Когда я понимаю, что проваливаюсь в сон, засмотревшись в окно, становится слишком поздно — голова уже клонится набок, теперь не получится сделать вид, что просто задумался. Хорошее начало, Мэтт. Кому-то определенно стоит спать побольше.

Из приоткрытого окна веет ночной прохладой, что-то гулко ухает в придорожных кустах, ломая хлипкие ветки лелеемых Линдой магнолий, исчезает куда-то за город, в болота… Даже думать не хочу, привиделось мне это или нет, а спросить тут не у кого. Да и вообще пора бы уже проморгаться и прийти в себя, а то скоро начну путать реальность и вымысел.

Итак, вот я опять в этом кабинете, насквозь пропахшем дешевыми женскими духами и чем-то сладким, вроде конфет. Наверное, Линда опять бросила свою глупую диету и ест шоколад из второго ящика стола, проклиная лишние килограммы. А я-то ставил, что она продержится еще с пару месяцев, желая походить на девушек с обложек глянцевых журнальчиков, которые она прячет за толстыми пыльными книжками по психологии.

Не люблю я это место, по правде говоря. Здесь всегда тихо настолько, что молчание становится невыносимым — надо что-то говорить, а я вообще не слишком-то болтливый тип, сижу себе на потрепанном кожаном диванчике, тихо смотрю куда-то повыше плеча Линды и иногда улыбаюсь. И вот тогда она начинает выворачивать мне мозг наизнанку.

— Мэттью? — требовательно зовет она, размеренно постукивая ручкой по столу. — Ты молчишь уже десять минут.

Тиканье ее настенных часов раздражает своей однообразностью и монотонностью. Один и тот же кабинет, одна и та же потрепанная жизнью женщина, одни и те же советы. Иногда мне становится достаточно скучно, чтобы прийти сюда и послушать ее размышления о том, как я проебываю свою жизнь…

Ах, ну точно, точно. Линда не любит, когда я матерюсь в ее кабинете, поэтому приходится изображать из себя вежливого парня из хорошей семьи — собственно, этим-то я и занимаюсь всю сознательную жизнь, так что без проблем, пожалуйста. Если она даст мне таблетки, я даже сделаю вид, что она меня хоть как-то интересует.

Линда говорит обычно что-то вроде: заведи золотую рыбку. Кота, друзей, семью — хоть кого-нибудь. Бедная скучная Линда с ее одинаковостью. Засаленная кофточка, светлые крашенные волосы с черными отросшими корнями, пара детишек от сбежавшего мужика и мертвая бабушка за плечом… Щурюсь, рассматриваю бледную тень старушки, безучастно глядящей сквозь меня. Седая, ухоженная, юбка в горошек, а в глазах жутковатые мутные бельма. Раньше я ее не замечал…

Скучно. Все равно скучно. Снова кошусь на окно — там сверкает неоном среди ночного полумрака вывеска круглосуточного магазина напротив. Почему-то хочется туда, в ночь, пройтись по пустым улицам и вдохнуть пряный воздух поглубже.

— Ты что-то видишь? — Линда с интересом заглядывает мне в глаза, когда я перевожу взгляд на ее призрака.

— Ничего, — вру я. — Эти часы на стене… Новые? В наследство от бабушки достались, что ли?

Линда не любит, когда я говорю что-то, чего не могу знать. Обычно я стараюсь не показывать людям все, что связано с родовой способностью видеть мертвых, но поизводить своего психолога — это ведь сам Бог велел, хотя я и не особо верующий.

По правде сказать, не знаю, кому тут больше нужен психолог: запутавшейся в жизни дамочке, нервно покусывающей шариковую ручку, или мне.

