Вступление, в котором на заднем дворе кофейни можно жить лучшую жизнь

      Стеклянные чёрные бусинки смотрели на него в упор. Кому-то этот взгляд мог показаться жутким, но Дилюк не был бы Рагнвиндром, если бы его мог напугать опоссум. Нет, он пошёл другим путем.

      Он его выдрессировал. Вот этого вот и ещё горстку его собратьев. Поэтому, стоило поднять руку, в которой был зажат слегка подветренный сэндвич, пушистая жуть ожила и встала на задние лапы.

      Кто владеет информацией — владеет миром.

      Кто получил верность помойных опоссумов — владеет безопасностью уровня «люкс» для чёрного хода кофейни.

      Рядом хлопнула задняя дверь «соседа» — кальянной «Благословение Барбатоса», обеспечивающей всю близлежащую территорию амбре ароматного дыма с девизом «Здесь дарят способность видеть прошлое, предсказывать будущее, мириться даже со своим начальством и находить сокровища в самых неожиданных местах».

      — Твоя помойная армия питается лучше, чем мой кот.

      Дилюк повернул голову.

      Люмин стояла на пороге возле относящихся к кальянной мусорных баков, потягиваясь и отчаянно зевая. Белые джинсы, белые кроссовки — белое лицо человека, в чьих глубоких тенях под глазами можно было найти вход в мифическую Бездну.

      — Доброе утро. У тебя нет кота.

      — Теперь есть, — не очень вдохновлённо ответила она, шурша в бумажном пакете. — Вчера выловила в Сидровом озере. Орал — жуть! Очень хотелось бросить его обратно, но жалко — всё равно уже с ног до головы мокрая и поцарапанная.

      — Спасение животных? Похоже, ты всё больше поддаёшься влиянию Венти, — Дилюк улыбнулся уголком губ, наблюдая, как в пушистой полосатой куче мелькают голые лапы и бледно-розовые хвосты. Интересно, возможен ли «опоссумный король»?

      — Сегодня спасаю котов, завтра начинаю пить, а в среду записываюсь на уроки лиры. Фу, какой кошмар, надо скинуть все дела на Итера и впасть в спячку лет на пятьсот.

      И бросила в шуршащую у баков кучку сосиску. Одну, вторую, третью…

      Если на заднем дворе «Полуденной смерти» была территория вышколенных опоссумов, то у кальянной власть была в цепких лапках енотов. Этих созданий никто не дрессировал: Итер был слишком Итером, Люмин считала, что у неё слишком радикальные взгляды на методы воспитания, а Венти, на счастье ближних, просто не додумался. В итоге все пошли по лёгкому пути и заключили с звериной ордой соглашение: им иногда дают еду, а они остаются круглыми и пушистыми, чистая услада для глаз.

      Как призналась Люмин позже, швырять в «эти шубы на лапках» сосиски после особенно напряжённых смен — настоящее спасение для тех, у кого не срослось с медитацией. Как оказалось, мудаки захаживают и в кальянную, где благостность уровня «дым-расслабон-все братья и сёстры».

      Кстати о мудаках.

      — Покинешь нас и даже не узнаешь, что была права, когда предлагала ввести не только книгу жалоб, но и чёрный список, — Дилюк пожал плечом, распаковывая второй сэндвич.

      — О, ты уже прочувствовал ощущение ужа-асного удовлетворения от одной мысли, что если что — не в этой жизни, но всё же — особенного клиента можно чс-нуть?

      Работа с людьми — это та работа, после которой ты или начинаешь их ненавидеть, или становишься манипулятором наивысшего уровня, круче только учителя в школах.

      Ну или уезжаешь на скорой в ближайшую больницу: лечить душу, сердце, тремор.

      Дилюк склонил голову к плечу, задумчиво глядя перед собой. Если не в этой жизни, то когда?

