12.

На стене около двери остается длинная кровавая полоса — это я проехался плечом. От боли мутит; нечто явно клыкастое и озлобленное выгрызает мне руку изнутри — по крайней мере, так я чувствую. Голова кружится, а в глазах мутнеет.

Пока добирался до дома, я так и не разобрал, встречались мне по дороге живые или мертвые. Скорее второе: электрический треск в ушах не умолкает, шорох стал громче, словно я в пустой комнате, в стенах которых скребутся крысы. Здесь что-то очень много мертвецов…

Дрожащими руками я справляюсь с замком. Закрываю глаза, заваливаясь в квартиру и представляя, как сейчас будет визжать Сэнди, увидев кровь. Но меня никто не встречает, кот не лезет под ноги, и в квартире темно и тихо. Словно тут никто не живет. Зажав рукой рану и скользя пальцами в крови, я присматриваюсь, включив свет.

Прямо около двери валяются чьи-то ботинки на тяжелой подошве, на которой явно видны бордовые потеки. Вещь несколько не вписывается в окружение — ни у кого из моих знакомых я таких не помню. С трудом, перекосившись, наклоняюсь, провожу по рифленой подошве. Все-таки кровь. Вот ведь блядь…

— Эй, ну ты долго там? — раздается неожиданно голос откуда-то с кухни. — Живой?

Я, признаться, слегка дергаюсь от неожиданности. Какого…

Рука болезненно дрожит, но я могу вытащить нож, привычно взять обратным хватом, прижав лезвие к запястью. Крадущимся, хоть и довольно петляющим шагом я приближаюсь по коридору к кухне.

Итак, они добрались до дома, торопливо соображаю я. И что с Сэнди? Я не вижу крови на полу (исключая, конечно, мою собственную), и это меня немного успокаивает. Никаких следов…

В неровном лунном свете я различаю худощавую женщину, сидящую за столом. На табуретке в углу сжалась Сэнди — удивительно, но она не издает ни звука, даже, кажется, не поднимает головы. Я испуганно застываю, не зная, что делать.

— Дорогая, можешь включить свет? — небрежно предлагает ей женщина.

Сэнди покорно поднимается, слепо глядя перед собой, идет к выключателю. Точно не магия — ее просто напугали до смерти. Вспыхнувший свет ненадолго слепит глаза, и я тянусь протереть их, забывая, что все пальцы в крови.

— У тебя послушная девушка, — задумчиво замечает женщина за столом.

— У тебя хороший дробовик, — слабо огрызаюсь я.

На коленях у нее и впрямь дробовик, а на столе валяется отобранный у Сэнди револьвер. Что ж, по крайней мере, она пыталась сопротивляться — я почти горжусь.

Незнакомка среднего роста, одета небрежно, в старые джинсы и светлую рубашку. Волосы светлые, несколько встрепанные, глаза темные, усмешка какая-то неприятная… У меня темнеет в глазах, и мне уже не понятно, не видится ли она мне во сне.

— Идиот, — спокойно говорит она, поднимаясь порывистым движением. Прислоняет дробовик к столу, хватается за мое плечо — я едва не взвываю от боли. — Положи нож, а то порежешься, — предлагает она деловито.

Она силой усаживает меня за стол, дерет рубашку — с криком я едва не прикладываюсь лбом об столешницу. Краем глаза вижу, как дергается Сэнди, но ее неразборчиво отсылают в комнату.

— Ты кто такая-то? — спрашиваю я. Тут руку пробивает неожиданной судорогой, я хватаюсь за плечо со слабым воем.

— Огнестрел? — уточняет она. — Ну ясно… Я могу вытащить из тебя пулю, интересует?

Я внимательно слежу за тем, как она деловито роется в ящиках, вполголоса ругаясь. Ненадолго отвлекшись от поисков, она сдергивает с подоконника полупустую бутылку виски, с кривой усмешкой поворачивается ко мне:

— «Дом Пепла», да? Я уж и забыла, какова эта гадость на вкус. Пей.