— Знаешь, Мэттью, мы ведь знакомы уже десять лет… — вздыхает Линда, словно угадав мои мысли. — С тех пор, как ты избил того парня… — она морщит лоб, тщетно пытаясь вспомнить его имя, и за этим забавно наблюдать, но я старательно давлю усмешку и не позволяю ей превратиться в собачий оскал. Линда сдается, устало говорит: — Мэтт, ты же хороший мирный парень. Ну, с закидонами, бывает, но кто из нас не без греха? Я к тому, что тебе, может быть, не понадобятся больше эти сеансы… Да я вообще думаю, что тебе от меня нужны только таблетки…

Точно, они самые. Те, что помогают мне как-то разграничивать миры мертвых и живых, потому что оба они старательно пытаются слиться у меня в глазах. Сам виноват: полез еще давным-давно в то, чего не понимал, без должного уважения и не по правилам, теперь вот мучайся.

— Линда, ну что ты… — старательно отыгрываю свою роль с вдохновением непризнанного актера. — Ты мне помогаешь. Может, то, что я больше не кидаюсь на людей, — это полностью твоя заслуга?

Она мне не верит? Не велика беда, а главное — это производить впечатление уверенности, дальше все образуется как-то само. Вот и сейчас Линда устало откидывается на спинку офисного кресла, трет виски — наверное, ее снова мигрень мучает, — потом отпивает немного воды из граненного стакана, стоящего по правую руку от нее.

— Я все хочу спросить, почему ты тогда на него напал, — снова хмурится она. — Десять лет назад. У тебя были приводы до того, но никогда ты не пытался никого убить…

— К чему ворошить прошлое? — пожимаю плечами я. — Десять лет назад — я едва помню, что там было.

Ложь. Я снова вру ей, глядя в глаза, такие голубые, что почти прозрачные, почти слепые, как у призрака за ее спиной. Фокус в том, мысленно проговариваю я в который раз, что люди слышат именно те вещи, которые хотят. Линда устала, ей не сдались мои проблемы, ей хочется домой, рухнуть на скрипучий диван перед телевизором и отупело смотреть в экран. Снова сплошная скука. Каждый день одно и то же. Это надоедает Линде точно так же, как и мне, а то и еще сильнее. Если на нее по дороге домой нападет какой-нибудь маньяк, ей и то станет легче.

— Ладно, не будем о прошлом, — соглашается она. — Но что-то тебя беспокоит, я же вижу. Уставший ты какой-то. Может, расскажешь, в чем дело? Что было, допустим, вчера?

— Рассказать? — Это предложение неожиданно подбрасывает меня из расслабленной позы, в которой я развалился на ее диване. Подбираюсь, словно перед прыжком, чуть склоняю голову набок — дурацкая привычка, — улыбаюсь: — А почему бы и правда не рассказать?..

Линда волнуется, не зная, почему. Бедная бабушка за ее плечом — мир ее праху — тоже тревожно мелькает, то пропадая, то появляясь снова — уже утрачивает связь с этим миром. Они обе чувствуют какую-то опасность в моей позе, а это даже приятно.

Почему бы и нет?..

***

Она находит меня на перекрестке, зная, что я слишком люблю это место, заросшее густой высокой травой и нехоженное людьми, которое, казалось бы, так близко к старому бару на окраине. Музыка из него до сих пор доносится до моего слуха — ну да, конечно же, вязкий джаз с хрипотцой, что еще может играть по ночам в Новом Орлеане?.. Где-то там, в баре, ярко горит свет и гремят человеческие голоса, здесь же — ни души.

Я люблю тишину этого места, разбавляемую только стрекотом насекомых в зарослях и далекими криками птиц. Как обычно сижу, прислонившись к старому высокому дереву, разбитому молнией надвое еще до того, как я родился на свет, курю, вдыхая никотиновый дым напополам с насыщенным воздухом, хранящим вяжущий привкус тяжелого болотистого запаха и каких-то цветов со сладковатым ароматом.

Звук шагов заставляет меня лениво обернуться, но это всего лишь Сэнди. Я чувствую ее, хоть и довольно плохо вижу в темноте.

