— Кайя.

Голос Джинн был сух, как прошлогодний пряник, который Кайя купил во время своего последнего отпуска в Снежной и забыл в углу шкафа на… Минутку, пряник всё ещё там или это просто красиво сравнение воспалённого негодованием сознания?

— Это не обсуждается. Особенно когда я вижу, что ты сам не понимаешь, в каком плачевном состоянии находишься. 

— И в чём же моё плачевное состояние? — хотелось перейти на язык змей, но Кайя удержался на одной улыбке, мерзкой-мерзкой, как сладкая кофейная жижа, которая нынче так популярна во всех забегаловках.

На лице Джинн не дрогнул ни один мускул, и это было уважительно, когда в пяти сантиметрах мазнуло лезвие ножа едва перехваченного преступника. Но сейчас-то над ней нависал Кайя, опираясь ладонями о стол, её, между прочим, верный подчиненный, которого она своими ухоженными стальными руками так бездушно утрамбовывала сейчас в отпуск. 

Отпуск, которого он не просил!

— Ты нависаешь надо мной, используя крайне прямолинейные методы давления. Капитан Альберих в ресурсе никогда не станет действовать так грубо. Я — твоя начальница, и забота о ментальном состоянии сотрудников — моя обязанность. Отдохнешь пару недель и вернешься.

Она помолчала.

— И скажешь спасибо, как только проспишься.

Кайя опешил. У него всегда были слова — ты ему факт, он тебе десять, да таких, что уверуешь в плоскость земли и заговор масонов. Но выслушивать такое от Джинн, о чьём трудоголизме молоденькие стажеры шепотом передавали жуткие байки, лишало всякого дара речи, даже нецензурного. 

— У нас преступники со всей округи вчера ночью пришли что ли с повинной, раз ты так свободно даешь своим кадрам отмашку отдыхать, когда они не просят?

Как минимум одной из текущих головных болей Ордо был трафик наркотиков — нельзя было сказать, что в Монде процветала преступность, по крайней мере журналисты за эксклюзивом сюда пока не рвались. Но город свободы и песен не давал заскучать без работы: творческие люди такие творческие, а в погонях за музой не против побаловаться стимулирующими мозг веществами. И ладно бы это была легальная травка — нет, находились ушлые личности, готовые подзаработать с помощью запрещенных. И обычно такое быстро и жестко пресекалось Ордо Фавониус, но последний месяц отследить одну новую дурь не удавалось. На подставных пташек не клевали, ниточки обрывались. А на носу была номинация “Ветра свободы” — и стабильно каждый раз перед этим событием в мире творческих людей случалась какая-нибудь беда, и в лучшем случае это был групповой нервный срыв. 

— Работа есть всегда, — Джинн утомленно вздохнула, заставляя ощутить себя неразумным ребенком, закатившим истерику из-за конфеты. — А ещё всегда есть вероятность, что именно в самый ответственный момент ты подведёшь — не потому что не профессионал, а потому что банально не отслеживаешь своё состояние. У нас есть люди, я не обескровлю отдел, если ты на пару недель съездишь на море. Ты побледнел, Кайя. 

Он глубоко вздохну и медленно выдохнул. Отошел от стола, резко ощутив себя глупо в этой угрожающей позе. Джинн… Её забота иногда била наповал! Хотел бы он знать, что на этот раз она вычитала в библиотеке, какой психологический нонфикшн ей подсунули так удачно. Сегодня заботливо отправляет в отпуск, а завтра устраиваем круги доверия «расскажите, что вы чувствуете сейчас»?!

Обиду и раздражение, вот что он чувствует!

Кайя чувствовал себя здесь как рыба в воде: его работа была интересной, была любимой, он не был офисным неудачником, шепотом ругающего свое руководство у кофеварки. И слушать, что он может кого-то там подвести, потому что устал — это почти оскорбительно. Он всё контролирует не первый год, так в честь чего… с чего бы…

— Ты не можешь так поступить со мной. 

Кому скажи — засмеют! Начальство в отпуск отпускает, трагедия… и сказка двадцать первого века, где никак не выполнишь чертов KPI!

