— Скучал по мне, Чимин-ни?

Смотрит в улыбающееся лицо друга и вертит в руке фирменную салфетницу их любимого кафе. Раньше они были здесь завсегдатаями. Заруливали после школы и уплетали пирожные.

Смотрит на своё, нетронутое, и думает, как лучше сделать: отнести маме, ведь она такое любит, или запустить его Чонгуку в лицо.

— А я вот скучал… Почему не ешь? Тебе же всегда нравились такие…

— Много чего поменялось, Чонгук…

Не меняя позы поднимает на друга только глаза. Видит, что он почти не поменялся. Ну, прошло не так много времени, чтобы его внешность претерпела кардинальные изменения. Замечает тонкий слой загара. Понимает, откуда он, и на душе становится ещё хуже.

— Ну да, много… Рассказывай, как школа? Убого, да? А квартира? Крыс нет? Или тараканов? А шумно там? Ты же ненавидишь шум… И стены, наверное, картонные. Соседи как, адекватные?

Стреляет в Чимина вопросами, но те рикошетят и с глухими ударами врезаются в стену позади. Видит на лице Чонгука отвращение.

Следит за его мимикой и ложкой с пирожным, летающей от тарелки к его рту. Замечает новые наручные часы на потемневшем от солнца запястье. Точно знает, что новые. Он все часы Чонгука знает. Знал.

— Таиланд?

Перестаёт жевать и непонимающе смотрит на Чимина. Проглатывает недожёванный кусок и качает головой.

— Филиппины.

— А, понятно.

— Чимин, прости. Я там телефон утопил и поэтому не звонил.

— Больше месяца прошло, Чонгук. Я писал тебе каждый день.

— Прости. Много дел было.

Фыркает и гуляет глазами по потолку, выискивая какое-то более правдоподобное оправдание. Смотрит снова на приятеля и грустно улыбается, прищуривая глаза.

— Я удалил твой номер из книги, но продолжал писать тебе. Я знал, что ты там точно не страдаешь, но всё равно беспокоился, ты меня слышишь, Чонгук? Почему сейчас, м? С чего это вдруг? Я уже начал мириться с тем, что потерял и тебя ко всему прочему, но тут, ни с того ни с сего, ты объявляешься как ни в чём не бывало… Это что, вирус такой? Исчезать, а затем появляться? Скажи мне?!

Сам не замечает, как гнет металлическую салфетницу. Взгляд мечется по растерянному лицу друга, а самого Чимина трясёт. Кидает жестянку на стол и трёт лицо ладонями.

— Мне тоже было тяжело, Чимин-ни…

— О, не смей меня так называть!

Тычет пальцем в Чонгука и наклоняется к нему через стол. Видит, как люди в кафе на них уже оборачиваются, но значения этому не придаёт. Он уже привык к этим взглядам осуждения, взглядам презрения, жалости и безразличия.

— Тише, люди же смотрят!

— Да плевать я хотел! Понял? Пусть смотрят — мне пле-вать! Только объясни мне одно: с какой такой стати тебе тяжело, а?

— Вообще-то и моя семья пострадала из-за твоего отца, если ты не помнишь.

Откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, красуясь дорогим пиджаком. Смотрит на Чимина и как будто ждёт чего-то.

— Что ты сказал? Твоя семья пострадала? Из-за моего отца? Блять, Чонгук! Твоя семья потеряла какие-то пару процентов акций, а ты называешь это пострадала? Да ты на обед в школьной столовой тратишь больше!

Бьёт кулаком по столу, и помятая салфетница дребезжит, скачет прочь от Чимина по столешнице. Подходит официантка и вежливо просит не шуметь, так как посетители жалуются. Чимин одаряет её злым взглядом и сжимает кулаки.

— Всё хорошо, он не буйный. Только зол немного, мы больше не будем. Простите…

Раскрывает рот в очаровательной фирменной улыбке и одаряет ею девушку. Чимин всегда ненавидел это. То, как Чонгук улыбается людям. Зачастую он делал это неискренне, наигранно. Каждая его улыбка была отточена до мельчайшей детали. Каждая мышца знала своё дело. Только Чимину он всегда улыбался искренне, хотя он уже в этом сомневается.

— Мы росли вместе. Прошли через огонь и воду. А ты мне только сейчас говоришь, что твоя семья из-за моей пострадала? Может, мне напомнить тебе все те случаи, когда мои родители прикрывали твоих? Скольким мы тогда вам помогли? Помнишь? И хоть бы раз я предъявил тебе хоть что-то… Зачем ты позвонил мне?

Он смотрит на Чонгука. На парня, что когда-то считал своим другом. Которого знал чуть ли не с рождения. С которым прошли через многое и могли бы пройти больше, но судьба разложила новый пасьянс и решила повести их другим путём.

Он смотрит на Чонгука. В его глаза, что ещё совсем недавно грели душу и выражали поддержку. Чимин заглядывал в них и понимал, что он не один, что его не бросят. Чимин уже не знает, чему и кому верить.

Он смотрит на Чонгука и ждёт, когда тот ответит. Прожигает взглядом его лицо и сдерживается изо всех сил, чтобы или не ударить, или не зарыдать от обиды.