— Дьявол сегодня не принимает, приходите позже! — кричу я, зная, что она сейчас вздрогнет.

— Мэтт, зараза, я ведь не пролезу в эти дебри! — возмущается она в ответ.

Она с шумом пробирается сквозь заросли, чертыхаясь на каждом шагу. На ногах у Сэнди туфли на такой высокой шпильке, что мне страшно представить, как она вообще может стоять, а уж тем более скакать ко мне по бездорожью.

— Блядские туфли, — ворчит она, падая рядом и устало протягивая ноги в рваных чулках в сеточку, одергивает задравшуюся короткую юбку. Пока она устраивается рядом, я покладисто отворачиваюсь, хотя не раз видел ее вовсе без одежды.

От Сэнди пахнет какими-то кислыми коктейлями, и это сразу перебивает хрупкий запах магнолий, доносимый ветром из города. Хотя я не слишком-то люблю эти цветы, так что грех жаловаться.

— Снимай свои орудия пыток, — любезно предлагаю, косясь на Сэнди.

— За стриптиз — двадцатка сверху, — она кривит губы, накрашенные пошло-блестящей помадой, в пародии на улыбку.

Сэнди — самая заурядная проститутка, которую только можно встретить во всем Новом Орлеане, хотя я-то еще помню те времена, когда ее все звали Александрой. Сэнди всегда была отличницей, а учились мы с ней вместе с самой начальной школы. Она, бедняжка, все ночи проводила за рефератами и сочинениями, а не в компании какого-нибудь местного мужика с недотрахом. Интересно, как-то ей теперь помогают вымученные оценки по высшей математике.

— Всегда удивлялась, почему ты шатаешься тут, а не в баре у этой своей родственницы, — она прерывает молчание, зная, что в тишине я могу сидеть до бесконечности, слушая ночь. — «Гиена» же? Этой гнилой дыре до нее как до неба.

— У Клариссы, что ли? Она неплохая… Да все они неплохие, если не высовываться им на дорогу, — лениво говорю я. — Я, конечно, Эш, но по возможности держусь подальше от этого всего клана.

Мы редко говорим о моей семье, больше — о каких-то совершенных глупостях. Сэнди, как и многие другие, старается быть как можно дальше от моего семейства. Эши — не звери, людей не едят… по крайне мере, не все, насколько я знаю. Но люди сами всегда отлично справлялись с созданием чудовищ, которых сами же и боятся. У меня вот крови Эшей только половина, а все равно никто в глаза не смотрит.

— Но я чувствую, что скоро что-то поменяется, — вдруг говорю я. — Что-то придет в движение. Может, старик помрет. Может, еще что. Просто… предчувствие. Тяжелое, опасное. Как старая пеньковая петля на горле.

Неожиданно замолкаю, словно сам не собирался произносить это вслух. Далекий вопль птицы в ночи похож на крик умирающего и звучит неожиданно страшно вместе с тем, что я только что сказал.

— Слушай, — торопливо, будто решившись на что-то, говорит наконец Сэнди. Ее голос тревожно звенит, а глаза блестят в темноте совсем рядом. Затягиваюсь от тлеющей до сих пор сигареты, выдыхаю дым Сэнди в лицо, слегка усмехаясь, а она только гневно взмахивает рукой: — Мне нужна твоя помощь в одном очень важном деле! Там пара моих друзей проездом в городе…

— Я еще не настолько отчаялся, чтобы переходить на почасовую зарплату, — лениво отшучиваюсь я.

— Тьфу, идиот… А я тебе помогала! — умело переходит на шантаж Сэнди.

— Да ты единственная из всей школы верила, что я не хочу скормить одноклассников местной Болотной Твари… — закатываю глаза, запрокидываю голову к звездам. Сквозь мертвые ветви тускло мигают в ответ несколько совсем незаметных светил, но и это — добрый знак на худой конец. Бросаю догоревшую до фильтра сигарету в пыль, долго смотрю на Сэнди, прежде чем небрежно кивнуть: — Ладно, веди, глянем, что у тебя.

