Когда прошло первое потрясение после ареста Лорина решила, что лучшее, что она может сделать - подчиниться правилам, установленным на острове. Или - сделать вид. А пока - осмотреться, оценить обстановку и потом придумать, как поступить. В конце концов, в романе который она так любила, провинившимся картам вообще рубили головы, а она всего-то угодила за решетку, подумаешь! От своих знакомых по злодейскому ремеслу она узнала, что первое правило тех, кто заправляет в подобных местах – не давать заключённым ни малейшего шанса. Правда всех их Додсон считала неудачниками, а себя – очень везучей и изобретательной.

В конце концов, она аж два раза попадала в следственный изолятор и оба раза выходила сухой из воды.

В первый раз её арестовали за нарушение общественного спокойствия, во второй – за превышение скорости и непристойное поведение в публичном месте. В прошлый раз, когда она оказалась в грязной общей камере с десятком других женщин – сплошь проституток, воровок и попрошаек, ей пришлось выкручиваться самостоятельно. И она сама со всем справилась, без чьей либо помощи. Она позвонила всего один раз, и в участок сразу же примчался ее личный адвокат. Разумеется, тогда в её распоряжении были деньги – кстати, весьма солидные. А при деньгах свобода вполне достижима. Здесь, на Райкере у неё были лишь ее собственные ум, сообразительность и сексуальность. Но с другой стороны тогда, при первом аресте её больше всего волновало, чтобы дело не получило широкой огласки. А сейчас ей нужно было лишь выбраться из тюрьмы. О ней могли написать хоть во всех газетах – ей было плевать.

Когда ее доставили в тюрьму, Лорина была в полном замешательстве и почти на грани истерики. Эти допросы и игры в «плохого» и «хорошего» копов окончательно ее вымотали. Она битых два часа просидела со скованными руками, пока тряский полицейский микроавтобус, дребезжа своими внутренностями, вез ее через весь город на остров. Она пыталась успокоиться, взять себя в руки, но всё казалось таким нереальным, все в мире как будто ускорилось, он стал опасно размытым и смазанным, сама она как будто застыла на месте, а мир нёсся мимо с такой бешеной скоростью, что восприятие уже не удерживало целостной картины.

Когда паром пришвартовался и ее вывели на пристань, Додсон даже не оглянулась. Она просидела в душной камере почти две недели. Теперь ей представилась редкая возможность вдохнуть воздух без примесей пота, запаха скверного кофе и сигаретного дыма. Долго наслаждаться ей не позволили – почти сразу же ее вместе с другими заключенными – мужчинами и женщинами, провели через высокие ворота.

Некоторые охранники в открытую пялились на нее. Заключенные, которых они встречали в коридорах, отпускали грубые комментарии и сальные шутки, сопровождая реплики различными жестами. Лорине не было известно значение большей части выражений, но общий смысл она уловила. Демонстрировать чувства, которые она испытывала при этом, было бесполезно. Открытая конфронтация могла спровоцировать тюремные власти на применение грубой силы, а этого Лорина не желала. У нее еще оставались кое-какие деньги, дожидающиеся своего часа на номерных счетах в европейских банках. Если добраться до них, она могла бы купить с потрохами какую-нибудь шишку от юстиции, обеспечить себе поддержку в лице какого-нибудь адвокатишки вроде того, что был при ней раньше. Семьи у Лорины не было, ее супруг давно лежал на кладбище, близких друзей она не имела. Стоило бы подумать о защите, причем как можно быстрее. Но тюрьма угнетала ее, думать не хотелось. Подавленная, она покорно сняла свой откровенный и вместе с тем – наивный наряд и облачилась в негнущуюся оранжевую униформу райкерской тюрьмы. Безразличная вспышка фотоаппарата, фас, профиль и новый номер в базе данных.

- Привет. – Раздалось от двери.

Женщина в оранжевой униформе, с собранными на затылке золотисто-рыжими вьющимися волосами рассматривала жалкую обстановку камеры. Красивое, породистое лицо. Большие голубые глаза, слегка вздернутый нос, надутые капризные губы.

Октавиус пожал плечами и вернулся к рисованию.

Женщина заглянула через плечо.

- Витрувианский Человек, Леонардо Да Винчи. Хорошая копия. А почему он в маске?

Отто, который ушел в размышления и не заметил, как пририсовал изображению голову Человека-паука, остановился.

- Я Лорина. Лорина Додсон. – Она улыбнулась жалкой улыбкой. - Белый Кролик. Королева Преступлений и погрома.

- Доктор Отто Октавиус. – Отто не любил прозвище, которым в свое время - гораздо раньше, чем это сделали газеты и Человек-паук, его наградили собственные лаборанты.

- Доктор Осьминог! Меня уже просветили насчет вас. Сказали, что не будете лапать и все такое… Мне-то без разницы, я могу за себя постоять.

Она прошла к его топчану и разложила поверх покрывала принесенные с собой предметы – полотенце и рулон туалетной бумаги. Когда она сняла оранжевую куртку, Отто увидел на ее плечах парные татуировки - справа алое сердечко и трефа, слева – пик и бубна.

Женщина была молодой – на вид ей еще не исполнилось тридцати, но держалась вызывающе, как будто уже была знакома с Райкером. Однако Вернон говорил, что Белый Кролик на острове впервые.