— Оказывается, могу, — Джинн откинулась в кресле и скрестила руки, тем самым став похожа на отца всея Ордо Фавониус — Варку. 

Варку, который принял решение и закусил удила ослиного упрямства.

Какой кошмар. 

— Я могу просто не подписать заявление, — сделал попытку Кайя и по жалостливым галазми напротив понял, что это был провал.

— Попробуй, — в переводе «у меня все схвачено».

— Да нет. Не может быть. Это же не по правилам. Джинн, ты не такая!

— В этом кресле только таким и можно не сойти с ума. Аудиенция окончена, капитан Альберих, в отделе всё ещё есть работа. Но не для вас на ближайшие две недели. Свободны. 

В просторном фойе Ордо Фавониус было на удивление пусто: ни постукивающей каблуками в своём особом ритме Фишль, ни готового переловить как только, так сразу всю преступность, исполнительного, но пока ещё слишком совестливого Хоффмана. Как будто именно в этот момент жизнь участка замерла и затаилась в ожидании, что капитан Альберих отправится выполнять распоряжение свыше. Отдыхать.

Ему же это так надо, а ещё лучше на пенсию уйти, коль работы нет, дело с наркотиками — сущая ерунда, а сам он «не контролирует себя»!..

— Если бы не достоверная информация, то я бы решил, что тебя только что лишили квартальной премии.

Ах, нет, кое-кто всё-таки обитал рядом с кофейным аппаратом. В этом была одна из замечательных способностей Хэйдзо: оказываться незаметным даже в пустом помещении. 

Хэйдзо Кайе импонировал — славные ребята вроде Эмбер хорошо, а себе на уме люди вроде Сиканоина — интересно. Но сейчас весь его вид, от довольно сощуренных глаз до бесячих удлинённых шорт (вроде бы тот специально подобрал к своим волосам такой раздражающий оттенок) горчичного цвета вызвал лишь глухое раздражение. Лицо Сиканониа так и говорило «а я знал».

Как будто затею Джинн знали все — и все поддержали.

Плести узор за спиной — задача Кайи, а не наоборот!

— Цель руководства — не больничный по нервному срыву давать, а предотвратить выгорание. Потрогай траву, съезди на море — и не говори об этом Котауси, он от злости сгрызёт ножку своего стула. И твоего. И кресла Джинн.

Кайя криво улыбнулся.

— Так пусть обратится к госпоже Гуннхильдр. Наше руководство заботится о сотрудниках и их здоровье!

Сикатонин посмотрел на лица Кайи долгим многозначительным взглядом и отпил из чашки с громким звуком. Раздражающим, как его штаны.

— А он все свои отгулы давно «съел». Разве что в декретный осталось уйти, но для этого нужна хотя бы жена и ребёнок… Не его вариант.

— Как же ты меня раздражаешь, — с улыбкой признался Кайя.

— Год назад эта улыбка была обаятельной, Альберих, — не моргнул глазом Хэйндзо. Ему чужое раздражение — что небесный гром для глубоководной рыбы. Сикатонин был на том уровне своих ста пятидесяти пяти сантиметров, когда и «гном» не доводило до гневного припадка.

До гнева доводил он сам, открыв рот.

— Вот ты так бесишься, потому что когда в последний раз что-то кроме работы видел? Дела, кабинет, растворимый кофе. Кстати, — он поднял свою кружку повыше и сунул под нос Альбериха. — Смотри, прикольно же?

Кайя честно посмотрел и так же честно не понял. Это была… большая белая кружка? С какими-то глазами и… мордой лица? Скорее всего узнаваемая хтонь из известного сериала, но Кайя не смог определить, откуда. 

— Заяц. Потянуло на милашек?

Хэйндзо закатил глаза, всем своим видом выражая «с кем я вообще говорю».

— Сам ты заяц. Это Додоко!

Додоко. Звучало так же понятно, как описание устройства спутниковой системы, о которой Кайя лишь знал, что она существует. Этот день начинал походить на бред: недобровольный отпуск и Сикатонин, с которым болтаешь о непонятной ерунде. О «додоко». 