Поднимаюсь с досадой — все равно делать нечего, а посидеть спокойно мне не дадут. Сэнди щебечет что-то невразумительное, резво вскакивая за мной, словно это не она с руганью шаталась на шпильках совсем недавно. Позволив цепко ухватить себя под руку, я следую за Сэнди, уверенно рассекающей высокую растительность, разросшуюся в жаркой духоте до масштабов небольшого леса. Она быстро выводит меня на широкую дорогу — мы где-то почти за городом, но в темноте не различить. Что-то деловито копошится в траве, но Сэнди совсем не обращает внимания на настойчивый шорох и скрежет, на тихий шепот откуда-то оттуда, из-под ног, и я незаметно достаю почти пустую упаковку таблеток, когда она отвлекается.

Пройдя чуть по дороге, я уже различаю тускло горящие фары чьей-то машины, и мы не сговариваясь ускоряем шаг. Около машины нервно прогуливаются двое, тихо ругаясь между собой, но стоит им заметить нас, как разговор мгновенно обрывается.

— Вот, я привела! — говорит Сэнди, взмахивая рукой и указывая на меня.

Плечистый парень с армейской стрижкой смотрит то на нее, то на меня, недовольно цыкает и угрожающе надвигается на Сэнди:

— Ты кого притащила, овца? — раскатисто рычит он. — Это же ублюдок Эшей, нахера ты судьбу испытываешь?

Мне уже не нравится этот парень, но заступаться за Сэнди я не собираюсь, пусть сама выкручивается — не маленькая уже. Я пока присматриваюсь к бритоголовому и его другу, стоящему неподалеку. Никаких навязчивых призраков рядом с ними нет — даже удивительно. Наверное, слишком рано я глотнул таблетки…

— Он может помочь! — почти кричит Сэнди. — Он согласился… Согласился же?

Киваю, уверенно направляясь к машине. Меня тянет к ней знакомое ощущение, и я, не обращая внимание на требовательный крик позади, резко поднимаю крышку багажника, чуть не царапая пальцы.

— Это что? — мрачно спрашиваю, вглядываясь к темноту.

— Брайан, один мудак… — пускается в объяснения Сэнди.

— Мертвый мудак, — спокойно поправляю я. — Ну, и во что ты, мать твою, ввязалась?

В багажнике и впрямь труп — в лучших традициях каких-нибудь боевиков. Насколько я могу судить, башка проломлена чем-то тяжелым, остро пахнет кровью и смертью. Последнее, правда, ощущаю только я, и от близости свежего трупа меня чуть потряхивает, слегка колет кончики пальцев и кружится голова. Эти трое молчат — видно, мне не полагается знать, что с ним случилось.

— Не желаю иметь с чужими мертвецами ничего общего, уж извините, — решительно бросаю я, собираясь развернуться и сгинуть в темноте, но тут мне в висок утыкается пистолет. Держит его бритоголовый, радостно осклабясь — то еще зрелище в ярко-желтом свете фар.

— Не-не, дружище, куда ж ты теперь пойдешь? Теперь ты поведешь нас на кладбище, чтоб мы могли этого жмурика быстро прикопать, а там уж разбежимся.

— На кладбище? — недоверчиво переспрашиваю я. — Никуда я вас не поведу… Кидайте его в ближайшее болото и с концами, если уж хотите моего совета.

— И следом наебнуться? — недовольно переспрашивает он. — Ни на какое болото я ночью не попрусь, так что не умничай тут. Сказал на кладбище — значит на кладбище, ясно? Я слышал, у вас тут за городом одно есть… — Неопределенно взмахивает куда-то вправо свободной рукой, пока я срочно пытаюсь сообразить, про которое кладбище он говорит. Бритоголовый, словно угадав мои мысли, подсказывает, видя мое замешательство: — Небольшое, на берегу. Что-то на «ф».

