 

Гриммджо на это только привычно закатывает глаза.

— Ну на, поправь тогда. 

Куросаки замирает, когда ему в ладонь ложится уже ставшая знакомой за год совместной работы палетка. Сердце будто ёкает, пропуская удар. И в голове становится неожиданно легко. 

Ичиго тянется вперёд, большим пальцем стирая остатки старой стрелки. Задерживает дыхание. И в одно аккуратное движение выводит линию жидкой бирюзы под нижним веком.

Гриммджо очень красивый.

Он вкладывает палетку обратно в ладонь Джагерджака и замирает. Они оба замирают, глядя друг на друга, пока капитан не тянется снова, прочищая горло. 

— Ну… Как ты?

Ичиго только улыбается, широко и довольно: 

— Жрать хочу, сил нет. 

И, к своему удивлению, замечает, как на щеках Джагерджака появляется румянец.

— Ну, не удивительно, — Гриммджо опускает на его помятую форму взгляд. — Ты вложился.

И теперь краснеет Ичиго, чувствуя, как в животе действительно урчит. Но больше, чем есть, ему хочется вот так стоять и смотреть на капитана, и...

— Иди вниз первый, ладно? — перебивает его мысль Джагерджак. Куросаки удивлённо вскидывает брови, вглядываясь в напряженно приподнятые уголки губ капитана. — Я покурю ещё.

Сейчас сил препираться с Гриммджо у него совершенно нет. Он действительно вложился. И поэтому он расслабленно кивает, проверяя кобуру. 

— Ты спускайся тоже.

— Угу. — Капитан достает зажигалку и отворачивается к ограждению, опираясь на него локтями. Ичиго прикрывает за собой дверь.

С каждым шагом вниз по лестнице тело приятно ломит. И Куросаки думает о сэндвиче. И думает о том, что это вообще было. И что вообще еще будет... И, уже только выходя с на этаж отдела, замечает размазанную по пальцам бирюзу.