Хэйндзо как будто всё устраивало и, всё с тем же довольным лицом, он сунул чашку Кайе под нос совсем уж беспардонно. Тот автоматически заглянул в нее.

— …описание рецепта, чтобы что-нибудь подорвать? Новый писк моды в керамике? 

— Когда ты в последний раз видел такую прекрасную нетривиальную кружку?

— Дай-ка подумать. Сегодня?

Сикатонин закатил глаза.

— Год назад твое чувство юмора было посвежее. Об этом и речь: в мире столько всего интересного. Керамические кружки на пол-литра с рецептами взрывных коктейлей на дне, например. А ты проходишь мимо так, словно идея получить Додоко тебе совсем не интересно, а ты — весь там, в кипе дел. Бумажных, потому что оцифровка нашей базы проходит со скрипом и скрытым партизанским противодействием любителей пыльных папок... Фу, Альберих, фу. 

Не то чтоб Кайя страдал предрассудками, но сейчас всё хотелось спихнуть на то, что Сикатонин родом из Инадзумы, и наплел какой-то восточной мудрости, которую практичному каэнрийцу, освешему в Монде, не понять.

— Спасибо, теперь я буду загорать на море спокойно, зная, что где-то поставили на поток кружки с рецептами Молотова. Отличная работа, коллега, оставляю отдел на тебя с лёгким сердцем. 

Махнув рукой, Кайя направился к выходу. Стоило бы заглянуть за бумажками, но — у Джинн всё схвачено и вообще, захотелось простого человеческого упасть на диван и уснуть. 

— Если твоё сухое сердце не тронул Додоко, подумай о жучиных боях! — смешок Хэйндзо было последним, что он услышал, прежде чем хлопнуть дверью. 

Квартира встретила Кайю не уютной тишиной, а голубиным чириканьем у окна. В последнее время уличные крылатые крысы облюбовали его подоконник — Бездна его знает, с какой стати. Может у квартиры была такая приятная энергетика, что к ней стали тянуться всякие твари? Лишь бы это не распространялось на тараканов. 

И что Джинн себе выдумала? Кайя определенно не плевал на свое состояние и ставил себя не на последнее место.

Вот, например, квартира: мало того, что чистая (и это без всякого клининга, лучше было ползать по всем комнатами в самых интересных позах с тряпкой, чем запускать на территорию профессиональных, но посторонних людей), так еще и заставлена всякой растительностью. Тут был и мондштадский укроп, и трава-светяшка, и палисандра, и фикус — и что-то ещё, развесистое и зеленое. Растения благотворно влияли на нервную систему и нуждались в пристальном уходе, который он им давал.

Прихвати пульверизатор, Кайя направился протирать широкие темно-зеленые листья.

Вот что ему теперь делать? Море звучало не так уж и плохо, можно было проверить, что пляж у побережья всё еще дикий и там не нужно пробираться через груды живых тел.

Но тогда на кого оставить свою зелень? Всегда можно было попросить Джинн, Кайя знал: она и ее чувство ответственности сберегут зелёную орду в лучшем виде.

Но Джинн была отныне в немилости и вообще кошмар. 

Сообщение пришло от Сикатонина ближе к вечеру, когда Кайя уже по второму кругу навёл порядок, уничтожил всех пылевых клещей и собрал пакет бесполезной мелочи на выброс, Улыбающийся смайлик и адрес — что это, окраина города? 

Почему-то Кайя был уверен, что его таким образом отправили или покупать потенциально опасную кружку, или прожигать отпускные на каких-то жучиных боях. Если это была забота от коллеги, то, во-первых, лучше не надо, он что, настолько плохо выглядит? А, во-вторых, ему не нужны новые кружки или дохлые жуки. 

Отбросив телефон на кровать, Кайя отправился вылизывать до блеска кухню, не то чтоб он часто применял её по назначению.

Пряник из Снежной был найден в углу полупустого кухонного шкафа. Им теперь можно было забивать гвозди и убивать людей. Срок годности — минус два года. Что ж, Кайя уже подзабыл, что последний отпуск был так давно.

В принципе.