      — Нет, я им уже воспользовался. Тот… — Дилюк замолчал, пытаясь вспомнить имя. Но в голове было восхитительно спокойно и пусто, хотя он никогда не жаловался на память, особенно когда дело касалось людей, который натёрли своим видом мозоль на сетчатке глаз…. Может быть это была суперспособность чёрных списков: люди, попавшие туда, буквально умирали для заведения и бариста.

      — Ты про того мужика, который всегда ходил в футболке с логотипом Спрайта?

      Люмин действительно была прекрасна.

      — Он самый.

      — Сурово. А как же мора и «клиент всегда прав»?

      — Самоуважение дороже пары стаканов кофе. Опять же, мне не сложно переделать напиток, но если человеку нужен не кофе, а чтобы перед ним танцевали и извинялись, то мой долг — помочь ему найти дорогу вон.

      Дилюк заглянул в свой пакет. Ага, сэндвичи уже закончились, отлично.

       — Зато я понял, что имел в виду отец, когда упоминал, что активно говорят про места, которые не подходят клиентам — не тот уровень, не тот сервис, вот вам две звезды в Тейват-картах; но гораздо реже вспоминают, что есть клиентура, не подходящая заведению.

      Люмин прыснула и присела на корточки, украдкой трогая пушистый хвост, мазнувший по её ногам.

      — Звучит красиво, но невыполнимо. Мудак — это всё ещё мора, мора решает!

      — Это сложно, — согласился Дилюк. — Но бизнес с границами, способный доминировать, а не прогибаться под каждый ветерок — это… В итоге достойно. Престижно, когда не ты бегаешь за клиентом, а клиенту статусно прийти к тебе. Отец так и ведёт свои дела, и я не слышал, чтобы он обанкротился.

      Люмин замолчала, но Дилюк понял, что именно она всё-таки спросит. Удивительно: она не любила лезть в чужие дела, «инициатива ебёт инициатора» было ее мантрой. И всё равно периодически оказывалась в гуще спасательных экспедиций, нанося добро и причиняя радость.

      Люмин не была добренькой.

      Она была доброй.

      — Так вы с господином Крепусом… никак?

      Хотел бы Дилюк помнить, что конкретно он рассказал одним вечером Люмин об отце, раз с тех пор она его иначе, кроме как «господин Крепус» не называла. А ведь ей так не свойственен пиетет перед старшим поколением!

      «Нас с Итером, — в той же беседе поделилась она, — отец взялся поучать один-единственный раз в жизни: ни в чем себе не отказывайте, живите как хотите, все двери мира перед вами открыты, всё будет заебись. Чао».

      Может всё дело было в адреналине, а может кальян был слишком забористым, а Дилюк после смены — уставшим, но это было одной из немногих вещей, которую он запомнил тогда не в тумане.

      — Он удивлён, что я ещё не позвонил — я удивлён, что он ещё не позвонил. Ничего нового.

      — А я удивлена, что ты так спокоен. Ссора в семье — это… — она махнула рукой с зажатой в ней сосиской и тут же грозно топнула на бесцеремонно рванувших к ней енотов. Всё-таки сказывалось отсутствие настоящей дрессуры. — Это редкостное дерьмо. И нервы вытрясет, и воспоминания гадкие.

      Дилюк понимал, что Люмин смотрит на его ситуацию через призму своего опыта. Они познакомились, когда «Полуденная смерть» только делала свои первые шаги к становлению чем-то приличным, а Люмин, мрачная и молчаливая, уже работала в «Благословении Барбатоса».

      Но начало их дружбе положили не дежурные кивки по утрам, а пустой переулок и две недоличности, решившие, что отжать мобилу у хрупкой блондинки и втащить парню с вызывающе алыми волосами — отличная идея, за которую им ничего не будет. Что им сделают, в Ордо Фавониус что ли пожалуются, ха-ха!