Я растерянно смотрю на бутылку, стоящую передо мной. Она умелыми движениями разливает по мутным рюмкам, сама выпивает одну, встряхивает головой.

— Да как-то не хочется… — невнятно бормочу я.

— Возможно, тебе будет менее больно, — пожимает плечами она. — У тебя вообще есть пинцеты?

Пожимаю плечами. Из комнаты доносится невнятный шум и мяуканье — вот где она закрыла кота, — и на кухне вдруг снова возникает Сэнди. Трясущимися лапками протягивает старенькую косметичку, из которой получается очень быстро выудить искомый пинцет.

— Спасибо… как тебя?

— Александра, — нервно говорит Сэнди. Косится на меня, нервно улыбаясь, словно пытаясь сказать, что все будет хорошо, но вслух этого, конечно же, не произносит и снова исчезает. Спасибо большое.

Спирт найти гораздо легче, и она недолго возится с пинцетом над раковиной. От резкого запаха кружится голова.

— Надеюсь, что сойдет, — широко улыбается мне эта странная женщина. Ставит рядом с виски бутылочку с перекисью, хмурится сосредоточенно: — Приготовься немного поорать, ладно?

Она подтаскивает табуретку ближе, склоняется над раной, пощелкивая пинцетом. От нервов, наверное, только мне от этого нисколько не легче.

— Ты не ответила, — шиплю я. — Ты…

— Чем больше болтаешь, тем больше шанс откусить язык.

Я пью рюмку залпом, сипло закашлявшись, потом, махнув рукой на всякий здравый смысл, отхлебываю прямо из горла. Вроде бы становится легче ненадолго, от боли в простреленном плече удается отрешиться… Или я так думаю, пока он не впивается пинцетом мне в руку.

— Ссука, — выдыхаю я. Падаю на стол уже полностью, перед глазами маячит мой револьвер. Если что…

Додумать эту мысль я не успеваю, снова заходясь громким воплем. Надеюсь, соседи уже привыкли к крикам.

— Не ругайся, — ворчит она. — Неужели Мэри не учила тебя, что это некрасиво?

Я изумленно оборачиваюсь на нее. Закусив губу от сосредоточенности, она высматривает что-то в ране, вздыхает, нервно поправляя волосы свободной рукой. Потом ободряюще улыбается-скалится мне.

— Тебе повезло, пуля неглубоко, — бормочет она.

Буквально чувствуя, как пинцет раздвигает ткани, я пытаюсь терпеть боль и не дергаться. Хватка у нее стальная, это точно…

Я слышу странное звяканье металла о металл, и на какой-то момент почти отрубаюсь. Как же больно — лучше бы меня там в переулке завалили… Горло уже болело от крика, я мог только хрипеть.

— Все! — объявляет она, бряцая чем-то. — Пулю на память хочешь?..

Обессилено вздохнув, я слабо мотаю головой. Дергаюсь снова — это она от души ливанула мне перекиси на рану. Слыша шипение, я торопливо отворачиваюсь.

Если честно, мне уже все равно, что ей нужно, пусть делает со мной что хочет, только пусть даст отдохнуть… Как мне хотелось спать, просто описать невозможно, я чувствовал, как горят веки от желания закрыть глаза…

— Не спи, — советует она. — Давай в душ, на тебя смотреть страшно…

Наверное, у меня очень жалкий и усталый вид, потому что она вздыхает, осторожно гладя меня по волосам. Руки, только что державшие меня так уверенно, заметно дрожат.

— Можешь звать меня Джен, кстати, — говорит она.

Это мне послышалось, да? Но я оборачиваюсь к ней и понимаю, что говорила она совершенно серьезно.

Этого не может быть. Я сошел с ума. Может быть, я сейчас валяюсь без сознания в темном переулке, и мне все это видится в кошмаре. Не могла же она просто явиться после стольких лет…

Она чувствует, как я подбираюсь, тихо смеется:

— А, так он тебе рассказал. Ну да, может, это к лучшему.

Господи, почему меня не пристрелили.