Ему все равно было нечего делать. 

* * *

По окнам и части стен вились цветы — или это были просто изысканные красный листья, Кайя не стал особо к ним приглядываться, но в голове мелькнула мысль, что зимой, среди белого снега, этот кровавый алый выглядел бы красиво.

В остальном здание не выглядело как что-то примечательное, даже наоборот: вывеска «Благословение Барбатоса», украшавшая соседний вход, притягивала куда больше внимания своими неоновыми всполохами, даже при свете дня. Ночной клуб? Ну, судя по адресу, Кайе нужно было в дверь под вывеской «Полуденная смерть».

Однако ж, название с претензией, но никакой атрибутики Танатоса не наблюдалось… Где пафос?

Прозвенел колокольчик над дверью.

— …неуважение! Я требую предоставить мне…

Удача улыбалась Кайя — или наоборот, это как посмотреть. Помещение (это действительно была кофейня, видимо тут Сикатонин и раздобыл своего «додоко») оказалось по-коммерчески трагично пустым, а единственный посетитель загораживал своей спиной стойку и гневно наседал на несчастного бариста. 

Это вызвало слабый налёт брезгливой жалости. Клиенты-скандалисты… Головная боль. Не то чтоб Кайя отрицал, что бывают ситуации, когда нужно не стесняться отстаивать свои права потребителя, но зачастую пробки в очередях на кассу или шум в ресторане создавали, как бы это помягче сказать, скандальные идиоты, пользующиеся правилом «я пользуюсь вашей услугой, поэтому могу во все щели пользовать вас». 

— Я требую немедленно связать меня с руководством и дать жалобную книгу!

Уходить из-за одного человека после того, как притащил себя на край города — это было как-то не вкусно. Кайя маялся в навязанном отпуске и ему было нечего делать, но не настолько же.

Он подошёл сбоку и ненавязчиво прислонился к стойке, бросая тень навязчивого давления на мужчину средних лет, которого разве что не трясло от возмущения. Выглядел тот, кстати, как молодящийся фанат прошлого десятилетия — кажется, примерно в тот период в фаворе были попытки в шик вроде приталенных пиджаков, крупных перстней и якобы ненарошно взъерошенных волос, очевидно уложенных лаком. 

Мысленно хмыкнув, Кайя перевёл взгляд на бариста, может быть даже с намерением выразить поддержку «эй, в этом помещении появился клиент, который просто хочет выпить кофе и не хочет иметь в мозг», и —

И слава архонтам, что прислонился к стойке, а не стоял в центре зала. Падать на пустом месте — это моветон, а тут что-то… подкосилось. Может быть не колени, но слух точно, иначе почему звук оказался резко заглушён, зато зрение — о, оно резко обострилось, стремясь донести до застывшего сознания всю картинку целиком, не упуская ни малейшей детали. 

Кайя ожидал увидеть замученную девчушку — или паренька, не суть, — какого-нибудь студента, пытающегося заработать себе на жизнь и стейк, с бездной под глазами, каменно-несчастным лицом и безмолвным «ну почему я не могу плюнуть ему в рожу» во взгляде.

Яркие глаза из-под полуопущенных век смотрели на разоряющегося мужчину с бесконечной скукой. 

О нет, человек за стойкой никак не выглядел жертвой пользовательского потребительства. Даже подумать так назвать такую роскошь казалось… оскорблением. 

Во-первых, — без комментариев.

А, во-вторых, Кайя ощутил резкое желание поклясться, что, если он перегнётся через стойку, отпихнув разоряющегося любителя пиджаков, то увидит, что у этого… у этого катастрофично прекрасного создания за стойкой тонкая талия, плотно затянутая в чёрный фартук.

О, архонт и его аранары. 

У такой красоты, которая с высоты своего откровенно невысокого роста умудрялась смотреть на беснующегося пижона сверху вниз, нормальным было просить личный номер телефона, а не какого-то — кого, Найт-Дарк… Херо? Хиро?

Кайя осоловело моргнул, пытаясь вернуться в реальность, не ограниченную идеальной осанкой и волосами цвета багряных осенних листьев. Он, кажется, видел буквально недавно что-то похожее?.. 