— Флеминг, что ли? — вырывается у меня.

И тут же становится ясно, что от меня не отвяжутся, пока не окажутся на месте. А, вообще-то, они неплохо подготовились: вызнали, где тут сравнительно тихое кладбище, на которое редко кто заходит.

— Все еще не понимаю, чем плоха идея скинуть вашего Брайана в ближайшую реку.

Он теряет терпение, взводит курок, и я ощутимо слышу, как в пистолете что-то щелкает. Осталось только нажать на спусковой крючок, и я отправлюсь вслед за этим Брайаном, лежащим в багажнике, навестить мертвых предков. Или останусь тут и буду болтаться за ними невидимым духом — так себе перспектива… Но вместо того, чтобы в ужасе умолять оставить мне жизнь, я неожиданно улыбаюсь.

— Обдолбанный, что ли, ствол не видишь? — теряет самообладание бритоголовый.

— Я, допустим, знаю, что сегодня не умру, — спокойно говорю, краем глаза косясь на блестящий пистолет. — А насчет вас я не так уверен. Гулять по кладбищам ночью слегка опасно — не слышали южные сказки? Могу рассказать парочку.

Молчавший до того парень резко выступает из темноты, опасливо глядя на меня:

— Слушай, Чарли, он ведь не брешет, к чему ему?.. — как-то нервно начинает он. — Может, правду говорили: там опасно? Местные предупреждали… — тут он торопливо замолкает, ловя на себе взгляд приятеля.

— Ссыкло, — зло бросает Чарли приятелю. — Духи, говоришь? Полный бред…

Он неожиданно хватает за руку Сэнди, дергает на себя, почти заставляя упасть, и приставляет пистолет уже к ее рыжей голове. Происходит это до того быстро, что Сэнди едва ли понимает, в какой опасности оказалась. Только невнятно скулит что-то, умоляюще глядя на меня, зная, видно, что этот парень запросто ее пристрелит.

Мне ли не наплевать? Пусть себе убивает, я ничего не потеряю. Или это мне хочется так думать?.. С легкостью представляю, как Чарли стреляет ей в висок, неаккуратно забрызгивая кровью свою белую футболку и руки, как мертвое тело Сэнди с глухим звуком валится в дорожную пыль…

Оказывается, нет, не наплевать.

— Ладно, ладно, — примирительно говорю я. — Мое дело — предупредить, дальше сам думай, хочешь тревожить мертвых или нет. Девушку отпусти, а то я смогу устроить тебе неприятности.

— У тебя что, какие-то родственнички в копах? — подозрительно щурится он.

— Уже нет. Но я про другие неприятности, — четко разъясняю я, глядя точно в глаза Чарли. Ему хочется отвести взгляд, но проигрывать мне как минимум должно быть стыдно.

Неясный шум где-то вдали, похожий на визг автомобильных шин, заставляет боязливо вздрогнуть обоих, и Сэнди, воспользовавшись этим, легко высвобождается из рук Чарли. Я разворачиваюсь ровно тогда, когда нужно, прекрасно слышу, как он скрипит зубами, указываю нужное направление и небрежно бросаю, обернувшись через плечо:

— Во-он там кладбище. Ехать недолго.

Нас с Сэнди уверенно заталкивают на заднее сидение старенького «Форда», я слабо прикладываюсь виском о край крыши, рука нервно дергается, но я терпеливо напоминаю себе, что кидаться на человека с пистолетом как минимум неразумно. Будь проклята эта ночь — она так хорошо начиналась, а теперь я вынужден трястись по ухабам в поскрипывающей машине, вовлеченный во что-то неясное. И все — из-за Сэнди, которая сейчас, забившись в угол, смотрит на меня блестящими от слез глазами.