Сняв куртку, под которой оказалась белая футболка, Лорина уселась на топчан, поджав ноги. На ней были белые носки и мягкие парусиновые мокасины на резиновой подошве. Она сунула руку в карман просторных оранжевых штанов и вытащила как вначале показалось Отто, пачку сигарет. Но потом он понял, что это всего лишь колода карт. Коротко хмыкнув, он вернулся к своему занятию, предоставив Додсон самостоятельно осваиваться на новой территории.

Что она и сделала, с любопытством оглядывая камеру и ее обитателя. Лорина ни разу не видела Доктора Осьминога так близко. И он показался ей весьма заурядным. Единственным выбивающимся из общего впечатления штрихом были стильные черные очки, что же до остального – обыкновенный мужчина за сорок, каких тысячи на улицах. Такого и не запомнишь, столкнувшись плечами в толпе. Но что-то подсказывало Лорине, что с толпами этот человек проблем не имел. Как и она сама. Хотя ее внешность в отличие от него, вызывала реакцию у окружающих. Грим, костюм и в особенности – ее зонтик всегда обращали на себя взгляды зевак. На свободе Додсон использовала контактные линзы, что бы сделать глаза розовыми или красными. Она белила лицо пудрой и гримом, рисовала на щеках длинные усы - до ушей, а на ногтях - сердечки и крохотных кроликов. Сейчас в заключении ее ногти были коротко острижены и женщина тяжело вздохнула, рассматривая их. Придется на время забыть о хорошем маникюре. Как и о том, что бы нормально помыться, в настоящей ванне с пеной и гидромассажем.

Отто продолжал рисование до тех пор, пока не сообразил, что тишина стала подозрительной. Он поднял взгляд и увидел что его новая соседка разложила пасьянс на одеяле. Додсон в свою очередь вопросительно посмотрела на него, затем перевела взгляд выше и, наконец, заметила…

- Ба, да здесь есть книги!

Колода полетела на одеяло. Лорина вскочила и протянула руку к первому справа томику в мягкой обложке.

- Нейро… Нейрохимический… Нейрохимический процесс.

Отто едва удержался, чтоб не вырвать свою монографию из рук этой девчонки. Годом ранее ему пришлось подкупить Гердеса, своего адвоката, что бы тот захватил книгу с собой. «Реакции плавления» - более тонкая и менее заметная среди других томиков, пока не подверглась атаке жадных пальцев и широко распахнутых глаз. Через минуту Додсон уселась обратно, сконфуженно глядя на него. Книга лежала у нее на коленях.

- Я узнала все буквы, но слова, в которые они сложились, для меня не понятны. Я увидела твое имя на обложке. Это ты написал?

Отто очень хотелось ответить резкостью. Вместо этого, он промолчал и лишь сильнее надавил на фломастер.

- Нейроны! Я помню, да… - После недолгих раздумий Лорина поставила книгу обратно. – Я все помню, хотя и не училась в школе с другими детьми. Меня учила мисс… Мисс… Черт, их было очень много. Не то что бы я была плохой ученицей, или…

Она прервала тираду на полуслове и сделала изящный пируэт. Окружающая обстановка ее ничуть не смущала. Некоторое время женщина разглядывала покрывающее стену лоскутное панно из газетных обрывков.

- А я думала, здесь будут зарубки. Ну, знаешь, календарь. Много-много черточек, зачеркнутых вот так… - Она провела пальцем горизонтальную линию. – И еще, и еще… По триста шестьдесят пять черточек за год… Раньше мне нравилось зачеркивать клеточки на календаре. Еще мне нравится танцевать. Мне нравится ходить по магазинам…

Все то время, пока Лорина прохаживалась по его камере, Отто чувствовал себя героем романа Виктора Гюго «Отверженные», чердак которого посетила Эпонина Тенардье. И так же как Мариус, он сравнивал женщину, бродящую по его камере с призраком.

Додсон была бледной, отчасти из-за плохо смытой с лица молочно-белой пудры, с большими прозрачными сумасшедшими глазами и бледными губами. Шагая, она вела пальцами по шершавой стене, потом – по толстому закаленному стеклу, корешкам книг стоящих на столе, и наконец – ее протянутая рука наткнулась на плечо Октавиуса. Додсон остановилась, смотря прямо перед собой, продолжая перечислять, кажется, свои увлечения, и, кажется практически без пауз.

- Я люблю смотреть, как по улицам катятся раскрашенные платформы, я люблю дождь, но и жару тоже люблю, когда можно загорать в бикини. Или топлесс – она хихикнула. – Иногда мне нравится думать, что люди это такая болезнь и если закрыть глаза то они исчезнут, что ты их выдумал, и они все фантазия, как будто понарошку. Но я почти не верю в это. Просто нравится думать что это так…

Десять минут спустя, когда доктор практически достиг точки кипения, в камеру вошел охранник.

- К тебе посетитель, Октавиус.

Лорина заинтересованно следила за тем, как Отто собирает фломастеры и складывает листы в стопку. Она решила про себя, что ознакомится с творчеством ученого позже. Додсон опять уселась, поджав ноги, и принялась тасовать колоду, напевая под нос.