— Хорошо, — невозмутимо ответило прекасное видение, абсолютно не замечающее, что у кое-кого в этом помещении прямо сейчас трещит и переворачивается картина мира. — Вы принесли натальную карту на электронном носителе или в распечатанном виде?

У скандалиста задёргался глаз, а Кайя уцепился за смутно знакомое слово, такое абсурдное для этого места, что оно-то и выдернуло его из той жижи, в которую он так позорно растёкся. 

— Да вы тут все шарлатаны и больные ублюдки! — взвился недовольный, и Кайя потёр ухо.

Во-первых, хотелось, чтобы этот человек уже съебался и освободил место; во-вторых, если честно, он тоже не мог понять с каких пор в кофейнях спрашивают все эти штуки для любителей рассчитать судьбу по звёздам. 

— Если вам так важно встретиться с Дарк-Найт Хиро, то вы в курсе, что запись на приём происходит только после предоставления.

Чужие губы изогнулись в улыбке — точнее, у любого другого простого смертного это была бы именно она, но сейчас Кайя бы описал это как «очень вежливо и очень жутко, я видел фильм, где после такого откусывали голову».

Но тут вся беседа со стороны красоты велась негромким вежливым тоном — настолько, чтобы это вытягивало нервы в ниточку. На месте пижона наверняка хотелось сделать святотатство — вмазать по такому лицу.

Но остатки разума в горячке праведного или не очень гнева того не покинули: выплюнув сквозь зубы что-то про «все пожалеют, я вас сгною, у меня связи», он развернулся и, бросив презрительный взгляд на Кайю, вылетел вон.

Хлопнула дверь, и в кофейне повисла мягкая тишина. 

Настал звёздный момент. Как приятно быть мужчиной в расцвете лет, а не школьником с проблемной кожей, трясущимся перед объектом своего неровного дыхания. Никаких вам заиканий и потеющих ладоней, фу. 

Он с комфортом облокотился о стойку, подпирая голову рукой. Место ушедшего скандалиста было решено не занимать: так этому ужасно красивому бариста придётся повернуться к нему.

А Кайе ужасно хотелось посмотреть на красоту в движении. 

— Впервые вижу, чтобы кого-то выпроваживали таким необычным способом, — и всё-таки отвесить комплимент оказалось сложнее, чем обычно: он немножко, самую малость оказался не готов стать единственным объектом внимания вот этих глаз, этого лица, этого человека, для которого и были созданы самые ужасные в мире подкаты про рухнувших с небес ангелов. 

— Какая жалость, — рухнувший ангел наклонил голову набок, мягко проговаривая каждое слово.

Как будто мягко вколачивая гвозди в гроб, честное слово.

— Вы впервые в «Полуденной смерти», и у вас уже такое прискорбное впечатление о её правилах и отношению к клиентам. Поделитесь информацией: это ваш печальный опыт или наша недоработка?

Это… можно было засчитать за флирт? Кайе очень хотелось верить, что да. Он просто уже давно не видел, чтобы кто-то флиртовал с настолько серьёзным выражением лица.

Он улыбнулся. С дыхалкой резко стало нехорошо, как будто не у стойки последние десять минут мозги в кучку собирал, а устроил марафон через утёс Звездолова. 

За звездой, да, прекрасной, алой и бесстрастной, как и положено небожителям. Вот этим вот упавшим ангелам. 

— Это моя неинформированность, от которой я ужасно страдаю. Должен ли я бежать к астрологу, чтобы принести натальную карту?

— А вы хотите встретиться с владельцем?

— Нет, — честно отозвался Кайя.

Владелец этого места его точно не мог заинтересовать — какие шансы, когда тут за стойкой… такое? Разве что этот владелец активно и некрасиво нарушает закон, но это уже другая история и вообще зачем думать о работе, кому какое до неё дело.

Пусть коллеги зашиваются, Джинн осознаёт свою неправоту, а он — он и носа не покажет в участок, потому что у него отпуск. Он будет пить кофе. 