— Эй, Мэтт, — тихо зовет меня Сэнди, шмыгая носом. — Слушай, а ты правда можешь их проклясть? Иголки там куда-нибудь потыкать?..

— Не особо люблю вудуизм, — честно признаюсь я, протягивая ей нашаренный в кармане платок. — Там надо с уважением просить у лоа, а это как-то не по мне.

Сэнди утирает слезы, размазывая по лицу дешевую тушь, пожимает плечами — она ничего в этом не понимает, ей просто жаль, что Чарли не придется мучиться от диких болей, насланных магией.

До кладбища и впрямь совсем недалеко — видно, они уже спрашивали у кого-то, но точное место им указывать не стали. У нас тут все-таки умные люди живут, которые знают, что не стоит влезать в бандитские разборки. А эти двое, похоже, приезжие…

— Слышь, парень! — зовет меня Чарли.

— Мэттью Кристиан Эш, — любезно подсказываю, позволив себе немного язвительности.

— Я спросить-то хотел, на кладбище ведь нет никого? — тревожно спрашивает он, глядя на освещенную фарами дорогу. — Оно же открыто?

— Открыто, открыто. Если вам очень не повезет, мы встретим моего братца, — прикидываю я. — Это единственный человек, который разгуливает по местным кладбищам ночью. Но вряд ли он там, это я так, перебираю самые фантастические варианты.

— И что за человек этот твой брат?

— Да так, человек как человек, — усмехаюсь я. — Невысокий. Вы его сразу узнаете, если он там. И запомните тоже сразу.

Дальше мы едем в напряженной тишине, прерываемой лишь ерзаньем Сэнди рядом да редким моим указаниям, куда свернуть. За окном было сложно что-то различить по обочинам дороги, но мы все-таки выехали на нужное место — считайте это врожденной способностью находить кладбища в любом состоянии.

И, не дожидаясь их, первым иду туда, куда нужно. Если им так понадобилось кладбище — догонят, никуда не денутся. Слышу, как они с руганью вытаскивают труп из багажника, — значит, не отказались от своей идеи, приостанавливаюсь, чтобы у них была возможность меня догнать. Первой меня, конечно, настигает Сэнди. Она все-таки сняла туфли, теперь босиком догнала меня и встала рядом, оказавшись вдруг на полголовы ниже. Она зло косится на парней, несущих от машины тело Брайана и заговорщицки шепчет мне:

— Ты ведь понимаешь, что они от нас избавятся, когда подвернется возможность?

— А у нас есть выбор, пока твой Чарли держит пистолет? Или предлагаешь кинуться в кусты, пока они тащат труп?

Она пожимает плечами.

Небольшое кладбище неожиданно вырисовывается из ночи — надгробия, кресты, снова заросли, в которых причудливо переплетаются кем-то высаженные здесь дорогие розы и какие-то колючие сорняки, вдали посверкивала вода. Вопреки несколько заброшенному виду, между могилами петляла вытоптанная дорожка.

Нетерпеливо переругиваясь, эти двое хватаются за лопаты, глубоко вгоняя их в землю. Я наблюдаю за этим, стоя в стороне, рядом мнется Сэнди, с восхищением осматривающаяся по сторонам — она, хоть и живет в Новом Орлеане с рождения, никогда тут не была.

— Говорят, твоя прабабка танцевала голой на кладбищах, — задумчиво сообщает она. — Может, и на этом?

— Ага. И резала черных петухов. Я тоже слышал. Забавные истории.

Я отвечаю отрывисто, наблюдая за раскапывающими старую могилу. Лопаты с резким и пронзительным звуком врезаются в землю, годами не тронутую никем. Кажется, в ответ на очередной тяжелый вздох Чарли отзывается что-то из глубин земли, стонет, ворочается, но замечаю это только я.

Сэнди хочет сказать что-то еще, но тут прислушивается, уверенно тычет пальцев на мой карман, где тихо пиликает мобильник:

— Тебе звонят, — напоминает Сэнди.

