Нет ничего более надоедливого, чем тиканье часов в тишине. Сквозь витрину я задумчиво рассматриваю ночной город, сверкающий огнями, и случайных прохожих. Пора бы уже домой, наверное, но я почему-то сижу на работе.
Очень хочется курить, но я лениво листаю страницы какой-то случайной книги. Перечитываю один и тот же абзац, не вникая в его суть, снова и снова под аккомпанемент движения стрелки. На столе валяется телефон, на который я постоянно смотрю. Совершенно бессмысленное занятие: звук включен, так что если он зазвонит, я точно замечу.
— Позвони ему, не мучайся, — советует Сэнди.
— Не притворяйся Линдой, не еби мне мозг, — ворчу я.
И снова одни и те же строчки, повторяются и повторяются. Я понятия, блять, не имею, о чем эта книга.
Меня спасают звон колокольчика и постоянная покупательница, старушка — божий одуванчик, которой я автоматически киваю и невнятно бормочу какое-то приветствие.
Сэнди в книжном выглядит как минимум не на своем месте. Осматривается по сторонам, с интересом разглядывает разноцветные корешки. Словно бы собирается взять одну из книг, но никак не может на это решиться. Принимая деньги от пожилой дамы, покупающей стопку французских романов, я краем глаза за ней слежу. Громогласно постукивая каблуками по кафельному полу, Сэнди мелькает между стеллажами.
— Ради чего ты тут работаешь? — спрашивает она, когда покупательница уходит. — На деньги Эшей ты мог бы спокойно жить, а сам?..
— Может, мне скучно, — пожимаю плечами я. — Надо же чем-то заниматься, а то и крышей поехать недолго.
Сэнди по-кошачьи фыркает. Наверное, ей кажется, что я уже давно того. Не буду спорить…
Она смотрит, поправляя встрепанные рыжие волосы, нервно дергает ворот моей рубашки. В ее шмотках выйти на улицу я бы все равно не позволил, а колготки в сеточку несколько смущают посетителей.
Да-да, мне самому интересно, с чего это я ей помогаю.
— Погоди, ты чего это все деньги себе гребешь? — вдруг заинтересовывается Сэнди, наблюдая, как я деловито убираю большую часть пачки в карман. — И откуда так много? Если я ничего не пропустила, книжки стоят гораздо меньше.
— Книжки стоят меньше, жизнь — больше, — любезно подсказываю я, наблюдая, как меняется ее лицо. Смотрю на часы с обреченностью: — Так, давай-ка домой. Там кот голодный…
— Он меня сожрет, честно тебе говорю, — боязливо признается Сэнди.
— Ну тогда не протягивай руки, не гладь котика. Сама доберешься? Мне надо еще кое с кем поболтать.
Вцепляясь в сумку, она торопливо кивает. Где-то там у нее припрятан револьвер — по крайней мере, я надеюсь, на это ей ума хватило. Да и идти тут недалеко — эта непутевая пока обитает у меня.
Так что, думаю, ничего с ней не случится, а я пойду людям помогать. Ну, или вредить — тут смотря с какой стороны взглянуть. Невесело усмехаясь сам себе, я встал, потянувшись до хруста костей, небрежно забросил книгу на прилавок.
— Позвони брату, — настойчиво советует Сэнди, кричит мне вслед: — Эй, Мэттью Эш, ты меня слышишь?
Я с грохотом закрываю за собой дверь, окунаясь в душную ночь. Даже понимая, что она вряд ли кинется следом, я на всякий случай ускоряю шаг, ныряя в ближайший переулок. Так передвигаться по городу гораздо легче, чем по оживленным главным улицам, как по мне. И людей меньше, и быстрее.
Закуривая на ходу, я снова рассматриваю мобильник. Вероятно, если я ему не позвоню, это молчание продлиться вечно. Упрямство — семейная черта. С досадой отрубив телефон, я едва сдерживаюсь от желания зашвырнуть его куда подальше.
Ладно, ладно, я понял, что я эгоистичный ублюдок, осталось самое сложное: сформулировать это вслух. До того…
В просвете между домами на миг мелькает тень, я останавливаюсь, чувствуя знакомый озноб. Призрак. Просто отлично. Прищурившись, я могу различить женскую фигуру — какая-то худая девушка, она застывает напротив, глядя на меня в ответ, и молчит. Обычно призраки звучат тихим шепотом, эта же стоит в гробовой тишине.
Возможно, поэтому, насторожившись и готовясь к тому, что мертвая девица может кинуться ко мне, я различаю шорох шагов у себя за спиной. Успеваю обернуться — какой-то парень в черном, удивление на роже различимо и в тусклом свете. Кажется, что-то у него идет не по плану.