Он пригласит этого мужчину на свидание — впервые за…

Какая разница. 

— Но неужели он правда спрашивает натальную карту? Это же… что-то на астрологическом? Если я не пропустил появление какой-то другой натальной карты?

Бариста мягко сощурился — глаза как солнце, золотое тепло по осенней листве — и впервые в жизни Кайя понял, о чём говорили книги, в которых описывалось «он засмеялся одними лишь глазами».

В горле стало сухо. Захотелось не просто выпить — голову под кран ледяной воды. А потом — поделиться информацией, что в правила заведения нужно не астрологию добавлять, а предупреждение большими красными буквами «Красота опасна для здоровья, приходите с кислородом и бригадой для реанимации».

— Натальная карта действительно требуется на официальном уровне, — мягко проговорила потенциальная угроза для сердечников. — И нет, речь о самом обычном астрологическом расчёте. Хозяин заведения ценит своё время и предпочитает заранее понимать, с кем придётся иметь дело. Всё просто.

Это ни черта не выглядело просто, но тут Кайя нашёл в себе мудрость заткнуться. В конце концов это же Мондштадт — город вина, песен, а ещё с крайне высоким показателем религиозности среди населения.  Атеисты вроде Кайи здесь были редкостью, а вот различные секты — от крайне популярной веры в Барбатоса до мелкого культа принцессы Осуждения, — цвели и пахли. Иногда казалось, что парочка новых обязательно появляется после каждого дождя.

Но сегодня Кайя был готов пересмотреть свои скептические взгляды на существование бога. 

Слишком быстрая капитуляция?

Помилуйте, а как иначе, когда бариста — «Дилюк», храните небеса того гения, который ввёл бейджики — положил раскрытую ладонь на стойку (эту бледную красивую ладонь, которая на тёмном фоне стойки так и кричала о том, что её необходимо накрыть своей рукой сверху, погладив кожу), абсолютно естественно вздёрнул подбородок (движение всколыхнуло небрежные пряди хвоста, и их тоже было мучительно необходимо потрогать) и сказал слово:

— Ваш заказ?

Под прицелом таких глаз обычно предлагали Луну с неба или целый мир и пару коньков в придачу, но сейчас предлагали Кайе, и, прости господи, нужно было срочно ответить хоть что-то, пока пауза не стала совсем неприличной. 

Честное слово, в обычное время Кайя мог неторопливо взять меню и изучить, а что вообще может предложить новое место. А если совсем откровенно: последние пару лет у него не было времени на такую ерунду. Зачем, если можно мимоходом быстро пробить себе стакан эспрессо, абсолютно не думая, и помчаться дальше решать важные задачи?

Но сейчас Кайя смог не взять себя в руки, но сказать слова в ответ. Приличные слова, а не «я не в себе, но выходи за меня прямо сейчас»:

— Эспрессо. Крепкий. 

А теперь он понял, о чём говорили книги с «в его глазах он увидел смерть». Хотя, если быть честным не наполовину, с этим проблем никогда не было: смерть и желание зарезать скальпелем он периодически видел в глазах Розарии, когда кто-то пытался позвать её на мероприятия, призванные сплотить коллектив. 

Безалкогольный пунш, коллективные обнимашки, задания на доверие…

— В «Полуденной смерти», — безукоризненно вежливо, не меняя тона, убрав со стойки так и не тронутую руку, — не подают эспрессо. Это легко заметить, если взглянуть на меню.

Таким же тоном Дилюк мог бы сказать «уйди в ближайшую подворотню и умри там, а я забуду тебя и на свидание пойду с кем-то, кто не закажет такое мне в лицо».

Но Кайя был копом, хорош собой и весьма умён — если бы он растекался от одной ошибки, то не дослужился до своего места и зарплаты. 

Поэтому он продолжил улыбаться, стремясь одним прищуренным взглядом донести степень своей заинтересованности, безобидности и милой глупости: ой, какой он дурачок, заказал что-то не то!

— Не для протокола, почему тут нет эспрессо?

— И Американо без молока, — выдирающая наживую зубы вежливость всё ещё звучала.

Плохо. 