Нехотя вытаскиваю мобильник, смотрю на тускло светящийся в темноте экран, снова убираю в карман.

— Отец. Не знаю, что ему понадобилось. Потом отвечу.

Неясное беспокойство появляется точно после этого звонка, вскоре оборвавшегося — видно, он понял, что я не в настроении разговаривать. Зная этого человека, я не особенно удивляюсь тому, что я вдруг потребовался ему ночью, но почему-то это кажется мне плохим знаком, как если бы вдруг над нами воспарил ворон с хриплым криком.

Со вздохом закуриваю, следя за парнями с лопатами. Яма уже приличной глубины, но, видно, они хотят закопать беднягу Брайана поглубже. Вообще-то, думаю я, очень странно, что они еще не наткнулись ни на чей гроб…

Сэнди тревожно косится на меня. Я понимаю: меня они, может, и не тронут, наслушавшись разных слухов об Эшах, а ее вполне могут найти, к примеру, в петле утром, если ребятам не понравится закапывать трупы. Почему я так верю в такой печальный конец этой истории? Нет, внезапные прозрения у меня иногда бывают, но, наверное, я слишком хорошо знаю таких людей.

И стоять в сторонке, дожидаясь, пока и мне проломят голову, не собираюсь.

Парень, имени которого я не узнал, с силой втыкает лопату в край ямы, выбирается из нее, тяжело дыша, оборачивается обратно, слушая какие-то наставления Чарли. Он тревожно оглядывается, словно боится, что на него кинутся вдруг восставшие из-под надгробий призраки. Довольно иронично, что, рассматривая кресты, выступившие из темноты, он совсем не замечает моего быстрого движения, и уже падает вперед, в могилу, получив крепкий удар по затылку.

— Ник? — осторожно зовет Чарли. — Твою мать!..

Я тут же кидаюсь вниз, едва не вскрикнув от боли в отбитых о крышку гроба ногах. Чарли пытается вытащить пистолет, убранный за работой, но не успевает — точный удар в висок, и он тоже затихает, тяжело свалившись к моим ногам.

— Мэтт! — тревожно орет Сэнди сверху. — Мэтт, ты живой?

В голосе ее звучат надрывные нотки, словно она из последних сил пытается не разрыдаться.

— Живой, живой! — кричу я, чуть улыбаясь. — Не плачь ты, все уже кончилось.

Я с трудом выволакиваю обоих парней наверх, сбив дыхание до хрипа. Говорил мне Даниэль следить за собой, так нет же… Устало останавливаюсь в стороне, глядя на бессознательные тела, снова закуриваю, давясь дымом. Сэнди вьется вокруг вырубленных мной ребят, склоняется над ними, нервно всхлипывая.

— Да успокойся ты, — слегка раздраженно говорю. — Отвезем их за черту города, кинем где-нибудь. Брайана прикопаем тут — могила-то и так свежая, никто присматриваться не будет. А эти… если они проездом, возвращаться не станут. Если решат, набросаю заявление в полицию, все просто. До нас они добраться не успеют, да и вряд ли решат.

— Он не дышит! — вдруг вскрикивает Сэнди, отшатнувшись. — Ты его убил, чертов идиот!

— Что?.. Кого?..

Пальцы еще дрожат, но пульса на шее Ника точно нет. Ударился слишком сильно, когда падал, что ли? А вот это совсем не по плану… Я метнулся туда-сюда, нервно ероша волосы. Что ж теперь делать-то?.. Убийцей я не хотел становиться — нет, меня волнует не то, что я по неосторожности лишил кого-то жизни, а то, как теперь это скрыть.

Да, считайте меня бесчувственной мразью. Я слишком не люблю людей, чтобы плакать по какому-то незнакомому парню.

— Может, в воду их всех? — в отчаянии предлагает Сэнди.