      Не то чтобы Дилюк был за жёсткие и радикальные методы всегда и везде…

      Не то чтобы Люмин была за жёсткие и радикальные методы всегда и везде…

      Но порой бессмысленно смахивать пыль со своего нимба и решать с всё цивилизованно. Как оказалось, совместная утрамбовка местной гоп-компании в асфальт сближает не хуже, чем совместная семейная терапия.

      Ноющие костяшки, утешительный кофе с солнышком из карамели, пять способов отмыть кровь с белой ткани — они сблизились и постепенно выложили кое-какие личные карты на стол.

      Так Люмиин узнала, что Дилюк работает в кофейне в добровольном самоизгнании — он упрямый, весь в отца, а отец упрямый и весь в деда, и так по всей славной линии Рагнвиндр. И весь мир и семейный бизнес подождут, когда они решат свои разногласия или хотя бы созвонятся.

      А Дилюк узнал, что Люмин в длительной ссоре со своим братом, и они не виделись уже полгода, а до этого — не расставались никогда.

      Но прошёл месяц — и в кальянной появился вечно солнечный Итер, лицо Люмин посветлело, и Дилюк обнаружил, что у него появилось два друга. Это было приятной находкой.

      Но понять, почему он так спокоен, когда уже столько закатов нет мира в семье, Люмин так и не смогла. А то, что Дилюк не притворялся, было правдой — бариста в душевном раздрае сладкий фраппучино не сделает, факт!

      — Я же давно не подросток, иначе выкинул бы глупость вроде поездки с цирковой труппой по Фонтейну на четыре года. Или поджёг бы Эроха тёмной-тёмной ночью.

      Какие банальные глупости можно себе позволить в юном возрасте.

      — О, этот ёбнутый продолжает к тебе приходить?

      Люмин достала палку колбасы и, не моргнув глазом, переломила её напополам своими маленькими ладонями.

      Издержки работы с людьми: о клиентах можно трепаться целую вечность и немного больше.

      — Тебе пора бы перестать этому удивляться, — меланхолично заметил Дилюк. — Он будет приходить до тех пор, пока его ноги способны ходить.

      — Да я не удивляюсь! — в пушистую енотью толпу полетела половина колбасы. — Его рожа просто раздражает. На прошлой неделе припёрся к нам, начал расспрашивать, а я же по роже вижу — тут не диалог нужно вести, а сразу лицом об пол. Я таких мудаков знаешь, сколько в Сумеру видела? Считают себя умнее всех на свете, но как прижмёшь к стене — слизняк слизняком, даже жалко руки марать.

      Эрох был… Назвать его местной достопримечательностью значило бы польстить, тем более этот статус прочно оседлал Венти, стихийно организовывающий атмосферу и живую музыку везде, куда его заносил ветер в голове. И его, как бы он порой не раздражал, любили — как любят больших пушистых котов, даже если те повалялись по всей черной одежде и перебили коллекцию горшков с фикусами.

      А любить Эроха — это как есть изюм с косточками. Настоящий изврат.

      И Дилюк даже понял, если бы он таскался в кофейню требовать эспрессо, которого в чистом виде не было в меню: что поделать, бывают больные ублюдки, которым подавай кофе без молока.

      Но Эрох приходил, портил интерьер своим видом и настаивал на встрече с руководством и продаже помещения, «соглашайтесь, пока за эту развалину на окраине предлагают такие деньги».

      Интересно, где он был, когда помещение срочно продавали за бесценок после одной некрасивой истории?

      Но технически он не был клиентом, чтобы его было удобно утрамбовать ногами в чёрный список. Он был проблемой, которую нужно решить — не тратя нервы, с удовольствием и вкусом. И как-нибудь в свободное время — у Дилюка был загруженный график и много гораздо более важных дел.

      — Настроение требовать с Тартальи карточный долг. Случайная встреча, гипс, мудак пропадает с радаров.

      — Ты и сама способна устроить «встречу-гипс».