Сигарета падает куда-то под ноги, рывком я уклоняюсь от удара — и искренне надеюсь, что у него нет пистолета… Если есть, то скоро все закончится — и совсем не так, как мне хочется. Совсем… Пролетая мимо меня, он не врезается в стену, как я наделся, а весьма скоро координируется и бросается на меня снова.
Несколько тяжелых ударов по голове — и в ушах уже звенит. Слабо пытаясь отбиться от него, я отступаю. Давно не дрался — да и раньше, если честно, не умел, выезжал на том, что чаще всего был быстрее противника. Тут не получается — парень отчаянный, но не злой — лицо перекошено скорее от сосредоточенности, чем от ярости.
— Давай разберемся, — предлагаю я, задыхаясь. — Ты говоришь, какого тебе надо, и никто никого не убивает. Ладно?
Мне почему-то кажется, что это как-то связано с Сэнди. Или с теми типами, которые про меня спрашивали… Из-за этих размышлений я ненадолго застываю, так и не воспользовавшись данным мне временем.
Молчаливо и страшно он кидается на меня, отшвырнув в сторону — об стену. Вскрикнув от боли в затылке, я пытаюсь вспомнить, не видел ли где раньше этого типа, но в голову ничего не приходит. Человек, так сосредоточенно пытающийся меня удушить, явно не просто так нападает.
Если меня убьют из религиозных убеждений, будет весьма обидно.
Меня почти тянет рассмеяться, но вот пережатое горло мешает.
Слабым ударом в живот так и не получается его сбросить. Ладно, я не хотел, но… В глазах стремительно темнеет, но мне почему-то кажется, что он не хочет меня убить — иначе нашпиговал бы уже пулями и все. Этот пытается вырубить…
Нашарив на поясе нож, когда-то подаренный Даном, я с размаху всаживаю его ему в живот. Чувствую тепло его крови, стекающей по рукояти, — бедный парень жалко и почти обиженно вскрикивает, отпуская мое горло.
— Я ж предлагал разобраться, — устало говорю я.
Неожиданно громко звучит выстрел — тело нападавшего вздрагивает; пуля впивается ему в спину, он крупно вздрагивает, заплевывая меня кровью — отлично, мать вашу! С раздраженным рыком отшвырнув его, я кидаюсь из переулка.
Вовремя — еще несколько выстрелов, оставляющих в стенах выбоины. Попал бы точно — я не сомневаюсь в своем невезении. Прислонившись спиной к стене, выжидаю, до боли в ушах вслушиваясь в молчание. Нож дрожит в руке, липко капает кровь на асфальт…
Я торопливо пытаюсь понять, что происходит и как выпутаться из этого. Их двое? Трое? Больше?.. И как же, черт возьми, болит голова… Кровь капает из носа, я пошатываюсь, рассматривая красные потеки на ладони. Вытирая лицо, я уже не могу разобрать, где моя, а где того парня.
От брезгливости меня потряхивает — или от непосредственной близости убийцы.
Бежать? Ну нет, этот сукин сын меня слегка разозлил…
Дождавшись, пока человек с пистолетом приблизится, я резко перехватываю его руку, направляя ствол в сторону. Удар под дых, и он, взмахнув руками, роняет револьвер крупного калибра. Ликующий крик сам собой вырывается из горла.
Я к тому времени почти забываю о перепачканном в крови ноже, который я держу обратным хватом, пока не ловлю себя на том, что он впивается в горло лежащему подо мной человеку.
Раскроив ему глотку, я почти падаю рядом, когда вдруг дергаюсь с криком. Ощущения — будто машина сбила, плечо охватывает страшная боль. Все-таки трое… Помутневшим от боли взглядом я различаю человека в паре метров от меня.
Нашаренный револьвер я почти считаю чудом господним. Чудом господним, семь пуль из которого отправляются точно в грудь тому, кто в меня стрелял. Нажимаю еще раз, и слышу сухой щелчок.
Собственно, и стрелять уже не в кого. Я один в окружении трех трупов. Еще бьет дрожь, слышу бешеный стук собственного сердца, но дышать получается уже спокойнее. Может быть, это от потери крови…
— Чудесно… — хриплю я сам себе. Убирая нож в чехол, с трудом попадаю в него с первого раза.
Подняться получается с трудом. Опираясь на стену, я касаюсь плеча. Больно, черт его побери… Края раны сквозь рваную рубашку я могу почувствовать, но пытаться самому что-то сделать с засевшей в теле пулей — не самая, должно быть, трезвая идея.
Стиснув зубы и уткнувшись лбом в стену, я теряю счет времени. Только ноет плечо, словно объятое огнем. Оставаться здесь в любом случае нельзя.
Остается надеяться, я смогу добраться до дома.