— Чимин-ни, ну прекращай истерить…

Закатывает глаза и выпрямляется на стуле, поправляя манжеты белоснежной рубашки. Чонгук всегда умел носить белое. Он улыбается той самой улыбкой, которую Чимин когда-то очень любил, которая говорила, что всё будет хорошо.

— Не смей меня так больше называть, понял? И я, кажется, догадался, для чего ты здесь. Пришёл позлорадствовать, да? Посмотреть на то, каково мне здесь, на самом дне? Хочешь услышать то, за чем пришёл? Так вот слушай и радуйся — мне хреново. Да так, что повеситься хочется! Мне здесь не нравится, я ненавижу это дно! Хочешь, чтобы я сказал, что живу среди отрепья? Так я и скажу — да, так оно и есть. Вокруг меня сплошные уроды и придурки. Я их ненавижу! Скучал ли я по тебе? Да, чёрт возьми. И обиднее всего то, что скучаю до сих пор. Злился, что ты не звонил и не писал. На тебя злился и на себя!

Шипит это сквозь зубы и наклоняется вперёд, тыча Чонгуку в грудь. Не слышит копошения вокруг, перезвона колокольчика входной двери. Не чувствует косых взглядов официантки и других посетителей кафе. Чимин — никакой. Амёбный, злой, отчаявшийся. Он не видит ничего и никого вокруг. Всё окружающее сливается в калейдоскоп непонятных причудливых картинок из голубых пятен формы персонала кафе, тёмно-синего пиджака Чонгука, белого платья проходящей мимо девушки, красного пятна кепки, выскользнувшей из кафе.

Он смотрит на Чонгука и дрожит от злости. Ненавидит его спокойные и насмешливые глаза.

— Но теперь я здесь, на дне. Я привык и мне это начинает нравится. Я сливаюсь, я вливаюсь. Я не могу тебе врать, Чонгук. Вокруг меня много людей, которые меня ненавидят, смотрят косо и свысока, как ты сейчас. Но, знаешь… Я люблю эту квартиру с протекающей крышей. Я встретил людей, которые лучше в разы всех тех, кого знал когда-то. Да, они на дне, но только в плане социального статуса. Что касается морали — их не догнать ни тебе, ни мне. Никому. Я не могу этого объяснить. Эти люди — лучшее, что случилось со мной в последнее время. И, знаешь, я не хочу скучать по тебе. Я тебе не нужен. Я тебя знаю. Тебе вообще мало кто интересен. В следующий раз, когда захочешь увидеться, засунь своё желание себе в задницу, понял?

Силы закончились. Слова закончились. Чимин закончился. Батарея на нуле. Смотрит на Чонгука и видит ту самую улыбку, показывающую, что он лучше. Он — пуп мира. Он — всё, а Чимин — ничего.

— Ты прав, многое поменялось, Чимин-ни. Ты поменялся. Стал таким же отрепьем, а когда-то его презирал. Ты прав, позвонил я тебе в большей мере не чтобы узнать, что у тебя всё хорошо. Скорее, наоборот. Узнал. Это круто. Я ведь правда считал тебя другом, но ты постоянно мнил о себе невесть что, Чимин-ни. Считал себя лучше остальных, выше, чем все наши. Меня это всегда бесило, но я тебя терпел. Сначала дружил, но потом начал именно терпеть. Да и ты меня тоже, кажется…

Ухмыляется и утыкается лицом в ладони. На Чонгука смотреть не хочется. Совсем. Считает себя идиотом, раз не догадывался обо всём, хоть и доказательства были налицо. Началось ли это год назад, когда одноклассница подошла и пригласила Чимина в кино, даже не взглянув на Чонгука; или тогда, когда первый приз по олимпиаде остался за Чимином, а не за ним. Кто знает, когда.

Чимин смотрел на улыбки, слушал, как только что выяснилось, неискренние поздравления. Не понимал тогда, что одноклассница нравилась Чонгуку, а Чимин нравился ей. Что на олимпиаде просто повезло, так как сумел сжульничать. Чимин был лучше не нарочно, но тем самым терял друга.

— Я никогда не терпел тебя, Чонгук. Друзей не терпят, друзей любят.

Смотрят друг другу в глаза и понимают, что всё. Дружбы на расстоянии, как и любви, не бывает. Чимин это понял. Чонгук это понял. Всё.

Друзья ссорятся. Друзья мирятся. Друзья терпят обиды, но не терпят друг друга. Друзья не завидуют, а поддерживают. Под пули бросаются и дают списывать. Делятся последней жвачкой и горем. Говорят о том, что не нравится, чтобы услышать слова поддержки. Бьют обидчиков друг друга и дерутся между собой. Друзья не терпят друг друга, ведь тогда это и не дружба вовсе.

*

Солнце село за горизонтом, а пустота осела где-то в груди.