— Ага, чтобы они всплыли, а потом отнеслись течением куда-нибудь… — с сомнением замолкаю, прикидывая, куда мертвяков тут может отволочь течением. — Херня идея, — наконец резюмирую. — Один труп еще ладно, но целых три — это уже как-то подозрительно.

Рассматриваю, чуть сощурясь, надгробие уже раскопанной могилы. Какой-то Джон, восемьдесят девятый — двухтысячный… Это ж одиннадцать парнишке было, получается?.. А, ладно. Встряхиваюсь, отворачиваюсь, переводя взгляды на те трупы, которые должны меня сейчас волновать.

— Может, оставить так? — все скулит Сэнди. — Как будто не поделили что-то и убили друг друга? Наших отпечатков тут все равно нет…

Генератор идей, блять. Едва сдерживаюсь, от того, чтобы невежливо не попросить ее заткнуться.

— К черту, — в конце концов решаю я. — Закапываем эту могилу, вывозим их к болотам, топим всех троих и машину. Потом разбегаемся, и ты больше не попадаешься мне на глаза, ясно? А пока Чарли своего придуши.

Я берусь за лопату, резкими злыми жестами забрасывая яму землей.

— Почему я? — стонет Сэнди, рассматривающая Чарли. — Почему я?..

— Сделай хоть что-нибудь хорошее за эту ночь, — зло огрызаюсь, с силой вгоняя лопату в землю. — Смотри на это проще: они собирались убить нас. Не спорь, свидетели им не нужны были. Думаешь, если они проломили голову этому Брайану, их что-то остановило бы? Да сейчас мы бы в этой могиле лежали.

— Он не хотел платить за наркоту, — бормочет Сэнди. — Чарли разозлился, саданул его… И вот. Они обещали, меня отпустят, если я приведу кого-нибудь, кто отведет нас на кладбище. Они обещали!..

— Тьфу ты, святая наивность… — критически рассматриваю могилу. — Пойдет. Даже если пойдут проверять, там нет ничего. А этих мы утопим… Давай, поможешь затащить в машину. — Я быстро проверил пульс Чарли, усмехнулся: — Ну вот и молодец… — помолчал, разглядывая Ника. — Не зря он не хотел сюда ехать, все же. Только бояться надо не мертвых, а живых, вот тебе совет на будущее. И уж тем более не надо связываться с кем-то вроде меня — убьет и не пожалеет. Все ясно? Умница. В машину их.

Снова оглядываю кладбище, еще не в силах избавиться от неприятного ощущения, но ничего не происходит, только вода плещется о берег.

***

— Такой рассказ, — говорю я, — тебя устроит?

Линда молчит, часто хлопая глазами, недоверчиво-ошарашенно смотрит на меня и по-рыбьи молча открывает рот.

— И что… за предчувствие? — только и выговаривает она.

— Да черт его знает, — пожимаю плечами. — Может, боюсь, что машину с нашими трупами отыщут. Или тут что-то страшнее. Кто знает, кто знает… — вздыхаю, глядя в окно — окончательно стемнело. — Мне, пожалуй, пора. Отец что-то хотел, кажется.

— И ты не боишься, что полиция узнает об убийстве… от меня? — изумленно выдыхает Линда.

— Предположим, тебе я верю. А еще могу помочь с бабушкой, если что — звони, — дружелюбно улыбаюсь, наблюдая за ее меняющимся лицом. — Ты ее потравила, что она за тобой так вьется, или что?.. — Линда заметно ерзает на стуле, я скалюсь все шире: — Но это ведь не мое дело. И мои трупы — не твое… Просто рассказать кому-нибудь хочется иногда, а у тебя работа такая — слушать.

— Ты ведь не любишь психологию… — вспоминает запутавшаяся Линда. — Тогда что ты ищешь?

— Вообще? Спасения моей грешной души, пожалуй. А там уж как повезет.