Когда кот, эта наглая рыжая морда, оставившая меня без ужина, запрыгивает к Сэнди на колени, радостно урча, я чувствую себя практически преданным. Когда он вешается на Дана, притаскивающего ему — и мне — что-нибудь вкусное, еще куда ни шло, но эта девица, свойски расположившаяся на моей кухне, должна была получить когтями по ногам в тонких сетчатых колготках. Или хотя бы болезненный укус в лодыжку.

Да, было бы не плохо.

Я наклоняюсь над Сэнди; в темноте плохо видны ее глаза, но отлично заметна ссадина на щеке. Стекающая в уголок рта засохшая кровь. Стесанная кожа, словно от удара по скуле — кастетом или дешевым бижутерным кольцом с громадным стеклянным камнем.

Ватка противно пахнет медицинским спиртом, проезжается по лицу Сэнди, стирая чешуйки крови. Она тихо скулит, вздрагивает, пытаясь отстраниться. Острая шпилька ее туфли проезжается по полу с отвратительным скрипом.

— Будешь дергаться — шарахну башкой об стол, — ласково сообщаю я и улыбаюсь в темноте.

Сэнди кто-то разбил нос — когда она начинает хлюпать им и остервенело пытаться вытереться, на тыльной стороне ладони остаются темные разводы. Кот мягкими лапами ловит ее руку, проходится по ней шершавым языком, не прекращая мурлыкать.

Маленький мурчащий демон. Сэнди прижимает его к себе, как плюшевую игрушку, и я могу спокойно заняться ее царапинами.

— Почему мы не включили свет? — спрашивает она почему-то шепотом.

— Видеть тебя не могу.

Я не знаю, почему у меня вырубили электричество. Возможно, я забыл за него заплатить, а Дан, вечно напоминавший об этом, куда-то пропал. Возможно, проводка сгорела. Возможно, один шерстяной гаденыш что-то перегрыз и не подавился.

Ладно, если бы мне поджарило кота, я бы расстроился. Слегка.

Сэнди тихо всхлипывает, когда я протираю спиртом глубокие царапины на ее лице и шее. Когда я вытаскиваю из морозилки что-то холодное и говорю приложить к локтю, она не хочет знать, что это, она тихо умоляет не включать свет. Сразу бы так.

Просто для справки: эта тупица до сих пор жива только лишь потому, что я с ней вожусь. Что я терпеливо оттираю кровь с ее мордашки, перемазанной в поплывшей от слез косметике. Что устало вздыхаю, но лезу к ее тупоголовым конкуренткам, надеясь получить прядь волос.

Надо ли говорить, что несчастные случаи у нас чрезвычайно часты?..

— Мэтт, прости, я такая глупая… — всхлипывает Сэнди, утыкаясь мне в плечо. — Я тупая корова, ты правильно говоришь… Ты говорил не ходить, а яааа…

Громкий безудержный вой — ладно уж, валяй. Возможно, стоило обнять ее и сказать, что все не так плохо и, конечно же, образуется со временем, но мы оба взрослые люди. Поэтому я просто жду, пока Сэнди наплачется — чтобы отвлечься от ее рева, я вслушиваюсь в шорох липкого июньского дождя за приоткрытым .

Небо ревет так же, как и Сэнди. Бедная глупая Сэнди, которой едва не выцарапали глаза какие-то две девицы из новеньких.

— Уходи с этой работы, я заманался спасать твою задницу.

— Куда? — бормочет она. — Кому я нужна? Я ничего не умею. У меня диплом с отличием, а я ничего, блять, не умею.

Я не знаю.

Она так и сидит, вжавшись в мое плечо, тихонько хлюпая носом. Кот, презрительно мявкнув, выдирается из ее рук и исчезает в темноте коридора — не хочет принимать участия в этой мелодраме.

От Сэнди пахнет спиртом, кровью и какими-то цветочными духами.

— Меня недавно на кладбище чуть не взорвали, — невпопад сообщаю я. — С этих самых пор мой брат откинулся в жесткий депресняк, родичи затихли и грызуться между собой, компания отца разваливается. А мне что-то настолько хреново, что нет сил даже выяснить, что происходит.

— Сказать тебе, сколько человек трахало меня сегодня ночью? — хмыкает Сэнди.

— Ла-адно, ты выиграла.

Я пью таблетки, запивая отцовским виски — отставляю полупустую бутылку на подоконник, на самый край.

— Тебя искали какие-то парни, — говорит Сэнди. — Странные типы. Вроде как с религией связаны — ну, я так подумала. Они что-то говорили… про твою магию. Проклятия.

— У тебя-то они что забыли? «Желаете жарить грешниц, святой отец?» — кривляюсь я.

Хотя на самом деле это ни капли не весело. Это странно — вроде бы, я слышал что-то об этих типах, не думал только, что они доберутся до меня… и уж тем более не до Сэнди. Я с сожалением рассматриваю ее силуэт, насколько могу. Необычайно ярко представляю ее мертвое тело.

— Мэтт? — зовет она меня. Должно быть, смотрю слишком долго.

— Если они придут снова, лучше сразу беги. Не открывай дверь. Тебя нет дома, — почему-то неожиданно строго инструктирую я. — А еще, знаешь…

Удивительно, что иногда можно обнаружить в моей квартире, но где искать револьвер, я знаю прекрасно. Слыша, как я прокручиваю барабан, Сэнди испуганно вскрикивает.

— Элементарная задачка, — говорю я. — Заряжен один патрон из восьми. Какова вероятность сдохнуть?

— Сто двадцать пять тысячных, — после заминки говорит Сэнди.

— Умница.

Я всегда списывал у нее.

— Держи револьвер, — вздыхаю я. — Учти, отрываю почти от сердца. Явятся еще эти веселые ребятки — стреляй прямо в них.

— Я н-не умею, — заикается Сэнди, когда я втискиваю оружие ей в руки.

— Бутылку видишь? — расчетливо спрашиваю я, направляя ее. — Взводишь курок, жмешь на спусковой крючок. Поняла?

Пуля врезается прямо в надпись «Дом Пепла», и мы едва успеваем увернуться от брызжущих осколков.