Идёт вперёд, еле переставляя ноги и прокручивает в голове встречу с Чонгуком. Заворачивает уже за знакомый угол и видит аллею с оскудевшими кронами небольших деревьев. Пинает камень, что попадается на пути, и ковыряет дыру в кармане ветровки. Связь с прошлым потеряна окончательно. Понимает, что всё-таки хочет жить будущим. Именно там он видит счастливую мать, что перебирает свою любимую шкатулку с сотнями различных украшений. Чимин купит их ей, скоро. Вернёт всё до последней проданной серёжки. Отец будет расхаживать по комнате, сцепив руки в замок за спиной и улыбаться, разглядывая что-то за окном.

Чимин будет смеяться с Тэхёном, выкуривая тайком сигарету на крыше. Будет слушать его рассказы о прошлом: реальные или выдуманные, не важно. Будет знать, что Тэхён вступится за него как тогда в магазине, когда они столкнулись с Хоупом и Юнги.

Чимин видит в своём будущем и блондина, что вечно поправляет свою кепку и смотрит исподлобья, улыбается краешком губ и, теряясь, отводит взгляд. Соль будет гоняться за Суён с водным пистолетом и заливисто смеяться, когда брызги будут попадать на Хосока. Тот же в свою очередь будет ласково ругаться и гоняться за обеими, хватая их в охапку и закидывая себе на плечи.

Видит высотное здание и забор сеткой. Слышит копошение на импровизированной площадке и останавливается. Сердце замирает на секунду. Проглатывает ком в горле и чувствует, как на почти севшей батарее энергии появляется значок зарядки.

Расстались вчера на площадке после этого «почтичтопоцелуя» нелепо. Было до жути неловко. Юнги ушёл первым, быстрым шагом помчался прочь от песочницы.

Чимин слушал бормотание Чонгука в трубке и смотрел вслед мощной удаляющейся спине.

Сидеть на уроках было неловко вдвойне. На вопросы Тэхёна только отмахивался и почти сразу сказал, что не злится. Попросил больше так не делать и предупреждать, отвечать на СМС и звонки, даже если неудобно. Тэхён обещал исправиться и купить ему печенья в знак примирения.

Не разговаривали и в столовой, прожигали дырки в подносах и слушали краем уха перепалку Тэхёна и Хосока. Хоть те и околопомирились, но не до конца всё ещё. Хоуп всё ругался на Тэхёна, но тот лишь резко отвечал и улыбался. Ярко, искренне. В упор на Хоупа смотрел и ловил каждое его движение. Хосок пару раз даже сделал колкое замечание, типа «хули пялишься? глаза не дороги?», но Тэхён качал головой и пожимал плечами. Хоуп фыркал и кусал щёки изнутри, сдерживая улыбки.

Подходит к площадке и видит, как мяч летит сначала в кольцо, ударяется об асфальт, скачет в руки Юнги и снова летит в кольцо.

Загибает шов забора и проскальзывает на площадку. Замечает на трибунах чехол от гитары и скомканное худи. Подходит почти вплотную и наблюдает за тем, как чёрная майка отсырела на спине и подмышками.

— Простудиться не боишься?

Перехватывает мяч и кидает в корзину. Промахивается и фыркает. Лениво идёт за мячом и пинает камушек, встречающийся по пути.

Не слышит ответа и поворачивается, глядя на блондина. Тот стоит, устремив взгляд куда-то вдаль, не смотрит на Чимина. Обнимает мяч у живота и подходит. Чуть поднимает голову, заглядывая Юнги в лицо.

Всё так же не смотрит на Чимина, сверлит глазами в пустоту.

Замечает, что Юнги не смущён. Смотрит, как желваки на его лице ходуном ходят. Становится даже не по себе.

— Эй, что-то случилось?

Ловит тяжёлый взгляд блондина и ёжится. Снова. Тот самый. Как и в первую их встречу. Читает в глазах презрение, ненависть и брезгливость.

Юнги хмыкает и отбирает мяч, толкая Чимина плечом, и идёт к трибуне собирать вещи. Семенит следом и хватает за локоть.

— Юнги, что произошло?

Резко рукой дёргает, приказывая отпустить. Слушается и отступает на шаг. Наблюдает, как блондин натягивает кофту и поджимает губы.

— Скажешь хоть что-нибудь? Шуга!

Блондин выпрямляется резко и шагает к Чимину, тыча ему в грудь.

— Не называй меня так, понял? Я тебе не позволял!

— Да что стряслось-то?

— Не подходи больше…

— Что?

— Что слышал. Ко мне. Не приближайся. Не хочу тебя видеть.

Хмурит лоб и впивается в руку уже собравшегося уходить Юнги.

— В каком это смысле? Почему?

Блондин замирает, прикрывая глаза и опуская голову на грудь. Руку вырывает и чуть поворачивается, шепча то, что Чимин не думал услышать:

— Не хочу, чтобы ты замарался о такое отрепье, как я. Не трогай больше меня, по-хорошему тебя прошу…

Хватает чехол с гитарой и устремляется к выходу площадки.

Калейдоскоп — штука интересная, цвета сливаются в картинки. Забавно, в какие причудливые узоры может слиться желтеющая листва на деревьях неподалеку, тонкий белый свет луны на небе и красная кепка, что устремляется прочь и скрывается за углом высотного здания.