— Почему тут нет эспрессо и американо без молока?

— Потому что жизнь и так достаточно горькая. Каждый может пить что хочет — это свободная страна. Но, будьте добры, не требовать подобное в этом кафе. 

Кайя пару раз встречал фанатов своей профессии, но тех обычно оскорбляло использование не того сорта зёрен, как раз молоко со сливками или, на худой конец, «экспрессо». 

А теперь он встретил Дилюка с вот этими вот глазами, руками, талией и самым ужасным вежливым тоном на свете. Ситуацию нужно было исправлять.

Он прижал ладонь к груди.

— Ваша честь, осмелюсь заметить, что я не виноват. На самом деле я приехал из тех мест, где ты или пьёшь то, что успел найти, или рискуешь не дотянуть до следующего дня. А какие обстоятельства с молоком! То прокисшее, то замерзшее и с очень подозрительным запахом... Вы же с пониманием отнесетесь к моей неотесанности и не станете гневаться? Даже папуасам миссионеры Семи сначала рассказали про Архонтов, а потом — про Селестию!

— Как вам сказать. Я предпочту час объяснять, почему директор не встретится с вами без соблюдения регламента, чем своими руками подать чашечку крепкого эспрессо без сахара и сливок. 

Бариста отвернулся, и Кайя залип на его талию в фартуке. И, может быть, не только на неё, но его разум, отвыкший от красоты в таких количествах, буксовал и не успевал обрабатывать все открывшиеся ему виды. 

— Как хорошо, что мне не нужно к директору. Предлагаю компромисс: мы переходим на «ты», и ты в честь приятного знакомства сделаешь мне что-нибудь на свой вкус. Постараюсь не умереть от счастья выпить что-то приятное в спокойной обстановке и — о да — без просроченных сливок. 

— Почему мне кажется, что этот переход на «ты» подаётся как что-то, что должно меня порадовать?

Дилюк оглянулся через плечо, и Кайя снова был вынужден собрать в кулак всю свою силу воли, потому что от накатившего облегчения захотелось грудью лечь на стойку.

Кошмар. Кто вообще может смотреть с таким серьёзным лицом — и вызывать слабость в коленях улыбкой в алой, вновь по-осеннему тёплой радужке.

— Потому что я думаю, что тебе понравится называть меня Кайей?..

Прозвучало немного жалко, но тут ругать себя не было сил — все ушли то, чтобы голос звучал более-менее прилично, а не вопросительным писком. 

И, под звук кофемолки, Кайя чётко осознал важную вещь: ни на какой свидание эту красоту он сегодня не позовёт. Чёртов эспрессо. Конечно, можно было — чужой голос уже не выворачивал руки вежливым тоном, и эта улыбка… Можно было пригласить на кофе вне ролей клиент-бариста. 

Дилюк снова посмотрел на него, поливая что-то в стакане сиропом. 

Но сделать это сейчас — всё равно что быть согласным на любой ответ. «Да» или «нет».

А он ужасно — ужасно-ужасно — захотел, чтобы всё сложилось так, чтобы эта невысокая красота в фартуке дала однозначное «да», и никаких других вариантов. 

Даже в собственной голове это звучало так по-детски…

Кайя растерянно улыбнулся и покачал головой. Тело всё ещё не очень хорошо слушалось, да и в голове порядка не прибавилось… Что за наваждение. 

— Авторский рецепт. Для Кайи.

Перед ним поставили стакан. Что ж, судя по шапке сливок и спиралям карамели сверху, это будет что-то более сладкое, чем он привык. Кайя такое не очень любил, но если для налаживания мостов нужно выпить кофе с шапкой сливок — ничего страшного. А карамели было немного.

Улыбнувшись, он поддел трубочку губами, подмигнул наблюдающему за ним Дилюку, и сделал глоток. 

…

Что ж, спасибо годам трудоголизма, прекрасным актерским данным и способности в любой непонятной ситуации держать лицо, чтобы одурачить своего оппонента — на деле или в покере. 

То есть… Пресвятые Архонты…

Он с трудом выпрямился, следя за тем, чтобы губы продолжали улыбаться, а не превратились в рот выброшенной на солнцепёк рыбы. 