      Люмин умела завязывать языком в два узла черешок вишни, готовить яичницу на камне и шевелить ушами. Люмин в этой жизни могла вообще всё, было бы желание и соответствующее вознаграждение.

      — Нет, — она махнула рукой, и в енотов полетела вторая половина палки. — Речь же только про ноги. А сама я его загрызу. Расчлёнка, мозги по асфальту — не красиво.

      Маленькая Люмин с её птичьими лопатками, добрыми золотыми глазами, большим сердцем и отлично поставленным ударом с ноги.

      Не то чтобы Дилюк её осуждал. К некоторым людям ради своего блага — и блага общественного — справедливость стоит доносить на руках, чтобы она не долго блуждала по дороге жизни.

      Опоссумы заметно задрожали, некоторые начали подниматься на задние лапы и бешено шевелить носами, стоило Дилюку показать им кое-что поинтереснее, чем просроченный сэндвич. Бананы были их особенной слабостью.

      — Люмин, все проблемы решаемы. А Эрох в топе моих занимает даже не десятое место. Меня больше беспокоит Венти.

      — А… О. Так он и к тебе подъехал с этим… делом?

      — Без стыда и маскировки, — первый кусочек банана упал на землю, и его тут же ловко подхватил один зверёк. Отлично, сегодня опоссумы держались и не превращались в жаждущую бананов лавину, сносящую всё на своём пути.

      — По мне так звучит как редкая дичь… — Люмин пожала плечами. — Но… честно тебе скажу, я в Монде какой только сомнительной ерундой не занималась. Одной больше — одной меньше…

      — Тогда могу ли я на тебя рассчитывать?

      — Без проблем. Кто знает, вдруг все-таки будет драка? Мы с тобой отличная команда.

      Дилюк тепло хмыкнул. Утренняя свежесть, мягкое касание солнечных лучей по коже, приятная собеседница — мир и покой. Не работа, а отпуск какой-то. От всего.

      — А… Блин.

      — Хм?

      — Эта колбаса была для Итера.

      Дилюк посмотрел на енотов. Те, сыто облизывая лапки, меховыми шариками отступали в тень. От колбасы остались разве что воспоминания, да и не стала бы Люмин приносить любимому брату погрызенную палку.

      Наверное.

      Итер как-то упомянул, что им доводилось драться с сомнительными личностями за три сосиски.

      — Как думаешь, если хлеб будет только с хлебом, он заметит?

      В голосе Люмин звучала тоска. Их рабочие места находились, если говорить деликатно, в жопе города. На его окраине, которую службы доставки принципиально игнорировали. Ближайший магазин был относительно недалеко, но, во-первых, до него еще нужно было дойти, а, во-вторых, Дилюк знал, что то место вызывает у Люмин стойкое отвращение своим дизайном. Оранжевые цвета навевали ассоциации с грязью и выводили на начальную стадию ипохондрии.

      — Я организую вам сэндвичи.

      — Дилюк, — проникновенно протянула Люмин, прижав ладонь к груди, — Ты — самый чудесный, и этот мир тебе должен за твоё добро и еду.

      — Например, сломанные ноги Эроха?

      — Минимум сломанные ноги Эроха.

      Они переглянулись и тихо рассмеялись.

      Естественно никакой Эрох не стоил того, чтобы его ногами принимать долг вселенной. Вместо него Дилюк предпочел бы — взгляд скользнул по двору — замену несуразным мусорным бакам. Господи, кто еще пользуется этим пластиковым синим чудовищем? В такой даже мусор выбрасывать брезгливо, не говоря уже о том, что не было разделения отходов.

      Как-то это убого.

      Он мысленно поставил себе заметку заняться этим как можно быстрее и с тихим удовлетворением прикрыл глаза и прислушался: можно было бесконечно ворчать на неудобства окраины, но тишина звучала здесь ветром.

      В «Полуденной смерти» всё было спокойно.