Хотелось броситься к ближайшему крану и нахлебаться воды. 

Хотелось вскрыть вены — не смерти ради, а только чтобы вытряхнуть оттуда сладкие леденцы, в которые кристаллизовалось то огромное количество сахара, попавшее в кровь. 

То, что он глотнул… Назвать это сладкой жижей было бы преуменьшением столетия. Это был диабет в чистом виде, новый вид сладости, который готов вынести не всякий сладкоежка. Это было…

— …а что это? — держа улыбку.

Он налаживал мосты. И если ради их будущего свидания нужно не умереть от мгновенного обезвоживания — он это сделает. 

Он сможет...

— Шоколадный сироп, поверх эспрессо, чтобы сироп растворился, по стенам стакана карамель, молоко, лед, пена и сверху сетка из карамели. Названия у этого рецепта нет — на самом деле я только что довёл его до ума…

О, Архонты. Практически каждое слово этого рецепта было гвоздём в пищевую систему Кайи.

— Может быть назовёшь Электрошок?

— Электрошок? — недоумённо повторил Дилюк. И так Кайя познал новое откровение: тот может абсолютно чудесно хмуриться, и от этого между бровей появляется морщинка. И выглядит это не угрожающе, а очаровательно. — Я не совсем понимаю контекст, это хорошо или не очень?..

Если бы Кайя был честным человеком, он бы сказал «я хочу плакать от одной мысли, что это нужно пить». Но честность не водилась в списках его достоинств. 

— Это отсылка к дефибриллятору, которым проводят сердечно-лёгочную реанимацию. Можно сказать, мое сердце пребывает в шоке. У меня так давно не было знакомства с таким кофе.

Примерно никогда — и было это хорошо…

Под недоверчивым взглядом он героически сделал ещё один глоток.

И снова улыбнулся. 

Но когда Дилюк тепло улыбнулся ему в ответ и сказал, что может придумать для Кайи ещё что-нибудь интересное, раз у него такая сложная история с кофе, Кайя осознал простую истину: ради такого выражения на чужом лице он, при необходимости, будет держать поблизости реанимационную бригаду. Чтобы его всегда могли откачать от сахарного шока, а Дилюк — Дилюк улыбался вот так. 

Выбора, кроме как с улыбкой пить Электрошок дальше, стараясь не содрогаться всем телом, просто не было.

Тем более Дилюк заговорил с ним на ты и был таким солнечно-тёплым, что язык сводило очень удачно: желание позвать в кино, театр, на прогулку, в ресторан, в парк, в ЗАГС — да куда угодно, было нестерпимым.

Под конец Кайя вспомнил, что так и не спросил про потенциально опасную кружку. Добби или как там его?.. Надо было сразу купить — Дилюк наверняка тогда бы улыбнулся ещё раз.

Человек, который становится похож на тепло с одним лишь смешливым прищуром. 

Но сейчас Кайя просто был не готов покупать новую кружку с риском получить в неё ещё что-нибудь… авторское.

Зато это звучало как повод вернуться.

Как приятно, что завтра, послезавтра — и ещё много-много дней Кайя был абсолютно свободен. 

А чтобы дожить до свидания, можно было прийти не за кофе, а просто за выпечкой.

Гениальный план. Настолько, что попрощавшись и отправившись на выход, Кайя был безмерно собой доволен. Кроме того, в ближайшем магазине его ждала двухлитровая бутылка ледяной, лишенной вкуса и сладости минералки…

Мимо него, задев плечом, в кофейню пролетел невысокий парень с прыгающими по плечам крашеными косичками и паническим криком:

— Это катастрофа, котлета похудела! Дилюк!

Кайя дернулся: при чем тут деньги, да еще и под известным грязным жаргонным словечком…

И мысленно дал себе подзатыльник. А может и не зря Джинн отправила в отпуск: так забегался без внятного отпуска, что уже на порогах кофеин мерещится наркотический жаргон. «Полуденная смерть», конечно, экстравагантна со своим сахарным меню а натальными картами, но это уже перебор.